Как дворяне стали крестьянами. Часть 2

Поиски продолжаются

Более трёх лет назад я написала и выложила статью «Как дворяне стали крестьянами» ( http://proza.ru/2021/01/23/1486 ), в которой выдвинула ряд гипотез о происхождении моих предков, жителей села Воробьевки Курской губернии (ныне – деревня Воробьевка Солнцевского района Курской области). С тех пор я мечтала продолжить своё исследование, побывать в Курском государственном архиве. Периодически я вновь принималась шерстить интернет-ресурсы, однако особых успехов не достигала. Но вот однажды (все удивительные истории так начинаются!) мне написала девушка, которая тоже изучает свою родословную. Выяснилось, что её предки происходят из того же села. Она поделилась со мной фотографиями некоторых архивных документов, кроме того, подсказала, что можно получить доступ к курскому архиву удалённо. И я с огромным удовольствием снова погрузилась в стихию исследования.
Сразу же напишу для тех, кто не готов читать подробный рассказ о генеалогических изысканиях: практически все мои гипотезы подтвердились. Мои предки являются потомками сына боярского Ивана Мелентьевича Воробьева (подробнее о нём – в первой части). Поколенная роспись дворянского рода Воробьевых (Дело Правительствующего Сената Департамента Герольдии о Дворянстве Воробьевых от 1848 года) включает его потомков от двух сыновей: Семёна и Сафона. Согласно моим собственным исследованиям, у Ивана Мелентьевича имелись ещё сыновья Иван и Никифор, но, видимо, никто из их родов не сохранил за собой дворянства. Впрочем, что касается меня лично, то мои предки по двум линиям восходят первая к Семёну, вторая к Сафону, так что значительные куски родословного древа совпадают с официальной поколенной росписью.
Теперь я начинаю подробный рассказ о ходе моих поисков. А в конце статьи вас ждёт небольшой бонус: ещё одна моя гипотеза, позволяющая продлить род Воробьевых вглубь веков ещё на одно-два поколения. Итак, поехали!
Если раньше я двигалась в хронологическом порядке, изучая перемещения служилых людей и заселение Курского края от начала XVII-го века до начала XVIII-го, то теперь пошла, как все нормальные исследователи генеалогии, в порядке обратном. Впрочем, как обычно, особой последовательностью мои действия не отличались. Из-за чего мне пришлось просматривать одни и те же документы по два-три раза на разных этапах исследования. Впрочем, это позволило мне каждый раз находить в них что-то новое. Первым делом я погрузилась в документ, который давно и страстно желала посмотреть, – Подворные карточки сельскохозяйственной переписи 1911 г. Также определённую информацию (не о конкретных людях, а о жизни в селе в целом)  можно получить из Пообщинных бланков той же переписи. Есть ещё Бланки описания крупных и мелких частновладельческих хозяйств. В Подворных карточках села Воробьевки есть список всех домохозяев (важная пометка: не всех жителей, а только «большаков», хозяев домов). Вообще, по сравнению с теми же ревизскими сказками, последние из которых датируются 1848-м г., подворные карточки дают намного меньше информации о семействе, зато рисуют во всей красе крестьянское хозяйство. Так, я нашла в них своего прапрадеда, Воробьева Кузьму Дмитриевича, узнала его возраст, количество детей на момент переписи и их возраст, узнала также о других членах его семьи – всё, кроме имён. В этом, пожалуй, и есть главная загвоздка. Впрочем, три лошади, две коровы и двадцать три овцы тоже имеют право быть отображёнными в историческом документе.
По соседству с Кузьмой Дмитриевичем жил другой мой прапрадедушка – Алексей Степанович Павлов. Впрочем, Павловыми я пока подробно не занималась, знаю только, что это тоже весьма многочисленный однодворческий род. В Воробьевке Павловы появились довольно поздно – ни в одной ревизии не фиксируются. Вероятно, они перемещались с юга, из Обоянского уезда, – там, по моим наблюдениям, концентрация Павловых-крестьян была особенно велика. Там же получали земли Павловы – сыны боярские.
 
