В Москву и обратно

   Наверное, у всех бывают такие моменты, когда поздним вечером уже выключаешь свет и, навоевавшись с подушкой, замираешь в ожидании сна, в памяти всплывают истории, произошедшие в те дальние времена, когда ещё верилось, что самостоятельная взрослая жизнь такая же беспечная и радостная, как и в студенческие годы.

Работа, на которую я устроился после окончания техникума, оказалась безнадёжно скучной. Проверка смет на строительство коровников и птичников вызывала жуткую тоску и навязчивую сонливость. Юношеский азарт, с каким я планировал покорять мир, угасал на глазах, и лишь вечерние посиделки с друзьями в сквере Комсомольского проспекта не давали впасть в хандру.
Собиралось нас обычно человек семь-десять, кто-то прихватывал с собой бутылочку сухого вина, которую мы цедили по глотку весь вечер, передавая друг другу гранёный стакан, взятый на время в ближайшем автомате с газированной водой. И как-то раз Сашке пришла идея сгонять на выходные в Москву всей компанией. Просто так, погулять, а если повезёт — купить с рук билеты в театр или музей, а если уж совсем повезёт — прорваться в ресторан «Союз», где недавно появилось первое в столице варьете.

Началось бурное обсуждение. Прикинув все варианты, решили: выезжать надо утренним поездом в четверг, а в воскресенье, ближе к ночи, обратно, тогда в понедельник вечером будем дома. Приятели мои ещё учились, и незаметно сбежать с лекций в начале учебного года им бы не составило труда. А как быть мне? Даже если допустить, что из Москвы я улечу в воскресенье на самолёте и в понедельник к девяти как штык буду на работе, то на четверг и пятницу меня никто не отпустит. Естественно, я расстроился, ведь за то время, пока мы обсуждали план поездки, уже успел нафантазировать, как прекрасно мы проведём время в Москве.
Но мне повезло!

Я сидел над очередной сметой, когда в отдел зашёл главный инженер. Привычным жестом он поправил узел галстука, застегнул пиджак на все пуговицы, откашлялся и сказал:
— Товарищи, как обычно в начале сентября, колхозы испытывают трудности с кадрами. Я надеюсь, что вы с пониманием отнесётесь к чаяниям тружеников полей и просьбе партии. Кто хочет на следующей неделе выехать на уборку картошки? Утром туда, вечером обратно. В четверг и пятницу.
Коллеги зароптали. Было понятно, что желающих нет. За секунды в моей голове созрела грандиозная авантюра.
«Так, — подумал я, — те, кто не поедет, а останется на работе, будут думать, что я на картошке, а те, кто поедет в колхоз, решат, что я на работе. Отлично! А я в это время буду в Москве. В понедельник приду пораньше, затихарюсь, обложусь справочниками и сметами и постараюсь не привлекать к себе внимание».
Я поднял руку и уверенно произнёс:
— Я хочу «на картошку»!

Главный инженер одобрительно улыбнулся. Он снова откашлялся и, поставив меня в пример, затянул пафосную речь о героической советской молодёжи, готовой в любой момент поддержать сельское хозяйство. Но я его уже не слушал, а мысленно гулял по Арбату.
Из всей нашей большой компании на поездку решились я, Сашка и его девушка Лиза. Сашку это устраивало. С Лизой они познакомились пару месяцев назад, но он всё ещё чувствовал какую-то неловкость. Обычно уверенный, ироничный, даже, можно сказать, развязный, рядом с Лизой, которая всегда поглядывала на всех чуть свысока, он становился тихим и робким. Мямлил, заикался, а его приколы становились глупыми и натянутыми. Сказанёт что-нибудь, перехватит её взгляд, и краснеет, начиная с кончиков ушей, медленно расползающимися пятнами. Я ему был нужен как группа поддержки, и он мог запросто на меня рассчитывать. Хорошо зная Сашку, я всегда мог подставить плечо: подхватить повисшую в воздухе шутку, продолжить недосказанную фразу, а при необходимости — поменять тему разговора.

