Всадник на бледном коне

отрывок из повести

Глава III

Оберзальцберг: подземный мир, «Документацион» и многое другое
 
Начиная с 1943 года военное руководство Оберзальцберга стало задумываться о защите первых лиц государства от возможных авианалётов. К тому времени почти все немецкие города постоянно находились под угрозой бомбёжки американскими и английскими военно-воздушными силами. Люди в городах (в большинстве своём – мирное население) тысячами гибли под бомбами. В это время под Оберзальцбергом осуществляется сверхсекретный план строительства сети бункеров.
Как пишет Эрнст Ханиш в книге «Оберзальцберг», изданной берхтесгаденским благотворительным обществом в 1995 году, «господа горы должны были стать господами в горе».
Руководили работами немецкие инженеры, а строили рабочие из Чехии и Италии. Это была сложная и технологически уникальная система бункеров, соединённых между собой ходами и штольнями. Для осуществления этого проекта были разработаны и применены уникальные по тем временам системы канализации, отопления, вентиляции и электроснабжения. Общая длина штолен составила около 2800 метров. В некоторых источниках указываются другие данные – от 5 до 6 км. Такая разница в оценках возникла ввиду того, что работы по сооружению бункеров велись до самого конца войны – известно месторасположение штреков, где выполнены лишь проходческие работы. Ко всему прочему, исследование подземных сооружений было затруднено и тем, что после войны точной схемы найдено не было, а их сегодняшнее состояние не позволяет провести обследование – доступ к большинству закрыт.
Система бункеров состояла из 80 соединённых между собой помещений разного назначения: рабочих кабинетов, апартаментов, жилых блоков, машинных отсеков, складов с огромными запасами вин, шнапса, шоколада. В личных бункерах Гитлера, Бормана и Геринга находилось такое количество разнообразной провизии, что их запасов хватило бы, как минимум, на 200 лет осады (рядом с бункером Адольфа Гитлера были построены даже вольеры для его собак!). Подземные коридоры были запроектированы таким образом, что в конце каждого из них, за глухими бетонными стенами с бойницами, находились пулемётные гнёзда. Массивные двери позволяли выдержать ударную волну от взрыва фугаса, а их герметичность предусматривала возможность газовой атаки. Служба безопасности, отвечавшая за охрану бункеров, применяла тройную систему проверок. Каждый человек при входе тщательно обыскивался. Имперские министры, гаулейтеры и обергруппенфюреры СС не избегали этой процедуры.23
Вокруг Оберзальцберга части СС выстроили зенитную оборону. Только в Россфельде на постах было расположено 500 человек. Было создано спецподразделение дымовой защиты «Nebel» («Туман»), квартировавшее в отеле Тuerken. 

Закономерен вопрос: почему союзники не разбомбили Оберзальцберг раньше, чем они это сделали в самом конце войны? Американцы и англичане по-разному отвечают на этот вопрос, но всё сводится к одному: то не было достоверных данных о времени пребывания Гитлера в Оберзальцберге, то погода была нелётной. С этим нельзя не согласиться: факты пребывания фюрера в Оберзальцберге во время войны тщательно скрывались. Кроме того, союзники хотели заполучить Гитлера живым – погибший в бою он был им не нужен, так как сразу же получил бы ореол мученика, а этого допустить было нельзя. Какое-то время немцы действительно вводили союзников в заблуждение, разработав план «Альпийская крепость», предполагавший создание цепи укрепрайонов от Берхтесгадена до границы с Италией. Оберзальцберг был ключевым пунктом этой фикции, и союзники всерьёз опасались, что Гитлер в конце войны будет руководить «последним сражением» из Оберзальцберга, тем более что, в марте-апреле 1945 года он и в самом деле обдумывал возможное отступление на Оберзальцберг.
Разные источники по-разному толкуют события последних дней войны в оберзальцбергских бункерах: одни пишут, что в день бомбёжки в Оберзальцберге находились только гражданские лица, другие – что в тот момент там находился Герман Геринг с семьёй (чему я в дальнейших своих поисках нашёл неопровержимое доказательство – Ю.Б.).
В «Берхтесгаденском вестнике» от 30 апреля 1945 года были опубликованы данные о количестве погибших во время налёта – 31человек. Ими были те люди, что не успели укрыться. Для того, чтобы представить себе, как были устроены бункеры, обратимся к описанию одного из них, сделанных Йозефом Гайсом в своей книге «Оберзальцберг». Её автор во время войны был привлечён к управлению объединением строительных предприятий, поэтому в силу своего положения он был хорошо осведомлён о том, что происходило в Оберзальцберге:
«Прямая лестница ведёт настолько далеко от входа, пока свод не окажется на глубине 30-35 метров от поверхности. Затем появляется контрфорс для сдерживания воздушной волны от взрывов бомб. Позади него – тамбур газоубежища, из которого идут ходы в разных направлениях. По обеим сторонам ходов находились пещеры. Под большинством проходов шёл подземный туннель, в котором размещались все технические коммуникации: вентиляция, вода, кабель, канализация, калориферное отопление. В контрфорсы были встроены долговременные огневые точки. Скала была отчасти прочной и надёжной. Но прямой туннель Гитлера оказался очень неустойчив из-за каменной породы, пронизанной глиняными жилами. Так что каждый открытый участок голой стены пришлось укреплять сваями из прочного дерева, а потом произвести деревянную отделку, которая спряталась под слоем бетона. Укрепление тоннелей было очень тщательно продумано. На отвесной скале появилась обшивка стен толщиной от 30 до 60 см, покрытая цементной штукатуркой, которая служила основой для гидроизоляции, собранной оригинальным способом из кровельного картона или искусственного резинового провода. Перед этой изоляцией находилась ещё одна стена толщиной 25 см. Через дренажный лоток в бетонном покрытии собиралась канализационная вода и выводилась наружу. Входы защищали железные двери. Геринг был единственным на Оберзальцберге, раньше всех соорудивший под домом собственную систему подземных туннелей. Первые бомбоубежища были предусмотрены для Гитлера, Евы Браун, адъютантов и высоких гостей. Обширная система тоннелей находилась в распоряжении Бормана и его семьи».
И ещё один отрывок из этой же книги:
«Сначала взялись за строительство тоннелей Бергхофа. Определённый участок должен был быть готов к 24.12.1943. Ожидался приезд Гитлера. Но начала строительства всё время откладывалось из-за шаткого пола. Все имеющиеся в наличии вспомогательные средства были использованы. В неслыханной спешке удалось уложиться в срок. На каждом метре стоял строитель, который сводил плиты. У него под ногами ползали на четвереньках подсобные рабочие, которые заливали строительный раствор и укладывали камни. В вынужденной тесноте работали столяры, изолировщики, электрики, связисты и слесари-сантехники. Таким образом, через восемь недель были установлены 130-метровые входы в штольни с прилегающими подземными хранилищами. Их стены были покрыты сначала смесью бетона вплоть до полированного паркетного пола, а затем обшиты досками и меблировкой. Исходя из художественно-эстетических соображений, архитекторы использовали мрамор, породы ценных деревьев, дорогие ковры, гардеробы, кондиционеры и т.д. Изначально были спроектированы простые бомбоубежища. Однако потом появились другие потребности. Например, службе безопасности потребовалось установить пулемёты. Борман хотел проложить центральную ставку ещё глубже. Геринг требовал, чтобы его штольню соединили с бункерами. Когда они были готовы, Борман отказался объединить свой участок с рейхсмаршалом. Таким образом, между двумя штольнями осталось расстояние в десять метров. Потом обнаружилось, что установлено недостаточно вентиляции и кондиционеров. Переделывать – значит начинать всё заново. Когда всё было готово, вспомнили, что забыли сделать кладовку. Снова пришлось разрушать. Затем приехали разные управдомы. Им тоже нужны были чуланы. Собаководу нужно было помещение для овчарки Гитлера. Поэтому долго обдумывали, не повредит ли газ собачьей шерсти, не построить ли вентиляционную циркуляцию или просто обойтись фильтрами. Компетентные связисты не хотели больше пользоваться кабелем с поперечным сечением, нужно было все обновлять. Ева Браун не хотела обходиться без ванны. Повара требовали укомплектованные кухни. Для картин, пластинок, и библиотек тоже должны были оборудовать помещения. Борман получил столовую, оснащённую системой противовоздушной обороны. В заключение, незадолго до завершения строительства штольни, командный зенитный пост потребовал свой бункер. Также было установлено необходимое устройство запасного электропитания».24

