Ч. 3. Гл. 4. Персонификация

«Прего, синьор» - официант положил перед ним счет. Андрей протянул ему сложенную вдоль «домиком» купюру достоинством в 50 евро, зажатую между указательным и средним пальцами. Этот жест он видел в каком-то фильме с Жаном Габеном – Андрей любил старые французские фильмы и средневековые итальянские города. Парма, Перуджия, Ассизи – узкие кривые улицы, словно глубокие каньоны, прорезанные людскими «ручейками» в «монолитах» домов, будто сжимают «домиком» пространство, создавая совершенно иное ощущение времени. Вставая из-за стола и легко опираясь на протянутую Андреем руку, Ева привычно встряхнула гривой огненно-рыжих, доходящих до пояса, волос, создавая вокруг себя ореол крохотных вихрей, подобных прикосновению. Они познакомились во Флоренции. Ева сидела на парапете фонтана «Нептуна» на Пьяца Синьория, скрестив свои длинные красивые ноги, нарочито небрежно обернутые в широкие, до колен, коричневые шорты – в точности как девица на рекламном плакате за ее спиной. Она будто примеряла на себя эту позу вместе с кусочком окружающего пространства, как примеряют платье, а огромные зеленые глаза с явно отсутствующим видом смотрели поверх голов туристов скорее «внутрь», чем «в мир». Казалось она прислушивается к себе, пытаясь понять насколько ей все это идет.
- Sorry, I have lost one's way. Can you help me? – Видимо что-то в интонации Андрея выдавало, что он скорее «потерял путь» нежели «заблудился», но может быть именно поэтому она согласилась и помогала ему найти потерянное, вот уже несколько недель колеся с ним по городам и весям Умбрии без цели, без обязанностей, без «домашних заданий», не задавая вопросов, не навязывая ответов. Он словно взял ее напрокат у солнечного неба Тосканы цвета индиго. Именно об этом он так долго мечтал ТАМ. Именно таким он представлял себе ПРАЗДНИК. Казалось, эти несколько недель оправдывают все – и его нелепый, пугающий других, а потому делающий его одиноким, талант сетевого хакера, и даже то, как он им распорядился. Когда-то мама, видимо чувствуя, что с сыном что-то не так, повторяла как волшебную мантру, призванную убедить их обоих: «Ты такой же, как все», из чего он сделал вывод, что все такие же, как он, а это было ошибкой. Нет, он не жалел о содеянном, ибо с самого начала знал, что обречен. Им двигала не жажда наживы – для «уникума» такого ранга как он это было бы слишком банально. Он даже был достаточно умен, чтобы отдавать себе отчет в «обуявшей его гордыне» – он хотел признания, как «простой гений». Однако результат несколько превзошел его ожидания. «Золотой» закон хакера – чем больше отдашь, тем меньше «получишь», поэтому брать нужно много. Его забавляла потливая суетливость следователей, мысленно пытающихся представить себе сумму похищенного – было очевидно, что им это не под силу. Пока не пришел ОН. Новый следователь был молчалив, говорил редко, да и то больше о пустяках, а все время допроса просто разглядывал лицо Андрея, как разглядывают неодушевленный предмет. Так продолжалось неделю. Каждый день. По несколько часов. В начале это по-прежнему забавляло – по семейным рассказам о сгинувшем в ГУЛАГе деде, он понимал, что возможны и другие «методы воздействия». Потом стало настораживать – хотя все это происходило в «цивилизованной» стране (хотя бы об этом он позаботился), было очевидно, что сидевший перед ним человек об этих методах тоже «наслышан». Но страха не было. Страшно стало потом – на исходе первой недели их «знакомства», на одном из допросов по лицу следователя пробежала тень. Он не изменил ни тембра голоса, ни содержания «беседы», но в тот момент Андрей готов был поклясться, что видел тень ЗВЕРЯ. Он отдал все... Или почти все... Оставшееся потянуло на два года тюрьмы и хотя отбывал он их не на лесоповале под Вилюйском, а в Швейцарии – тюрьма есть тюрьма. И вот теперь он с глупой улыбкой почти счастливого человека разглядывал зарывшуюся в белоснежность гостиничных простынь Еву в центре итальянского города Перуджия. Совсем неплохо для сына сторублевых советских интеллигентов! Но все кончается, даже «плохое», не говоря уже о «хорошем» - надо подумать, что подарить ей «на память».
