Стучащий, скрипящий, шатающийся

          Еще до появления новеньких бежевых трамваев по рельсам катались старые, красные, металлические коробы, ржавые и такие же громкие, как и двадцать лет спустя. Они гремели и качались, привлекая внимание местной детворы. Именно они проводили для детей первые в их жизни уроки физики взаимодействия предметов.
          Когда родители разрешали гулять вне своего двора и отойти аж до трамвайных путей, дети стремились к шуму, что доносился до них в тихие дни. Толпа детишек бежала к неизведанному. В их карманах ждали своей печальной судьбы монеты, металлические пробки от папиных пивных бутылок, надоевшие игрушечные солдатики, мелкие камешки и ветки, отобранные по логике понятной только детишкам. Все это они аккуратно выкладывали на рельсы. Нужно запомнить куда именно и что ты положил. Нужно выкладывать так, чтобы водитель не увидел издалека снующих около рельса детишек. Почему-то всем казалось, что они занимаются чем-то запретным, тем на что не осмелятся даже взрослые, ведь никто из детей никогда не видел, чтобы кто-то из смелых верзил выкладывал что-нибудь на рельсы, и дети списывали это на собственную бесстрашность.
          Обычная картина для трамвайных путей внутри спальных районов. Дети подбегают к рельсам, один всегда остается позади, наблюдая за сверстниками со стороны. Ему страшно, но в ходе процесса он втягивается, и через три-четыре захода он присоединяется к сверстникам. Дети выкладывают предметы из карманов на вершину холодного рельса. Пытаются найти баланс, положить на самый центр чтобы колесо просто не выкинуло предмет в сторону или он не слетел раньше времени от вибрации. Все монеты, пробки, игрушки, камни и ветки разложены, и дети убегают в сторонку. Когда мимо проходит взрослый, они делают вид, что оказывается земля крайне интересная штука, а потыкать в нее палкой занятие поинтереснее мультиков.
          И вот на полном ходу проносится красный монстр. Он скрипит, стучит и недовольно качается. Он не замечает ничего на своем пути и даже не притормаживает перед препятствиями учиненными местной детворой.
          Подождав пока монстр уедет подальше, дети бегут посмотреть, что же тот сотворил. Пробки сплющены в тоненькую лепешку, монеты раздавлены, а буквы и цифры на них теперь широкие и пузатые, что конечно же очень забавно, особенно если сравнить их с дружком толстячком, игрушки превратились в пластиковую бесформенную пластину, покрытую трещинами, а некоторые даже сохранили форму отдаленно напоминающую былое состояние, от камней остался лишь песок и пыль, а ветки переломаны. Детской радости нет предела, они прыгают, кричат и беснуются, показывают друг другу результаты и сравнивают с прошлыми опытами. Потом детишки остывают и все начинается по новой.
          С годами интерес к электрическим монстрам остывал, но порой он возвращался яркими красками. Приходили и уходили пистоны заменяющие монеты, поездки «зайцем» и на «колбасе», но взросление поджидало за углом как хулиган и выскакивало в самый неподходящий момент. Вчера ты веселился на трамвайных путях с ярким и громким монстром, а сегодня просто стоишь на остановке и ждешь дешевый общественный транспорт. Трамваи остаются для нас друзьями все детство, и никто не ожидает что в конце концов они станут теми приспешниками зла, которые везут угрюмых взрослых на работу.
          Черное зимнее утро вторника. Конечно не совсем зимнее, ноябрь во всем мире считается осенним месяцем, но только не в Томске. В сибирском городе ноябрь — это первый месяц зимы. Месяц, в котором солнце поздно встает и рано садится, так что рабочий люд не видит дневного света. Месяц, в котором снег покрывает улицы, а автолюбители переобувают машины в зимнюю резину. Месяц, в котором пора доставать с антресолей обувь с теплыми стельками из подписанных коробок, а куртку с меховым капюшоном распечатывать из целлофана, защищающего от моли. Месяц, в котором все снова начинают ждать летних теплых деньков.
