Однажды в 90-х

       Город просыпался после глубокой ночи. На освещенных фонарями улицах стали появляться отдельные люди, спешившие кто на работу, кто по своим делам. Начали суетиться такси и задвигались, мерно гудя, автобусы, перевозя полусонных людей по своему маршруту.
К большой и длинной девятиэтажке, называемой «китайской стеной», подъехал газик, на фургоне которого было написано «Мебель». Водитель вышел и открыл дверь фургона, а человек сидевший рядом с ним, распахнул подъездные. Из фургона вылезли два коренастых парня и стали вытаскивать мебель на улицу, а потом перенесли в дом тяжелые вещи, остановились и закурили.
- Ребята, помогите еще немного. – попросил их мужчина.
- Сам управишься – ответил парень с широкими скулами, отчего его лицо было несколько угловатым, почти квадратным.
- Но ведь договаривались же? – робко проговорил мужчина.
- Давай бутылку,
 папаша, а то опять придется договариваться. – небрежно бросил скуластый.
- Но договаривались, когда все сделаете?
- Он нас хочет обидеть – сказал второй, и скуластый подошел к мужчине. Тот сделал шаг назад, но из кармана и из-за пазухи всё же достал две бутылки и протянул скуластому.
- Нате, берите!
- Давно бы так дышал. – сказал скуластый, дыхнув табачищем в лицо.
Парни уже удалялись, когда подъехала «Волга» и из неё вылезли парнишка лет семнадцати и его мать.
- Гена, почему кресла на улице? Они же намокнут.
- Так… вышло. Лучше помоги занести их в квартиру! А ты – обратился он к пареньку – возьми столик.
Семья Ваниных целый день оправлялась после переезда и лишь к вечеру вся утварь, привезенная с собой со старой квартиры, была растаскана по пока ещё голым комнатам новой, но, по мнению новых жильцов, чудесной квартиры.
Вместе с Ваниными ехал сюда сын лучшего друга их семьи Владимира Громова – Андрей Громов. Он собирался поступать здесь в техникум, после того,, как окончил десятилетку. Подав документы, он получил место в общежитии, куда и перетащил свой нехитрый скарб. Жил он еще с одним парнем – Валерой Исаевым, который был довольно молчаливым и неповоротливым и почему-то сразу не понравился Андрею.
В этот день Громов пошел на новую квартиру Ваниных, хотелось посмотреть, как у них всё устроилось и повидаться с Санькой, потому что никого у него здесь больше не было. Андрей неторопливо шагал по улице, посматривая вокруг с довольно равнодушным видом. Он зашел во двор, где теперь жил Санька и увидел кампанию ребят, сидящих на строениях детского городка. Они посмотрели на Андрея так, будто спрашивали: «А ты что здесь делаешь, чужак?», но он продолжал идти, как ни в чем не бывало и, дойдя до подъезда, зашел в него.
Громов позвонил, и дверь открыл отчим Саньки.
– А, Андрей, заходи. Мы как раз только закончили с расстановкой. Ну ты проходи, не стой в дверях. – тут из соседней комнаты появился Санька, и отчим заметил его.
 – К тебе.
Андрея всегда удивляли отношения Саньки и отчима. Они совершенно не выносили друг друга, но из-за слабого характера Санька всегда уступал ему и не спорил с ним никогда. Да и вообще, Санька был какой-то мягкий и безвольный, и ему всегда доставалось в жизни, но что-то в нем привлекало Андрея, хотя сам он был совсем другим. Громов почти никому не уступал, никогда не менял своих убеждений, ничего не просил у других, был немного злым и нахальным парнем, крепкое тело его сильно и не раз бывало в драках.
- Пойдем что ли пройдемся, посмотрим город. – предложил Андрей, на что Санька ответил кивком.
- Ма! Я пойду с Андрюхой, скоро приду! – крикнул Санька, закрывая дверь.
- Куда вы, идите поешьте – но в коридоре уже никого не было.
Во дворе сидела всё там же, на одном месте, дворовая компания. Сидела и ничего не делала. Кто курил, поплевывая сквозь зубы в песок, кто гнал анекдоты, а кто бренчал на гитаре и тянул хрипловатым голосом что-то похожее на песню.
