Мельник с реки Протвы Главы 1-2

Каждый прохожий или проезжий, двигаясь по берегу небольшой речки Протвы , мог увидеть небольшую плотину, на которой стояла водяная мельница. Эта мельница была под управлением Алексея Петровича, коренастого и плечистого человека лет сорока, состоятельного и успешного предпринимателя. Он был женат и многодетен - пятеро ребятишек, а в делах ему помогали два работника, Викула и Фрол. Работники были почти членами семьи, в обед сидели за хозяйским столом, правда, в самом его конце. Но получали полные порции всего того, что ел и сам хозяин с женой. Одним словом, не голодали. Разумеется, они ценили такое отношение, поэтому не подворовывали, работали честно и справно. Когда мешки закинуть поближе к жерновам, когда поправить водяное колесо и деревянные шестерни. Если бы хозяин был побогаче, то давно заменил бы деревянную передачу на литые шестеренки, но это было в дальних планах, а так, передача от горизонтального вала с водяного колеса на вертикальный вал главного жернова была выполнена из бревна с набитыми по периметру круглыми чурками-зубьями. Зубья изнашивались от долгой работы, и их надо было периодически менять. Фрол предложил было обить зубья металлом, но Алексей Петрович был хозяином старой формации, и, к тому же, очень суеверным, и не любил новшеств.
- Пусть после меня сын, али племянник этим займутся. На мой век и дубовых зубьев хватит. А если захотят, то пусть металлические чугунные шестеренки ставят – им, молодым, и все карты в руки! – так говорил Алексей Петрович.

Да, надо сказать, что колесо крутилось не само по себе. На него сверху лилась вода из горизонтального лотка. А подпор воды осуществлялся за счет плотины. Эту плотину построил еще прадед Алексея Петровича, заработав большие деньги на продаже проса и ячменя в городе и наняв бригаду плотников, которые и соорудили эту плотину. Почти все деньги отдал им, обеспечив постоянным доходом своего сына и внука. Алексей Петрович надеялся, что и сыну будет на что жить. Однако жизнь менялась, в моду входили паровые машины, и, вообще, от прогресса было некуда деваться. Десять лет назад в соседний город проложили железную дорогу из самой Москвы. Ни дать, ни взять – сама нечистая сила постаралась. Местные купцы пытались откупиться от этого строительства – занесли губернатору большую сумму. Деньги губернатор взял, но не смог перечить высочайшему указу – и согласился на прокладку «железки». Поэтому многие купцы, кто не смог вовремя перестроиться – разорились, потому что пришли новые веяния. Да и работники, которые раньше работали у них за копейку, повадились ездить на отработку в столицу, где им платили не в пример больше. Цены стали расти, а местное сырье – падать в цене, поскольку из-за «железки» стали возить издалека по дешевке сырье и продукты с южных губерний. Одним словом, «нечистая сила» распоясалась, и ввергла людишек местных в соблазн, а купцов в банкротство.

А Алексей Петрович все пытался жить по старинке, как жили его предки сотню лет назад, и его работники не пытались податься в город. Кто же от хороших харчей пойдет искать лучшей жизни неизвестно где и неизвестно зачем? Правильно, от хороших харчей не бегут. Вот когда настанет всему конец – тогда и будут думать, как жить. А пока – ничего не меняется в этом бренном мире – и то славно!

Все бы ничего, да подросла у Алексея Петровича старшая дочка. И начал он искать ей партию. Была она пригожа лицом, стройна статью и добра характером. Да беда была в том, что стояла мельница на отшибе, у реки. И мало кто ездил, кроме крестьян, которым надо было муки намолоть. Разумеется, Алексей Петрович молол не за бесплатно. За сам-десять. Девять мешков муки помелет – десятый себе в оплату берет. А раз к нему со всей округи съезжались, то муки у него было больше, чем мог съесть. Поэтому, излишки продавал в городе на ярмарке. А особливо в конце зимы мука хорошо шла, когда бедные подъедали свои небольшие запасы. Правда, еще надо было платить работникам. Да им по три рубля платил в месяц, да и на всем готовом жили – стол и дом у них был. Не жаловались.
Конечно, можно было вложиться и новую мельницу отстроить. Но Алексею Петровичу хватало на семью и работников, а больше ему было не надо. Сам не зная того, он жил по принципу идеи «чучхе»: «Живем хорошо, никому не завидуем». И даже приданое для старшенькой скопил. Но за крестьянина не хотел отдавать. Он считал, что дети должны жить лучшей жизнью, чем у родителей. Кушать не из глиняных мисок, а на фарфоре, да и лучше на серебре. И ходить не в лаптях, а в сафьяновых сапожках. Да и в мехах зимой не помешает. Это – что касалось дочерей. А пацаны – пусть сами себе зарабатывают – на это у них руки и голова есть. Да и грамоте обучены – три класса церковно-приходской школы за плечами. Читать и считать умеют – и достаточно.