Ещё существовали бункеры в Бухенхёе (Buchenhoehe) и велось строительство в Гутсхофе (Gutshof), сельскохозяйственном поместье Бормана. Он не был удовлетворён выделенными ему бомбоубежищами и конфисковал для себя ряд помещений в бункерах зенитного укрепления. Там он поставил тесный ряд шкафов, заполненных серебряными светильниками и посудой, украшениями, горами текстиля. Там же находились продукты питания: жиры, сахар, мука, консервы. Паркетный пол в его бункере был покрыт толстыми коврами, стены облицованы первоклассным деревом, двери и косяки сияли лаком. В кухнях стояли комбинированные печи, прачечные и ванные комнаты были добротно оборудованы. Телефонная система была рассчитана на 800 соединений. В кабинетах обстановка была выполнена из твердых пород дерева; там находились письменные столы солидных размеров, передвижные шкафы на колёсиках и кресла, обитые кожей. Массивные стальные сейфы были встроены прямо в скалу. Жилые, спальные и детские комнаты не отличались от жилья на поверхности. Строители из рабочего лагеря довольствовались подземными укрытиями суммарной площадью 385 кв.м. Даже в наполовину готовых бункерах можно было вплотную разместить более 1000 человек.25
Строительные и проходческие работы под землёй велись вплоть до мая 1945 года и прекратились лишь с приходом американских войск. Они велись даже в ущерб выполнению приоритетных военных программ, о чём вспоминает Альберт Шпеер:
«Гитлер сам 1 сентября 1939 г. торжественно заявил в рейхстаге, что нет таких лишений, которые он не был бы готов разделить лично. И в самом деле, теперь (совещание с высшим руководством Германии проходило в 1942 году. Тема совещания – сохранение приоритета выполнения военных программ над всем остальным) он согласился с замораживанием всех, опекаемых им строек, даже в Оберзальцберге. На это распоряжение я сослался через две недели после вступления в должность (имеется ввиду должность рейхсминистра вооружений и военной промышленности) в своем выступлении перед самой трудной аудиторией, перед гауляйтерами и рейхсляйтерами: «Недопустимо, чтобы на наши сегодняшние решения оказывали влияние наши замыслы будущих мирных работ. У меня имеется указание фюрера докладывать ему о всех подобных, безответственных помехах, чинимых нашей промышленности вооружений». Это была неприкрытая угроза, которую я, маневрируя, чуть смягчил признанием, что до начала последней зимы каждый из нас лелеял свои особые желания. Но нынешнее военное положение требует приостановки всех излишних строительных работ в гау. Наш долг подать хороший пример и в тех случаях, когда экономия рабочей силы и материалов была бы и незначительной. У меня была полная уверенность в том, что, несмотря на монотонность, с которой я зачитывал текст, каждый из присутствующих последует моему призыву. И все же после выступления меня окружило много гауляйтеров и крайсляйтеров, старавшихся получить в виде исключения разрешение на какие-то строительные объекты. Первым среди них был сам рейхсляйтер Борман, успевший заручиться у подверженного колебаниям Гитлера распоряжением противоположного содержания. Рабочие на объектах в Оберзальцберге, которым к тому же требовались автотранспорт, стройматериалы и горючее, и в самом деле, остались там до конца войны, хотя через три недели после совещания я настоял на новом приказе Гитлера о консервации этой стройки.26
Фашистское руководство до конца верило в то, что даже после поражения предстоит многолетняя борьба, и они готовились осуществлять руководство войной из-под земли.

В конце войны американское командование располагало сведениями о том, что руководство фашистской Германии уже находится в Берхтесгадене. В то время, когда Советские войска, в надежде захватить нацистскую верхушку, рвались в Берлине к зданию Рейхсканцелярии, американцы спешили захватить Оберзальцберг.
Вот что пишет известный американский журналист Уильям Ширер: «Пока англо-канадские армии фельдмаршала Монтгомери форсировали в последнюю неделю марта Нижний Рейн, ...американские 9-я армия генерала Симпсона и 1-я армия генерала Ходжеса быстро охватывали Рур. ...Отсюда они устремились к Эльбе, к самому сердце у Германии. Открылась дорога на Берлин, поскольку в промежутке между этими двумя армиями и немецкой столицей, находилось всего несколько беспорядочно разбросанных, дезорганизованных немецких дивизий. ...Американцы находились всего в 60 километрах от Берлина. Цель Эйзенхауэра теперь состояла в том, чтобы расколоть Германию надвое, соединившись с русскими на Эльбе, между Магдебургом и Дрезденом. Несмотря на резкую критику со стороны Черчилля и английского военного руководства за то, что не взяли Берлин раньше русских, хотя легко могли это сделать, Эйзенхауэр и его штаб работали как одержимые над решением неотложной задачи. Теперь, после соединения с русскими, необходимо было двинуться на юго-восток, чтобы овладеть так называемой «национальной крепостью», где в труднопроходимых Альпийских горах Южной Баварии и Западной Австрии Гитлер собирал на последнем рубеже обороны оставшиеся силы.27
«Национальная крепость» была миражом. Её никогда не существовало, кроме как в пропагандистских тирадах д-ра Геббельса и в головах сверхосторожных штабистов Эйзенхауэра, которые клюнули на эту удочку. 11 марта разведка штаба верховного командования союзных экспедиционных сил предупредила Эйзенхауэра, что нацисты планируют создать в горах неприступную крепость и что Гитлер будет лично руководить её обороной из своего убежища в Берхтесгадене. «Здесь – утверждала разведывательная сводка, – под прикрытием естественных оборонительных препятствий, усиленных самым эффективным секретным оружием из когда-либо созданного человеком, уцелевшие силы, которые до сих пор руководили Германией, положат начало её возрождению; здесь на заводах, расположенных в бомбоубежищах, будет изготовляться оружие; здесь, в обширных подземных нишах будет храниться продовольствие и снаряжение, а специально сформированный корпус из молодых людей будет обучаться ведению партизанской войны, с тем, чтобы целая подпольная армия могла быть подготовлена и направлена на освобождение Германии от оккупировавших её сил». По сообщениям разведки, покрытые льдом горные утёсы были практически непроходимы. Только после войны, как написал в своих мемуарах генерал Омар Брэдли, «мы поняли, что эта крепость существовала в воображении нескольких фанатичных нацистов. Она превратилась в такое пугало, что я просто поражаюсь, как мы могли столь наивно поверить в её существование. Но пока оно существовало, легенда о крепости была слишком зловещей угрозой, чтобы ею пренебрегать, и в результате в последние недели войны мы не могли не учитывать её в своих оперативных планах».28
Всё это ещё раз демонстрирует ловкость д-ра Геббельса, изменившего при помощи пропагандистской уловки ход военных операций союзников в конце войны. Не будь этой «утки», Берлин в конце марта – начале апреля 1945 года был бы захвачен американскими войсками.
Даже те, кто в это время находился рядом с Гитлером, считали, что 20 апреля, когда ему исполнится 56 лет, он покинет осаждённый Берлин, чтобы из легендарной горной твердыни Фридриха Барбароссы руководить последней битвой за рейх. Большинство министерств к тому времени действительно покинуло Берлин и перебралось в Берхтесгаден. Десятью днями раньше Гитлер отправил туда же большую часть своей прислуги, чтобы она могла приготовить «Бергхоф» к его приезду. Однако судьба распорядилась иначе, и он уже никогда не увидит полюбившийся ему Оберзальцберг. А вот Герман Геринг, действительно, в эти дни оказался в Оберзальцберге. Произошло это так: 20 апреля очередной день рождения Гитлер встретил в своём бункере, на глубине 15 метров под зданием рейхсканцелярии. В этот день поздравить его приехали старые товарищи: Геринг, Гиммлер, Геббельс, Рибентроп, Борман, Дёниц, Кейтель, Йодль и Кребс. На совещании, прошедшем после церемонии поздравления, все наперебой стали уговаривать Гитлера покинуть Берлин и двинуться на юг Германии. Все прекрасно понимали, что через пару дней русские перережут последние пути отхода из города. Гитлер колебался. Он не сказал им ни «да», ни «нет». По-видимому, он и тогда ещё не мог представить, что русские, чьи армии (по его словам, сказанным несколько лет назад), «полностью уничтожены», вот-вот захватят столицу рейха. В качестве уступки генералам Гитлер согласился сформировать два отдельных командования – на тот случай, если американцы и русские соединятся на Эльбе. Адмирал Дёниц должен был возглавить северное командование, а Кессельринг – южное.
В этот же день началось массовое бегство из Берлина. Два самых верных и проверенных сподвижника – Геринг и Гмммлер, – оказались в числе тех, кто покинул фюрера. Далее события развивались следующим образом: 22 апреля у Гитлера в 3 часа состоялось ещё одно совещание. Гитлер потребовал доклада о действиях «армий, спешащих на выручку осаждённому Берлину». К тому времени эти армии существовали лишь в воспалённом мозгу Гитлера, но он требовал от офицеров своего штаба точных сведений об их дислокации. Ни у кого из генералов сведений об этом не имелось, а те новости, что случайно становились известными в отрезанной от мира ставке были столь неутешительны, что с Гитлером случился нервный припадок: «Это конец! – пронзительно завизжал он. – Все меня покинули. Кругом измена, ложь, продажность, трусость. Всё кончено. Прекрасно. Я остаюсь в Берлине. Я лично возьму на себя руководство обороной столицы третьего рейха. Остальные могут убираться куда хотят. Здесь я и встречу свой конец».29
Присутствующие наперебой уговаривали фюрера покинуть Берлин, но он остался непреклонен. Позже он занялся своими бумагами и приказал всё сжечь. В 18.15 участник совещания, офицер связи от люфтваффе генерал Кристиан, позвонил генералу Коллеру, начальнику штаба ВВС, и прерывающимся голосом сообщил: «Здесь происходят исторические события, решающие исход войны. Фюрер сломлен!»
Трудно было разобрать что-то ещё, кроме того, что фюрер решил встретить свой конец в осаждённом Берлине и сжигает бумаги. Начальник штаба люфтваффе, несмотря на сильную бомбёжку, отправился в ставку. Йодля он нашёл в Крампнице, расположенном между Берлином и Потсдамом, где лишившееся фюрера верховное командование организовало свою временную ставку. Тот рассказал ему всё, что произошло на совещании, от начала и до конца, а потом сообщил по секрету, что однажды фюрер сказал Йодлю и Кейтелю: «Когда дело доходит до переговоров о мире, то Геринг для этого подходит более, чем я. У Геринга это получается намного лучше, он умеет гораздо быстрее поладить с другой стороной». Коллер понял это как сигнал к действию и решил вылететь к Герингу. Если Герингу, которого фюрер ещё несколько лет назад назначил своим приемником, предстоит вступить в переговоры о мире, как предлагает Гитлер, следовательно, нельзя терять ни минуты. Йодль с этим согласился и Коллер ночью 23 апреля вылетел на истребителе в Мюнхен, чтобы оттуда попасть в Берхтесгаден. Уже днём он был у Геринга в его Оберзальцбергском имении. Приняв известие, Геринг, несмотря на давние мечты об абсолютной власти, проявил большую осмотрительность. Он не хотел стать жертвой своего смертельного врага – Мартина Бормана.  Геринг послал за Гансом Ламмерсом (Dr.Lammers), статс-секретарём рейхсканцелярии, который в это время находился в Берхтесгадене, чтобы получить у него юридическую консультацию. Декрет фюрера от 29 июня 1941 года определял всё чётко: в случае смерти его преемником становится Геринг. В случае временной нетрудоспособности Гитлера Геринг становится его заместителем. Все согласились с тем, что Гитлер остался погибать в Берлине, лишённый возможности осуществлять военное и политическое руководство Германией, поэтому долг Геринга – взять власть в свои руки. Тем не менее, рейхсмаршал очень тщательно отнёсся к составлению текста телеграммы, которую должны были передать фюреру – он хотел быть твёрдо уверен в том, что Гитлер согласен передать ему власть. Текст телеграммы Геринга фюреру широко известен, как известно и то, в какую ярость эта телеграмма привела Адольфа Гитлера. Продержав ее некоторое время у себя, Борман, этот мастер интриги, наконец-то дождавшийся своего часа, принес ее фюреру, представив как «ультиматум», как изменническую попытку узурпировать власть.
Вот что пишет по этому поводу Уильям Ширер:
«Гитлер пришел в неописуемую ярость и в очень сильных выражениях отозвался о Геринге. Он сказал: для него не новость, что Геринг опустился, погряз в разврате и стал наркоманом».30
Это заявление чрезвычайно потрясло присутствовавшего при этом Шпеера, удивившегося тому, что Гитлер мог так долго использовать на столь высоком посту подобного человека. Шпеера также озадачило, что, придя в себя, Гитлер добавил: «хорошо, пусть Геринг вступает в переговоры о капитуляции. В конце концов, не имеет значения, кто этим займется». Но, такой настрой длился у Гитлера всего несколько мгновений. Прежде чем закончился разговор, он с подсказки Бормана продиктовал телеграмму, обвинявшую Геринга в совершении «государственной измены», наказанием за которую может быть только смерть, но, учитывая его долгую службу на благо нацистской партии и государства, жизнь ему может быть сохранена, если он немедленно уйдет со всех постов. Ему было предложено ответить односложно – да или нет. Однако подхалиму Борману и этого оказалось мало. Он направил в штаб СС в Берхтесгадене радиограмму, приказав немедленно арестовать Геринга за государственную измену.

