Атланта. Глава 1. 3

Суетясь вокруг своей подруги словно наседка вокруг своего единственного цыпленка, Новиков то и дело бегал к столу и обратно, таская ей различные блюда. Тем временем его однокурсник Анатолий Смертин ухаживал весь день за Викторией Алькович, рассказывая ей всякие прибаутки. И только одной Валерии Чеховой не повезло с ухажером.

Сегодня за ней во всю увивался Рудаковский, и как ни старалась она под различными предлогами избежать его компании, застенчивый и настырный юноша то и дело находил повод остаться с ней наедине, навязывая ей свое общество.

Такая «оживленность» давнего приятеля её немного пугала. Но интуитивно догадываясь, о чем именно он хотел с ней поговорить, она старалась в меру возможностей отдалить этот момент, увиливая от ответов на поставленные им вопросы.

Завидуя втайне Толику, который никогда не терялся в общении с девушками, Рудаковский чувствовал себя свободно только в компании решительных натур наподобие Шостко, бравших инициативу в любом деле.

А стоило ему остаться наедине с Чеховой, как все заготовленные слова комплиментов тотчас вылетали из него из головы, и общаясь с ней, он начинал так сильно волноваться, не в состоянии справиться с эмоциями, что в дальнейшем не мог связать между собой и двух слов.

Ему хотелось быть таким же смелым и бесшабашным, как Смертин, но чем больше он старался придать себе непринужденный вид, тем более неловко чувствовал себя в обществе понравившейся девушки. 

Выждав наконец момент, когда его спутница больше не могла отвертеться от продолжения интересующего его диалога, Рудаковский придвинулся к ней поближе и, направив на неё свой близоруко сияющий взор, заикаясь, еле слышно пробормотал:

— Послушай, Лер, я вчера весь вечер думал об одной вещи и наконец-то принял решение…

Перестав на мгновение обмахиваться веером, Чехова вопросительно на него уставилась.

Сраженный наповал её лучезарной улыбкой, юноша на мгновение потерял дар речи. Увы, если он сейчас не признается ей в своих чувствах, то завтра такой возможности может не оказаться. Поэтому набравшись храбрости, Рудаковский взял её ладонь, и, весь трясясь от волнения, поделился с ней своей самой сокровенной своей мечтой, слегка заикаясь:

— Если вдруг начнется война, я пойду на фронт в качестве военного врача.

Ожидая услышать от него что-то совсем другое, девушка с облегчением вздохнула. Значит, он все-таки не собирался признаваться ей в любви. Да и окружающая обстановка, по правде сказать, была не самой подходящей для подобных заявлений.

Было бы хорошо, если б Рудаковский вообще не говорил с ней на эту тему, потому что она все равно его не полюбит, как бы он ни старался привлечь к себе её внимание, во всем ей угождая. Увы, следующие его слова, которые она желала бы пропустить мимо ушей, окончательно разбили в пух и прах её тайные ожидания. 

— Это ещё не все, — смущенно доложил он, собираясь с духом.

У Чеховой был такой вид, будто она едва терпела его присутствие рядом. Будучи не в состоянии придумать ничего, что могло бы послужить настоящим доказательством глубины его чувств, юноша вдруг торопливо заговорил:

— По правде сказать, я должен признаться тебе ещё в кое-чем. В общем, Лера, я люблю тебя... Да-да, ты самая очаровательная и милая девушка на свете, поэтому я прошу тебя стать моей женой.

От слова «жена» у неё возникло на миг ощущение, будто ее приложили чем-то тяжелым по голове и заставили спуститься с облаков на землю.

Растерянно взглянув на парня, которого она всегда считала своим лучшим другом, Валерия ещё долго не могла подобрать слов,  чтобы ответить ему отказом, но не слишком ранить его самолюбие.

На самом деле ей хотелось сказать ему, какой у него сейчас нелепый вид, однако полученное воспитание не позволяло решиться на подобную крайность, поэтому ей ничего другого не оставалось, кроме как опустив по привычке глаза, сложить веер и, сосредоточив свой взгляд на оборке платья, еле слышно пробормотать:

— Я бесконечно ценю твое предложение, но сейчас, право, не знаю, что ответить.

