Блокада Ленинграда. Синявинская гряда
Полковник артиллерии Феоктист Андреевич Буданов, 1904 - 1969. В РККА с 1925 года. Участник Советско-финской войны. Воевал на Ленинградском фронте с 1941 года. В должности командующего артиллерией 63-й стрелковой дивизии 42-й армии прорывал кольцо блокады Ленинграда, проводил и разрабатывал операции по взятию Шлиссельбурга и Синявиских высот. Во время боёв был трижды тяжело ранен и несколько раз контужен. 13 февраля 1944 года Указом Президиума Верховного Совета СССР удостоен звания Героя Советского Союза. Награждён двумя орденами Ленина, тремя орденами Красного Знамени, Отечественной войны 1-й степени, Красной Звезды.
Герой Советского Союза
Ф.А. Буданов
ТАЙНЫ СИНЯВИНСКИХ ВЫСОТ
После прорыва блокады
Самой интересной из боевых операций, в которых мне приходилось участвовать под Ленинградом, я считаю операцию по захвату Синявинских высот. Эта частная операция имела тогда для нас, ленинградцев, очень большое жизненное значение. А с чисто военной точки зрения она было весьма поучительной.
Ценою величайших усилий в январе 1943 года наши войска прорвали кольцо вражеской блокады города в районе Марьино. Добровольческая дивизия ленинградцев вскоре взяла Петрокрепость (бывший Шлиссельбург).
Освобождение сравнительно небольшой территории было огромным военным и политическим выигрышем для нас и серьёзным уроном для противника. Положение ленинградцев значительно улучшилось. Правда, станция Мга оставалась ещё в руках гитлеровцев, но через Петрокрепость по берегу ладожского озера была быстро проложена новая железнодорожная линия. По ней доставлялись в Ленинград с Большой земли продовольствие, оружие, боеприпасы, людские резервы.
Немецко-фашистское командование не оставляло надежды снова замкнуть кольцо блокады и всё время готовилось к этому, но мы своими активными действиями срывали замыслы противника.
Беда была только вот в чём. Мы не могли в полной мере использовать восстановленные пути сообщения, так как гитлеровцы занимали ещё Синявинские высоты, с которых просматривалось наше расположение на семь километров в глубину. С Синявинских высот они могли великолепно корректировать огонь своей артиллерии, обстреливающей наши поезда, станцию Ладогу и даже суда на Старом и Новом Ладожских каналах. Фашисты вели по нашим эшелонам огонь как с закрытых позиций, так и прямой наводкой. Они держали нас в постоянном напряжении, изматывали наши силы.
Казалось бы в таких условиях вообще невозможно провести по железной дороге ни одного эшелона. И всё же под носом у противника ежесуточно десятки наших поездов проходили в Ленинград и обратно.
Как же это могло быть?
Поезда шли под прикрытием нашей артиллерии. Для этой цели была образована специальная артиллерийская группа.
Большую роль в этом играла наша артиллерийская разведка, особенно инструментальная и воздушная, которая давала точные координаты всех действующих батарей и отдельных орудий противника. Все они унас "состояли на учёте". И стоило какой-либо из вражеских батарей сделать хоть один выстрел по железной дороге, как на неё сразу же обрушивался огонь нашей тяжёлой артиллерии.
Особенно тщательно охранялись железнодорожные мосты. У каждого моста дежурили солдаты, которые по сигналу поджигали дымовые шашки, и через две-три минуты всё тонуло в облаке дыма.
Первое время поезда шли и днём и ночью, и нашим артиллеристам приходилось по несколько суток не смыкать глаз. Орудийные расчёты валились с ног от усталости
Тогда решено было действовать иначе: все составы пропускать в течении ночи.
Так и стали делать. Всю ночь шли поезда, а обозлённые фашисты пускали в ход ракеты. Они могли ясно видеть каждый наш вагон, могли в конце концов сосчитать, сколько вагонов проходит в Ленинград. Но обстреливать поезда им запрещала наша артиллерия. Таким образом, вся немецкая "иллюминация"пропадала даром. Впрочем, для нас она оказывалась даже полезной: машинист мог видеть путь впереди, как днём. А это было очень важно, потому что на одном перегоне находились одновременно несколько составов.