Существует интересный документ – протокол допроса начальника личной охраны Адольфа Гитлера, генерала СС Ганса Раттенхубера, в конце войны попавшего в советский плен. Вот что он показал на допросе:
«21 апреля Берлин покинул Геринг, выехавший сначала в Каринхал, а затем – в Берхтесгаден. В этот же день фельдмаршал Кейтель и генерал-полковник Йодль также выехали из Берлина для того, чтобы принять командование армейскими группами, которые должны были быть направлены на помощь берлинскому гарнизону. 23 апреля от Геринга поступила радиограмма о том, что согласно речи Гитлера от 1 сентября 1939 года, в которой Гитлер назначил его своим преемником, он принимает на себя руководство государством, так как Гитлер, находясь в окруженном Берлине, не в состоянии что-либо предпринять.
Когда Гитлер прочитал радиограмму Геринга, все его лицо перекосилось. Он был смертельно удручен и только лишь, овладев собою, буквально выкрикнул: «Герман Геринг изменил мне и родине. Покинул в самый тяжелый момент меня и родину. Он трус. Вопреки моему приказанию, он сбежал в Берхтесгаден и установил связь с врагом, предъявив мне наглый ультиматум, что если я до 9 часов 30 минут не телеграфирую ему ответ, то он будет считать мое решение положительным».
Гитлер приказал Борману немедленно арестовать Геринга и держать его под стражей до тех пор, пока тот под предлогом болезни не согласится уйти в отставку. Гитлер лишил его всех званий и отстранил от всех постов. Борман передал это приказание моему заместителю Хегелю, который отдал соответствующее распоряжение по радио начальнику личной охраны Геринга. Спустя несколько часов поступила радиограмма о том, что Геринг из-за «сердечных заболеваний» просит принять его отставку».31
На следующий день, еще до рассвета, второй по положению человек в Третьем рейхе, самый наглый и богатый из нацистских бонз, единственный рейхсмаршал в немецкой истории, главнокомандующий ВВС, был арестован по обвинению в государственной измене. Это произошло 24 апреля 1945 года – ровно за сутки до налёта авиации союзников на Оберзальцберг.
Эмми Геринг описывает эти события следующим образом (даётся в сокращении – Ю.Б.):
«21 апреля 1945 г., в субботу, Геринг из Берлина вернулся в Оберзальцберг по распоряжению самого Гитлера, который и сам намеревался отправиться следом туда же. Вернулся в свой дом, к своей семье. На вопрос Эмми: «Он все ещё надеется?», Геринг только пожал плечами и пробормотал что-то про армию Венка и её попытку отбить русских от Берлина. 22 апреля, в воскресенье, Геринг вечером сообщил, что рано утром 23-го, он должен отправиться в Линц (Австрия) и вернется домой в тот же день поздно вечером или же во вторник утром.  Однако 23 апреля, в понедельник, Геринг вошел утром в спальню жены, и по выражению его лица она поняла, что произошло что-то решающее. Геринг сообщил, что он получил радиограмму от начальника штаба люфтваффе генерала Коллера, который просил Геринга никуда не уезжать, так как генерал прилетит сегодня самолетом и привезет важные сообщения из Берлина. И, действительно, вскоре Коллер прибыл в Оберзальцберг и доложил, что, на последнем совещании в ставке, Гитлер признался, наконец, что война проиграна. На вопрос генералов, что они теперь должны предпринять, он ответил: «Обратитесь к рейхсмаршалу, чтобы он переговорил с врагами, он это умеет лучше, чем я».
На что генерал Коллер задал вопрос, может ли он сообщить об этом рейхсмаршалу. Адольф Гитлер ответил утвердительно, однако не дал никаких доверенностей».32
Далее Эмма Геринг вспоминает, что Геринг послал в Берхтесгаден за доктором Ламмерсом – «замечательным юристом и безупречным служащим руководящей верхушки Рейха». Ламмерс прибыл незамедлительно. На вопрос Геринга: осталось ли завещание Гитлера в том же виде, в каком он получил его, или же были внесены какие-либо изменения (в связи с тем, что в последние два года отношения между Гитлером и Герингом были натянутыми), Ламмерс ответил, что завещание не изменялось.
Эмма Геринг:
«Мой муж ни при каких обстоятельствах не хотел теперь предпринимать какой-либо шаг без письменного приказа, поэтому он послал Гитлеру следующую радиограмму: «Мой фюрер! Вы согласны, чтобы я, в связи с Вашим решением остаться в крепости в Берлине, согласно Вашему Указу от 29 июня 1941, немедленно, как Ваш заместитель, перенял общее руководство Рейхом с полной свободой действий как внутри, так и вовне Рейха? Если до 22-х часов не последует никакого ответа, я буду полагать, что Вы лишены свободы действий, приму Ваш Указ, как указание, и буду действовать во благо народа и отечества. Что я испытываю к Вам в эти тяжелейшие часы моей жизни, Вы знаете, и словами я это выразить не могу. Храни Вас Бог и дай Вам, несмотря ни на что, как можно скорее прибыть сюда. Верный Вам Генрих Геринг». 33
Министр Ламмерс посоветовал Герингу убрать из радиограммы поставленный срок для ответа и действовать немедленно. Но, Геринг на это не пошел, пояснив Ламмерсу, что «радиосвязь с Берлином может быть нарушена в любую минуту, и что без указания в радиограмме времени для ответа, передача предстоящего решения Адольфа Гитлера может стать весьма затруднительной». По получению благоприятного для себя ответа Геринг намеревался незамедлительно связаться с Черчиллем, Эйзенхауэром и Труменом.
Около пяти часов пополудни штандартенфюрер Франк принес Герингу ответ Адольфа Гитлера: «Приказ от 29.6.1941 моим особым распоряжением утратил силу. Свобода моих действий не подлежит сомнению. Я запрещаю любую акцию в указанном Вами направлении. Адольф Гитлер».34
Через несколько часов в комнату, где Геринг находился с женой, вбежал адъютант, и доложил, что снаружи находится наряд СС, который прибыл арестовать рейхсмаршала. Геринг не поверил, посчитав это недоразумением. Он прошёл в кабинет, где и был в следующий момент арестован. Это помещение на неопределенное время стало камерой его предварительного заключения – у дверей постоянно находился охранник. Эмми было запрещено общаться с мужем, но ужинал и обедал Геринг под присмотром охраны СС в семейной столовой вместе со всеми. Поздним вечером того же дня «технический инспектор» (так в тексте Эммы Геринг – Ю.Б.) наедине с Эмми изложил свой план: ночью он отправится на машине в полк люфтваффе и приведет офицеров и солдат на помощь.  Опасаясь принять самостоятельное решение, Эмми уговорила охранника на пару минут пустить её к мужу. Выслушав, Геринг отклонил предложение. Он все ещё не верил в то, что приказ о его аресте отдал сам фюрер. «Ты действительно могла хоть на мгновение поверить в то, что   это мог быть Адольф Гитлер, приказавший арестовать меня? Меня, человека, который 23 года был ему верным в любой ситуации? Поверь мне, я предполагаю, кто дал приказ об аресте!»35 
25 апреля, среда: около 7 часов утра (так в тексте Эмми Геринг – Ю.Б. На самом деле авианалёт произошёл позже) раздался пронзительный сигнал воздушной тревоги. Буквально тут же ухнула первая бомба. В подземный бункер семью Геринг охранники СС не пустили. Ему предложили вместе с женой, дочерью и гувернанткой укрыться в подвале их же дома.   