          Совсем небольшое столпотворение людей на остановке у трамвайных путей. Когда-то трамвай был их другом, он развлекал их и одновременно пугал. Но в последние года он переменился. После детства он превратился просто в транспорт. Катал людей от дома к работе и обратно. Но со временем он стал единым целым с каторгой. Путь на работу приравнивался к ней же и теперь трамвай — это приспешник начальства, еще один инструмент, загоняющий бедолаг на работу.
          Асфальтированная площадка, пластиковая остановка с деревянной подгнившей скамейкой, металлические рельсы с досками, слегка углубленными в холодную рыхлую землю и кучка людей, укутанных потеплее. Везунчики, которым в офис нужно на полчаса позже чем большинству, так что у них есть шанс проехаться сидя. Мимо проходили люди, кто-то брел на работу, студенты плелись на первую пару, кому-то просто приспичило сходить по делам. Прохожие прижались к зданиям пропуская снующие из стороны в сторону автомобили. Непонятно что это за территория, то ли дорога, то ли тротуар, всем плевать. Делай что хочешь, а наглые автолюбители и дальше будут ехать, рискуя задавить зазевавшегося прохожего лишь бы сохранить драгоценные пару минут, а прохожие и дальше будут прижиматься к стенкам, опасаясь встречи с невыспавшимся водителем.
          К остановке подъехал трамвай, следующий по маршруту «3», он отпер две центральных двери оставив две крайних нетронутыми. Странное дело, наверное, среди трамваев считалось моветоном пускать пассажиров через боковые двери, выпустить водителя через переднюю еще куда не шло, а вот задний выход изобретен только ради декора. Новенький трамвай, герметичный с подогревом сидений, электронным табло с бегущей строкой и теплым ярким светом, проникающим в каждый уголок. Пол в таких трамваях тщательно мыли, окна протирали, поломки оперативно чинили, ведь трамвайчик то новенький. Новым он был лишь относительно. На самом деле на пути их поставили лет десять назад, и с тех пор чинили и мыли лишь бы сохранить в хорошем виде для показа приезжим чиновникам. Двери трамвая закрылись почти бесшумно, и он укатил дальше по маршруту. Колеса стучали, а сам трамвай слегка поскрипывал, шатаясь из стороны в сторону.
          Подъехал следующий трамвай, шедший по маршруту «1», в него заскочили десяток людей. Заскочили они быстро. Маршрут популярный, обходящий почти весь город, и народу в нем соответственно, всего два свободных сидячих места. Никто конечно не собирался прямо-таки бежать и прыгать на них. Выглядело бы это неприлично, по мнению людей, которые и сами вряд ли бы смогли ответить почему. Неприлично и все на этом. Но посидеть то хочется, и все ускорили шаг. Места тут же заняли, и те, чья учесть теперь стоять, разбрелись по салону. Этот трамвай уже постарше. Еще наших бабушек он катал на заводы. Двери скрипят и не закрываются до конца, куча щелей, из которых дует, на окнах неотмываемый слой грязи, делающий окружающий мир мутнее воды из-под крана, сиденья жесткие и холодные. Советский трамвай чудом дожил до наших времен и большинству непривыкших людей вселяет ужас и тревогу. Поколение «Z» открыто говорит, что эти шумные и шатающиеся штуки вгоняют их в депрессию. Раздвижные двери ударились друг о друга и чутка разошлись. Трамвай последовал по своему маршруту. Единственное, что сближало его с современным братом это его ход. Он так же стучал, скрипел и шатался.