В общем, дело осталось за малым: нужно было срочно найти для меня студенческий билет, чтобы сэкономить на проезде. Если добраться до Москвы в купе стоило двадцать рублей, то учащемуся это обходилось в десятку. В ту пору на железнодорожных билетах не писали имена и фамилии пассажиров, и студенческий билет считался полноправным документом, заменяющим паспорт.
За дело взялся Сашка. Он метался по коридорам родного политехнического института, выискивая студента, внешне похожего на меня. Сходство должно было быть таким идеальным, чтобы у проводницы не возникло и тени сомнения, что студенческий билет принадлежит мне, а уж написанные в нём фамилию, имя и отчество я как-нибудь запомню.

Вечером Сашка протянул мне студенческий.
— Держи! — сказал он. — Едва нашёл. Вы с ним похожи как близнецы. Нормальный пацан. Дал на неделю. Я обещал за это бутылку фанты из Москвы привезти. Понял?
— Понял, понял, — ответил я, рассматривая фото. — Действительно похож.
И тут глаза мои буквально полезли на лоб: ни фамилию, ни имя с первого раза выговорить не получилось.
— Хварц-кия Над-бей Ма-зи-евич, — прочитал я по слогам. — Саня! Ты с ума сошёл! Как я это запомню?!
— Придётся! — улыбнулся Сашка и приобнял меня за плечи. — Скажи спасибо, что хоть это есть.

В купе нашего поезда Новый Уренгой — Москва уже сидел пассажир, мужчина лет пятидесяти, с высоким лбом, переходящим в лысину. Остатки волос на висках спускались на уши крупными седыми кудряшками. Густые брови, крупный нос и пухлые, чётко очерченные губы. На столе стояла неполная бутылка коньяка, блюдце с нарезанными, чуть подсохшими дольками лимона и завёрнутый в промасленную бумагу кусок жареной курицы. Судя по мятой пижаме и припухшим глазам, мужчина ехал уже давно. Увидев нас, он оживился.
— До Москвы? — с кавказским акцентом спросил сосед.
— Да, — ответил я и поставил спортивную сумку на верхнюю полку.
— Это, хорошо! Это хорошо! — затараторил попутчик. — Я так боялся, что с ребёнком маленьким кто-то поедет или старушка дряхлая. Давайте устраивайтесь. Я выйду. Не буду вам мешать.

Не успели мы расположиться, как подошла проводница.
— Так, готовим проездные документы, — потребовала она.
Мы протянули ей студенческие с вложенными в них билетами. Сашкин и Лизин не вызвали у неё подозрения, а вот разглядывая мой, она нахмурилась. Конечно, мне это могло и почудиться, ведь я сам был напряжён до предела. Казалось, что внутри всё трясётся, ведь обман мог открыться в любую минуту, и тогда — ладно с поезда снимут, а могут и в милицию забрать. Подлог, пусть и маленький, всё равно подлог.
— Как вас зовут? — буровила меня взглядом проводница.
— Хварцкия Надбей Мазиевич, — отчеканил я.
Наш попутчик, стоявший в коридоре у окна, резко повернулся, отодвинул проводницу в сторону и ворвался в купе.
— Надбей! — закричал он. — Ну-ка встань, дорогой, дай я тебя обниму!

Сашка с Лизой забились в угол полки. Мужик тряс меня и что-то бормотал на непонятном языке.
— Это провал, подумал Штирлиц, — растягивая слова, негромко произнёс Сашка.
Мне же было страшно, душно и стыдно.
Наконец мужик успокоился. Он выпустил меня из рук и повернулся к ошарашенной проводнице.
— Представляешь, дорогая! — радостно заявил он. — Это же Надбей, сын друга моего. Я его из роддома забирал, с тех пор не видел. Писал отец его, что Надбей в Перми учится. Вот это встреча!
— Может, в ресторан пойдём? — он посмотрел на нас. — Я угощаю!
— Нет-нет, — мы замотали головами.
— И то верно, там всегда народу полно, — согласился попутчик.