И тут повезло Алексею Петровичу. Заехал как-то к нему на мельницу барин. Охотился в округе. На бричке, в коротких кожаных сапожках, френч на нем был модный, да и ружьишко богатое, с чеканкой и серебряной финифтью. Шляпа с пером, разумеется. Бородка стриженая по последней моде. Пенсне выдавало образованного человека.
- Здоров, отец! – поприветствовал он мельника. – Не знаешь, как на другую сторону перебраться?
- Могу перевезти, вашбродь! – ответил Алексей Петрович. – Ялик у меня привязан в камышах. Да зашли бы в дом, отведали моего кваску!
- Квас? Дело говоришь! Отчего бы и не зайти?
Барин поднялся на крыльцо и из вежливости постучал в дверь. Дверь заскрипела, и выглянуло миловидное девичье личико.
- Доброго дня, красавица! Батюшка твой сказал, что квасок есть изрядный? Правда ль сказал?
- Ой, Ваше благородие, заходите в дом, будьте милым гостем! Конечно, угостим кваском. А хотите отведать моченых яблочек? Иль, горилочки?
- Горилочка бы пригодилась! Схолодало чтой-то, мурашки аж по коже!
- Так пройдите – сейчас мигом накрою!
Барин зашел. Внутри было уютно и чисто. Стоял дощатый стол, накрытый простой льняной скатеркой, в углу белела большая русская печь. Вкруг стола лавки деревянные. С печки выглядывали любопытные детские мордашки.
- Люблю бывать в таких домах! Добротных, теплых, уютных! Когда детишек полный дом! И сама то красавица-девица!
- Батюшка не велит мне любезничать с приезжими, но Вы мне по нраву – видно, что барин добрый!
- Откуда ж тебе знать, добрый я иль нет?
- Да глаза у Вас добрые! И улыбка хорошая!
- Ну, красавица – знаешь, чем угодить! И впрямь, правда твой – не злой я! Вот мой отец говорит мне – что ты, Саша, такой добрый со всеми? Надо быть построже – иначе тебе каждый на шею будет норовить сесть!
- И то правду батюшка ваш говорит. Народец порой такой – на шею норовят сесть, и ножки еще свесить! Это мой батя так говорит. Но Вы – добрый!
Верунька, так звали девицу, подала барину горилки с моченым яблочком. И кружку квасу с куском свежего хлеба. Тот выпил одним махом, обтер губы шейным платком, и закусил яблочком.
- Хороша горилка! Аж согрелся враз! Да и на тебя смотришь – тепло на сердце. А хочешь – поедем со мной? Поживешь у меня? Соглашайся?
- Не-а, не могу, вашбродь! Батюшка мне так просто не разрешает. Вот кабы Вы посватались – он то уж и приданого за меня дал бы! Тогда и поехала бы!
- Приданое? Хорошее дело! А много ль?
- Вот, мельница – одна пятая дохода с мельницы, да и отрезы – несколько штук сукна, корову да и коня!
- Неплохо – совсем неплохо! Ты знаешь – может, и зашлю сватов! Хотя мой отец против мезальянса. Но я – человек современный. И считаю, что все люди равны. Просто у всех разный доход – в это вся причина.
- Доход то разный – да и голова у всех разная, мой барин! Кто-то скопи-домок, а кто-то – как получит наследство – так и прокутит его враз!
- Это ты верно подметила, Вера! Я вот за то, чтобы каждый человек сам себе зарабатывал на жизнь, а не жил на готовый капитал! Я по медицинской части отучился. Могу доктором работать. Да – почему бы и нет? Устроюсь земским доктором – жалованье небольшое, правда, - да зато от отца независимость полная. Пошла бы за меня, а, Вера?
- Пошла бы, что греха таить! По нраву ты мне, вашбродь!
- Зови меня просто Сашей. Раз сватов просишь засылать.
- Хороша Саша – да не наша пока! – Вера засмеялась звонким девичьим смехом, напоминающим колокольчик под дугой почтовой тройки.
- Ладно, Вера! Жди сватов! А пока – благодарствую за угощенье! Горилка была совсем кстати! Поеду дальше – посмотрю, может, где уток настреляю?
(Продолжение следует)

