Фарфоровая кукла
Птицы понимают лучше нас.
Когда старушки кормят голубей, то те безбоязненно клюют около их ног. Но настораживаются и готовы взлететь, стоит появиться сорванцу. И взлетают, когда тот подкрадывается.
А он – Надя застыла, как вкопанная – кормил птицу с ладони.
У голубки, которая поверила ему, не топорщились перья.
Добрый человек, нынче это качество окончательно обесценилось.
Сожитель ее в подпитии вспоминал, где и как спас девушку.
Не поступила в институт и не пожелала возвращаться в свое захолустье.
Ее вытащили из кабака и хотели усадить в машину. Она очнулась и попыталась вырваться. Но захрипела и бессильно уронила руки.
А он мужик огромного роста и богатырского сложения не побоялся вмешаться.
Прогуливался поздним вечером, поссорился с очередной пассией и был зол на весь мир.
Лучшее лекарство – потасовка, ему удалось излечиться.
Девица, которую он спас, опять обмякла, сомнительный приз за победу.
Но после драки необходимо расслабиться, можно выпить или насладиться податливым женским телом.
Забрал ее с собой и выступил по полной программе.
А когда овладел девушкой, то так изумился, что даже слегка протрезвел.
- Так ты еще ни с кем и никогда? – допросил ее.
- Ты сделал мне больно, - пожаловалась она.
- Не мог предполагать, впервые такое чудо досталось, - признался он.
Так они познакомились.
Некуда ей было идти, он милостиво разрешил недолго пожить у него.
Дни сложились в месяцы.
Обыкновенная жизнь, но когда он напивался, то обрушивался на сожительницу с необоснованными упреками.
- Ты меня нагло и подло обманула! – иногда угрожающе нависал над ней.
Бесполезно было оправдываться.
Когда Надя сообщила о своей беременности, он растерялся от неожиданной новости.
Женщины, с которыми знался до этого, умело предохранялись.
А очередная подруга не убереглась.
- Разве ты не мечтаешь о наследнике? – огорошила его неожиданным заявлением.
Геннадий, обычно такой велеречивый - в нашем культурном городе все обладают хотя бы зачатками красноречия – пробормотал что-то невразумительное.
- Он будет похож на тебя, - уговорила женщина.
Мужчина поддался на ее уговоры, несколько дней отмечал свое будущее отцовство.
Когда он напивался, старалась не попадаться под горячую руку, выскальзывала на улицу.
Там и познакомилась с убогим соседом.
Обосновавшись на новом месте, на всякий случай изучила обстановку.
Этажом ниже жил Константин, после смерти матери тетка оформила опекунство, дважды в неделю приходила к нему и готовила обед на несколько дней.
Каждое утро он отправлялся на прогулку и кормил голубей.
- Хочешь? – протянул ей на ладони хлебные крошки.
- Ты не такой как другие, - отказалась Надя.
- Я больной, - подтвердил он.
- Потому что добрый, - согласилась женщина.
- Если тебе будет плохо…, - предугадал он.
- Тогда что?
- Приходи ко мне, - позвал мужчина.
С такой болью и нежностью, почудилось ей, что невозможно отказать, а она лишь засмеялась в ответ.
- Вот еще, вдруг заразишь меня! – оттолкнула его.
Заразишь – страшное слово, которое уже давно преследовало Константина.
Дворничиха, от которой пришлось избавиться, слыла колдуньей, и по вечерам женщины с опаской пробирались в ее каморку.
Она не раскидывала карты и не гадала на кофейной гуще, но заглядывала в глаза жаждущим. А если этого было мало, то дотрагивалась до щеки.
- Пока существует этот парень… Пока мы способны сострадать…, - приговаривала она.
Как заклинание, иногда это помогало.
Но не могла всех излечить, одна обиженная сообщила.
Власть приняла меры. Тогда, впрочем как и сейчас, боролись с мракобесием. Ведьму выслали из города.
Она не доехала до места ссылки.
- Мне жалко вас, - попрощалась с людьми.
Каморка, в которой она проживала, видимо находилась на разломе земной коры, новая дворничиха тоже обладала некоторыми способностями.
Поэтому вознамерилась уговорить убогого. Выгоднее и удобнее жить вдвоем в просторной квартире, чем маяться в каморке.
Как следует глотнув, чтобы быть более убедительной, постучалась к нему. Прихватила еще не до конца опорожненную бутылку. Кто ж откажется от дармовой выпивки.
А он отказался. Почудилось, что оттолкнул ее. Так неловко отступила, что выронила бутылку. Стекло брызнуло звонкими осколками.
Мужчина сморщился от запаха сивухи.
Оскорбленная дворничиха сполна отомстила ему.
Раньше, когда он встречал женщину с коляской, то пытался взглянуть на ребенка. Некоторые матери позволяли.
- Идет коза рогатая! – Шевелил двумя пальцами.
Видел по телевизору, так положено играть с малышами.
Дети почему-то не пугались.
