Ожидая дочь

     Сквозь широкое окно, выходящее на зелёную, хорошо освещённую череду теннисных кортов, я смотрю на свою дочь, методично взмахивающую ракеткой с натянутой сеткой в круглой её части. От ракетки мячик отлетает быстро, с сильным кручением и к такому удару и руку, и ракетку теннисисту лучше подготовить заранее.

     Да уж, рука, держащая такую ракетку, не может дать слабину. Наоборот, цепко и легко должна она сжимать кожаную рукоять, чтобы, извернувшись в нужный момент, наподобие короткого татарского хлыста, крепко и в нужном месте вмазать ею по мячу, словно это и не мяч вовсе, а вспененная от крови и пота ляжка коротконогой монгольской лошади, давно привыкшей к жестокости своего ордынского хозяина.

     Татары, страшная сила Великой степи, где нет места слабым и больным, есть только ветер и низко растущая горькая полынь, и где высшим проявлением жалости становится лишь лёгкая смерть.

     Знает ли моя дочь о том, как жалели её предки своих врагов, наивно сдавшихся на милость победителю, побелевших от ужаса горожан, которым непонятным гортанным криком было обещано непролитие крови, и обещание это никогда не было нарушено: под свист и улюлюканья закатывали пленников в лошадиные шкуры и клали под деревянный настил рыночной площади. Не самая лёгкая смерть, но и слово всегда держал коренастый татарин.