Он достал из кармана пижамы две купюры по двадцать пять рублей и протянул их проводнице.
— Ну что стоишь, дорогая? Принеси нам бутылку коньяка, нет, две, и покушать организуй из ресторана — шашлык там, поджарку, зелень. Давай-давай! Счастье-то какое!
— Да уж, чудеса! — поддержала проводница. — Чего только не бывает на свете! Сейчас всё принесу, — пообещала она и закрыла дверь в наше купе.
— Тебе про меня папа не говорил, Надбей? — спросил мужчина. — Я дядя Мушни. Не говорил?
И я, и Сашка, и даже Лиза молча уставились в пол.
— Простите, дядя Мушни, я не Надбей, — тихо сказал я.
— Как не Надбей? — мужчина взял у меня студенческий. — Вот же тут написано: Хварцкия Надбей Мазиевич.
— Да, — подтвердил я. — Это его билет, и на фото он.
— Надбей мой товарищ, мы учимся вместе, — вмешался Сашка. — Он дал нам студенческий на время, чтобы билеты дешевле купить. Вернёмся — отдадим ему, и привет от вас передадим. Так что не надо ни коньяка, ни еды.

Мужчина молча положил студенческий на стол и задумался.
От повисшей в купе тишины становилось не по себе.
Минуты через две попутчик хлопнул в ладоши.
— Ладно! Всё равно чудная встреча получилась. Вы друзья Надбея, значит и мои друзья. Так что будем праздновать. А вы ему потом всё расскажете и привет передадите, хитрецы! — глаза его азартно блеснули. — Я, правда, в молодости таким же был авантюристом.

Мы тепло попрощались на Ярославском вокзале и разошлись. Двухкомнатная квартира, которую нам подыскали родители Сашки, находилась недалеко от станции метро «Динамо». Её хозяин быстро объяснил, где лежат ложки, вилки, тарелки и прочая утварь, взял деньги и предупредил, что придёт в воскресенье к двум часам дня, чтобы забрать ключи.
— Может, в магазин за продуктами сходим? — предложил Сашка.
— Точно, — поддержала Лиза. — Вы пока идите, а я себя в порядок приведу. Вернётесь, и пойдём гулять.
Магазины поразили нас столичным изобилием. Колбасы, сыры, сосиски лежали на прилавках.
— Саня, — шепнул я другу и ткнул локтем в бок. — Ты раньше слышал про такой сыр — Пошехонский? Я только Российский знаю.
— Я вообще не знал, что у сыра название бывает. Сыр и сыр! — хохотнул Сашка. — А это что такое?

За стеклянной витриной, на подносе, лежал здоровенный гусь в полупрозрачном вакуумном пакете. Он был похож на накачанного культуриста, попавшего в западню. Плёнка так плотно обтянула прижатые к туловищу мощные крылья и окорочка, что из кожи, усеянной крупными пупырышками, выступил бледный, желтоватый жир.
«Гусь. 4,5 кг. Венгрия. Цена 12 рублей» — гласил ценник.
— Может, возьмём? — спросил Сашка. — Пока гуляем, он разморозится, а вечером приготовим. Я в шкафчике гусятницу видел.
— Ты офигел? — удивился я. — На двенадцать рублей мы втроём в самом дорогом кафе и напьёмся, и наедимся.
— Зато этого гуся нам на все дни хватит, — парировал Сашка. — Может, ещё и в обратную дорогу возьмём. Прикинь, все будут курицу есть, а мы гуся. Как буржуи!
— Ну, молодёжь, определились? — спросила продавщица.
— А гуся как готовить? — поинтересовался Сашка, и состроил деловую гримасу.
— Ой, ребята, — ответила продавщица, — гусь замечательный! Потрошёный. У него в животе пакетик лежит. Там горлышко, печень и желудок. Умеют же делать! А готовить проще простого. Помыли, обсушили, в брюшко гречневую кашу положили, можно ещё яблок добавить. Потом зашили, соль, перец, и в духовку. Часа через два-три готово.