Помню те ленинградские ночи, озарённые мертвенным светом немецких "фонарей", ракетами и вспышками орудийных выстрелов.
По телефону с командного пункта передают:
- Двадцать девятый прошёл!
Огневики приветствуют это сообщение большой радостью и предположениями, что именно привёз двадцать девятый: снаряды, махорку, хлеб или же артиллерийский полк в полном составе? На батареях знают, что ночная норма - тридцать эшелонов. И люди с новой энергией орудуют у своих пушек, посылая фашистам последние "гостинцы".
- Тридцатый прошёл, - говорят с КП, - артиллерия, ложись спать!
На миг водворяется непривычная, странная тишина. Потом с вражеской стороны слышатся отдельные выстрелы. Противник вылез из нор, куда загнала его наша артиллерия, и пытается взять реванш - нащупать наши батареи. Бесполезный расход снарядов: люди у нас уже в надёжных укрытиях, орудия в блиндажах.
Мы провожали поезда в Ленинград и из Ленинграда, но каких сил, какого напряжения это стоило! И всё только потому, что гитлеровцы сидели на Синявинских высотах. Сбросить их с этих высот - захватить хотя бы только топографический гребень высоты, - и положение в корне изменится. Немецкая артиллерия лишится синавинских глаз.
Было и другое беспокойство. Обладая таким крайне выгодным боевым рубежом, прикрытым к тому же лесными массивами, противник мог скрытно сосредоточить здесь крупные силы и вновь замкнуть кольцо блокады.
Три раза наши войска штурмовали Синявинскую высоту - и не достигли успеха.
Почему же эти вражеские позиции оказались столь неприступными? В чём был секрет их "несокрушимости"?
Этот вопрос кровно интересовал нас, ведь нам была поставлена задача штурмовать Синявинские высоты в четвёртый раз. Неудача трёх предшествующих штурмов заставляла нас крепко призадуматься.
"РЕПЕТИЦИЯ"
В июле 1943 года в тылу Ленинградского фронта на Карельском перешейке проводились войсковые учения.
Для учения на местности были построены три линии траншей и большое количество дзотов "противника". Укрепления эти находились на гребне и на переднем скате высоты, имеющей превышение двадцать метров над уровнем моря. Общее протяжение траншей было два с половиной километра. Этот учебный оборонительный рубеж строился полмесяца. Всё тут было сделано не условно, а по-настоящему, как у немцев.
Учения состояли в том, что воинские части из траншеи, находившейся в трёхстах метрах от переднего края "противника", штурмовали эту высоту.
Склоны высоты были отлогие, наши бойцы преодолнвали их легко. Оборонительный рубеж "противника" никому не казался слишком мощным. А штурмовать его учили целый месяц!
- Ну, это не линия Манергейма, - говорили многие офицеры, - можно бы для учений построить рубеж потруднее.
Никто не догадывался, что этот "лёгкий" оборонительный рубеж был точной копией того самого рубежа, которым не могли овладеть наши героические войска, трижды его штурмовавшие.
Лишь позднее, когда все части, проходившие учения на Карельском перешейке, вновь оказались в полном сборе на позициях перед Синявинскими высотами, бойцы поняли в чём дело. Они узнали местность. Казалось, противник скопировал тот рубеж на Карельском перешейке: здесь были точно такие же траншеи и дзоты.
Создать такую копию помогла произведённая нами аэросъёмка расположения противника, а также долгая и кропотливая работа подразделения наземной разведки пехоты и артиллерии.
Узнав рубеж, на котором им предсяло воевать, солдаты говорили:
- Начальство хорошо придумало. Теперь мы знаем, где что есть у немцев. Знаем, как их надо штурмовать. На Карельском перешейке, стало быть, была у нас репетиция.
- Брали там такой же самый рубеж, возьмём и здесь, - так заканчивались обычно эти солдатские разговоры.
Но и тогда ни командиры, ни тем более бойцы не могли знать о всех хитростях противника и не подозревали, какие губительные сюрпризы готовил нам здесь коварный враг.
Подлинный Синявинский рубеж, как та копия его на Карельском перешейке, по виду не представлял ничего особенного. Склоны высоты не отличались крутизной, скал и оврагов здесь не было.