Отсчитывая минуты до момента, когда Рудаковский оставит её в покое, она перевела взгляд на толпу, и едва взгляд Чеховой снова задержался на сводном братце, обсуждавшем что-то с коллегой его отца, заметно нахмурилась. 

В каждом его жесте сквозила элегантность, и следя за тем, с какой легкостью ему удавалось расположить к себе собеседников, с нарочито почтительной улыбкой отвешивая им поклоны, она не переставала удивляться его умению маскировать за обходительностью презрение к своему собеседнику, считая отцовских коллег вкупе с остальными сторонниками Конфедерации напыщенными индюками, не спеша, правда, заявлять об этом в открытую.

В основном же он  общался с людьми ровно столько, насколько те могли быть для него полезны. И пытаясь произвести впечатление на определенных лиц, которые видели его впервые, Глеб корчил из себя джентльмена, но если выбранная им поведенческая линия не приносила особых результатов, то заблаговременно избавившись от маски благодушного доброжелателя, он начинал вести себя как обычно, хамя всем подряд и подвергая сомнению авторитеты.

Порой ему было даже забавно поскандалить с людьми вдвое старше его, наблюдая за нелепыми попытками собеседника поставить его на место. Таким был стиль его жизни. А по-другому этот парень жить не умел, и не хотел.   

Гораздо больших успехов он добивался, пуская в ход неприкрытую лесть и лицемерие. Стоило ему выразить мнимое восхищение нажитым состоянием собеседника, как потеряв бдительность, тот начинал делиться с ним «секретами» своего успеха, какого вряд ли бы достиг при других условиях. Глеб настолько привык манипулировать людьми, что эта привычка вскоре стала неотъемлемой частью его манеры общения.

И заметив, каким испуганным взором Чехова смотрела на этого дурачка Рудаковского, признавшегося ей в любви, время от времени отвлекаясь от беседы с коллегой отца, он бросал в её сторону неоднозначные взгляды, в которых она угадывала неприкрытую дерзость.

Её сводный брат, пожалуй, был единственным из всех присутствующих, кто догадывался, что на самом деле скрывалось под маской ее напускной вежливости.

Продолжая поигрывать веером, она отвернулась, однако стоило ей снова заговорить с Рудаковским, чтобы дать ему понять, почему она не спешит с замужеством, в следующий момент до её слуха донесся насмешливый голос Олькович:

— ... да уж, Тертель умеет править лошадьми, не хуже, чем ухаживать за пациентами, вот только вам, девочки, до неё ещё далеко.

— Маша вообще боится бедных лошадок, а у Шостко руки сразу делаются как крюки, стоит ей взяться за вожжи, да и ты, Викуль… — прищурившись, перебил её на полуслове Толик.

Напустив на себя деловой вид, Олькович слегка стукнула его сложенным веером по макушке, так и не дав ему возможности закончить фразу, но не на шутку разошедшегося под воздействием виски Смертина остановить было невозможно.

Уж если надумал развеселить толпу, то в своем амплуа комика будет изощряться до последнего, вынуждая окружающих хохотать до колик в боку.
 
— Ну, меня то, по крайней мере, еще ни одна лошадь не сбросила, —  возмутилась Шостко, снова оказываясь в центре внимания. —  А вот Галина Алексеевна каждый раз вылетает из седла.

—  … и сломав ключицу, держится как настоящий мужчина, —  отозвался Фролов. —  Ни обмороков тебе, ни ахов-охов.

— А у нас сегодня, кстати, ожеребилась в загоне лошадь, —  неожиданно объявил Новиков.

Его отец, тот ещё любитель азартных игр, проиграл когда-то в покер целое состояние, вследствие чего продав часть своих плантаций и черномазых, до сих пор сводил концы с концами, пытаясь расплатиться с долгами.

Чуть позже он и вовсе распродал на аукционе последних рабов, начав потихоньку спиваться из-за ностальгии о былом. Так если бы он заблаговременно не превратил свое поместье в ферму по выращиванию скота, его семья уже б давно осталась без крыши над головой.