В общем, гуся мы купили. Ещё набрали разных колбас и сыров, про гречку и яблоки тоже не забыли.
Лиза открыла дверь, поджала губы и ушла в комнату. Мы с Сашкой переглянулись.
— Чего это она? — спросил я.
— Сейчас разберёмся, — пожал плечами Сашка и пошёл за Лизой.
— Ты представляешь, — донеслось до меня из комнаты, — третий раз волосы накручиваю, а то, что хочу, не получается. Я с такой головой на улицу не выйду!
Но на улицу она всё-таки вышла, намотав на голову какой-то яркий платок. Мы ездили по Москве, вставали в едва двигающиеся огромные очереди, чтобы попасть в хоть какой-то музей или на выставку. Но терпения не хватало, мы уходили, ехали в другое место, и снова не выдерживали. Видимо, за эти мучения удача повернулась к нам лицом: совершенно случайно мы купили билеты на завтра в театр кукол Сергея Образцова, на «Божественную комедию» с Зиновием Гердтом.

По дороге домой Лиза снова начала ныть по поводу причёски. Оказывается, около нашего дома она увидела парикмахерскую, в которую ей было необходимо попасть. Я видел, что её нытьё раздражает не только меня, но и Сашку. Но ничего было не поделать, и пришлось записать её к мастеру на десять утра.
К нашему приходу гусь полностью разморозился, и мы с Сашкой принялись за его приготовление. Всё бы ничего, но даже на глаз было видно, что в гусятницу он не войдёт.
Ну и ладно, решили мы. Обойдёмся без каши и яблок.
С большим трудом, совершенно тупым ножом, мы разрезали гуся на четыре части, посолили, поперчили, затолкали их в посудину, накрыли крышкой и засунули в разогретую духовку.

Мы сидели на кухне и пили сухое вино вприкуску со свежим сыром. Сначала на шипение и набиравший силу запах гари, крадущиеся из духовки, никто не обращал внимания, а вот первые струйки дыма увидела Лиза. Сашка рванул к плите, открыл дверцу и схватил лежащее на столе полотенце. Он выключил газ и, прихватив гусятницу полотенцем, вытащил её и поставил в раковину. Кипящий жир пузырившимися струйками вытекал из-под крышки. В жиру было всё: и духовка, и противень, на котором стояла гусятница. Блестящая, быстро затягивающаяся белым налётом дорожка тянулась от плиты к раковине.
— Ну вы и мастера! — язвительно сказала Лиза.

Она ушла в комнату, достала из сумки пилочку для ногтей и уселась в кресло.
Мы с Сашкой слили жир из гусятницы в пятилитровую кастрюлю. Чтобы окончательно не извозиться, мы разделись до трусов и принялись отмывать кухню. Ползая на коленях, я представлял себя Гераклом, который вычищает Авгиевы конюшни. Только, в отличие от мифологического героя, я не мог направить поток воды, чтобы смыть скользкий слой жира, размазанный по всему полу.
Примерно через час мы закончили.
— Ну что? — спросил я. — Дубль два?
— Ага! — с оптимизмом ответил Сашка и сложил гусиные части в начисто отмытую гусятницу.

Через некоторое время история повторилась. Гусятница опять быстро наполнилась жиром, но мы были начеку и вовремя слили его ещё в одну кастрюлю. Скоро пустых кастрюль не осталось. Где-то к трём часам ночи гусь расстался со всем жиром и превратился в какого-то задохлика: бледного, блестящего и совершенно безвкусного.
— Всё, — вздохнул Сашка, — больше не могу! Пошли спать. Завтра дожарим на сковородке.