          Подъехал новый трамвай, следующий по маршруту «4», открыл свои двери и впустил пассажиров через центральные отверстия. Сам трамвай гибрид нового и старого. Видно так вышло что одновременно поломались и древний и современный трамвай, чинить по отдельности их не захотели, или же просто не было возможности, вот и собрали новый трамвай из старых деталей. Кресла из нового, а окна из старого, двери из нового, а скрипящие механизмы затвора из старого, что-то докупили, что-то починили и вот на остановке стоит «трамвай доктора Франкенштейнигова». Конечно же пассажирам все равно, им бы главное доехать до рабочего места вовремя, а тепло уже не так важно. В трамвай зашли пассажиры и расселись по местам. Кондуктор обычно сидит у центрального входа и в пустых трамваях пассажиры сами подходят расплатиться, чтобы не слушать потом пятиминутные жалобы и недовольства, мол сами не можете подойти. На этот раз кондуктор стояла у кабины водителя. Руки в боки, подбородок поднят, сама княжна трамвайная явилась народу, и раз уж места заняты сейчас она отправится собирать дань.
          То ли женщина, то ли бабушка, непонятного возраста, с лишним весом отправилась по салону. На животе у нее висела черная сумка в которой хранились деньги, в главном кармане купюры, а в кармашках поменьше гремели монеты. Одета она в зимний тулуп расстегнутый до живота. Тулуп этот походил больше на мужской, но и ей он был по размеру. Одежда по образу уверенной в себе женщины приближающейся к пенсионному возрасту, либо ей просто все равно что носить. В руке у нее оранжевый терминал. Она вальяжно вышагивала по салону взымая плату у пассажиров. За поручни она конечно же не держалась, с грацией кошки на каждое движение трамвая она отвечала собственным пируэтом и умудрялась держать равновесие. Пассажиры готовили карты и мелочь, смотрели в темные окна, подбирали плейлист на поездку, или просто пялились в телефон.
          Порой можно встретить на дороге таких людей, которым «больше всех надо». Они конечно же всегда сильнее прочих опаздывают на работу, которая конечно же важнее всех других работ. Вместе с большой и дорогой машиной им выдают маленькую корону. Маленькую, но блестящую, чтобы все на дороге видели этот блеск и уступали. Только вот остальным автолюбителям абсолютно плевать сколько ты там заплатил за своего многотонного бензинового прожору. Конечно же это злит. А раз плебеи не хотят соблюдать правила твоего маленького воображаемого королевства, то и ты не обязан соблюдать их правила дорожного приличия. Прямо-таки нарушать ПДД ты не будешь, к сожалению закону тоже плевать на твою блестящую коронку, а вот ездить агрессивно и эгоистично это поведение достойное особы хоть и слегка мутных, но голубых кровей. Всегда можно передумать пропускать пешехода и рвануть, воспользовавшись возможностью повернуть. Или можно перестроиться и создать пробку, а еще можно подрезать кого-нибудь и недовольно фыркать что в тебя чуть не въехали. И в это утро на дороге оказалась вот такая вот особа. Трамваи все-таки принято пропускать, но не барину за рулем. Он рванул прямо у носа водителя трамвайчика и тому ничего не оставалось кроме как затормозить.
          Так бывает, что во время остановки людей может начать тянуть в сторону. Дабы это компенсировать в общественном транспорте частенько устанавливают поручни. Держишься за них ручкой и никакая остановка, даже экстренная и неожиданная, тебе нипочем. Но кондуктор сегодня была в хорошем настроении и все остановки собиралась компенсировать своей старческой грацией и сноровкой. И вот резкая остановка, трамвай почти моментально начинает чутка скользить по рельсам. Все удивляются и смотрят в сторону водителя, будто она сейчас выглянет и будет оправдываться за учиненный дискомфорт. Но все видят старушку кондуктора делающую пару шагов назад. Она разводит руками в попытке нащупать тот злополучный поручень, машет ими будто в ожидании что сейчас взлетит как маленькая птичка из детских мультфильмов. Но это не помогает, и она, не справившись с такими физическими явлениями как импульс и гравитация, летит вниз.