Основная Синявинская высота, вдоль которой проходила линия фронта, представляла собой невысокое плато, имеющее некоторую покатость к востоку. Справа и слева, как и на учебной копии - лес.
У нас позиции были очень невыгодные. Мы занимали небольшую высоту - как раз напротив основной высоты противника.
Но зато и перед нами была ведь не линия Маннергейма, так что невыгодность позиций, конечно, не могла являться причиной неудачи трёх штурмов.
Синявинские высоты обороняли отборные немецкие войска под общим командованием генерала Краузе. Тут находилась кадровая немецкая дивизия, ранее действовавшая в Крыму. Солдаты и офицеры этой дивизии носили особый нарукавный знак: на нём было изображение Крымского полуострова и надпись: "За Крым".
Однако и не в этих "героях", гордых до поры до времени, была крепость немецкой обороны. Но в чём?
Медленно, но упорно шли мы к разгадке этого секрета.
КЛЮЧ К РАЗГАДКЕ
Вся подготовка к атаке Синявинских высот держалась в строжайшей тайне. Наше наступление должно было явиться для гитлеровцев неожиданным - внезапность является большим козырем в атаке.
Лишь за несколько дней до начала наступления на наши позиции была допущена группа офицеров для производства окончательной разведки.
Даже части, стоявшие здесь в обороне, не знали, что их скоро сменят. Напротив, они получили приказание произвести разведку боем и захватить "языка", чтобы узнать, какие силы противника обороняют Синявинский рубеж.
Во время разведки боем нашей пехоте удалось овладеть маленькой высоткой на левом фланге. Она находилась в нейтральной полосе, возле нашей траншеи. Всё захваченное пространство не превышало полгектара. Но этот крошечный клочок территлории оказался очень ценным приобретением.
Высотка была небольшая, но с гребня её открывалось, если смотреть влево, кое-что интересное. Против неё на немецкой стороне находилась лесистая высота. За этой высотой мы наблюдали и раньше. Она казалась нам подозрительной, так как лес на этой высоте остался целым после трёх жестоких сражений. Значит, наша артиллерия не вела огня по этой высоте. Для меня было несомненно, что перед каждым штурмом наша артиллерия хорошо "обрабатывала" перепахивали там вражеские траншеи и превращали в развалины дзоты. А вот на эту лесистую высоту не было положено ни одного снаряда. Неужели там нет никаких целей для артиллерии.
Это казалось невероятным.
И вот теперь наконец нам представилась возможность наблюдать за левым сектором. Раньше наблюдению из нашей стрелковой траншеи мешала как раз та самая маленькая высотка, которой мы теперь овладели.
На гребне высотки разведчики стрелкового батальона оборудовали наблюдательный пункт, куда мы перенесли стереотрубу.
Долго не было ничего видно. Высота казалась пустой и безжизненной.
Но вечером разведчики разглядели между деревьев редко появляющуюся человеческую фигуру в белом халате. Дело было в августе и белый маскировочный халат был более заметен на фоне зелёной листвы.
- Что это за немец в белом разгуливает? - спрашиваю я наблюдателя. - Почему снайпер его не снимет из винтовки?
- Это же повар, товарищ подполковник!
"Повар? - думаю. - Это уже интересно. Тут уже есть какая-то нить. Повар готовит не на одного человека.
- Сейчас тот повар идёт в канцелярию выписывать продукты. Канцелярия у них правее. Там он пробудет минут пятнадцать. Потом пойдёт получать продукты. Склад у них в левой землянке, - поясняет мне наблюдатель.
- Я целый день до ломоты в глазах наблюдаю, чтобы хоть что-нибудь понять. А вы тут оказывается уже всё знаете и молчите, - в сердцах сказал я.
- А вы не спрашивали, - просто ответил пехотинец.
Действительно, вскоре немецкий повар вновь появился в нашем поле зрения. Потом я видел, как он шёл с мешком на спине уже со склада.
Немец двигался не спеша, спокойно - он и не подозревал, что на него смотрят русские. Как бы он перетрусил, если бы узнал об этом!
Секрет и заключался в том, что гитлеровцы всё ещё считали своё расположение на этой лесистой высоте недоступным наблюдению с нашей стороны.
Так оно и было до тех пор, пока их прикрывала высотка, на которой находились теперь мы. Но сейчас картина изменилась, а они этого не учли.