Впрочем, сейчас дела у старика шли не лучше.

Распродав на аукционе последних негров, и продолжая ностальгировать по былому величию, мужчина начал потихоньку спиваться. Так что если бы не память соседей о нем, как о зажиточном плантаторе, сейчас по опухшему от постоянного пьянства внешнему виду его можно было спокойно принять за представителя «белой голытьбы».

— И кто же у нее — кобылка? — поинтересовалась у Новикова Шостко.
— Нет, чудесный рыжий жеребеночек, — ответил он. — Так что непременно приезжайте на него поглядеть.

— А я его уже видела, — похвасталась Маша. — Он такой милый! У него такая грива… Цвет прямо как у нашего Новикова!

— Да и сам он вообще вылитый Новиков!

Засунув руки в карманы брюк, и наблюдая за веселой компанией издалека, Глеб, казалось, искал подходящего момента, чтобы «вклиниться» в разговор и вывести кого-то на эмоции.

Он не представлял своей жизни без подобных смут. Смерив его неодобрительным взглядом, ребята замолчали как по команде. В темных парня глазах сверкнула снисходительная усмешка.

Похоже он принадлежал к типу тех людей, которым нравилось создавать хаос из ничего, на пустом месте сталкивая лбами недальновидных ровесников. Другие, более проницательные субъекты, неоднократно попадаясь на его уловки, старались избегать подобных провокаций. 

Проигнорировав угрожающий взгляд Шостко, Глеб взирал на остальных так, словно старался заранее предугадать, кто первым осмелиться на него наброситься на него.

Тщательно маскируя подсознательную склонность к деструктивным действиям, юноша продолжал хранить спокойствие, и не найдя за это время более достойного занятия, чем драка, взялся за старое, подтрунивая над наиболее уязвимыми для нападениями «мишенями». Остальные парни, как ни чесались бы у них кулаки, все же были слишком хорошо воспитаны, чтобы затевать драки в подобных местах.

Лишившись на мгновение дара речи, Новиков не сразу нашелся, что ответить, а когда способность говорить к нему вернулась, подлетев к наглецу, он схватил его за шиворот, намереваясь как следует ему всыпать.

Отшвырнув его прочь, Глеб окинул бывшего однокурсника пренебрежительным взглядом.

Почувствовав, что скандал перерастет сейчас в нечто грандиозное, Маша бросилась к рассвирепевшему Новикову. И преследуя цель оградить его от нападок нахала, она попыталась оттащить Рудольфа к стене, но уже было поздно.

Через пару секунд между этими двумя завязалась такая отчаянная драка, что порядочно соскучившись по сильным эмоциям, окружающие не спешили их разнимать, делая ставки на того, кто дольше продержится. 

— Что-то мальчики расшалились с утра... — рассеянно проронила Олькович, обращаясь к Капустиной. 

Вздохнув, та лишь горестно кивнула в ответ.

Довольно быстро потеряв равновесие, Новиков вскоре очутился на земле, и оказавшись сверху на поверженном врагу, Лобов с такой свирепостью принялся одарять его тумаками, получая какое-то садистское удовольствие от своих действий, что потеряв на мгновение бдительность, Рудольфу оставалось только уворачиваться от его ударов, закрывая ладонями свое лицо.

Оставив Чехову, от которой так и не добился вразумительного ответа по поводу его предложения руки и сердца, Рудаковский бросился на выручку приятелю, враждебно относясь к черноглазому сводному брату своей «дамы сердца», который все время жестко подшучивал над ним.

Избавившись от необходимости выслушивать его признания в любви, подхватив юбки, Чехова поспешила покинуть лужайку. Надо было срочно спрятаться от назойливого ухажера в доме, пока тот был занят потасовкой во дворе.

Вспомнив о самом уединенном месте в здании, а именно библиотеке, куда редко кто наведывался, она направилась к лестнице, где было уже не так много народа. Где-где, а разыскивать её там Рудаковский точно не станет. 

Глава 1.4

http://proza.ru/2024/05/17/642