          Был бы это молодой парень, который хоть иногда занимается спортом, а его детские воспоминания о догонялках во дворе теплятся где-то в виде рефлексов, может он бы и смог сгруппироваться и выйти из воды сухим. Но это был не молодой парень, это была тучная женщина почти, а может и уже преклонного возраста. Она просто упала плашмя спиной вперед, и, наверное, весь трамвай увидел, как ее голова отпружинила от удара об пол и чуть подлетела вверх. Монеты вылетели из кармашка сумки, пара прилетела в лицо кондуктору, а остальные со звоном отправились в путешествие по салону. А вот дорогой терминал она не выпустила из рук. Вцепилась в него мертвой хваткой. Люди ее возраста всегда делятся на два типа, либо им совершенно все равно на технику, и они не видят в ней ценности, либо они относятся чересчур трепетно, сдувая пылинки и накрывая тряпочками. Кондуктор оказалась из второго типа. Разобьется в лепешку, но современный терминальчик из рук не выпустит.
          Все привыкли что люди после падений встают как ни в чем не бывало, отряхиваются и немного краснеют будто только что произошло что-то постыдное. Вот и сейчас все пассажиры без исключения продолжали сидеть и наблюдать за ситуацией. Лишь через несколько мгновений люди начали звать водителя, а один из мужчин оперативно помчался на помощь продолжающей лежать на полу женщине.
          Одна пассажирка громко охнула и вспомнила бога. Кондуктор застонала, а мужчина, подойдя к ней, опустился на одно колено. Наверняка он видал подобное в кино, бравый спасатель опускается на одно колено рядом с пострадавшей и помогает ей. Только вот трамвайный герой, который так спешил на помощь бедной старушке, только опустившись на одно колено понял, что он совсем не врач и даже не представляет, что ему делать. Он попросил ее лежать спокойно и спросил не кружится ли у нее голова. Это он конечно молодец, заподозрил сотрясение мозга, ну хотя бы не принялся светить ей фонариком в глаза просто потому что так делают в кино. На этом его помощь закончилась. Он так и продолжил стоять рядом на одном колене, пошептывая что все будет хорошо.
          Уже человек пять криком позвали водителя, и белокурая женщина, стоявшая рядом рявкнула что она уже тут, это всех успокоило. Теперь то на месте происшествия есть уполномоченное лицо. Полномочия ее конечно никого не интересовали, но на нее можно перекинуть моральный груз ответственности. Теперь она, как главный в трамвае, ответственна за беднягу, а пассажиры переквалифицировались в очевидцев и могут выдохнуть. Водитель схватила свой мобильный телефон и просто смотрела в него думая, что делать. Кто-то попросил вызвать скорую, самому то конечно не гоже вызывать, а вот подсказать другим дело стоящее. Белокурая женщина ответила, что уже звонит, и пассажиры еще больше успокоились. После звонка в службу спасения вся ответственность точно спадет с их плеч. Как только оператор возьмет трубку эта моральная ноша перескачет на врачей, а там будь что будет. Тут же один пассажир тихо, почти на ушко водителю, попросил открыть дверь. Беда бедой, а на работу нужно приходить вовремя, иначе начальник пальчиком пожурит или вообще натравит на тебя кадровиков, и те дадут высшую меру наказания – заставят объяснительную писать. Водитель, не отвлекаясь от телефона зашла в кабину и отворила переднюю дверь.
          – У меня тут кондуктор упал, вызови скорую, – выходя из кабины водитель говорила по телефону. – Да дурак какой-то вырулил на дорогу передо мной, я по тормозам, а кондуктор упала, головой треснулась. На Олега Кошевого, прямо перед остановкой.
          Даже водитель не хотела брать на себя и минимальную ответственность. Попросила кого-то другого вызвать скорую. Тут коллективным сознанием пассажиры решили посадить пострадавшую на кресло. Делать это пришлось местному герою и водителю. Кто-то заметил, что висок в крови. Тут же повторился совет вызвать скорую, но водитель успокоила всех, помощь уже в пути. Странно конечно такое заявлять, когда ты просил о помощи другого человека, которого и рядом то нет, но у водителя видно еще сохранялась вера в людей. Сзади подъезжали следующие трамваи. Несколько пассажиров уже покинули салон, а за ними пошли еще и еще. Последним ушел трамвайный герой, он отряхнул колено и пошел за толпой, предвкушая рассказы о том какой он молодец.