- Прыщ, глянь, опять этот здесь и не один – с чувством хозяина сказал парень в прожженной куртке. Прыщ сплюнул потухший бычёк и, ругнувшись, направился к парням.
- Э, молодой, курить есть? – небрежно спросил Прыщ.
- Ну – ответил ему так же Андрей.
- Так давай, не жмись.
Андрей явно не хотел уступать какому-то «оборванцу» с обветренным лицом, тогда Санька, видя это, сам достал и подал сигарету. Прыщ взял её и посмотрел на Саньку каким-то странным взглядом, а потом попросил и спичек. Закурив, он сделал глубокую тягу и выдохнул в лицо Андрею.
- Так-то, молодой.
Андрей медленно поднял руку и вынул у Прыща сигарету, а потом, зажав её между пальцев, сломал и выбросил в сторону. Всё это видели ребята, сидевшие во дворе. Они подошли к Прыщу и встали рядом с ним, некоторые встали за спиной Андрея с Санькой.
- Грубишь, молодой – процедил сквозь зубы Прыщ.
Он сунул руки в карманы и странно кивнул в сторону «чужаков». Парни быстрым рывком схватили Саньку и Андрея за руки и, заломив их за спиной, потащили ребят к беседке. Там сидел парень лет двадцати пяти, курил и поплевывал в земляной пол, слушая музыку. Прыщ подошел к нем и, встав с боку, сказал, показывая на ребят, желтыми от никотина, пальцами.
- Чужие, Король.
Король медленно перевел на них глаза, оторвавшись от разукрашенной, как кукла, девицы, которая посмотрела на ребят так, будто у неё украли полжизни.
- Откуда? – выдавил Король.
- Приезжие – тихо сказал Санька.
- Как звать?
- Санька Ванин – как-то робко протянул Санька и голос его дрогнул, отчего фамилия получилась какая-то неестественная.
- Как?! Санька-Маня – переспросил Король – Так и будет. Ты теперь Санька-Маня.
- Я Ванин – опять робко поправил Санька.
- Ты Маня! – четко сказал Король, давая понять, что так теперь и будет раз и навсегда. Санька замолчал.
- Живёшь где?
- Теперь здесь.
- Новый значит. Пойдёшь к нам в контору? – жестко спросил Король.
- Пойду – робко согласился Санька.
- Тогда пройдешь крещение, и чем раньше, тем лучше.
- А что это?
- Скоро узнаешь.
- А ты кто такой? – спросил Андрея Король.
- Человек – процедил сквозь зубы Андрей. Король дернул бровью, но ничего не сказал, а помолчав добавил. – Где живешь?
- А тебе много надо, любопытный.
- Ну вот что, человек, я не терплю хамов.
- Я тоже.
- Фред, убери этого.
Вошел парень крепкого телосложения, почти на голову выше Андрея. Он подошел к Громову и вытолкнул его из беседки. Андрей хотел было ответить этому верзиле, но его уже крепко держали за руки.
- Ну вот, Маня, настал твой час. Иди и набей морду этому Человеку.
Санька хотел что-то сказать, но Король перебил его, продолжая – а не то мы тебе набьем твою харю и так будет всегда.
Тут Санька окончательно испугался и вышел из беседки. Его подтолкнули к стоявшему неподалёку Андрею и образовали круг. Ванин стоял лицом к лицу с Громовым и смотрел в землю, не зная что делать.
- Ну, Маня. – пробасил над ухом Фред и Санька вздрогнул от неожиданности.
- Бей, бей, бей – зашумело со всех сторон. Санька замахнулся, но рука его повисла в воздухе. Тогда он замахнулся еще раз и опять не смог ударить Андрея. Ванин закрыл лицо руками, и две жгучие слезы выкатились из его глаз.
- Размазня – прогудел Фрэд, отбросив рукой в сторону Ванина. Он сам ударил Громова и тот упал. Тут налетели остальные и принялись пинать лежавшего на земле Андрея. Санька больше ничего не видел. Он сидел на земле и молча рыдал.