Проснулся я от громкого разговора в коридоре. Скорее это был не разговор, а спор. Я понял, что Лиза уговаривает Сашку пойти с ней в парикмахерскую, а он упрямо отнекивался, ссылаясь на то, что не выспался и вообще ему надо готовить гуся. Перебранка закончилась звонким стуком с силой захлопнутой двери. Судя по уверенным шагам, победа осталась за Сашкой. Он зашёл в мою комнату и сел на стул.
— Хорошо, что ты с нами поехал, — сказал он.
— Почему? — спросил я и вылез из-под одеяла.
— Задолбала она меня! То не так, да то не эдак!
— Ну а я тут при чём?
— Я бы без тебя её ещё вчера убил.
— Понятно! — мне стало смешно. — Я, видимо, ненужный свидетель, которого потом тоже придётся убрать, а тебе жалко.
— Ага, вроде того, — ответил Сашка и тоже рассмеялся.

Лиза пришла через два часа. Не глядя на нас, она сняла куртку, скинула обувь и прошла в комнату. Плюхнулась на кровать, накрыла голову подушкой и завыла.
Оказалось, что Лиза хотела сделать укладку, но передумала и, доверив голову столичному мастеру, решила подстричься. Не коротко, но заметно, чтобы потом дома рассказать всем, что ездила в Москву в парикмахерскую.
— Сволочь! — орала Лиза, сотрясая воздух маленьким кулачком. — Ужас! Как можно было меня так испортить?! Теперь я точно из дома не выйду до отъезда, хоть убейте!
Вспомнив наш недавний разговор с Сашкой, я улыбнулся.
— Чего смешного?! — взвизгнула Лиза. — И в театр ваш не пойду, и вообще никуда!
— А ты? — спросил я Сашку.
— Может, ты один? — промямлил он. — А билеты наши продашь.
— Да с удовольствием! — воскликнул я. — Легко!

Я не спеша добрался до ГУМа, съел две порции вкуснейшего пломбира в хрустящем, загоревшем вафельном стаканчике, и пешочком отправился в театр. Стоило мне вытащить из кармана билеты, как со всех сторон меня облепили люди. Они толкались, дёргали за рукава и протягивали деньги. Сдачу никто не просил, так что на продаже я заработал целый рубль. Спектакль «Божественная комедия» я видел несколько раз по телевизору, но смотреть его в театре, да ещё со второго ряда, это совсем другое дело. А когда в конце, чуть прихрамывая, на сцену вышел Зиновий Гердт, зал слился в общем восторге, который отозвался во мне какой-то жуткой торжественностью и восхищением.

Я возвращался вечером в прекрасном настроении. Нет-нет, но я думал и о Сашке, как он там без меня, бедолага, выдерживает эту чокнутую Лизу. А вдруг не выдержит и долбанёт её чем-нибудь? Хотя чем? Ножи тупые. Если только крышкой от гусятницы. Но, к счастью, никто никого не долбанул. Сашка с Лизой как ни в чём не бывало сидели на кухне, пили вино и ели исхудавшего, обжаренного до шоколадного цвета гуся.
— Как дела? — спросил я. — Что делали?
— Я за винишком сходил, а так — дома сидели, — вздохнул Сашка.
— Это здорово! — улыбнулся я. — В Москве сидеть дома намного интереснее, чем в Перми. Но тут главное, что в Москве!

Утром мы поехали за билетами. Сашке и Лизе купили в спальный вагон на фирменный поезд «Кама», а мне на самолёт. Студенческий тут не действовал, скидки не было. Но это было неважно, главное — в понедельник утром быть на работе. Полдня мы с Сашкой по очереди отмывали кастрюли, заляпанные жиром. В два часа отдали ключи от квартиры и заказали такси. Друзья подвезли меня к остановке автобуса, идущего в аэропорт, а сами поехали на вокзал.
Первое, что я услышал, переступив порог аэровокзала, это были слова диктора, который сообщил, что рейс до Перми задерживается на три часа. Новость, конечно, была неприятная, но не катастрофическая: у меня в запасе была ещё уйма времени.
Часа через два я захотел есть. Вот тут я пожалел, что отказался взять с собой пару бутербродов, а сложил всю еду в Сашкину сумку. Кто же знал, что рейс задержится! Денег у меня было в обрез: мелочь на автобус до дома и честно заработанный на продаже билетов рубль. Но расставаться с ним я не спешил, ведь ещё какой-то час, и меня накормят в самолёте. Однако рейс задержали ещё на три часа. Народу в Домодедово заметно прибавилось, и скоро в похожем на длинный ангар аэропорту не осталось места, чтобы присесть. По какой-то сумасшедшей цене я накупил в буфете пирожков с непонятной солоноватой начинкой и пристроился на краю холодной батареи. Посадку переносили ещё несколько раз, и в самолёт я сел только глубокой ночью.