          Трамвай остановился у забора детской больницы. Может конечно здешних врачей и учили только детскому здоровью, и дети от стариков отличаются настолько сильно, что необходимо получать дополнительное образование, но никто наверняка и не подумал послать хотя бы медсестру на выручку. Может тут кто-то умирает и ему просто необходима безотлагательная помощь. Странная и непонятная бюрократическая система запрещала врачам помогать людям. Вот человек позвонил и попросил скорую помощь для бабушки, значит приедет скорая помощь для бабушки, не нужны тут какие-то детские врачи или медсестры, которые могли бы хоть просто проверить. Но наверняка они бы помогли, если бы им кто-то сказал о необходимости помощи. Но все, кто выходил из трамвая шли на остановку, будто ожидая что следующие трамваи перелетят или обойдут остановившегося собрата. Никому и в голову не пришла затея заглянуть в больницу и сказать, что почти у них на пороге лежит женщина в крови, которая остро нуждается в медицинской помощи, ведь скорую уже вызвали и все будет хорошо, наверное.
          До автобусной остановки идти далековато и все уткнулись в телефоны в попытке вызвать такси. И по самой низкой цене уедут пассажиры злополучного трамвая, они то знают, что движение нескоро возобновится, а остальные еще ждут и гадают что произошло. На остановке уже начали тихо спрашивать, что же там случилось, почему стоит трамвай, а очевидцы и рады описать происшествие во всех подробностях и добавить побольше крови для драматизма. И обязательно громче говорить, почти кричать, ведь всем интересно, а рассказчику как раз не хватает внимания.
          Один за другим останавливались трамваи создавая длинную цепь, уходящую куда-то в темную утреннюю даль. Таксисты пытались подъехать поближе к остановке по водянистой грязи. Люди толпились и раз за разом пересказывали вновь прибывшим историю бедняжки кондукторши. Люди и машины сновали туда-сюда. Наверняка мимо прошло пару врачей и не догадываясь, что там в трамвае на холодном сиденье их ждет не дождется окровавленная старушка. А может и догадывались, и даже знали, услышали краем уха или сами спросили из любопытства, но решили не начинать свой рабочий день где-то в грязном трамвае, на холоде и с какой-то бабулей. Они ускорили шаг и оставили все на совести доблестных врачей скорой помощи, которые наверняка мчат сюда на всех порах.
          Машины не желали пропускать друг друга, люди переходили дорогу, и несчастный перекресток больше напоминал распределительный круг ада. Черное небо, люди хлюпают по снежной кашице, машины гудят и дымят, а их водителя покрикивают и совсем чуть-чуть, всего на полкорпуса заезжают на тротуар, ведь им же надо. Подъезжает карета скорой помощи. Белый ГАЗ с красными полосочками и крестиком на капоте подъехал оперативно, ему понадобилось всего десять минут. Сигнальные огни на крыше мигают, но сирена молчит. Машина подъехала вплотную к трамваю. Пара докторов в синем зашли в трамвай с оранжевыми чемоданчиками. Там их встретила водитель. Врачи пробыли внутри минут пять, потом вывели кондуктора под руку, посадили в карету и укатили в неизвестном направлении. Водитель села в свою кабину и уткнулась в телефон. Она закрыла переднюю дверь трамвая и даже не думала сдвинуться с места.
          Постепенно таксисты забирали с остановки людей, пробка все увеличивалась, некоторые люди стояли на остановке в ожидании продолжения движения и задавались вопросом почему же трамвай остался стоять на месте. А трамвай, следующий по маршруту «4» с окровавленным полом так и стоял.
          И вот спустя полчаса водитель получает распоряжение двигаться в парк. И так долго она ждала не потому что несамостоятельна, а потому что любой человек, у которого нет ни капли власти прекрасно выучил житейский закон – инициатива наказуема. Вот и белокурая женщина сидела в теплой кабине трамвая, и, в ожидании распоряжений с верху, смотрела на замерзающую недовольную толпу на остановке. А там, в депо, про нее и вовсе забыли. Там в душном кабинете сидели две женщины и думали, что же им делать. Их подчиненный пострадал на работе, и не просто подчиненный, а бедная старушка, которой по-хорошему надо было бы выйти на пенсию еще в прошлом году.