Санька не помнил, как он добрался до своего подъезда, и теперь сидел на лестничной клетке, около мусоропровода, прижавшись спиной к холодной стене. Теперь он смотрел вверх, в окно, которое было почти у потолка, прозрачными голубыми глазами. «Что же теперь будет? Как же дальше жить? Что же делать? Они меня будут бить, а я ничего не смогу сделать. Зачем мы сюда приехали? Ведь как хорошо было раньше. А может всё рассказать дома? Отчим засмеёт. Как там Андрей? А может пойти к ним и раскаяться, вдруг простят?». В голове Ванина возникали и умирали мысли, которые швыряли его с одной стороны в другую. Санька уже ничего не понимал, что происходит. А в нем была борьба страха и стыда. Страх был сильный, беспощадный и теперь топтал ногами слабый, маленький хрупкий Стыд. И, завладев душой и сердцем, стал единовластным хозяином в этой, уже совсем беспомощной, плоти, коим стал Санька.

Громов лежал в своей комнате в общежитии, на койке, держа одной рукой на лице мокрое полотенце, местами покрытое красными пятнами. Спасибо Исаеву, что тот случайно проходил мимо мусорных контейнеров, недалеко от того двора, и заметил лежавшего за ними Андрея с разбитым лицом  и в порванной одежде. Валерка дотащил беднягу до общежития и прямо такого, заляпанного грязью и кровью, бросил на кровать. После нашатыри Громову полегчало. Он уже начал стонать от боли, которая появилась во всём теле и была так сильна, что он еще раза два терял сознание. Исаев, видя, что парень не в силах отойти от побоев, вызвал «скорую» и Андрея забрали в больницу уже в бессознательном состоянии.
Город засыпал после бурного дня. На освещенных фонарями улицах исчезали последние люди, спешившие домой. Перестали суетиться такси, а последние автобусы уходили в парк…

Новый день для Саньки начинался довольно тяжело. Ночью он никак не мог заснуть, всё ворочался в постели, перекатываясь с одного бока на другой. Задремал он только под утро и, не видя снов, провалился в пустоту, которая своей черной пеленой окутала его сознание, и теперь Ванин застыл в напряжении, уйдя в никуда. Проснулся он также внезапно, как и заснул, словно внутри его сработал какой-то механизм и тогда, подчиняясь команде, внезапно открыл глаза и увидел солнечный свет. В голове суетились мысли. Он вспоминал вчерашнее, а где-то внутри было отвратительное ощущение произошедшего с ним. Санька сел на кровати, опустив босые ноги на холодный пол. Он обратил внимание на то, что дома очень тихо. «Наверное, нет никого» – подумалось ему. Ванин встал и прошлепал босиком  на кухню. Руки почему-то сильно дрожали, ему очень хотелось пить, словно после хорошей пьянки. Санька открыл холодную воду, сделал несколько глотков, а потом сунул под струю всю голову, которая была тяжела и гудела как литой медный колокол. Струя ледяной воды отрезвила его. Он закрыл кран и подошел к окну. Санька закурил, пока никого не было дома. Потом сел на табурет, посидев немного, встал и стал открывать форточку. Его взгляд остановился на беседке, где вчера столько произошло, и он увидел несколько парней, которые стояли вместе, курили и о чем-то разговаривали. Санька сделал резкий шаг в сторону и прижался к стене, боясь быть замеченным, словно его на восьмом этаже было видно с улицы. В это время зазвонил телефон. Санька вздрогнул, очнулся от томивших его мыслей и подошел к телефону.  Протянул руку к трубке и отдернул её словно трубка была раскалена. «Это они!» - опять возникло у Саньки в голове. Он застыл в ожидании, а телефон продолжал звонить. Немного постояв в нерешительности, Ванин все-таки снял трубку. Это была мать.  Она просила сына сходить в магазин и купить что-нибудь к ужину. Санька повеселел. Его больше не тревожили думы о случившемся и, как не в чем ни бывало, часа через два, Ванин пошел в магазин. Но, выйдя из подъезда, Санька обмер. Его глаза округлились, сердце мелко и быстро  застучало, внутри всё похолодало, лицо сделалось бледным, спина сгорбилась. На скамейке сидели двое: Прыщ и Фрэд.