...Бомбы падали густо, но только одна из них попала в пристройку дома Герингов. После первого налета офицер СС разрешил семье перейти в бункер. И тут же начался второй налет, который продолжался около 20 минут. Выйдя после налёта из бункера, Эмми Геринг остановилась поражённая увиденным: Оберзальцберг лежал в руинах, будто перепаханный огромными плугами. В этот же день штандартенфюрер Франк передал Герингу содержание радиограммы, пришедшей от Гитлера. Фюрер сообщал, что, учитывая большие заслуги рейхсмаршала, он не выносит ему смертного приговора, но лишает всех званий, заслуг и регалий и исключает из партии за предательство.
Геринг долго сидел молча, будто в летаргии, и время от времени, вновь и вновь, перечитывал радиограмму. На следующий день он вызвал доктора Поста и попросил его отправить Гитлеру радиограмму: если Адольф Гитлер считает его предателем, то пусть он его расстреляет, но даст свободу семье и служившим ей людям. Эмми Геринг просила Поста повременить с отправкой радиограммы, но доктор Пост не мог не подчиниться приказу. Тогда Эмми попросила добавить в радиограмму от её имени напоминание Гитлеру о том, как в день её свадьбы он сказал ей, что  в трудную минуту она может обратиться к нему напрямую, и он всегда будет готов ей помочь: «если Гитлер считает, что мой муж   его предал, то пусть он расстреляет и Эдду, и меня».
Через пару часов пришёл ответ, в котором Гитлер сообщал, что расстрелу подлежат все домочадцы и служащие семьи Геринг – «...как предатели высшей категории», – на что Геринг отреагировал так: «Я не сделал ничего предосудительного, только спросил фюрера, считает ли он ещё действительными предпосылки, означенные в Указе от 29.6.1941. Потому что в таком случае, если он будет ограничен в исполнении своих функций, хотя бы временно, я уполномочен этим Указом заместить фюрера. Сообщение генерала Коллера о коллапсе как раз и было законным основанием для моего запроса. Но я думаю, что персональный референт рейхсляйтера Мартина Бормана, доктор Мюллер (M;ller) передал и фразу, которую я вычеркнул из текста радиограммы фюреру от 23-го апреля. Она была следующей: «Я немедленно попытаюсь вступить в переговоры с западными державами и заключить соглашение о перемирии». Я предполагаю, что радиограмма шла через аппарат Бормана, и вычеркнутая мной фраза, которую Гитлер мог неправильно воспринять, была передана ему специально. Но даже тогда ни при каких условиях Гитлер не может обвинить меня в государственной измене».
Франк выслушал Геринга и сообщил ему конец радиограммы: «...расстрелу не подлежат денщик Геринга Роберт, медсестра семьи и горничная Эмми Эльза. Остальные будут расстреляны тогда, когда падет Берлин».36
После бомбардировки Оберзальцберга Геринг со всеми домочадцами остался в бомбоубежище. В один из вечеров штандартенфюрер Франк сказал, что его семья будет переведена в австрийский Лунгау, в замок «Маутендорф» (С 1939 по 1945 год замок принадлежал лично Герману Герингу. Это был подарок вдовы фон Эпштейна – последний был крёстным отцом Геринга. Геринг профинансировал строительство водопровода и за это был избран почётным гражданином города. Бургомистр Маутерндорфа Вольфганг Эдер считал лишение Геринга почётного гражданства бессмысленным, так как после смерти Геринг так или иначе его потерял – Ю.Б.), что и было сделано 28 апреля, а адъютанты Геринга, секретарша Эмми и другие служащие были отправлены в зальцбургскую тюрьму. До 8-го мая все оставались в «Маутендорфе», но ещё до этой даты случилось следующее.
30-го апреля сестра Эмми сообщила ей, что рано утром она вместе с Розвитой (племянница Эмми) обнаружила подземный ход, который вывел их прямо на деревенскую улицу. Эсэсовцы наверняка не знали о существовании этого хода, и его никто не охранял.  Незамеченными они дошли до ярмарочной площади Маутендорфа. На улице им случайно встретился оберлейтенант люфтваффе, которому они рассказали, что произошло с рейхсмаршалом и его семьей. Офицер не поверил, но дошел с ними до входа в подземелье. Женщины вернулись в замок и попросили Эмми выйти к офицеру и подтвердить рассказанное. Эмми немедленно согласилась. У выхода из подземелья их ждали уже двое – оберлейтенант и гауптман. После долгих расспросов они тем же ходом последовали за женщинами. Встретив в замке эсэсовцев Хальмана и Краузе, они убедили их ни при каких обстоятельствах не приводить расстрельный приговор в исполнение, «иначе несколько тысяч солдат люфтвафе, которые находятся неподалеку, немедленно атакуют замок». Охрана была вынуждена подчиниться, хотя офицеры люфтваффе сильно рисковали: никаких авиационных подразделений поблизости не было вообще.
1 мая, вторник. Вечером этого дня по радио сообщили о смерти Гитлера. Геринг был морально раздавлен тем, что теперь он уже никогда не сможет быть оправдан, не сможет сказать Гитлеру в лицо, что тот допустил несправедливость, и что Геринг до конца оставался ему верным.
7 мая, понедельник. Геринг поручил адъютантам передать через американский командный пункт письмо к Эйзенхауэру, в котором он просил о переговорах. Своим сотрудникам он говорил так: «Мы заключаем перемирие с западными державами, поворачиваем весь Западный фронт и выкидываем русских… Я не преувеличу, если скажу, что являюсь единственным человеком, с которым союзники будут вести переговоры».
Вскоре один из адьютантов вернулся с предложением американцев: все должны ехать в Брук на Цель-ам-Зее, где будет ждать встречающий Геринга генерал.
8 мая, вторник. Все выехали из «Маутендорфа». В это время из деревеньки Брук навстречу Герингу отправился генерал Старк, (скорее всего, американец немецкого происхождения, как и Эйзенхауэр, и многие другие американцы). При нем был переводчик, переводивший каждое слово, несмотря на то, что Геринг блестяще владел английским – в той ситуации каждое сказанное слово могло оказаться важным. Генерал Старк поставил Геринга в известность о том, что он говорил с Эйзенхауэром по телефону и сообщил тому о письме. Эйзенхауэр, со слов Старка, согласился завтра же принять Геринга и дал слово чести, что фельдмаршалу будет обеспечен безопасный проезд к месту переговоров и обратно. И ещё одно передал Старк: пока не станет известно, находится ли в жилом состоянии принадлежавший Герингу замок «Вельденштейн», семья должна временно разместиться в Фишгорне. Семейство Геринга поселили в Бруке, на втором этаже замка «Фишгорн» – замок принадлежал семье Гильдемайстер, жившей в Перу. Во время Второй Мировой  войны замок, по письменному договору с его управляющим, был занят нацистами, и в период с 1944 по 1945 г.г., в нем находился опорный пункт войск СС и филиал  концлагеря Дахау (это место примечательно ещё и тем, что туда были свезены музейные ценности и антиквариат, награбленный нацистами. Даже Адольф Гитлер в самом конце войны перевез в замок часть своей Оберзальцбергской художественной коллекции).37
На первом и третьем этажах размещались американские солдаты и офицеры 7-й армии США. Вечером того же дня генерал Старк пригласил Геринга на ужин. В то время, когда Эмми готовила Эдду ко сну, и по привычке решила опустить затемнение на окнах, вошел улыбающийся солдат и сказал, что этого уже не требуется: война закончилась!
9 мая, среда. Геринг позавтракал вместе со Старком. В предчувствии хорошего исхода переговоров он попрощался с женой и, в сопровождении генерала, отправился на встречу с Эйзенхауэром. Назад он уже не вернулся.