          Конечно упала и разбила голову она по собственной вине, но кого это волновало. Скоро независимые, а значит и оппозиционные СМИ прознают об этом и устроят переполох. Припомнят повышение пенсионного возраста, будут вопрошать почему это старый человек вынужден вкалывать кондуктором, почему не соблюдаются базовые требования безопасности на рабочем месте, в общем будут неприятно потыкивать тоненькой палкой в бока чиновников, тоненькой, но очень заточенной. И плевать им будет на саму старушку, и на то что она сама упала, и что вообще это вина наглого водителя, есть прецедент, а значит можно лишний раз накинуться на власть имущих. До высокопоставленных чиновников им конечно не дотянуться, а попортить нервишки местным чинушам вполне можно.
          Вот диспетчер и заместитель директора сидят с чашками чая в руках и молчат, пытаясь придумать что же им делать. Пробка где-то в дали сейчас не главная проблема, главнее и гораздо страшнее реакция директора, который скоро соизволит явиться на рабочее место. Он то устроит им нагоняй, а потом и ему самому хорошенько намылят шею.
          В голове бегают мысли, и варианты решений проблемы давно убежали, сейчас две угрюмые женщины с остывшим чаем в пожелтевших кружках пытаются придумать отговорки. Диспетчер спокойнее, ее задача направлять нужный трамвай, с нужным экипажем в маршрут, а что там случится, проблема уже не ее. Только вот предвкушение коллективной ответственности не дает расслабиться. Она прекрасно помнила, как в прошлом году директору кто-то измарал пол, так он потом все депо заставил ходить в бахилах.
          Заместитель директора перебирает в голове варианты, вспоминает, когда кондуктор пришла на работу, устроена ли она официально, есть ли возможность уволить ее задним числом и сказать, что она в том трамвае была пассажиром. Перед глазами у нее мелькала ситуация двухлетней давности. Тогда сократили количество автобусов на маршруте «25», по началу все было тихо, люди увеличили количество жалоб и ссор с водителями, администрацию это не касалось, и они не обращали внимания. Но вот когда похолодало, внимание обратить пришлось. Несколько человек получили обморожение пока ждали автобуса. И куда же они пошли? Конечно же в администрацию.
          Вопросы дискомфорта и мелкого недовольства всегда решались на месте. Если автобус слишком долго ехал, выскажи это водителю, если в супермаркете открыта всего одна касса, а очередь из людей уходит в даль, то выскажи все кассиру, поскользнулся и ушибся копчиком выскажи все дворнику. Выместил недовольство и злость, вот теперь можно продолжать терпеть. Но когда пострадает человек или имущество, все тут же бегут в верхние инстанции. Вот и выходит, что в стрессовых ситуациях главными, и по совместительству крайними, становятся работяги на местах или же сразу губернатор. А все меж ними становятся потенциальными целями.
          Приходит разъяренная толпа к губернатору, тот пугается, хватает топор и бежит демонстративно рубить головы чинушам пониже рангом. Те в свою очередь рубят головы подчиненным. А те в свою очередь тоже не прочь скинуть на кого-нибудь ответственность, только вот никого ниже нету, и приходится самим склонять голову к плахе.
          И два года назад во время кризиса с автобусами, следующими по маршруту «25» головы полетели с рабочих мест. Волна казней дошла и до трамвайного депо. Заместителя директора, диспетчера и пару водителей уволили за проступки, какие именно никто конечно же не уточнял. При чем тут трамвайный парк никто отвечать тоже не собирался. Прошла волна публичных увольнений, и все тут. Живите дальше и надейтесь, что следующая волна обойдет вас стороной.
          Вот и сейчас заместитель уже морально готовилась к увольнению, но так не хотелось этого. Она собиралась с силами и вознамерилась сделать все что угодно лишь бы остаться сухой после надвигающегося цунами. А еще и директор сейчас примчится. Будет орать и махать руками, а девушка заместитель никогда не любила чтобы с ней рядом кто-то орал.