После я увидел, как вдоль полосы расположения противника шли два солдата с термосами на спине. Очевидно, получив пищу на кухне, они разносили её гарнизону. Траншея, по которой шли солдаты, видимо была мелковата: их головы то появлялись, то скрывались за бруствером.
Видел я потом также и немецких офицеров, Можно было даже рассмотреть их погоны. Был большой соблазн стрельнуть по ним хотя бы из винтовки. Но теперь-то я уже знал, что нам не следует себя обнаруживать.
По движению солдат - разносчиков пищи - мы определили направление неиецкой траншеи на левой высоте. Она шла почти перпендикулярно к основной линии фронта, проходящей вдоль главной Синявинской гряды.
Я разгадал тайну противника. Здесь, на лесистой высоте, несомненно, имелась у него сильная отсечная позиция. Мне стало понятно, почему погибали наши славные батальоны, трижды штурмовавшие Синявинскую высоту.
Отсечная позиция ничем не выдавала себя до поры до времени. Лес хорошо маскировал её. Даже аэросъёмка не могла её обнаружить. Отсечная позиция упорно молчала и во время артподготовки. Даже при начале нашей атаки с неё не раздавалось ни одного выстрела.
Наша артиллерия, перепахивавшая всю главную высоту - передний склон и само плато, - не посылала ни одного снаряда влево, где казалось, никого не было. Зачем бить по пустому месту, тратить зря снаряды и распылять силы?
Можно было представить, что происходило на левом фланге наших штурмующих частей. Нехорошая рисовалась картина.
Фашисты впускали наши цепи на плато главной высоты, позволяли им дойти до траншей и тут фланкирующим огнём с отсечной позиции сметали их. Наклон плато в сторону отсечеой позиции улучшал обстрел. Хитро задуманный адский план, смертельная ловушка, в которую попадали наши стрелковые части.
Теперь для меня стало ясно одно: при нашей артподготовке необходимо обязательно уничтожить эту отсечную позицию, не жалея снарядов.
Таким образом, одна загадка Синявинских высот была как будто разгадана. Но осталась ещё другая.
Несомненно, в каждый из наших штурмов все три траншеи противника буквально перепахивались нашими тяжёлыми снарядами, все доты превращались в развалины, в дымящиеся ямы.
Тогда как же могли уцелеть занимавшие их фашисты? Скрыться от губительной силы огня им было как будто негде: здесь не имелось никаких мощных укрытий, вроде казематов или броневых колпаков, какие мы видели на линии Маннергейма.
Казалось, ничего живого не могло оставаться во вражеских траншеях и дзотах!
Но как только подходила к ним наша пехота, оживали развороченные траншеи, оживали даже свежие воронки от наших снарядов и пехоту встречал сильный огонь миномётов, многочисленных ручных пулемётов и автоматов.
А в этот момент наши артиллеристы не могли уже помочь пехоте, так как она слишком сблизилась с противником, и фашисты расстреливали её почти в упор.
Как же это получалось?
Ключ к этой загадке дал один несчастный случай с одним из наших пехотных подразделений.
Одной из наших рот было приказано ночью подобраться к первой линии немцев и занять её, используя огнемёты. Солдаты с аппаратами за плечами поползли к вражеской траншее и скоро они исчезли в ночной темноте. Больше их вообще никто не видел. Вся рота пропала.
Что же случилось?
Имевший очень скромное задание командир роты огнемётчиков ночью почти без выстрела прошёл основную Синявинскую высоту, которую не могли занять днём три батальона после сильной артподготовки.
Упоённый столь необыкновенным успехом, командир роты решил продвигаться дальше.
На обратном скате высоты он наткнулся на вражеский гарнизон, сидевший в укрытиях. Рота смело вступила в бой и вся погибла. Мы видели огненные струи над гребнем высоты и по ним могли догадаться о произошедшем.
После этого трагического случая стало ясно, что основные силы вражеской обороны не находились в своих окопах в то время, когда их обрабатывала наша артиллерия. Там оставались постоянно только караулы и пулемётные точки, а остальные отсиживались в надёжных укрытиях на обратном склоне высоты.