В Берхтесгаден в конце войны сбежало большинство партийной и военной верхушки рейха. Теперь здесь решалась судьба всего края. В эти дни два человека противостояли друг другу: гауляйтер и ярый нацист Штределе, призывавший бороться до конца, и начальник окружной администрации Теодор Якоб – уравновешенный человек и дальновидный политик, который хотел спасти от гибели людей и сохранить город от разрушения. В свои последние дни нацистский режим был особенно опасен, и Якоб сильно рисковал. В конце концов 4 мая он распечатал листовки, в которых сообщал о капитуляции города и просил жителей сохранять спокойствие и благоразумие. Заручившись согласием инженера Гретлайна, который руководил работой предприятий Оберзальцберга и штандартенфюрера Франка, он поехал навстречу американцам – в Халльтурм, – где и состоялась передача округа оккупационным властям. К тому времени в Оберзальцберге уже никого не осталось – штандартенфюрер Франк распустил солдат по домам. То же самое сделал и фольксштурм.
У меня нет однозначных данных о том, кто занял Оберзальцберг первым: одни исследователи пишут, что сначала туда вошли французы, другие – что это были американцы. Как бы там ни было, но в этот день война для многих немцев закончилась. Лишь небольшая часть эсэсовцев во главе с Штределе какое-то время ещё скрывалась в окрестных горах. Как и везде в Германии, падение власти нацистов в Берхтесгадене характеризовалось волной самоубийств убеждённых национал-социалистов, убийствами солдат оккупационных войск, волнами насилия над гражданскими лицами и длительными грабежами, в которых принимали участие не только американцы и французы, но и местные жители.38                  
Мародёрство стало процветать ещё до вступления союзных войск в Оберзальцберг – тащили всё, что можно было унести. В первую очередь пострадали подземные бункеры и «Кельштайнхаус», затем дошла очередь и до разбомбленных поместий Гитлера, Геринга, Бормана и Шпеера. Брать особенно было нечего: после авианалёта и пожаров на месте некогда фешенебельных вилл остались только почерневшие стены, но время наступало суровое, поэтому крали всё, вплоть до облицовочной плитки со стен душевых и ванных комнат! В эти дни из тайников, оборудованных нацистами, американцы вывозили картины, иконы, золото и серебро, а в среде тех немцев, что «держали нос по ветру», объявилось невиданное доселе количество «антифашистов».