Два Дмитрия

Итак, надо было двигаться дальше в прошлое. То есть, искать Дмитрия, о котором я не знала ничего, включая отчество.
Я продолжила изучать доступные мне документы. Прежде всего, это были Ревизские сказки 1858-го и 1850-го гг. и Метрические книги Казанской церкви с. Воробьево. Тут меня поджидали две основные проблемы: во-первых, в архиве сохранились не все метрические книги, а только за тринадцать лет. И это в общей сложности. А книг интересовавшего меня периода было и того меньше – четыре-пять. Что можно заключить на их основе? А между последней ревизией и сельскохозяйственной переписью прошло более пятидесяти лет.
Во время исследований мне часто приходится натыкаться на белые пятна и заполнять их в духе Шерлока Холмса. Это сложно, но ужасно интересно – выстраивать логические цепочки и распутывать исторические хитросплетения.
Я выписала в столбик всех Дмитриев: тех, что фигурировали в ревизских сказках 1858 г; тех, что встречались в метрических книгах; и, наконец, Дмитриев последних лет из переписи и прочих документов начала века. Набралось около десятка человек. Однако здравый смысл подсказывал, что нужный мне носитель имени должен был родиться до 1858 г., а значит, присутствовать в ревизских сказках. Почему? Кузьме Дмитриевичу на момент переписи было 35 лет, значит, родился он около 1875 г. Если же его отец появился на свет после 1858 г., значит, на момент рождения сына ему меньше 17 лет. К концу XIX века ранние браки были уже не столь распространены, как прежде. Но даже если представить, что это возможно, необходимо учитывать, что матери Кузьмы Дмитриевича в 1911 г, согласно переписи, 70 лет. То есть, она родила сына в 35 лет. Представляется сомнительным, чтоб юноша 17-ти лет мог жениться на женщине 35-ти лет, фертильность которой уже угасает. В общем, варианты с Дмитриями, рождёнными после ревизии, я отмела. Потом вычеркнула тех, кто выехал из Воробьевки в другие губернии. Избавилась от одного пропавшего без вести рекрута, который к тому же был уже слишком возрастным. Ещё один выпал из числа кандидатов, так как схоронил жену (а мать Кузьмы дожила до старости). В итоге этих манипуляций у меня осталось два претендента на роль прапрапрадеда: Дмитрий Лукьянович и Дмитрий Михайлович.
Сперва я по какому-то наитию решила, что являюсь потомком Дмитрия Лукьяновича. И на радостях, используя ревизские сказки (а это очень удобно: до 1858 г. ревизии проводились регулярно) простроила родословную до начала XVIII века. Потом я упёрлась в Тихона Степановича и не знала, как привязать его к Ивану Мелентьевичу. Судя по хронологии, он должен был быть внуком Василия Сафоновича. «Мне нужен Степан Васильевич, – повторяла я, как одержимая, – Должен быть Степан Васильевич». А потом открыла архив документов по селу Гуторову, где раньше жили Воробьевы, архив, который мне прислала моя новая знакомая исследовательница… И чуть не вскрикнула! Там был файл, который назывался «Степан Васильевич». Радовалась неимоверно. Потом, впрочем, успокоилась: моя уверенность, что я выбрала из двух Дмитриев правильного, поколебалась. В поисках ответов я вглядывалась в окружение обоих претендентов, отображенное в метрических книгах: кто крестил их детей, кто приглашал к себе крёстными или свидетелями на свадьбу. Я надеялась, что смогу таким образом разгадать тайну родства. К окружению Кузьмы Дмитриевича я тоже присматривалась: с кем он жил по соседству. На основании последних ревизских сказок я нарисовала родословные древа для всех Воробьевых из Воробьевки (а их там уже было более сорока родов) и потихоньку разбиралась, кто кому кем приходится. Кстати сказать, попутно я доказала, что все жители села, носящие соответственную фамилию, действительно являются друг другу дальними родственниками и происходят от одного предка, а именно, от Ивана Мелентьевича. Но и в более близком прошлом то и дело открывалось что-нибудь новое, интересное. И вот я заподозрила в одном из соседей Кузьмы родича Дмитрия Михайловича. Простроила родословное древо и для этого Дмитрия: ожидаемо, он тоже оказался потомком Ивана Мелентьевича, только через второго сына Василия Сафоновича, Венедикта. Но почему-то не лежала у меня к нему душа. Много раз я повторяла про себя, что хотела бы быть потомком Дмитрия Лукьяновича и Степана Васильевича. Почему – не знаю. Однако аргументов в пользу Дмитрия Михайловича тоже было недостаточно. Надо было изучать другие источники. А их у меня – раз, два и обчёлся. Однако просматривая метрические книги в который по счёту раз, я заподозрила странное. Живущий по соседству с Кузьмой Дмитриевичем Савелий Демьянович показался мне удивительно похожим на Савву Дементьевича, племянника Дмитрия Лукьяновича. С именами у тех, кто вёл записи в метрических книгах и ревизских сказках, определённо была беда: Лукьян легко превращался в Луку и обратно, Савелий – в Савву, Леон – в Левонтия, а ещё откуда-то появился загадочный Иродион. Дело в том, что ономастика (наука об именах) входит в круг моих интересов, я занимаюсь ей много лет и довольно хорошо разбираюсь в именах, в том числе церковных, поэтому знаю, что Лука и Лукьян, Савва и Савелий, Дамиан и Дементий – это разные имена, они даются в честь разных святых. Но, похоже, тот, кто вёл записи, этого не знал. Ещё одного соседа моего прапрадеда я подловила на том, что он при ближайшем рассмотрении оказался мужем сестры Дмитрия Лукьяновича. В общем, история становилась «всё любопытственнее и любопытственнее». И всё-таки я временила с выводами, чтоб не повторять прошлых ошибок. Но как окончательно во всём разобраться? Я выписала возраст всех членов семьи Кузьмы Дмитриевича согласно переписи. Подумала: неужели из тринадцати годов, за которые у меня имеются метрические книги, ни один не совпадёт? И тут меня подкараулила неожиданная удача – или озарение – из серии «как я раньше не догадалась?». Оказалось, что одна из сестёр Кузьмы родилась примерно в 1888-м году, а у меня есть «метрики» за 1887-й, 1888-й, 1889-й и 1890-е годы! Сложно описать моё воодушевление. Ведь сейчас, если я найду сестру, то найду и нужного мне Дмитрия! Правда, 1888-й год не дал результатов. Зато в 1887-м году родились… двое! У Дмитрия Лукьяновича и Иустины Филипповны родилась дочь Агриппина. У Дмитрия Михайловича родился сын Лука и вскоре умер (уже под именем Лукьян). Аплодисменты, занавес. Здравствуй, Степан Васильевич, родной.