- И не мечтай, я не из тех, от кого избавляются так банально-просто. Жаль, что за все это время ты этого так и не понял, но ты прав – каникулы кончились, пора браться за дело.
При первых же звуках ее голоса Андрей вздрогнул от неожиданности и сейчас смотрел на нее так, словно увидел впервые.
- Не думал, что ты умеешь говорить по-русски.
- Научилась, пока «общалась» с тобой.
- А ты уверена, что мы «общались» именно на этом языке? – Несмотря на всю бредовость происходящего, в голосе Андрея не было уверенности.
- Не хочу тебя пугать, но я «слышу» не только то, что говорят. Как-то не было времени предупредить, да ты и не спрашивал.
- А должен был?
- Это – не ко мне и не сейчас. С тобой хотят встретиться.
- Хотят?!!!
- Ну хочет. Возможно, я еще не в таком совершенстве владею русским.
- Постой. Значит наша встреча не была случайной и все это время...
- В мире очень мало по-настоящему случайного, малыш, но даже оно – лишь проявление и дополнение необходимости. – В ее голосе звучала странная, так не гармонировавшая с ее молодостью и красотой мудрость. Эти чуть припухшие от природы, а не от силикона, губы, казалось, совершенно не «приспособлены» к произносимым ею сейчас словам, но от этого ее образ только приобретал какую-то странную глубину в еще не ведомом ему измерении. Андрей почувствовал, что он ее хочет. Нелепо и неуместно здесь и сейчас, после всего услышанного, граничащего с предательством, но уже в следующий момент эмоция трансформировалась в несколько иную формулу: «Она мне необходима...»
- Не волнуйся. Это несколько отличается от всего, что тебе предлагали раньше и даже если ты будешь так глуп, что откажешься это не повлечет за собой ни репрессивно-воспитательных, ни даже репрессивно-конспиративных мер. С людьми такого уровня ты еще не общался.
Через два часа они подходили к открытой траттории на небольшой площади, недалеко от собора Сан Лоренцо. Ожидавший их человек, как принято говорить, еще совсем не старый, т. е. уже далеко не молодой, но явно имеющий время, деньги и возможность тратить и то и другое в дорогих фитнес-клубах, привстал им навстречу.
- Искренне рад вас видеть. И поверьте, это не формула вежливости. Это правда.
- Судя по тому, как обставлена наша встреча, вы из тех самых мистических «управляющих миром», о которых так много говорят и так мало знают. – Андрей попытался улыбнуться, но улыбка неожиданно вышла «дерганой».
- Миром управляют законы природы. Просто есть люди, которые это знают, пользуются и в силу этого – хорошо живут. А есть, которые не знают, живут плохо и обвиняют во всем евреев.
- Что ж это за законы такие, чтоб хорошо жить? Не поделитесь мудростью?
- Охотно. Собственно, для этого я и здесь. И мне нравится ход Ваших мыслей – обычно после этой реплики у меня спрашивают не еврей ли я? И так назовем их ТРЕМЯ ЗАКОНАМИ ЛОРДА ГЕНРИ.
- Ого! Для «лорда» вы слишком хорошо говорите по-русски.
- Одно другому не мешает. Я одинаково хорошо говорю на многих языках.
- Другому может и нет, а мне – да. Особенно предложенная схема обстоятельств – мудрый лорд Генри и глупый Дориан Грей.
- Не глупый, а гениальный – красота, в любом ее проявлении, это форма гениальности. И хотя Ваша гениальность лежит в совсем иной плоскости, аналогия далеко не так поверхностна, как может показаться: Дориан Грей обладал невероятным разрушающим потенциалом. Почти таким же, как Вы и чтобы понять, почему меня привело к Вам именно это Ваше качество, Вам придется выслушать мои три закона.
Закон первый. Дуализм живого.