                ***
...65 лет спустя после описанных событий я стою перед отелем «Zum Tuerken». Дощатая пристройка, прилепившаяся к стене отеля, похожа скорее на веранду сельского дома где-нибудь в российской глубинке, чем на вход в подземелье. Сразу за дверью – тесный тамбур со стальной «вертушкой». Сбоку, в дощатой перегородке, проделано окошко – за ним обычно восседает фрау Шарфенберг, продающая посетителям буклеты и открытки с видами Оберзальцберга. За вертушкой – вход в преисподнюю: винтовая лестница уходит вглубь колодца, выложенного красным кирпичом. Снизу тянет могильной сыростью. Бетонные ступени, истёртые сотнями тысяч ног, покрыты влагой – вода сочится сквозь стены, оставляя на них длинные белые языки потёков.
Считаю ступени: их ровно сорок (примерно шесть метров вниз). Наклонно вниз уходит лента коридора. Справа, во всю длину коридора, устроен канал, по которому отводится грунтовая вода. Канал перекрыт бетонными плитами, но, в полной тишине подземелья, отчётливо слышен шум текущей воды. Такие каналы будут и дальше встречаться во всех штольнях: не знаю, каким образом устроена система водоотвода, но она работает и по сей день и, что самое удивительное, на тридцатиметровой глубине до сегодняшнего дня исправно работает туалет!
Метров через десять-пятнадцать коридор перегорожен бетонной стеной с бойницами: две – для пулемётов, третья – для корректировщика огня. Это ДОТ (долговременная огневая точка). Бойницы имеют ребристую внутреннюю поверхность – эффективная защита от пуль противника. Даже прямое попадание в бойницу изменяет траекторию полёта пули, попавшую в одно из бетонных рёбер. Издали кажется, что здесь конец пути, но, дойдя до стены ДОТа, оказываешься перед поворотом коридора под углом в девяносто градусов. Это похоже на устройство лабиринта.
...Низкий сводчатый потолок – до него в этой части штолен метра два – два с половиной. Кое-где стены покрыты зеленовато-бурым налётом плесени, кое-где потолок закопчен. В таких местах видны нацарапанные чем-то острым надписи на английском: американские солдаты оставили память о посещении бункеров. Вдоль стен тянутся проржавевшие стальные шины и торчат анкеры – на них когда-то висели кабели связи. Под потолком, с интервалом в 20-30 метров, – цепочка плафонов, тусклым светом освещающих коридор.
Через пару минут оказываюсь у лестницы, ведущей куда-то вниз, где теплится тусклый огонёк. Снова считаю ступени: 35 до промежуточной площадки, потом ещё 27. Лестница заканчивается небольшой площадкой, а, сразу за ней, коридор вновь перегорожен стеной ДОТа. И снова, как и прежде, коридор под углом 90 градусов поворачивает вправо. Не пройдя по этому отрезку и двадцати шагов, вновь натыкаюсь на ДОТ: теперь я окончательно убеждаюсь – взять приступом эти подземелья было сложно!
Очередной поворот и, я попадаю в довольно просторный зал. Здесь несколько выходов: слева туннель ведёт к запасному выходу, о чём свидетельствует надпись на стене; правый – к агрегатам вентиляции (попасть в бывшее машинное отделение можно, воспользовавшись узкой лестницей, ведущей на нижний ярус). Здесь же один из проёмов в стене забран крупной металлической решёткой: за ней находился бокс для овчарок Адольфа Гитлера. Есть ещё один туннель, берущий начало из зала. Уже через десять шагов он заканчивается очередной огневой точкой и, это уже тупик! Приходится вернуться, и начать обследование этой части подземелья сначала. Теперь спускаюсь на нижний ярус подземелья. Это машинное отделение. Оборудование давно демонтировано, но в тех местах, где стояли дизель-генераторы и установки по очистке воздуха, остались массивные бетонные фундаменты. Обрезки толстенных труб торчат из стены и опять, опять влага: она сочится здесь отовсюду. Выхожу из машинного отделения, в очередной раз сворачиваю за угол и, неожиданно, оказываюсь в тесном помещении. Окинув его взглядом, понимаю, что оказался внутри ДОТа!
Попробую описать, как это сооружение выглядит изнутри: его размеры примерно 2х2м. В одной из стен, на разной высоте, устроены три бойницы; перед одной из них, на полу, лежит стальная плита, к которой крепилась опора станкового пулемёта. В нижнюю часть бойниц забетонированы стальные полозья для крепления пулемётов. Изнутри бойницы закрывались стальными ставнями толщиной 5-6 см.
...Снова лабиринт. За очередным поворотом – «картина маслом»: в бетонной стене – круглое отверстие размером с футбольный мяч. Это результат прямого попадания снаряда, выпущенного из базуки по амбразуре ДОТа. Я не поленился найти вход в этот ДОТ: внутри картинка «ещё та»! После попадания снаряда, с внутренней стороны ДОТа, образовалось отверстие примерно метр в диаметре, из которого торчат аккуратно согнутые, оплавленные куски арматуры в два пальца толщиной! Союзники, занявшие Оберзальцберг, считали, что в бункерах скрываются эсэсовцы. Перед броском вперёд они обстреливали ДОТы из базук, а коридоры забрасывали гранатами – об этом свидетельствуют стены, испещрённые следами от попадания пуль и осколков.
...Очередной тупик. Коридор в этом месте заложен кирпичом, лишь под самым потолком оставлены два вентиляционных отверстия. Надпись чёрной краской: «За этой стеной находятся помещения Гитлера, Евы Браун и доктора Мореля, а также вход в дом Гитлера. Опасно – доступа нет».
В этом месте следует рассказать о том, как был устроен бункер Гитлера. Вилла «Бергхоф» была построена на крутом склоне и, с дворовой стороны, вплотную примыкала к мощной подпорной стене. В ней был устроен вход в бункер. Я уже писал о том, что большая часть бункеров в Оберзальцберге была соединена между собой системой горизонтальных штолен. Не был исключением и бункер фюрера: он соединялся пятидесятиметровым коридором с бункером отеля «Zum Tuerken», в котором размещался штаб его личной охраны. После подрыва в 1952-м году развалин «Бергхофа», вход в бункер был засыпан обломками стен, а соединительная штольня со стороны отеля замурована. Именно в этом месте я и оказался, исследуя подземелья отеля «Zum Tuerken». Здесь же, слева от перегороженной части туннеля, находятся двери бункера личной охраны Гитлера. Заглядываю вовнутрь: на стенах и потолке оспа выбоин – их оставили осколки американских гранат. Попробую описать, что представлял из себя этот бункер. Представьте себе пятнадцатиметровый туннель диаметром около четырех метров, разделённый стеной, образующей два одинаковых сегмента. В левой части – одна за другой, несколько комнат, выполненных в виде ниш. По оставшейся облицовке можно предположить, что здесь находились туалеты и душ. В правом сегменте – прихожая и гардероб. Оканчивался этот «трамвайчик» спальным помещением, попасть в которое можно было из ванно-туалетного отсека, или из прихожей. Примерно так же были устроены и другие помещения в бункерах Оберзальцберга.
Удивляет состояние полов – тёмно-коричневая плитка выглядит так, будто она уложена лишь вчера! Уже ничто не напоминает о былой роскоши бункеров. Лишь кое-где можно увидеть чудом уцелевшую дверную коробку, выполненную из полированного дуба.
...Тем же путём возвращаюсь назад. По пути нахожу ещё один коридор, который раньше соединял бункеры отеля с бункером Мартина Бормана. Воспользовавшись им, можно было попасть в казармы СС, в киноархив и к Модельному дому.  К сожалению, и этот коридор вскоре заканчивается глухой стеной – уже много лет большинство подземелий в Оберзальцберге недоступны. Всё же, я исследую штольню, ведущую непосредственно к отелю. В этой части туннеля была оборудована небольшая внутренняя тюрьма, которую устроила RSD.
Я уже писал о том, что благодаря строгой дисциплине, порядок в городке был железный, и во временном заключении в камерах тюрьмы побывало лишь несколько человек. Это были подгулявшие строительные рабочие, работавшие на объектах Оберзальцберга. По всему видно, что на «врагов рейха» камеры рассчитаны не были. Стены камер закопчены, на одной из них надпись, свидетельствующая о том, что во время авианалёта 25 апреля 1945 года в камерах тюрьмы случился пожар.

...Через час с небольшим выбираюсь наверх и, с наслаждением, вдыхаю морозный воздух. Вокруг тихо, как на кладбище. Никого! На вершине горы, нависшей над Оберзальцбергом, едва различим «Кельштайнхаус». Дорогу на вершину горы Кельштайн засыпало двухметровыми сугробами. Из одного из них торчит крыша блокпоста войск СС. Его массивный куб сложен из метровых блоков Унтербергского мрамора. Зимой в Оберзальцберге нет туристов. Снежные лавины и камнепады делают дорогу к «Кельштайнхаусу» опасной, и главная достопримечательность Оберзальцберга, приносящая немалую часть денежных поступлений в казну Берхтесгаденского Благотворительного Общества, которому Бавария передала право эксплуатации этого сооружения, пустует.
...Из Оберзальцберга в Берхтесгаден ведет горный серпантин. Ночью в горах выпал снег, и теперь, когда дорогу расчистили, она блестит мокрым асфальтом, упакованным в белоснежную обёртку заснеженных склонов. Там, где когда-то стоял дом Геринга, построили фешенебельный отель «Интерконтиненталь» и, если смотреть с вершины Кельштайна, то он похож на подкову, прибитую «на счастье», в самом узком месте Берхтесгаденской долины. У самого въезда во двор отеля «Zum Tuerken» чудом сохранилась караульная будка, а напротив, до половины засыпанная снегом, стальная дверь выхода из подземного бункера Мартина Бормана. Попасть в него невозможно – он закрыт.
…Мимо, чуть сбавив скорость, проезжают один за другим два фургона. Водители с удивлением разглядывают человека, увешанного фотоаппаратурой: в это время года такое в этих местах – большая редкость!
Спустившись чуть ниже, пытаюсь сойти на обочину. В этом месте едва заметная просека уходит к тому месту, где когда-то находилась вилла Гитлера. Делаю попытку сойти с дороги, и тут же почти по пояс проваливаюсь в сугроб: зима в горах – дело нешуточное! С сожалением поглядывая на склон, поросший молодым буковым лесом, пытаюсь в памяти восстановить фотографию, недавно увиденную в Интернете: на зелёном склоне горы раскинула крылья белоснежная вилла, чем-то напоминающая парящего в небе орла. А где-то рядом, под слоем снега таится пень, дающий сегодня жизнь молодому кустарнику – он был когда-то «Липой Бормана».
...Однажды Адольф Гитлер пожаловался Борману на то, что яркое солнце мешает ему общаться с народом. Исполнительный Борман, воспользовавшийся очередной отлучкой шефа, устроил всё наилучшим способом: вернувшийся через сутки Гитлер с удивлением обнаружил растущую неподалёку липу. Оказалось, что накануне Борман привёз и посадил уже взрослое дерево! Во время авианалёта липа сильно пострадала – на её стволе практически не осталось веток. Но, уже через год, дерево вновь зазеленело, а ещё через несколько лет оно полностью восстановило свою прежнюю красу. «Липа Бормана» пережила и подрыв остатков «Бергхофа» в 1952 году. По свидетельству очевидца, в 1967 году оно было ещё живо. И, всё-таки, дерево стало кому-то мешать: в конце концов оно было спилено, но каждый раз, после очередной кастрации, на месте старой липы вырастает молодая поросль, которую снова и снова срезают.
Мне показалось, что судьба этого дерева символична: сколько бы гроз не проносилось над землёй, какие бы мерзавцы не правили ею, природа всё равно будет брать своё и, каждый раз, жизнь будет пускать новые ростки.   
…Настойчиво топчу снег, пытаясь подняться по пологому склону туда, где прошлым летом снимал то, что осталось от виллы «Бергхоф». До цели осталось каких-то сорок метров, но подойти ближе невозможно: снег! Значит, мне предстоит ещё одна поездка в Оберзальцберг – уже весной, когда снег сойдет.

