О меланхолии Цезаря

REX LUPUS DEUS
Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа!
«Моя жизнь была достаточно долгой – как годами, так и славой». Это высказывание могильщика Римской олигархической республики, подготовившего ее к преобразованию в монархию эллинистического типа, выдающегося полководца, литератора и политика Гая Юлия Цезаря, пожалуй, наилучшим образом характеризует его настроение в последние годы земной жизни диктатора. Можно лишь строить предположения о намерениях и планах считавшего себя потомком богини Венеры Гая Юлия на будущее, причем эти предположения всегда будут носить на себе неизгладимый отпечаток заведомо ложных измышлений и клеветнических сплетен, усердно распространяемых недругами «потомка богини Венеры» и имевших скорее характер пропагандистских упражнений в декламации, чем подлинного знания сокровенных помыслов Цезаря. Задуманная Гаем Юлием коренная перестройка не отвечавшего более потребностям времени римского города-государства на новых, имперских, началах оказалась чрезвычайно сложным делом. Цезарь был великим реалистом, в том числе - в политике. Вполне возможно, что он осознал своим ясным умом свою неспособность добиться чего-то большего, чем прагматическое, частичное решение вставших перед ним во весь рост проблем. Очевидно, им, при всей его решительности, энергичности и активности, овладело по этой причине чувство глубочайшего уныния и разочарования. И он не видел для себя иного выхода, кроме бегства от проблем, которые оказался не способным решить. Бегства  в военный лагерь. Бегства из Рима на войну с парфянами...
Реакция чувствительного, ранимого и мучимого чувством своего трагического бессилия «потомка богини Венеры» на происходящее казалась его «комитам», или «комесам» (то есть «спутникам» - так римляне именовали членов свиты своих полководцев, преторов и проконсулов) порой весьма загадочной и непонятной. Ставший от воздаваемых диктатору подобострастным окружением всякого рода избыточных почестей, за явной чрезмерностью которых, как за неплотно прилегающей к  челу актера маской, проступал подлинный, искаженный лютой ненавистью к «тирану», звериный лик сенаторов, раздраженный Цезарь как-то заметил, что воздаваемые ему почести следовало бы не преумножать, а приуменьшать. Придя домой, он сбросил тогу и, обнажив шею, предложил всякому желающему, не мешкая, поскорее перерезать ему глотку. После чего рухнул, как подкошенный, сраженный очередным эпилептическим припадком.  Подобные досадные эксцессы неизменно истолковывались римской аристократией в невыгодном для Гая Юлия свете и духе - как проявления непомерных амбиций диктатора. Хотя, по здравому рассуждению, они скорее свидетельствовали об охватившем его чувстве полного отчаяния, вызванного безысходностью…
Цезарь решительно отклонил предложение своего практичного заместителя Марка Антония завести себе телохранителей - под тем предлогом, что лучше один раз умереть, чем постоянно дрожать от страха за свою жизнь. Иными словами: лучше страшный конец, чем страх без конца.  Не говоря уже о том, что рекомендованная Антонием мера предосторожности, скорей всего, не соответствовала привычке Цезаря постоянно играть со смертью, да и вообще «ходить по краю».
Возведенная по воле Цезаря на престол эллинистического Египетского царства обольстительная Клеопатра, покинув родную «страну пирамид», отважилась в очередной раз раз посетить своего Гая Юлия в Риме. Чтобы избежать нежелательных и могущих оскорбить «египетскую змейку» проявлений недовольства уязвленного в своей «национальной гордости»  римского «державного» народа и консервативной части римского сената, Цезарь поселил царственную гостью в своих садах на берегу Тибра, мудро остерегаясь показывать ее римлянам публично. Нам ничего не известно о подробностях этих последних «римских каникул» возлюбленной Гая Юлия с «берегов священных Нила». Маленького «цезарёнка» - несмышлёныша Птолемея Цезариона, плод своей александрийской любви с Цезарем - царица Клеопатра из предосторожности оставила в Египте. Вся эта обоюдная сдержанность и осторожность в проявлении чувств, однако, ни к чему не привела. Римские сплетники и сплетницы не преминули истолковать визит Клеопатры к своему «блудливому Ромулу» (как называл Цезаря в своих стихотворных инвективах поэт Гай Валерий Катулл) самым наихудшим и обидным для римской «великодержавной» спеси образом. «Вконец зарвавшийся» пожизненный диктатор, мол, собирается провозгласить себя царем, развестись со своей законною супругой-римлянкой Кальпурнией (тем более, что формально имел к тому необходимый повод – ведь Кальпурния была бездетной) и жениться на коварной «нильской змее», сделав ее не только египетской, но и римской царицей. Прямо какой-то разгул тирании!!! Просто ужасно, не правда ли? Куда только смотрит общественность? И куда только смотрят бессмертные римские боги?
Монеты, статуи и бюсты донесли до нас, людей, XXI века, портретные черты пятидесятипятилетнего Цезаря. Изборожденное глубокими морщинами, осунувшееся, как будто выжженное внутренним огнем, лицо, обтянутые тонкой кожей, сильно выступающие скулы, нависающий над узкими, будто закушенными,  губами (выдающими безмерное разочарование всем происходящим внутри и вокруг  Гая Юлия) большой выступающий нос. В-общем, портрет типичного меланхолика, явно уставшего от жизни. «Меланхолией» древние греки называли состояние глубокой подавленности, вызываемое в человеке, как им представлялось, разлитием содержащейся в его организме «чёрной желчи»…
Здесь, однако, конец и Господу Богу нашему слава!