- Маня. Подойди сюда. – медленно, но властно, произнес Прыщ. – Вот, что, Маня, через полчаса с тобой будет говорить Король. Ты понял!?
-Угу – промямлил Ванин.
- Не угу. Ты понял? – тут Прыщ слабо ткнул кулаком  Саньке в поддых. – что я сказал?
- Понял – ответил, задыхаясь от страха, Маня.
Двое встали и медленно пошли обратно, к своей беседке. Санька со страху забыл, куда ему надо было идти, и повернул обратно к подъезду. Там он простоял ни о чем не думая, пока за ним не явились из конторы.
Фред втолкнул Маню в беседку и Санька вновь предстал перед Королем, который сидел с равнодушным видом и курил. Ванин застыл, парализованный страхом, боясь поднять от земли глаза, сделать лишний вздох, лишнее движение. Кто-то ударил его сзади по ногам и Санька, упав на колени, так и остался стоять.
- Вот что, Маня – начал медленно, но властно Король - ты не прошел вчерашнего крещения, а потому контора тебя изгоняет, но перед этим ты пройдешь «опущение». Что это такое Ванин не знал, а потому испугался, но то, что он был не нужен конторе, немного успокаивало его. Ему казалось, что этим и кончится.
Уже был вечер. На улице стемнело, но фонари еще не включились. Саньку вытолкнули из беседки и, поставив на середину песчаной площадки, велели встать ему на колени.. Ванин встал, закрыв глаза, и приготовился к самому худшему, что он только мог представить, но то, что произошло, было сильнее и беспощаднее, чем все обиды, ссоры и оскорбления.
«Контора» окружила Саньку, каждый из ребят мочился на него. Ванин видел смеющиеся над ним лица, он слышал их смех, выкрики и … его вывернуло наизнанку. Ванин вскочил, но ноги не держали его и он, упав на колени и руки, ткнулся лицом в мокрый, вонючий песок. Вокруг стоял смех, а Саньке казалось, что смеется не только «контора», но и деревья, дома, небо и земля хохочут над ним…
Ванин лежал на земле, подогнув ноги к животу, и сжимал руками уши, стараясь заглушить хохот Вселенной, раздавившей в нем всё живое и оставившей лишь исковерканную плоть и выкорчеванное поле там, где была душа, а теперь отрешенье.

Ванин не спал. Он лежал и смотрел в потолок немигающим, невидящим взглядом. Как ни странно, в его голове не было никаких мыслей, но и сознание отсутствовало в нем. Он был мёртв. Нет, не плотью, но душою. Его жизнь, как человека, как Саньки, кончилась. Он стал похож на пресмыкающегося, на ящерицу, застывшую после захода солнца, потому что была она хладнокровным существом и с последними уходящими лучиками тепла, кровь в ней переставала существовать. Саньке было всё равно, что сейчас, день или ночь, где он находится и что с ним. Он перестал ощущать себя, как единое целое. Сознание жизни больше не приходило к нему и только рефлексы, добытые его предками, по-прежнему оставались в нём и требовали, чуя опасность, застыть и не шевелиться.
На следующий день Ванин не ощущал никакого волнения. Его ничто не волновало, не интересовало, ему было всё равно. Он с безразличным видом вышел на улицу и даже когда к нему подвалили двое из «конторы», не испугался их, не отпрянул назад, не сгорбился. Он стоял прямо, лицом к лицу, и смотрел на них. Даже не на них, а сквозь них, пустыми равнодушными глазами. И ультиматум, который ему предъявила «контора», не произвел на Саньку никакого впечатления. Ванин выслушал парней и пошел вон из двора. «Контора» предупредила Саньку, что если он не покинет их двор навсегда, в течении 24 часов, то с ним будет покончено, потому что так решила «контора» и так хочет Король.