- Он заразит их свой болезнью! – предупредила новая пророчица.
Слухами Земля полнится, сначала узнали на лестнице, потом в доме и на улице.
Некоторые поверили.
И когда он потянулся к очередной коляске, мать закрыла ее своим телом.
- Изыди! – осенила его крестным знамением.
Лучшее средство для борьбы с нечистой силой.
Пропал не он, а дворничиха, но это не имело никакого отношения к божественному возмездию.
Проклятие ее осталось.
Надя родила мальчика, отец встретил наследника цветами.
Даже однажды попытался укачать его, когда мать изнемогла, а малыш зашелся в крике.
- Мужчины не кричат от боли, но только от обиды, - научил его.
- Разве я могу обидеть своего наследника? – Не удалось успокоить орущее это существо.
Уложил его в кровать и заткнул уши.
Раньше по ночам спал так крепко, что казалось, его не потревожит и пушечный выстрел.
Но плач превосходил самую отчаянную канонаду.
Утешался проверенными методами.
Вечером, едва продрав глаза после обильных возлияний, придирчиво оглядел ненадолго угомонившегося малыша.
А потом с упреками обрушился на сожительницу.
- Ты меня обманула. Хитроумные женщины умеют притворяться чистыми и непорочными! – Вспомнил чьи-то бредовые откровения.
- Поэтому ребенок не похож на меня! – обличил обманщицу. – И с каждым годом, с каждым днем все более будет расцветать эта непохожесть! Бледной поганкой!
Даже различил ядовитый гриб, изобразил, как его растопчет. С такой силой впечатал подошву в пол, что скрипнули половицы.
Ребенок умаялся и не проснулся.
Женщина вжалась в угол и заслонилась скрещенными руками.
- Кто его отец? – вопросил обвинитель. – Может быть, пощажу, если покаешься!
Потребовал, но не пожелал слушать ее оправдания, ладонью запечатал порочный рот.
Но не для того, чтобы соседи не слышали ее крики, плевать ему было на соседей.
Огромная и беспощадная ладонь порвала губы.
Надя захлебнулась кровью.
- Ты была непорочна как подстилка в публичном доме! – разошелся он.
- Если ты хищница, то не будешь питаться травой! – нашел верное сравнение.
- А если воительница, то уничтожишь своих врагов!
Мы живем в бандитском городе, и каждый готов совершить преступление.
Двумя пальцами мог перехватить тоненькую шею.
Но воздел руки, чтобы стервятником пасть на добычу.
Промахнулся, или женщина увернулась.
Упал и заснул, до донышка выложившись в обличительном рвении.
Женщина воспользовалась временной передышкой. Ребенок спал в коляске, вместе с ней выбралась на лестничную площадку.
Негде спрятаться, глупо и неосторожно укрываться у того, кто мог сглазить ребенка, не было у нее другого выхода.
Не идти же к соседке, которая мнила себя поэтессой, и существовала в иллюзорном мире, где не было места горю и насилию.
Другая жиличка, пожилая и осторожная женщина, превратила квартиру в неприступную крепость. Сын изредка навещал затворницу, тщательно допрашивала даже его, прежде чем распахнуть ворота.
Еще одна ненавидела всё и всех, и ежедневно писала доносы во многие инстанции.
Отвечали неохотно и устало, и конечно обещали разобраться.
Костя жил в двухкомнатной квартире, и почти не заглядывал в одну из комнат, где умерла мать.
А теперь предоставил эту комнату беглецам.
Осторожно и бережно вкатил туда коляску – ребенок еще не проснулся, – а потом помог ей промыть разбитое лицо.
- У кошки болит, у собаки болит…, - вспомнил, как приговаривала мать.
Царапины на лице, показалось ему, затягиваются розовой кожицей.
Женщина оттолкнула заботливые руки.
- Напрасно ты возомнил! – Отбилась она.
- За нами придет убивец! – так обозвала своего сожителя.
Костя послушно отступил от злых и несправедливых слов.
Пока она залечивала раны, подобрался к ребенку.
Тот проснулся и недоуменно таращил глазенки.
У меня тоже голубые глаза, вспомнил Костя, почудилось, что их совместная голубизна залила всю комнату.
- Если бы я был твоим отцом…, - пожаловался мужчина.
Наклонился, и взял ребенка на руки.
Горячее тело обожгло даже сквозь одеяло и одежду.
Но от этих целительных ожогов на коже не остается следов.
Надя привела себя в порядок и вошла в комнату.
Большое настенное зеркало было завешено черной тряпкой, уголок отогнулся, он увидел ее отражение и крепче прижал ребенка к груди.
Что должна сделать мать, когда незнакомцы покушаются на жизнь и здоровье сына? Тем более больные люди.
Броситься на обидчика, а если необходимо, то пожертвовать своей жизнью.
Малыш затих на неумелых, но словно родных руках.
И ребенок, и похититель улыбались.
Если бы он был его отцом, мелькнула шальная и отчаянная мысль.