...Неподалёку от «Zum Tuerken», на вершине холма Hoher Goell, в коричневые времена находился ещё один интересный объект – бывшая партийная гостиница, где останавливались нацистские бонзы и генералы вермахта, приезжавшие на приём к Гитлеру. Борман оборудовал в ней свою канцелярию. Сегодня от прежнего здания остался лишь цокольный этаж (закопченные руины верхних этажей были снесены в 1995 году), на котором позднее был возведен музей-экспозиция Института современной истории (Dokumentation Obersalzberg). Экспозиция музея посвящённая Оберзальцбергу и истории диктатуры национал-социализма. Открытая 20 октября 1999 года, она привлекает посетителей подлинными документами, проливающими свет на суть и методы деятельности национал-социалистов. «Документальный Оберзальцберг» является единственной в мире постоянной экспозицией, затрагивающей все ключевые проблемы эпохи национал-социализма. Поражает воображение количество подлинных документов и экспонатов, выставленных для обозрения – их более 950: фотографии, документы, плакаты, фильмы и звукозаписи, часть из которых только здесь впервые стали доступными для общественности. Вот перечень выставочных разделов:
-Оберзальцберг;
-Миф о фюрере и его культ;
-Действующие лица режима;
-«Единый немецкий народ»;
-Механизм террора и уничтожения;
-«Расовая политика», преследование евреев, геноцид;
-Сопротивление и эмиграция;
-Внешняя политика Гитлера;
-Вторая Мировая война;
-Бункер.
Побродив среди стендов и фотовитрин, задерживаюсь у одной из них. Фото, сделанное Герхардом Гронефельдом, высокого качества: видна каждая деталь трагедии, разыгравшейся 60 лет назад. На снимке – момент казни заложников на городском кладбище сербского городка Панчево 22 апреля 1941 года. Солдаты и офицеры с интересом наблюдают за процессом: палачи набрасывают верёвку на шею очередного обречённого, а на перекладине, которой служит тонкий древесный ствол, уже раскачиваются пятеро повешенных.
В соседней витрине под стеклом лежит толстая книга. Это оригинальный экземпляр «Майн Кампф». Она раскрыта на титульном листе, с которого на посетителей глядит автор: продолговатое лицо; лоб с косой чёлкой, зачёсанной на левую сторону; выпирающие наружу скулы и непропорционально широкие ноздри носа с «приклеенными» под ним усиками, подстриженными «бабочкой» — у фюрера немецкого народа лицо аскета и взгляд фанатика.39
Из здания «Документациона», пройдя застеклённым переходом, можно попасть в ещё одну часть подземных бункеров Оберзальцберга. Здесь они выглядят совершенно иначе, чем в «Tuerken». Эти бункеры предназначалась для штаба Верховного командования (Oberkommando der Wehrmacht, нем. – OKW). Здесь должны были быть размещены следующие командные структуры вермахта:
-ОКХ — (Oberkommando des Heeres) Верховное командование сухопутными войсками;
-ОКЛ — (Oberkommando der Luftwaffe) Верховное командование люфтваффе (военно-воздушными силами);
-ОКМ — (Oberkommando der Marine) Верховное командование кригсмарине (военно-морским флотом).
Аппарат ОКВ включал четыре департамента:
-Штаб оперативного руководства (нем. Wehrmacht-Fuehrungsamt), Альфред Йодль;
-Управление разведки и контрразведки (нем. Amt Ausland/Abwehr), Вильгельм Канарис;
-Служба экономики обороны и вооружения (нем. Wirtschafts und Ruestungsamt) Г. Томас;
-Департамент общих вопросов (юридические и административные отделы) (нем. Amtsgruppe Allgemeine Wehrmachtangelegenheiten), Рейнеке.

Бункеры, протянувшиеся вглубь горы на 200-300 метров, похожи на залы метро. Устроители экспозиции специально оставили всё в таком виде, в каком бункеры находились в конце войны, а потому продвигаться здесь можно лишь по мосткам, перекинутым через завалы из арматуры, бетона и ржавых деталей каких-то устройств. Слева и справа тянутся сохранившиеся элементы коммуникаций, резервуары; повсюду груды строительного мусора, битый кирпич, какие-то бочки, доски: всё из прошлого, всё подлинное! В отличие от бункеров под отелем, здесь почти отсутствует влага. По всему видно, что строительные работы были прерваны внезапно: часть штолен после проходки осталась не укреплённой.
Там, где скальная порода не укреплена, дорогу преграждают стеклянные перегородки. Там, где строители успели закончить отделку, бетонные стены гладкие, словно лист бумаги. В одном месте взгляду открывается ниша – отсюда бетонные ступени лестницы круто уходят вверх. Пытаюсь сделать несколько шагов, но путь преграждает стальная решётка. Висящая рядом табличка оповещает, что лестница ведёт к выходу, располагавшемуся в подвалах отеля «Платтерхоф». Становится понятным, отчего и этот путь закрыт: в 2000-м году, после ухода американцев, правительство Баварии решило снести и знаменитый «Платтерхоф», ставший после войны элитным санаторием для служащих войск США. Бункеры Оберзальцберга при американцах были модным аттракционом: стены бункеров пестрят надписями на английском. А теперь всё это засыпано строительным мусором и остатками взорванных стен.
...Вскоре начинают попадаться персональные бункеры. Первый из них – архив канцелярии Мартина Бормана. Дальше следует бункер партийной гостиницы «Hoher Goell» - той самой, в которой находились кабинеты Бормана. В первой же комнате, дверью вниз, лежит огромный ржавый сейф. Легенда гласит: мародёры, соблазнившись тем, что в сейфе могли быть спрятаны сокровища, пытались его открыть, а когда им это не удалось, попробовали вывезти сейф наружу. В результате сейф упал, и с тех пор так и лежит – никто не смог его даже приподнять. Конечно, всё это лишь приманка для туристов: если бы в сейфе и впрямь находилось что-либо ценное, американцы нашли бы способ с ним разобраться. 
На этом отрезке подземный коридор заканчивается ржавой решёткой: за ней провал, дно которого теряется в темноте. Царящую тишину прерывает монотонный стук падающих капель. Это т.н. «слепая» шахта, которая должна была соединить партийную гостиницу, «Платтерхоф» и бункеры казарм СС. Тусклый свет потолочного светильника выхватывает из темноты сотни свисающих сталактитов. Ржавые стальные балки удерживают под потолком то, что осталось от электрической лебёдки – по всей видимости в «слепой» шахте планировали установить мощный лифт. Бункер «Бергхофа» на отметке минус 35 тоже имел выход в «слепую» шахту. В нижней трети шахты находится ещё один штрек, засыпанный породой. Многие годы в стволе шахты находилась деревянная лестница, использовавшаяся когда-то строителями. С её помощью можно было попасть в штольни, находившиеся на разных уровнях подземного города. И ещё одна интересная деталь: обширное строительство туннельных систем планировалось не только в Оберзальцберге, но и вокруг Берхтесгадена. К югу от города в горах, окружающих Кёнигзее, туннельная система предназначалась для размещения штаба Генриха Гиммлера. К концу войны строители успели пробить пробный туннель – вход можно разглядеть в западном береговом склоне (около Стены Эха).
Многое из того, что было доступно для посещения в период между 1950 и 2000 годами уже безвозвратно утеряно – после сноса наземных сооружений такая же участь постигла и бункеры Оберзальцберга.