Перенос нашего артиллерийского огня дальше, в глубь обороны, являлся для противника как бы сигналом, по которому солдаты бежали на высоту и всегда опережали нашу пехоту: успевали засесть в развороченных траншеях и воронках и открывали огонь в упор по атакующим цепям.
Но пока это всё были только наши предположения. Надо было их ещё как-то проверить.
Мы применили хитрость и нам удалось обмануть противника.
Была устроена ложная атака. Наш артиллерийский полк произвёл сильный огневой налёт по Синявинской гряде. Но мы стрелялли не боевыми, а дымовыми снарядами. Всё плато окуталась плотным дымом. Гитлеровцы переполошились. Не в состоянии разглядеть из-за дыма, что делается на нашей стороне, они решили, что мы атакуем, и поспешили покинуть укрытия за высотой и занять свои траншеи на гребне.
Так как ветер тянул с запада на восток, то на правом фланге дым разрядился, и стало видно как немецкие солдаты бежали, а затем прыгали в траншеи и окопы, откуда сразу начинали стрелять вниз, будучи уверенными, что в дыму скрывается наша пехота.
Дым помог нам открыть второй и, пожалуй, главный секрет противника.
УДАР ПО ВРАГУ
Теперь мы знали все козыри фашистов и могли их бить. Во время подготовки к наступлению в числе многих других мероприятий по артиллерии была создана мощная миномётная группа с задачей пристрелять траншею, из которой гитлеровцы отражали атаки наших стрелковых подразделений, и в нужный момент обрушится на неё мощным огнём.
Разумеется, мы не могли знать наверняка, что фашисты и впредь будут придерживаться точно такой же тактики, которая ранее помогала им отразить три мощных наступления. Поэтому мы запланировали открыть огонь по всем трём траншеям сразу.
Казалось бы, если все карты противника раскрыты нами, то к чему такая артподготовка? Зачем стрелять по заведомо пустым окопам и траншеям? Не лучше ли бить сразу по третьей траншее, из которой противник растреливает штурмующую пехоту?
Но мы не могли так действовать. Это был бы ничем не оправданный риск. Ну, а если фашисты на этот раз будут сидеть в первой и второй траншеях? Что тогда будет с наступающими стрелковыми батальонами?
Артподготовка была тщательно продумана и спланирована. Вся артиллерия на участке прорыва была разделена на три группы. Все три группы открыли огонь одновременно.
Первая группа (миномёты) била по первой траншее. В тот момент, когда наша пехота атаковала первую траншею, миномёты переносили огонь на вторую траншею, по которой стреляла вторая группа - полковые пушки.
Когда наша пехота приближалась ко второй траншее, обе эти группы артиллерии переносили свой огонь на третью траншею, которую обстреливала уже с самого начала артподготовки третья гркппа - дивизионная и корпусная артиллерия.
Таким образом, мощь артиллерийского огня последовательно возрастала, на один огневой слой накладывался второй и третий.
Не была забыта и отсечная позиция противника. Её разгромили и обезвредили в самом начале артподготовки сосредоточенным огнём нескольких батарей. Мощному огневому воздействию подверглись также артиллерийские и миномётные батареи противника, на которые в дополнение пикировала бомбардировочная авиация.
Наши стрелки с боем овладели высотой, на которой была расположена отсечная позиция противника. Оглушённые и деморализованные немцы, отвыкшие от обстрелов и ответного огня, почти не сопротивлялись. Разведчиками, идущими впереди пехоты, был захвачен штаб вражеского полка, уничтожены ожившие после бомбёжки пулемётные точки и миномёты разных калибров вместе с прислугой.
В ходе последующих упорных боёв нами были заняты и основные позиции гитлеровцев на главной Синявинской высоте. Перед атакой этих позиций мы отказались от длительной артиллерийской подготовки. Она продолжалась всего пятнадцать минут. Тем самым мы вновь обманули противника. Фашисты привыкли к длительным артобстрелам и прозевали атаку, не успев подготовиться к её отражению.
Поставленная нашим частям задача была решена. Синявинские высоты остались за нами. Противник лишился многих своих преимуществ, положение Ленинграда улучшилось.
Свидетельство о публикации №224051701152
Николай Кирюшов 22.07.2025 07:21 Заявить о нарушении
Алексей Шелемин 23.07.2025 05:10 Заявить о нарушении