На вопрос стюардессы «курица или рыба?» я ответил не сразу. Хотелось всего и побольше, можно даже в одну тарелку. Наевшись, я заснул.
Проснулся я от лёгкого потряхивания — самолёт шёл на посадку. Я потянулся и подумал, как всё хорошо, что хорошо кончается. Но проникнуться радостью я не успел. Командир корабля сообщил, что аэропорт Большое Савино не принимает и наш самолёт совершит посадку в городе Кирове. Я посмотрел на часы: семь утра. Даже если произойдёт самое расчудесное чудо, на работу я не успевал.
Я бродил по полупустому кировскому аэровокзалу и придумывал версии для отмазки. Но ничего путного в голову не приходило.
Когда объявили, что вылет задерживается на пять часов, мне совсем поплохело. Болтаться из угла в угол и в конце концов умереть от голода — перспектива, скажем, так себе. Но выхода не было. Я начал рыться в карманах и, насобирав горстку мелочи, отправился в буфет. Денег хватило на картофельную шаньгу. Она была не первой свежести, подсохшей и чуток подгоревшей, но на удивление сытной и вкусной.

— Привет! Вот так встреча! — услышал я у самого уха.
Я вздрогнул и оглянулся. Это был кировчанин Тимка. Когда-то давным-давно мы провели с ним вместе две смены в «Орлёнке». За это время сдружились, а по возвращении домой первое время даже писали друг другу письма.
— А я давно за тобой смотрю, — сказал Тимка. — Думаю — ты не ты. Пошли в кафе, перекусим. Я угощаю.
Такой поворот событий меня вполне устраивал. Тимка выглядел очень респектабельно: костюм, галстук, начищенные туфли. На пальце золотая печатка. Из-под манжеты рубашки, сколотой запонкой, торчали крупные часы. Тимка рассказал, что всё у него хорошо, что подумывает жениться, а сегодня летит в Москву на какую-то важную игру. Я тоже рассказал про себя, а заодно и про ситуацию, в которую умудрился вляпаться.
Тимка ржал как конь. Что вызвало у него такой дикий смех, я так и не понял.
— О, — сказал он, услышав голос из репродуктора, — мой рейс. Пора!
Тимка достал увесистую пачку денег, отсчитал четыре пятирублёвки и протянул их мне.
— Держи! — уверенно добавил он. — Это тебе взаймы. Мало ли, сколько тут проторчишь. Без денег нельзя. По себе знаю. Потом как-нибудь вышлешь. Сейчас адрес запишу.
Тимка вытащил из кармана пиджака колоду карт, не глядя вытянул одну и, увидев пикового туза, усмехнулся. Он написал на карте свой адрес и положил её на стол.
— Пожелай мне удачи, друг, — заключил он, взял со стула модный кожаный дипломат, пожал мне руку и вышел из кафе.

На сытый желудок и с двадцаткой в кармане бродить по залу стало намного приятней. Даже какая-то уверенность появилась.
«Интересно, что за игра у Тимки? — подумал я. — Вот чего не спросил?»
Тут мне на глаза попалось расписание железнодорожного вокзала.
«Ёлки-палки! — воскликнул я. — Поезд, на котором едут Сашка с Лизой, будет в Кирове через сорок минут. А что, если?..»
Я выбежал на улицу и кинулся к стоянке такси.
— До железнодорожного вокзала сколько ехать? — спросил я у дремавшего водителя.
— Полчаса минимум, — зевая ответил он.
— А если минут за двадцать? — не унимался я.
— За пятёру можно и за двадцать!
— Погнали, — сказал я, уселся на переднее сиденье и протянул таксисту деньги.