          Тут в комнате появляется директор собственной персоны. Розовощекий, лысый запыхавшийся, он первым делом хватается за кружку остывшего чая. В этот момент он напоминает хряка, только что узнавшего, что оказывается его растили и кормили не из доброты душевной, а на убой. Он и сам понимает, что их ждет в ближайшее время, и по пути уже придумал план действий. Но сначала нужно проораться. Он смочил горло остывшим чаем и принялся кричать. Руки отправляются в агрессивный пляс, слюни летят в разные стороны, лицо постепенно краснеет, подбородок дрожит.
          – Ну упала, и что теперь? – вопрошает он. – Я что ль виноват? А ведь скажут, что я! Что мне привязать всех к креслам чтобы точно не попадали? Вот скажите мне, скажите, ну как можно быть настолько тупой? Для кого лепят повсюду эти несчастные поручни? У меня вот в детстве они были только сверху. И ничего, никто себе бошки не расшибал. Я вот помню всегда держался за отцовскую штанину, до верха не дотягивался. И ничего, череп без шрамов, – директор агрессивно погладил себя по голове. – А сейчас? Трамвай качнется так прямо Нормандия, раненых меньше чем мертвых! Тьфу ты, – присел он. – Никто еще не звонил? – девушки отрицательно кивнули. – Это хорошо, значит эти стервятники еще ничего не прознали, – он закурил. Диспетчер демонстративно покашляла, но он не обратил на это внимания.
          Без находчивости не забраться так высоко, сам директор трамвайного парка раздает указания своим подчиненным, что, как и когда сделать. Преподносит он это как хитрый план выдуманный им на досуге. Но придумал все это не он сам. В кругах чиновников и малых, и больших будто ходит небольшая методичка как поступать в экстренных ситуациях. И вот свеженький чинуша получает ее в руки, заучивает текст и передает дальше. И сейчас директор будто пытался вспомнить что же там было написано.
          Первым делом директор и его заместитель отправились в больницу. По пути они остановились у цветочной лавки и супермаркета. Директор и заместитель сидят на лавке в приемном покое и ждут. В руках у заместителя цветы и пара пакетов с продуктами. Они закупили все что принято для больных: соки, фрукты и сладости. Ждали они несколько часов. Больная отказалась от госпитализации и с бинтовой шапкой заполняла бумажки все утро. Когда она только собиралась уходить ее перехватили директор с помощницей. Ее усадили на лавку и принялись расспрашивать как она, одаривать ее пожеланиями здоровья и обещаниями помочь чтобы ей не понадобилось.
          – Голова кружится? – заботливо спросила заместитель, и не дав ответить продолжила. – Ну выглядите вы хорошо, такой здоровый оттенок лица. Немного отдохнете и все будет хорошо. Встанете на ноги и будете здоровее чем раньше. Вы уж нас простите, такого больше не повторится, – выкинула эти слова она на автомате, по жизни привыкла извиняться особенно в стрессовых ситуациях.
          – Дура, не извиняйся, – прошептал директор и ткнул ее под ребра. – Мы ни в чем не виноваты.
          Потом пострадавшую усадили в большой черный директорский BMW и отвезли домой. В машине директор настоятельно порекомендовал заместителю решить вопрос с молчанием кондуктора и сопроводить ее до квартиры. Заместитель поднялась вместе с бабушкой и перед прощанием аккуратно намекнула, что пострадавшей лучше бы помалкивать. А пострадавшая и сама любитель намеков, слегка намекнула что не прочь получить большую премию за подобного рода услуги, и улыбнулась так неприятно, наверное, первая ее улыбка, увиденная кем-то из трамвайного парка.
          Когда заместитель спустилась вниз директора как не бывало. Он сделал свои дела и упорхнул. Сейчас заместитель лишний раз убедилась, что в случае чего в этой истории окажется крайней именно она.