13 декабря 2011 года я в третий раз встретился с антикваром из Берхтесгадена, г-ном Бранднером (о нём я подробно напишу в главе «Судьба вещей»). В этот раз разговор шёл о послевоенной судьбе Оберзальцберга. Здесь я привожу расшифровку магнитофонной записи наших бесед:
«Война закончилась, и владельцы отеля-пенсиона были озабочены тем, чтобы вернуть свой бизнес. Их преимущество было в том, что под отелем нацисты построили бункер, который хозяева отеля, после возвращения им имущественного права, тоже получили в частное владение вместе с домом и участком. Я полагаю, что эта семья была первой, вызвавшей после войны в Оберзальцберг поток туристов. И если раньше это были почитатели Адольфа Гитлера, то теперь хлынул поток любопытных, хотевших увидеть своими глазами место, где жил фюрер и его свита. Это был большой экономический всплеск не только для владельцев отеля, но и для Берхтесгаденского фонда, так как большая часть доходов от туризма поступает туда, а это огромные суммы, которые идут и на развитие округа «Берхетесгаденер Ланд». Если бы в Оберзальцберге небыло этого вида туризма, то правительство Баварии взорвало бы бункеры, как взорвали виллу Бергхоф. Благодаря потоку туристов, видя огромный интерес людей, власти в дальнейшем открыли музей «Документацион».
Владельцы отеля, как владельцы собственности, имеющей историческое значение, имели стабильный доход от экскурсий по бункеру, и благодаря этому смогли восстановить подземные сооружения, содержать отель и свое хозяйство в то время, и поддерживать его по сегодняшний день. Однако баварское правительство всё время пытается прибрать эти частные экскурсии к своим рукам и придумывает ради этого разные трюки. Это происходит оттого, что в казну Баварии поступает доход только от работы музея «Документацион».
Сегодняшняя владелица отеля, госпожа Шарфенберг, имеет, кроме того, немало проблем и с экскурсантами, спускающимися в бункеры, находящиеся под ним, так как в их числе есть почитатели и последователи Гитлера. Они зачастую пачкают стены: рисуют свастику, пишут лозунги «Зиг хайль!», «Гитлер не умер!» и тому подобную пачкотню; всё это попадает в прессу и оборачивается для владелицы новыми проблемами.  Кроме того, все эти художества приходится постоянно забеливать и закрашивать.
Содержать отель в достойном виде совсем непросто. Здесь было место встречи бывших служащих и работников Оберзальцберга и бывших военнослужащих. Кроме того, приезжали и приезжают коллекционеры из разных стран, которые, коли уж они собирают исторические раритеты, хотят пожить в атмосфере того времени, и если уж не в домах бывших руководителей рейха, то хотя бы вблизи. Можно, конечно, считать их сумасшедшими, но разве другие, к примеру, не хотели бы пожить во дворце французского короля в Версале, или в каком-нибудь знаменитом старинном замке, или в Белом Доме, чтобы почувствовать эту жизнь изнутри, прикоснуться к ней.  История, какая бы она не была, всегда будет интересовать людей».
Задаю г-ну Бранднеру вопрос:
-После войны в средствах массовой информации мелькало сообщение о том, что в конце войны немцы взорвали под «Орлиным гнездом» штаб-квартиру Гитлера, подготовленную в горе Кельштайн на случай ведения войны в Альпах.
Вот что рассказал антиквар:
«Нет, это только слухи. Оберзальцберг планировали со временем полностью «вылущить» изнутри, чтобы построить огромную испытательную лабораторию.  Планировалось из долины при помощи грузового лифта поднять туда, внутрь горы, грузовики и танки. Если бы война закончилась победой Германии, то все люди из Берхтесгадена были бы выселены. Вот такой план был. А если бы штаб-квартира внутри горы Кельштайн действительно существовала, то её бы уже давно обнаружили и об этом было бы известно.
Я общался с человеком, который был причастен к этому плану. В самой горе уже были большие природные каверны и это тоже было на руку инженерам. Якобы эта лаборатория намечалась для разработки и строительства новейших летательных аппаратов. Не секрет, что уже в годы войны немцы были далеко впереди других стран в создании скоростных самолетов, «летающих тарелок», «сигар» и другой воздушной техники. Конечно, многие из тех, кто был причастен к проекту уже умерли. Был один очень важный инженер, принимавший участие в строительстве штольни наверху. Он ещё построил плотину Капрун (Скорее всего, г-н Бранднер имел ввиду электростанцию и Капрунские плотинные озёра в австрийских Альпах. Всего было построено три плотины: «Moosersperre», высотой 107м и длиной 497м; «Drossensperre», высотой 112м и длиной 357м; «Limbergsperre», высотой 120 м и длиной 357м. Плотины «Mooser» и «Drossensperren» находятся на высоте 2400 м над уровнем моря, плотина «Limberg-Staumauer» –  на высоте 1675 м  – Ю.Б.). Он жил неподалеку от Вены, я его в свое время посетил.  Фирма Поленского (Polensky&Zollner – Ю.Б.), строительное сообщество из Бад Райхенхаля и Баириш-Гмайна тоже принимали участие не только в строительстве, но затем и в сносе строений Оберзальцберга. Кстати, именно это сообщество сумело спасти Кельштайнхаус от дальнейшего уничтожения баварским правительством в купе с американцами, прибегнув к маленькой лжи. Это был инженер Шмёльцель. Я не могу утверждать стопроцентно, но вроде бы всё уже было подготовлено к взрыву и на гору была поднята взрывчатка. Тогда Шмёльцель высказал, что это непростительная глупость – взрывать такой крепкий, колоссально дорогостоящий и по финансовым затратам, и по затраченному труду, к тому совсем недавно построенный дом. Его же можно использовать в дальнейшем и для альпийского туризма, и для туризма вообще, и так далее. Шмельцель якобы позвонил в американское военное руководство и заявил, что у него на руках договор по комплексному сносу Оберзальцберга, в том числе и Кельштайнхауса, но, если этот дом взорвут, это будет оскорблением Государственного Совета и американское руководство будет обвинено в нарушении внутреннего закона страны и даже приговорено к штрафу по возмещению причиненных убытков. Конечно, это была святая ложь. Но американцы, прямо сказать, растерялись, потому что не были абсолютно уверены в правдивости этого утверждения, и на тот момент со своей стороны от взрыва отказались. А когда, наконец, разобрались во всем, то оказалось, что вся взрывчатка уже спущена вниз. Было выиграно время, за которое представители власти с обеих сторон смогли вновь провести переговоры и хорошо обдумать свои действия».

...Вернёмся в декабрь 2010 года. День уже клонится к вечеру и серые тучи опять затянули небо. В «Документационе» мы последние посетители – через полчаса экспозиция закрывается. И опять, как и утром, нам не везёт: автобус в Берхтесгаден уже ушел. Приходится вновь вызывать такси. Через пять минут жёлтый «Мерседес» уже разворачивается перед музеем. По дороге на вокзал с водителем завязывается разговор – как и все таксисты, он любопытен: «кто такие, откуда приехали, что здесь делали в такое время года»? Узнав о цели нашего приезда, он долго качает головой. Для местных, да и для многих других, Оберзальцберг и «Кельштайнхаус» стали чем-то вроде Диснейленда. Встретить в это время года журналистов, да ещё и «русских» – большая редкость. Конечно, таксиста трудно чем-то удивить и ему всё равно, кого возить – главное, чтобы был ежедневный заработок: так я размышлял по дороге на вокзал. И вдруг подумалось: а ведь далеко не все приезжают в эти места любоваться красивой природой. Есть среди приезжих люди, знающие о войне не только по рассказам отца, и «пепел Клааса» всё ещё стучит в их сердца – этих людей можно отличить от всех остальных по-особому, скорбному выражению глаз.

Не зная прошлого, не обретёшь будущего. Многие из ныне живущих воспринимают эти богом благословенные места как альпийскую идиллическую пастораль. Очень жаль (на мой взгляд), что правительство Баварии в начале пятидесятых приняло решение снести руины исторических сооружений, напоминавших о временах нацизма. Было бы полезным возить сюда молодых немцев и показывать то, что осталось от коричневых времён – это было бы самым эффективным напоминанием о неизбежности расплаты за преступления против человечества.
На следующий день мы с коллегой решили поблагодарить фрау Шарфенберг за оказанную помощь. Ей было послано благодарственное письмо и несколько снимков из фотосессии, снятой мной в Оберзальцберге. В тот же день от неё пришёл ответ: «Фотографии великолепные, спасибо, желаю успеха». А ближе к вечеру в квартире моей коллеги зазвонил телефон: 
-Вас беспокоят из полиции Берхтесгадена. У нас к вам вопрос: вы были вчера в Оберзальцберге?
-Да.
-С кем?
-С коллегой, журналистом Юрием Бергом.
-А был ли с вами Маркус Вайнраут?
-Нет.
 -Вам не знакомо это имя?
-Сожалею, но это так.
-В таком случае, это всё, о чём я хотел вас спросить.   

Нужно ли говорить о том, какой осадок оставил этот разговор?
Да, Оберзальцберг притягивает к себе не только тех, кто хочет прикоснуться к истории – он притягивает и неонацистов. И полиция, как само собой разумеющееся, должна внимательно следить за тем, чтобы неонацисты там не собирались. Но при чём здесь мы? Почему полиция заинтересовалась «русскими» журналистами? О причинах, побудивших полицию Берхтесгадена проявить к нам интерес, остаётся только догадываться. Но мы не в обиде. Мы всё понимаем, потому что ЭТО уже проходили, живя когда-то в СССР, где каждый третий «стучал» на первых двух. Может быть хоть таким, не очень красивым методом, немецкая полиция будет «держать руку на пульсе» неонацистского движения. А пока полиция время от времени устраивает «показательные выступления», политики в Бундестаге рассуждают следующим образом: «Если за неонацистов на выборах кто-то голосует, значит они имеют право существовать». Вот так и Гитлер пришёл к власти: за нацистов «всего лишь» проголосовало большинство немецкого народа!

На фото: всё, что осталось от Оберзальцберга после налёта авиации союзников