Немецкая анкета

Разобравшись со Лжедмитриями, некоторое время я пребывал в эйфории и отдыхала от исследований. Но был ещё один нерешённый вопрос первейшей важности. А именно, Тимофей. Мой прапрадед по другой линии. Если у Кузьмы я знала хотя бы отчество, то у Тимофея – ничего. Работая над решением первой задачи, я попутно выписывала и предполагаемых Тимофеев… И ужасалась их количеству. Тимофеев оказалось даже больше, чем Дмитриев. Однако в подворных карточках Тимофея, у которого был бы сын подходящего возраста (а мой прадед Яков родился в 1902 г), не оказалось. Но я знала, что такое возможно, если они жили, например, с дедом или со старшим братом отца. Тогда я стала выписывать всех домохозяев, у которых есть внуки или племянники в возрасте от 7 до 10 лет (зная, что возраст в документах подобного рода зачастую плавает). У меня получился изрядный список. Предстояло соотнести его со списком Тимофеев. В итоге, когда я выполнила все логические операции и удалила лишних претендентов, у меня остались, как и в прошлый раз, двое: билетный солдат Тимофей Борисович (то есть, отслуживший положенный срок и получивший «билет») и Тимофей Фёдорович. Первый регулярно появлялся на страницах метрических книг, поскольку у него рождались новые и новые дети. Второй чаще фигурировал в имущественных документах, но однажды всё-таки засветился, и я узнала имя его жены. Однако снова дилемма казалась неразрешимой. Впрочем, у Тимофея Борисовича был серьёзный аргумент в свою пользу: сын Павел. У моего прадеда Якова имелся брат Павел. Если уж говорить начистоту, у Тимофея Борисовича было даже два сына с таким именем. Первый родился в 1888 году и сразу умер, второй – через год, выжил и участвовал в Первой мировой войне.
Но решающего аргумента не было. Я залезла на сайт «Память народа», чтобы перечитать документы, связанные с Яковом Тимофеевичем, о котором было известно только то, что он пропал без вести во время Великой Отечественной войны. И хотя я бывала на подобных сайтах неоднократно, документа, который нашла в этот раз, прежде не видела, и готова поручиться, что его выложили недавно. Это была немецкая анкета военнопленного. Из неё я узнала, что мой прадед попал в плен, затем – в немецкий концлагерь Берген-Бельзен. Впоследствии я нашла информацию о смерти и захоронении. Я один раз просмотрела анкету. Потом, через некоторое время, ещё раз – и тут мне пришло в голову перелистнуть страницу. Что же вы думаете, их оказалось целых четыре! На обороте анкеты было написано место рождения, имя отца – «Тимофей» и матери – «Анастасия». В этот момент я опять чуть не закричала, как тогда, когда нашла в метрике Агриппину. Ведь только у одного Тимофея из всего списка жену звали Анастасия – и это был билетный солдат Тимофей Борисович.
Но правильно ли я рассчитала, что Тимофей Борисович – сын Бориса Петровича? Других Борисов подходящего возраста не наблюдалось. Живёт Борис Петрович с двумя сыновьями, множеством внуков и тремя невестками. По метрическим книгам я восстановила имена других его сыновей. Возраста внуков с возрастами детей Тимофея и прочих Борисовичей сходятся тютелька в тютельку. А Борис Петрович – видный субъект. Более 15 десятин земли, ветряная мельница (сам обозначен как «мельник»), шесть рабочих лошадей и две нерабочие, три коровы, пятьдесят пять овец, семнадцать свиней. И притом, по общим меркам, он не был каким-то особым «кулаком», скорее середняком, работников не нанимал, сам с семьёй справлялся. Да и вообще, к слову сказать, у однодворцев Воробьевых (по крайней мере, моих предков) не было ни крепостных (хотя закон позволял), ни наёмных работников.