Санька медленно блуждал по улицам города, не замечая никого вокруг. Уже вечер спустился на землю и зажглись фонари, когда Ванин вышел к кинотеатру. Неоновые названия выделялись своим леденящим светом и притягивали к себе, как огонь в ночи притягивает насекомых, молодежь, вышедшую на волю с заходом последних лучей солнца. Бледное название кинотеатра, словно выдавленное ночной темнотой, на секунду застыло в глазах Саньки – «СВОБОДА». Что-то далекое шевельнулось внутри, но тут же исчезло, погрузившись в темноту.
И вновь наползала ночь, проглатывая дневной шум, суету и выплевывая спокойствие, слабое волнение, тревогу. В эту ночь Ванин дома не появился. Родители не спали всю ночь. Санька, а такого никогда не было, не пришел ночевать, не звонил, не предупредил, а в общежитии сказали, что Громов находится в больнице сильно побитый. Санькина мать чего только не напридумывала о своем сыне. Она лежала, обмотав голову полотенцем и глотала Валидол, пытаясь успокоить своё сердце. Отчим звонил в милицию, но там успокаивали, что прошло мало времени и вовсе не стоит волноваться. В общем, атмосфера накалялась и наступивший день обещался быть «черным» днем в семье Ваниных.
Санька проходил всю ночь, но утром вновь появился в своем дворе. Кто-то из дворовых притащил его в беседку. Ванин опять встретился с Королем, но он уже не боялся его, потому что был «мертв». Ему было всё равно. Он больше не чувствовал и не видел тот мир, в котором существовал. Санька смотрел на Короля и не видел его, не слышал что тот ему говорил, не ощущал толчков и ударов.
Ванина повезли за город. Они ехали в электричке, которая мчалась в никуда, прикованная к рельсам. Санька сидел и молча смотрел в окно. Рядом с ним развалился Прыщ, напротив Фред и ещё двое из конторы. Они играли в карты, ржали на весь вагон, захлебываясь и давясь собственным смехом, изливая потоки мата и брани в разговоре друг с другом. А рядом ехали люди и молчали, отворачивались к окнам, делая вид, что не замечают ничего, или утыкались носом в газету, будто бы глубоко погружаясь в чтение.
Километров в сорока от города парни вышли из вагона электрички и пошли в лес, в сторону реки. Минут через тридцать – сорок они были на вершине песчаного утеса, который круто срывался вниз к реке, тащившей свои мутные воды с такими выкрутасами и поворотами, словно река корчилась перед смертью в страшной агонии.
Через час парни соорудили небольшой костерок, чтобы не было очень холодно и распили взятое с собою спиртное. День приближался к концу. Солнце уже село за вершины деревьев и лишь последние розовые и красные пятна и полосы говорили о прошедшем дне, о его последних минутах.
Ванин стоял на краю утеса, спиной ко всем, и смотрел на заходящее солнце, на ушедший день. Он не слышал, как сзади, за его спиной, двое копали в песке яму. Санька очнулся, когда Фрэд положил ему на плечо свою руку и потащил к яме. Ванина поставили на краю ямы и все посмотрели на Прыща. Тот извлек из-за пазухи обрез, сделанный из охотничьего ружья. Не спеша переломил его и вставил патрон. Защелкнул замок.
Начинался дождь, мелкий и противный. Словно слезы, стекали капельки дождя по Санькиным щекам. Он стоял и смотрел вперед. Над головами у всех, куда-то в небо. Смотрел и молчал. Прыщ поднял обрез и сказав: «Так хочет Король» - выстрелил. Выстрел был глухой, словно хлопок. Ванин качнулся и упал в яму, не издав ни звука. Прыщ вновь переломил ружье и, вынув гильзу, выбросил её. Он обернулся к остальным и махнул рукой в сторону ямы. Пьяные парни засыпали яму вынутым песком, обложили её сверху золой и головешками от костра, а бутылки и лопатку сбросили вниз, с утеса. С последней электричкой четверо вернулись в свой город, в свой двор.
В это время милиция уже начала поиски пропавшего человека.