Часть 2

Через неделю в дверь мельничьей избы постучали.
— Кто такие, зачем стучите, что вам надобно?
- Отворяй, хозяин! Наш купец – твой товар! – на крыльце столпились сваты. - Мы приехали издалека, привела нас нитка от клубка. Королевич наш Александр видел прекрасную жар-птицу ясную. Она так ярко сияла, что искоркой в сердце Александра прямо и попала. Да вот только одна трудность вышла: жар-птица домой улетела, взмахнуло ее крыло, осталось в руках вот это перо. – Сваты достали перышко и один из них положил его на свою ладонь.
— Ну, по перышку, определить нельзя. У нас жар-птицы разные, все они по-своему прекрасные. Угадаете, которая была, может быть, и сговоримся мы тогда. – ответил мельник, и пустил сватов в сени. Дверь в комнаты была закрыта. Из-за нее торчали две цветные шелковые ленточки – синяя и красная
— Тяните сваты за конец, кого возьмете под венец, - сказал. Сваты потянули за синюю.
- Загад не бывает богат! – прокомментировал мельник. В дверях показалась Надежда - младшая сестра Веры.
- Ну как, хороша птичка? – спросил отец сватов.
— Хороша-то, хороша, да уж больно она мала! Пусть немного подрастет, ее другой королевич найдет.
Вслед за этим сваты потянули за красную ленту. Дверь открылась – лента оказалась привязанной к поясу Веры - и невеста вышла из избы.
— Ну, как жар-птица, хороша? И телом складна и душа! – спросил отец сватов.
-  Хороша-то, хороша, да только эта птица не наша! Ее надобно окольцевать – тогда нашей станет – ответили сваты
— Коль хотите жар-птицу получить, попробуйте ее чем-нибудь прикормить. – сказал отец, и пододвигает сватам стул, на котором стояло блюдце.
Тут сваты положили в блюдце мелкие деньги и позвали:
— Гули-гули, гули-гули!  Позвольте нам теперь жар-птицу испытать, а вдруг она не умеет летать, или еще что-нибудь не так. Сначала посмотрим как она крыльями машет. – И сваты высыпали на пол из мелкие монеты.
Вера взяла  веник и совок и быстро подмела все монеты в совок.
Потом сваты спросили:
— Теперь поглядим, как жар-птица умеет готовить, может ли правильно слово молвить. Сколько риса надо в борщ положить?
— В борщ рис вообще не кладу. – ответила Вера
— Муж голодный, тарелку подашь? – спросили сваты
— Подам обед на тарелке, а не пустую. – опять ответила Вера.
— Нам такая жар-птица нравится, и кушать умеет готовить и сама красавица. Примите и от нас каравай, бери красавица, разрезай. – сказали сваты и протянули каравай.
- Нам бы надо королевича испытать! – сказал теперь мельник.
- Его жизнь испытала уже – знатный королевич! Коль согласна жар-птица – пусть ответ даст!
- Я согласна! – кивнула Вера.
- Вот и славно! Пирком – да за свадебку! – ответили сваты. Выпили по налитой стопке горилки, и с достоинством удалились .

*******

Всю следующую неделю мельник готовился к свадьбе. Мать и сестры шили Веруньке платье – все пальцы иголками искололи. Потом мельник привез швейную машинку – подарок Вере на свадьбу. Машинку сразу пустили в дело, и платье быстро закончили. Еще подшили простыни и скатерть. На руках бы не управились вовремя.
Назавтра назначена была свадьба. Невеста так переволновалась, что никак не могла уснуть. Вся родня гудела допоздна, пока батя всех не разогнал по лежанкам.
- Нечего, мол, свечи зазря жечь! Перед смертью – не надышишься! - строго сказал он, оправив родню спать.

Рано утром, лишь закричали петухи, все встали. Только в Вериной спальне было тихо.
- Ишь, как утомилась, милая! – сетовала ее мать. – Вставай, дочка, уж надо готовиться, наряжаться! – и постучала в дверь Вериной светелки.
За дверью никто не отвечал – не было слышно ни звука.
- Что ж она, спит без задних ног! Переволновалась вчерась, может быть? – сам заволновался отец. Еще раз постучал, и еще. За дверью было тихо. Тут отец не выдержал, чуть разбежался, и саданул плечом в дверь. Ворвавшись в комнату, он увидел, что Верина кровать не заправлена и пуста. Лишь смятые подушки и простыни выдавали ее прежнее присутствие. И хлопала на ветру открытая оконная створка.
(продолжение следует)