          Диспетчер объявил об общем сборе на время обеда. Причина не разглашалась, но все и так все понимали. Главной темой дня была бедняжка пострадавший кондуктор и злодей нерадивый водитель. До обеда все мусолили эту тему, собирались скинуться на лечение, сходить в гости, вычислить виновника и надавать ему тумаков, но дальше разговоров это конечно же не уходило.
          В обед все собрались в небольшом зале, заполненном стульями, и кондукторы, и водители, и механики, даже дворника зазвали. Приехал и директор, и заместитель прикатила на такси, а диспетчер подготовила все необходимое. Речь держала заместитель. Руки ее потряхивало, голос дрожал. Она боялась реакции работников. Что-то внутри нее кричало, что сейчас ее разорвут в клочья. Но никто и не проявлял агрессии. Пара человек пожаловалась на то что время обеда отнимают, и на этом все.
          Речь начиналась с состояния кондуктора. Заместитель всех успокоила, хоть никто особо и не волновался. Пострадавшая в полном порядке, добродушное начальство посетило ее в больнице и сопроводило до дома, конечно же будет оказано полное содействие ее скорейшему выздоровлению. А сейчас начинается самое интересное, тридцатиминутный инструктаж о безопасности. Заместитель директора зачитывает с листочка правила эксплуатации трамвая, потом переходит к антитеррористической листовке, а следом посыпает житейской мудростью.
          Во время речи по рядам проходит диспетчер с журналом. Листы в нем разлинованы, бумага слегка пожелтела, все данные сотрудников уже вписаны, требуется только личная роспись, и дата конечно же заботливо проставлена. Только вот если верить этой дате, в данный момент заместитель повторяла слова, сказанные еще на прошлой неделе. Конечно же никто не проводил никакого инструктажа неделей ранее, и вообще последний раз его читали пару лет назад, когда во время аварии другой кондуктор случайно поломала себе руку. Обычно роспись подтверждающую прослушивание ставят при приеме на работу, самого инструктажа никто не читает, есть роспись — значит безопасность увеличена.
          Заместителя особо никто и не слушал, да и она сама без особого энтузиазма читала с листочка. Само мероприятие всего лишь фикция. Если кого-нибудь спросят, все честно смогут ответить, что инструктаж читали, а когда, это уже вопрос другой.
          Собрание окончилось, росписи собраны, подушка безопасности подложена. Все отправились спокойно работать. Нервничали лишь пара человек. Директор слегка напрягся, он даже начал приходить на работу и уходить домой в положенное время, но продлилось это не больше месяца. А его заместитель паниковала не на шутку. Директора переставят, а может даже пожурят публично, а вот ее распнут, и уволят, и освистают, а может даже осудят по-настоящему, а не только в газетах. Нервы ни к черту, пришлось даже попить валерианы. Но ничего не произошло. Все жили как жили. Даже самые захудалые местные газетенки и блогеры не обратили внимания на эту историю, да и не знали об ее существовании.
          Через время кондуктор вернулась на работу. С того дня она крепко держалась за поручень даже когда сидела. Но через полгода прежние привычки и уверенность вернулись и постепенно ее хватка ослабевала. Директор парка отправился на повышение. Водитель так и продолжила кататься, порой оскорбляя автолюбителей припоминая им тот случай. Диспетчер частенько начала напоминать всем вокруг покрепче держаться за поручни. А заместитель вскоре ушла подальше от управления транспортом. Она пошла в администрацию и просидела спокойно в офисе до пенсии.
          Все пассажиры того трамвая наверняка поделились жуткой историей с коллегами по прибытию на рабочие места, а вечером рассказали и близким дома. Теперь они будут крепче держаться за поручни в общественном транспорте, а если кто-то из их знакомых однажды будет держаться как-то хлипко или вдруг вздумает отпустить поручень, услышит эту историю и возможно лишний раз подумает о своей безопасности, а может и нет.
          А электрические монстры так и будут дальше стучать, скрипеть, шататься и катать людей на работу, изредка развлекая дворовых детишек и порой калеча неаккуратных пассажиров.