На всякий случай я прозондировала «окружение» Тимофея Борисовича по метрикам – оказалось, это по большей части родичи Бориса Петровича. Что и требовалось доказать.
Ну а дальше я уже плясала от Бориса Петровича, для которого весело и играючи построила генеалогическое древо. Основание этого древа меня в который раз удивило.
Дело в том, что, раз за разом наталкиваясь в Воробьевке на потомков Василия Сафоновича, в какой-то момент я пришла к выводу, что все жители села с соответствующей фамилией происходят от него. А Семёна Ивановича я видела исключительно основателем дворянского рода Воробьевых. Первый звоночек прозвенел тогда, когда я по чистой случайности, благодаря имущественным бланкам деревни Семёновки (по соседству с Воробьевкой) открыла, что жители сей деревни происходят от Семёна, сына Ивана Мелентьевича (вероятно, старшего). Ещё бы мне не удивиться, когда среди официальных документов с описанием частновладельческих хозяйств попадается отлично проработанное родословное древо! Но однодворцы – они такие. В общем, я поняла, что Семёновка – от Семёна. А моя линия от прадеда Якова привела к Емельяну Семёновичу. Согласно Поколенной росписи, Емельян был сыном Семёна Ивановича. Весь кусок древа от Емельяна до Герасима у меня и у генеалогов XIX века совпал. Так что, выходит, по второй линии я упёрлась в Семёна, а далее – в Ивана, а далее…

Вперёд, в прошлое!

А теперь отмотаем в прошлое совсем немного. Год-два назад я билась над тем, как обнаружить, откуда в Курск пришёл знаменитый Иван. Где искать его отца Мелентия? Это довольно редкое имя, его не пропустишь. Но Мелентии в документах того времени мне не попадались. И вдруг меня осенило. Я вспомнила, что в Писцовой книге Орловского уезда за 1594-1595 гг. упоминается несколько семей Воробьевых, в том числе одна, живущая в деревне Большой Ольховец. Так вот, среди младших членов этой семьи значится Мелех Васильевич. Меня как-то внезапно озарило, что Мелех в народе – это форма имени Мелентий. А ведь по возрасту он как раз пойдёт в отцы нашему Ивану. То есть, присутствует гипотетический Мелентий и далее вглубь веков – Василий. Впрочем, его я пока, как ни старалась, не нашла. Где его искать? В Крапивне, в Коломне, в Серпухове? Однако я не сдаюсь и планирую продолжить исследования и в эту сторону.
Поскольку я привыкла во всём сомневаться и перепроверять по десять раз, то и сейчас, при всей убедительности доказательств, допускаю, что могла в чём-то ошибиться. Если появятся новые факты, я обязательно о них напишу, раз уж эта история стала достоянием общественности. Тем более, для меня истина важнее всего. Я ведь не ставлю целью найти у себя в роду Рюриковичей или Романовых (хотя теперь уже ничему не удивлюсь). Я считаю, что каждый должен стараться как можно больше узнать о своих предках, что нужно уважать их, ведь всегда есть за что, стремиться в чём-то брать с них пример, а в чём-то, напротив, не брать. В этом и есть настоящий патриотизм и любовь к Родине.
Выражаю огромную благодарность всем, кто помогал мне в моих исследованиях!