Самокрутка

***

ВЛАДИСЛАВ БОКОВ

"САМОКРУТКА"

Драма в одном действии

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА

Петров Иван Иванович, отставной капитан, 54 года.
Умнов Максим Александрович, студент филологии, 20 лет.

Ночь. Внутри сторожки на краю зимнего города, растущего чёрным пятном и втягивающим в себя все новые и старые деревни, сидит Иваныч и с напряжением в лице скручивает самокрутку из чёрно-белых газет; в углу, пытаясь уснуть, забравшись с ногами на потрёпанное кресло, ворочается Умнов, нервно вздрагивая. Иваныч дёрнул рукой в сторону "Макарова".

ИВАНЫЧ. А, это ты! Поди, тебя разбудил?

УМНОВ. Дед, всё нормально! Всё-равно не могу заснуть!

ИВАНЫЧ. А я вот, самокрутки делаю, чтобы впрок.

УМНОВ. Иваныч, ты бы поставил "Макарыч" на предохранитель! Ведь пристрелишь кого-нибудь ненароком!

ИВАНЫЧ. Да брось ты, студент! Я что, по-твоему, не знаю когда стрелять? Уж в этом-то точно можешь на меня положиться!

Он положил пистолет на стол, взял из дырявого ведра возле печки газету с заголовком «Заслуженные награды героям Афганистана», затем смочил слюной свои потрескавшиеся губы и выдрал лист с заголовком.

УМНОВ. Иваныч, откуда у тебя это старье? Война давно кончилась!

ИВАНЫЧ. Это я храню у себя! В особом ведре! Вот, видишь?! Там у меня всё, что они мне обещали! Читай!

Умнов перевалился с ноги на ногу и подошёл ближе к рабочей зоне Иваныча. Внутри обнаружилась скомканная газета от 1988 года, в ней говорилось: «Слава героям, вернувшимся домой!» Каждому герою - достойное содержание!». В руках Иваныча засверкал перочинный нож.

УМНОВ. И что здесь особенного? Всё-то тебе неймется!

ИВАНЫЧ. На вот! Пырни разок по ней! В самый центр заголовка! Увидишь, каково станет!

Умнов взял прибор, ткнул кончиком в самый центр газеты, угодив в размытое изображение боевой машины.

ИВАНЫЧ. Ну, как?

УМНОВ. Да никак...

ИВАНЫЧ. Дай-ка я по ней приложусь! Тут профессиональный навык нужен!

Он размахнулся и дал по газете со всей силы; глаза его, чёрные от роду, налились сверкающим блеском, тем самым, когда в них искрится возмездие; изо рта прыснули слюни, а газета разлетелась кусочками рождественского конфетти.

УМНОВ. Иваныч, ну ты даёшь! Я даже немного струхнул...

ИВАНЫЧ. Не дрейфь! Тебя не трону! А что касается газеты - пожалуй, тут ты прав, переборщил... Теперь на самокрутку и взять-то нечего.

Он выпустил клубы густого дыма самокрутки; стало душно от резкого запаха жжёной бумаги, повисшего в комнате черным облаком.

ИВАНЫЧ. Меня ведь только тому и учили... Что убивать! Больше ничего, так сказать, не умею...

УМНОВ. Научи, меня так же?!

ИВАНЫЧ. Давай следующую газету! Возьми-ка вон те, современные! В них сейчас много красок! Читай!

УМНОВ. «Заслуженный артист Либерзон появился на светской вечеринке в каблуках!».

ИВАНЫЧ. До чего мерзко! На самокрутку его!

Студент ударил ножом в самый центр газеты - улыбка Либерзона свисла кривой линией. Иваныч прыснул язвительным смехом.

ИВАНЫЧ. Гляди на него! Он ещё и улыбаться стал шире! Ничего! Из его головы выйдет отличная самокрутка! Читай следующую! Мы наведём тут порядок!

УМНОВ. «Управляющая сельским хозяйством города Н сделала себе груди пятого размера!»

ИВАНЫЧ. Достойный представитель своей отросли! Туда же её! Читай ещё!

УМНОВ. «Полковник Прилепало оценил размер взяток в ратуши, как «подконтрольный!».

ИВАНЫЧ. Давай его сюда, студент! Быстрее! Быстрее! Не мешкай! Давай следующую! Бей по ним! Вот выйдут самокрутки! Я их все сожгу!

Умнов брал газеты, читал заголовки и колотил по ним ножом со всей силы, с каждым ударом его жесты становились увереннее, злее, эмоциональнее, я чувствовал облегчение от содеянного; к утру он стал разбивать заголовки мастерски.

ИВАНЫЧ. Давай следующую!

УМНОВ. «Беспризорная мать морила своих детей голодом. Соц защита передала их в интернат»;

Умнов на мгновение замешкался, по его щекам потекли слезы.

ИВАНЫЧ. Что с тобой?

УМНОВ. Не знаю, не могу я... Дать по ней как следует!

ИВАНЧ. Бей её! Таких в первую очередь!

УМНОВ. Не могу, Иваныч, не могу я разбить её!

ИВАНЫЧ. А ну-ка, дай сюда!

Он звучно выдрал её, набил ядреным табаком под самую «завязку», что выдался эдакий колобок, а не папироса. Умнов вышел из себя, схватил Иваныча за руки и оттолкнул его. Капитан кряхтя полетел на истрёпанное кресло и звучно шлёпнулся на него. Ноги Иваныча оказались неестественно искривлены.

УМНОВ. Что у тебя с ногой?

ИВАНЫЧ. А ничего! Наградили меня так! Взамен утраченных на горячих песках Кандагара!

УМНОВ. Позволь мне поднять, - опередил я его, потянувшись к ноге.

ИВАНЫЧ. Нет, студент! Теперь и ты меня жалеешь... Иди, учись лучше!

УМНОВ. Но я же...

ИВАНЫЧ. Смена твоя заканчивается! Иди! И не смотри на меня! Я здесь останусь. И сегодня, и завтра и всегда! Один. Сидеть. Со своими заголовками! Не твоя это забота!

Иваныч юркнул с головой под стол и вытянул беглянку обратно... Отдышались.

ИВАНЫЧ. Однажды я верну всё, что они мне обещали! Все эти самокрутки! Я их все сотру и как следует затянусь этим пеплом! А теперь уходи!

УМНОВ. Прости меня.

ИВАНЫЧ. Бог простит! Я за тебя спокоен. Учись! И надеюсь, ты знаешь, что делаешь.

Умнов вышел из сторожки, в окна которой ярким светом золотился рассвет; морозные узоры рисовали выразительные гримасы на стекле душной сторожки, внутри которой едким табаком лопнула очередная самокрутка.

ЗАНАВЕС.