Энергия и масса, мужчина и женщина, труд и капитал, ноль и единица – в общем, «инь» и «янь», есть объективно существующие категории, противоборство которых и составляет суть материальной жизни, как состояния развития. Вне этого противостояния жизни нет. В противовес этому добро и зло – категории субъективные, противоборство которых порождает развитие философии, этики, искусства, т. е. жизни духовной. Смешивать эти понятия, т. е. применять категории «хорошо» и «плохо» к объективно-существующим реалиям материального мира, все равно, что измерять объем в градусах, а температуру в литрах. Однако всегда находятся люди, азартно и самозабвенно ищущие пути применения именно такой «метрической системы». Одного из таких людей звали Карл Маркс. «Это плохо, – сказал Маркс – когда один человек эксплуатирует другого человека. Надо чтоб было наоборот!!!». И предложил совершенно насильственное, сиречь «революционное», перемещение денег из «конфликтной» зоны противостояния труда и капитала в сферу инертной массы. Однако вне этого «конфликта», как я уже сказал в начале, жизнь невозможна по определению. Вне противостояния труда и капитала деньги умирают, а мертвое гниет, разлагается и смердит, заражая своим смрадом все вокруг. Что и произошло при попытке практической реализации его теории.
Закон второй. Ассоциативность денег.
Значит ли это, что между духовным и материальным нет никакой связи? Конечно же есть! Духовное и материальное начала сами образуют дуальную пару, в антагонизме которой развивается новый, более сложный чем человек, вид живой целостности – социум. Более того, существует абсолютно объективная, количественная характеристика, отражающая динамику этого противостояния – деньги. Духовное, как уже было сказано, развивается в противостоянии ДОБРА и ЗЛА. По этой причине добро и зло, или «хорошо» и «плохо», в мире духовного – аксиоматические понятия, определяемые интуитивно, т. е. неделимые атомы, лежащие в основе всех последующих построений. В применении к материальному эти понятия становятся не только относительными, но и абсолютно точно определяемыми: «хорошо» это то, за что человек платит деньги, а «плохо» это то, за что он не платит или платит за то, чтобы этого у него не было (я, конечно, не имею в виду клиническую патологию – наркоманию, алкоголизм, болезненное пристрастие к азартным играм и т. д.). Любой другой способ применения нравственных, или духовных категорий к материальному, как уже было показано на примере Маркса, в лучшем случае – несостоятелен, а в худшем – опасен. Деньги же отражают и динамику изменения этих понятий. Один и тот же предмет для разных людей имеет совершенно разную цену. Один и тот же предмет для одного и того же человека в разные моменты его жизни имеет совершенно разную цену (я намеренно употребляю слово «цена», а не «ценность»: «ценность» это масса денег, которую человек готов заплатить за удовлетворение своей прихоти или страсти, если бы они, деньги, у него были; «цена» это то, что он реально платит, а так как и в том и в другом случае речь идет о массе денег – разница, в данном контексте, несущественная). Но предмет неизменен, что же меняется? Меняется желание или необходимость его иметь, т. е. эмоциональное к нему отношение. Таким образом, деньги — это функционал (т. е. функция, любому объекту ставящая в соответствие число), заданный не на множестве материальных объектов, а на множестве страстей человеческих. Анализируя изменения эмоционального состояния социума, можно экстраполировать, т. е. предвидеть изменения направленности денежных потоков, а так как деньги, как и всякий материальный предмет, имеют инерцию, это предвидение может охватывать довольно значительные отрезки времени. В этом и заключается искусство «делать деньги». Просмотр колонки криминальной хроники может дать больше информации по-настоящему деловому человеку, чем изучение сводки биржевых новостей. Надо только заменить слова «хорошо» и «плохо» на «спрос» и «предложение».  Я не пытаюсь изменить мир – это не в моей власти. Я помогаю ему быть таким, каким он хочет. Я потакаю его страстям и как показывает практика, такой подход гораздо более конструктивен и уж во всяком случае, гораздо лучше оплачивается. Хотите развлечений – не извольте беспокоиться, хотите высоких технологий – нет ничего проще. Но в последние сто лет деньги имели тенденцию скапливаться в деструктивной, разрушительной сфере. Причиной тому – нефть, но это уже не моя забота: они хотят разрушения – я даю им вас.
Закон третий. Закон больших чисел.