Громов, благодаря своему сильному организму, быстро пришел в себя и через два дня, проведенных в больнице, он появился в общежитии. Его сосед Исаев рассказал Андрею, что Ванин пропал, что его нет второй день дома и что Громову надо идти в милицию давать показания. Андрея такое сообщение сильно удивило и насторожило. Он лег на свою койку и замолчав, погрузился в себя. Он вспоминал случившееся два дня назад, взвешивал всё по нескольку раз, строил какие-то планы и, наконец, вечером достал свои вещи, покопался в них, слегка разбросав их по койке, с таким желанием найти что-то, без чего у него ничего не получится. Андрей достал нож, точнее сказать кинжал, с длинным и тонким лезвием, заточенных с обоих краев и с фигурной рукоятью. Громов на секунду посмотрел на кинжал, вертя его в руках, и сунул в карман кожаной куртки, сразу прорезав его. В это время вошел Исаев, выходивший на пять минут покурить. Громов сказал ему, что пошел в милицию и вышел вон. Но он пошел не в милицию. Он шел в тот самый двор, где всё и произошло. Громов потихоньку прошмыгнул в первый подъезд и замер на лестничной клетке между двумя этажами. Он наблюдал, словно выжидал что-то. Андрей не обращал внимания на тех, кто проходил рядом, на их замечания и реплики. Он сидел, как хищник, стерегущий свою добычу, не отрывая глаз от его логова.
И вот, к полуночи, контора стала расходиться по домам. Андрей весь превратился в зрение и стал кого-то внимательно высматривать среди выходивших из беседки. Но он внезапно оторвался от них, потому что увидел, что один из них приближается к подъезду, где сидел Громов. Андрей узнал его. Это был Фрэд. Громов спустился к подъездным дверям и встал под лестницей, достав кинжал. Хорошо, что двор был новый , поэтому лампочки в подъезде были или разбиты или выкручены, так что темнота скрывала Андрея от любых посторонних глаз. Ждать пришлось не долго. Фрэд вошел, широко распахнув дверь, и шагнул внутрь. Дверь хлопнула, притянутая пружиной, и Громов нанес удар Фрэду по затылку рукоятью кинжала. Фрэд упал, сознание у него не пропало, но Андрей уже держал лезвие кинжала у горла Фрэда, прижав его голову к своей груди. Громов оттащил Фрэда под лестницу, тот почти не сопротивлялся.
- Где Ванин? Говори, или я отрежу тебе башку! – сквозь зубы, шепотом в самое ухо Фрэду произнес Андрей.
- Откуда я знаю – сдавленно ответил тот.
- Врешь паскуда. Не жить тебе – Громов надавил лезвием на шею Фрэда, и кровь струйкой потекла по шее, стекая за ворот под рубаху. Глаза Фрэда расширились от страха и боли. Он хотел было закричать, но Громов зажал ему рот рукой.
- Говори.
- Это не я! Это Прыщ его… Это не я!
- Где он? Что с ним? Говори!
- Убили его. Так велел Король. Я не убивал. Это Прыщ.
Громов глухо застонал закусив губу.
- Король?! Я вам… покажу…
Андрей встал и рванул с пола лежащего Фрэда. Вытолкнул его из подъезда и повёл в подвал. Открыв ногой дверь, Громов втолкнул в сырое и холодное помещение Фрэда. Привязав его к трубам за руки разными верёвками, что были там, а в рот, чтоб не орал, вставил вонючую, замасленную тряпку и вышел из подвала.

Следующим утром Громов вновь появился во дворе. Он шел не спеша, но уверенно, к беседке, где сидел Король. Андрей чувствовал рукоять кинжала в правом кармане своей куртки. Лицо Громова окаменело. На нём застыла маска решимости, жажда действия. В его глазах вспыхивали огоньки мести. Он был готов на всё.
Громов вошел в беседку. К его счастью там был Король и ещё несколько парней, а среди них и Прыщ. Король слегка удивился, но тут же вновь стал равнодушным.
- А, человек. Ты ещё живой? Хм… - усмехнулся Король.
- Да и ты тоже.
- А ты всё грубишь – опять протянул Король, а ребята обступили Андрея.
- Где Ванин? – резко спросил Громов, не обращая ни на кого внимания.
- Уехал… твой Маня – насмешливо произнес Король.
- Куда?
- Он мне надоел – повышая голос сказал Король. К Громову подошел Прыщ и раскрыл автоматический нож.