Доехали мы действительно быстро. Первым делом я рванул к кассам. На удивление, очередей не было. Я сунул в окошко студенческий, чётко, словно полоснул автоматной очередью, выпалил заученную фамилию, имя, отчество и купил билет в общий вагон. В животе опять начало посасывать, но теперь не от голода, а какой-то нервозности. Мысли о завтрашних разборках на работе не давали покоя.
Я ходил по перрону и вглядывался в даль, выискивая взглядом состав со светло-голубыми вагонами поезда «Кама».
Поезд пришёл вовремя. Он простоял двадцать минут, тронулся с места и, набирая скорость, двинулся в путь. Проводница проверила билет, и я отправился искать Сашку. Спальный вагон находился в середине состава. По моим описаниям проводница сразу поняла, кого я ищу, и указала на второе купе.
— Только они просили не беспокоить, — предупредила она.
— Ничего, мне они будут рады, — ответил я и постучал в дверь.
Из купе донеслось недовольное бормотание, щёлкнул замок, дверь отъехала в сторону, и я увидел Сашку. Чего только я не прочитал в его глазах: удивление, испуг, тревогу и радость.
— Что случилось? — тревожно спросил он, оглядывая меня с головы до ног.
— Всё нормально, — успокоил я. — Сейчас расскажу.
— Проходи, — улыбнулся Сашка. — У нас жареный гусь, шампанское и яблоки.
Я попросил у проводницы чай и зашёл в купе.
Лиза лежала на полке. Увидев меня, она села, показала пальцем на потолок и спросила:
— Оттуда свалился?
— Оттуда, — кивнул я.
— Надеюсь, на парашюте?
— Ага. Посадка была мягкой.
— Это хорошо, — сказала Лиза. — Вы чай без меня пейте, я ещё поваляюсь.
Вечером мы были дома.

Ночью я не спал. Не найдя достойного оправдания своему прогулу, я решил рассказать правду. Но на работе всё обошлось.
Оказывается, мою аферу с поездкой на уборку картошки раскусили в первый же день. Главный инженер по-отцовски пожурил меня и попросил больше так не делать, а уж если приспичит, то всегда можно попросить отгул. А ещё, по большому секрету, он рассказал, что когда-то давно, будучи молодым специалистом, уехал с любимой девушкой в Сочи и не появлялся на работе целую неделю, наивно полагая, что этого никто не заметит.

Долг в двадцать рублей Тимке я отправил, но примерно через полгода перевод вернулся. Адресат так его и не востребовал. Чуть позже, через общих знакомых, я узнал, что Тима был очень известным в определённых кругах карточным шулером, но больше я его не встречал. С Сашкой мы виделись редко, после окончания института он резко поднялся по комсомольской карьерной лестнице, а в девяностые подался в бизнес и благополучно пристроился во власти. Лет пять назад он умер после долгой борьбы с онкологией. Не помогли ни деньги, ни связи. Лиза стала врачом. За сорок с лишним лет мы пересекались раза три-четыре. И всегда у неё была великолепная причёска, ну прямо волосок к волоску.

А вот владельца студенческого билета, чьи имя, отчество и фамилию я могу легко выговорить и сейчас, мне помогли найти неделю назад, когда я задумывал написать этот рассказ. Мы долго говорили по телефону. Конечно, глава администрации села Верхняя Эшера, Хварцкия Надбей Мазиевич, не помнит эту историю, но с удовольствием окунулся в прошлое. Он пригласил меня в гости и сказал, что будет всегда рад видеть не только меня, но и мою семью.
Вот я и задумался: а может, махнуть к нему в Абхазию? Ведь теперь отпрашиваться с работы мне не надо. Только вот жаль, что чужой студенческий билет уже не прокатит…

12.05.2024