Многообразие живого, как я уже не раз говорил, проявляется во взаимодействии антагонистичных пар или, как сказал бы программист, логических переменных. Законы этого взаимодействия сформулировал сто пятьдесят лет назад (за сто лет до создания первого компьютера) скромный английский еврей со смешной фамилией Буль. Созданная им теория получила название Булева алгебра и легла в основу всех современных компьютерных технологий, а универсальность понятия «логическая переменная» предопределила их всеобъемлющий характер. По своей значимости Булева алгебра превосходит все известные в истории примеры практического применения научных теорий, включая «теорию относительности», однако непрограммисту этот человек известен, в лучшем случае, как папа посредственной писательницы Этель Лилиан Войнич. Еще один пример логической переменной – «толпа» и «гений». Толпа есть целостность, объединенная страстью потреблять. Гений есть чудо, т. е. управляющее воздействие Высших сил, через которое Создатель привносит в мир новые ценности (в том числе и материальные), увеличивая тем самым массу обращаемых в толпе денег. И таков итог жизни любого гения. Творивший недалеко отсюда, в Ассизи, свои чудеса, Святой Франциск проповедовал бедность. Ну казалось бы, как проповедь бедности может увеличить массу денег? Но он был гений и понимая это, желая уберечь его от будущих бед, мама, наверное, говорила ему: «Ты такой же, как все», из чего он сделал вывод, что все такие же, как он, а это было ошибкой. Удачливый коммерсант, он отказался от денег СОЗНАТЕЛЬНО. Толпа же в силу своей массовости (и в этом ее сила) нивелировала этот нюанс его «трудовой биографии», превратив проповедь бедности в оправдание собственной лени и безделья, что сделало идею достаточно ПРИВЛЕКАТЕЛЬНОЙ для большого количества людей, создав тем самым неплохой способ ЗАРАБАТЫВАТЬ ДЕНЬГИ. Посмотри вон на тех чистых и упитанных монахов в скромных сутанах из дорогого сукна – они не выглядят БЕДНЫМИ. Поэтому гений необходим толпе – без него ей нечего будет ПОТРЕБЛЯТЬ и из потребительской целостности она превратится в первобытное стадо. Но нужна ли толпа гению? Вопрос из серии: «Слышен ли звук падающего дерева в лесу, когда там никого нет?». Без толпы гений невозможен по определению. Без нее его талант становится НЕВОСТРЕБОВАННЫМ, а невостребованный талант – страшная разрушительная сила: аллергия, депрессии, почечные колики – далеко не полный перечень «осложнений» этой болезни. До сих пор Вам удавалось избегать этих неприятностей и даже как-то сводить концы с концами – два миллиона долларов за два года тюрьмы, по миллиону в год – совсем неплохо для сына «сторублевых» советских интеллигентов, но скажите честно, это то чего Вы хотели? Я не предлагаю Вам РАБОТАТЬ на себя, как это делали другие. Я обращаюсь к Вам не потому, что Вы МОЖЕТЕ сделать то, что мне нужно, а потому что Вам это ИНТЕРЕСНО, т. е. в Вас есть страсть, порождающая цену, которую я могу и хочу заплатить. Я предлагаю Вам ВОСТРЕБОВАННОСТЬ Вашего таланта, а в придачу – все, что только можно получить за деньги и поверьте мне – это совсем не мало. Во всяком случае – больше того, что Вы имели до сих пор.
Упоминание о двух миллионах заставило сердце Андрея забиться с неприятными перебоями – «популярность» на данном этапе не входила в его планы.
- Слушайте, а вы не еврей? – Озвучил он свое беспокойство.
- Я – персонификация толпы и имя мне легион, ибо нас много. – По лицу собеседника пробежала легкая тень, но на мгновение показалось – тень ЗВЕРЯ.
И опять, как тогда, в кабинете следователя, Андрею стало страшно: «Господи! Да когда же Ты это прекратишь?!!»
- Сеть изменилась – с отсутствующим видом вдруг сказала Ева, глядя поверх их голов на открывающийся с холма пейзаж, залитый буйством яркой весенней зелени – «умник» реализовал себя через них. Они еще сами не понимают, ЧТО они создали...

Продолжение следует
http://proza.ru/2011/05/31/1369