- Убирайся вон – процедил Король.
- Хорошо, я уйду – сказал Андрей и повернулся спиной к Королю и Прыщу.
Ребята немного расступились, а Прыщ убрал нож и отошел в сторону. И в этот миг Громов развернулся через правое плечо, словно лопнула сильно сжатая пружина. На долю секунды в воздухе блеснуло лезвие кинжала и оно тутже погрузилось по самую рукоять в мускулистую шею Короля. Король не издал ни звука, лишь открыл рот. Фонтан крови брызнул из перерезанной артерии прямо на ребят. Все застыли в немом ужасе, парализованные рукоятью кинжала, торчащего в шее Короля.
Громов двигался к выходу. Ему никто не препятствовал и Андрей медленно, но потом всё быстрее, отступал от беседки. Потом побежал. Контора опомнилась и парни рванули за ним. Андрей видел, что ему просто так не отделаться и тут заметил, как кто-то подъехал на «Жигулях» к самому дальнему подъезду дома. Громов собрал свои силы и пустился в ту сторону. Через несколько секунд он был уже возле машины.  Водитель только было вышел из салона своего авто, как Андрей налетел на него и сбил с ног…

Громов жал на шоссе на пределе. Впереди не было ни одной машины и Андрей уверенно ехал по прямой. Потом, немного подумав, повернул в сторону старого заброшенного карьера, и вновь продолжал удаляться от города уже по ухабистой, волнистой, постоянно изгибающейся дороге.
А во дворе уже стояла милицейская машина. Молодой лейтенант разговаривал с владельцем «Жигулей», который описывал «преступника». Потом лейтенант покрутил блокнотик Громова, найденный рядом с тем местом, где Андрей сбил водителя. Полистал его и в одном месте остановился, прочитал что-то, потом еще раз и положил блокнотик в карман.
Через час  Громова засекли с вертолета. Заставляли его остановиться, но Андрей не обращал ни на что внимания. Из-за плохой дороги пришлось сбросить скорость. Громов то и дело отрывался колёсами от земли, взлетая на холмах, и вбивал амортизаторы до хруста, падая в ложбинах. Вот впереди новый подъем, Андрей прибавил газа. Машина прилипла к дороге и вновь взлетела, чтобы шлепнуться на спуске, но тут Громов резко затормозил, оставляя черные жирные полосы. Впереди, метров в двухстах, стояли две желтые машины. Андрей замер, глядя на них, и о чем-то задумался. Лейтенант сделал несколько шагов вперед. Он ступал медленно, осторожно, словно шел по канату и боялся оступиться. Громов смотрел, как лейтенант приближается к нему, и вдруг, внезапно очнувшись, завел движок. Андрей рванул вперед и сделал крутой поворот, но машина не вписалась в дорогу и слетела с края карьера. Все подбежали к кромке дороги и замерли. Машина падала и кувыркалась, на глазах у всех превращаясь  в мятую консервную банку. И это сплющенное железо, последний раз перевернувшись, взорвалось и вспыхнуло на дне  карьера.
Лейтенант сел на край дороги, посмотрел вниз, снова достал блокнотик и прочитал:

Будь проклят тот день, когда я появился на свет.
Когда я вдохнул воздух, пропитанный ложью.
Когда впервые увидел белый стерильный свет,
Который на деле дышать было совсем невозможно.
Мне не нравиться город, в котором живу.
Не нравиться вечно грязное небо над нами.
Квадратные улицы и дома, один к одному,
Стоящие в каждом квартале.
Мне противен звук, царящий в нашем краю.
Забить бы его колоколами.
Теперь на могилах совсем не поют.
Мы веру взорвали с церквями.
Нет сил смотреть, как гибнет народ,
Поколение за поколением.
Как на смену умершему родится урод,
И как кто-то стоит на коленях.
Как мы существуем, а не живем.
Всё по звериным законам.
Тот не угоден, кто иначе поет.
Он будет разодран, убит и заколот.
Так я проклинаю тот мир, где живу.
Где жизни людские бесценны.
Мне смерть не страшна, не боюсь, что умру.
Только б знать, кто придет мне на смену.

1991 августа 16-е