Валька-мичман

Светлой памяти журналиста до мозга костей В.И. Аносова посвящаю
***
За ним так и утвердилось морское прозвище «мичман». Когда он был трезвый, – золотой человек, а выпьет, - ну, дурак-дураком и уши холодные, буйствовать начнет:
- Всех зарежу, всех убью!
А его жена Марья в ответ:
- Ой, ой, аж до смерти напужал, как будто кто-то и боится! Не твои ли зарезанные да убитые за углом валяются? Умные люди на свете есть, - вовремя тебя списали на берег.
Это она наступила на его больную мозоль.
- Да, если хочешь знать, на таких, как я, Северный флот держался.
- Много на тебе надержишься, где сядешь, там и слезешь.
Распалялся и Валька:
- Вранье! Весь флот пропил бы, но Родину никогда бы в обиду не дал!
- Во-во, - подводила итог Марья, - на счет «пропил-то» попал в самую точку!
После всех объяснений Валька садился за стол, облокачивался на него, ладонями закрывал уши и писклявым голосом начинал выводить:
На пирсе тихо в час ночной,
Тебе известно лишь одной,
Когда усталая подлодка
Из глубины идет домой.
Дальше он слов не знал, поэтому один и тот же куплет мог петь бесконечно. И песня в тот раз была до ужаса тоскливая.
На другой день он подошёл к окну:
- Маша, а на улице - солнышко, даже одуванчики раскрылись, а вчера было так сумрачно! То-то думаю, почему у меня всё голова болит и болит, наверно, за бортом большой перепад давления.
- Да перепад давления не за бортом, а у тебя в дурьей башке! Как дитё неразумное радуется: «Солнышко, одуванчики, - экая невидаль!»
- Пойду-ко я проветрюсь, с мужиками поговорю на счёт национальных проектов да и свой сапог у сарайки заодно заберу.
- Дождёшься тебя! Сапог я давно уж принесла.
- Ты чево, Валентин, как буря мглою, небо кроешь? Какие проекты, какое здоровье и жилье? – дружно прореагировали соседи, - ты, голова садовая, лучше-ка расскажи, чево это вчера сапог-то вылетел из вашей избы?
Тот начал объяснять, что долго не мог сбросить сапог, а потом резко махнул ногой, он, родимый, сорвался и – на улицу.
Но высунувшаяся из окна Марья поправила мужа:
- Мели, Емеля, твоя неделя. Пришел опять пьяный сотона. Не имётся всё, слов хороших не разумеет. Я взяла сапог да и запустила в него. А его, видать, качнуло, сапог-от мимо головы и пролетел, стекло расхеракали, вот теперь и пусть вместо них свою жопу вставляет.
- Не ли, а ла
- Чего ты там бубнишь, «ли, ла»?
- Не расхеракали, а расхеракала, - уточнил Валька-мичман.
Чтобы поправить положение, Валька произнес заветную, привезенную от «Скалистых гор», фразу:
- Марья, ты – старшая на рейде, командуй!
Жена тут же приказала:
- Вынеси из ведра, наноси воды, подмети в избе.
- Приборка в кубрике будет сделана в лучшем виде, а ты это в лавку-то пойдёшь, сподобься на чекушечку!
- Счас, разбежалась, тебе и вчерашнего по горло хватило.
Мужики раскладывали домино для следующей партии. Но игра у них что-то шла очень вяло. И разговоры - пустяковые: у президента в квартире иногда тоже течёт ржавая вода, председатель правительства разрешил фотографировать ценники в магазинах, скоро запретят избирать мэров.
Валентин увидел, что жена вышла из подъезда. Он сорвал на клумбе из автомобильной шины несколько одуванчиков и тяжелой походкой направился к жене. Двумя руками как блудный сын перед отцом, чуть ли не на коленях, подошёл к жене и подал цветки.
- Не подлизывайся, всё равно не куплю! – сказала Марья, но одуванчики взяла…
- Ну, Валентин, ты и артист!
Мужики стали попрекать «Вальку-мичмана», за то, что он много стелется перед бабой, мол, баба – она и есть баба, её надо держать в строгости и в послушании, чуть что, надо кулаком по столу стукнуть, и она будет шёлковая.
- Да никто не стелется, просто есть грех такой – люблю я, люблю женщин, и сразу - двух. И не могу разобраться, какую люблю крепче.
Мужики округлили глаза в связи с неожиданной откровенностью соседа.
А Валька закончил:
- Двух женщин люблю – Марью и Родину, - вот провалиться мне на этом месте!
Валька взял у возвратившейся из магазина жены сумку, увидел там четвертинку, повернулся к мужикам:
- Так, говорите «Кулаком по столу?!» - сказал он громко и аппетитно всхохотнул.
Во дворе становилось живее и живее, - костяшки застучали сильнее, голоса – всё громче и громче, вперемежку о том, кого и куда посылают, вспоминали каких-то матерей: видать, мужики, нашли консенсус.