Женщина пальцами надавила на глазные яблоки, в голове вспыхнули и взорвались огненные круги, и только тогда очнулась от наваждения.
- Отдай! – грубо потребовала она.
Когда вырвала малыша из его рук, тот сморщил личико, собираясь заплакать.
Костя сгорбился и уронил пустые руки.
Надя отвернулась от него, выпростала тяжелую, налитую молоком грудь, малыш жадно всосался.
Мужчина сглотнул густую горькую слюну.
А потом помог беглецам устроиться в этом убежище.
Одна нога у него была короче другой, обычно дефект это был почти незаметен, но когда доставал постельные принадлежности, прихрамывал больше обычного.
Дверь не закрывалась на ключ, чтобы отец ребенка – она не сомневалась, что тот отыщет их – не ворвался со своими смертельными угрозами, подсунула ножку стула под дверную ручку.
Ненадежная преграда.
Но защитник встал на стражу около заветной двери.
Прежде чем сказать, изучил свои ладони. Не определил, где расположены и куда направлены линии судьбы и жизни.
Потом вспомнил о голубях.
- Они сначала боятся, но постепенно привыкают, - утешил беглецов.
- Разве я спугнул малыша неосторожным движением? – спросил ее.
- Птицы понимают лучше нас, - поделился своими наблюдениями.
- Если бы вы были птицами, - размечтался он.
Надя разобрала его пожелание.
Если б я была птицей, мысленно согласилась она, то свила бы гнездо на неприступной вершине. Пусть убивец не погибнет, но обломает ноги, карабкаясь по круче.
Может быть, тогда хоть немного остынет.
Заснула с этими мечтаниями.
Во сне или терзала подушку – пух и перья разлетались по комнате, - или губами приникала к податливой ее плоти.
Перепеленала малыша – Костя отыскал марлю и подходящую простынку, – и тот угомонился.
Стражник тоже заснул на своем посту.
Прислонился к стене и по ней сполз на пол. Поджал колени к груди и обхватил их руками.
В такой позе пребываем мы в утробе, а потом долго мучаемся на пути к конечной станции.
Геннадий тоже забылся.
Женщина злонамеренно исказила егоо имя, но известно, как корабль назовешь, так он и поплывет, непросто ему плавалось с такой строптивой командой.
Когда гневался, то вместо того, чтобы утешить его, женщина временами тоже сбивалась на крики и упреки. Поэтому заслуженно была наказана.
Подумаешь, пару раз шлепнул по щекам. Так осторожно и бережно, что не раздавил бы и муху.
Она сама расцарапала губы.
Потом, конечно, побежала жаловаться к соседкам. (Почему-то рядом жили одни бабы.)
Но он заранее предупредил их. Конечно, они не посмеют ослушаться и не приютят беглянку. Поэтесса напишет еще один корявый стих, крепостные ворота тем более не распахнутся, кляузница отобьется очередной жалобой.
А к убогому она сама не сунется.
Кто-то поведал, что местную колдунью испытали огнем. Погибая, она прокляла бывших соседей. Проклятия смертников обычно сбываются.
Если плотно общаться с убогим, то можно заразиться.
Тем более это опасно для детей.
Когда очнулся ночью после очередных разборок, то отправился на поиски.
Заглянул на кухню, в ванную и в уборную. Даже открыл шкаф, а потом пошарил под кроватью.
Их увели бандиты, догадался он, некогда отбил от них женщину, но они выследили и отомстили.
Но он обязательно отыщет.
Чувства его обострились, ноздри раздулись, глаза перестали слезиться, заправской ищейкой внюхался и всмотрелся в следы.
Вот на стене осталась вмятина, отчаянно сопротивлялась и оттолкнула похитителя.
Засохшая, похожая на налет ржавчины, капля крови в прихожей.
Наверное, укусила.
На лестнице у ступеньки отбит уголок, когда волокли добычу, то раскрошился бетон.
Женщине все же удалось вырваться, но видимо после борьбы и бегства не смогла правильно сориентироваться, долго топталась у чужой двери. Там же различил следы колес, она не бросила коляску.
Очередной похититель затаился в бункере, но напрасно надеется отсидеться в своем укрытии.
Разбивая кулаки и не ощущая боль, Геннадий забарабанил по обшитой железом двери.
Соседки проснулись и насторожились.
Мы шли под грохот канонады, придумала поэтесса.
Пришло вдохновение, замечательные слова, безошибочно определила она. И на этот раз, кажется, не ошиблась.
Затворница закрыла ворота еще на одну щеколду.
Хитрая система, словно сработал капкан, ей самой уже не выбраться.
Кляузница настрочила очередную жалобу. Вернее обратилась с требованием: Власть обязана установить полицейский пост на лестнице, чтобы добропорядочные граждане не подвергались насилию.
Изгнанница проснулась и отбросила истерзанную подушку.
Хозяин дохромал до двери.
Прочная конструкция, и можно переждать даже интенсивный обстрел.
Что-то случилось, и пострадавший истошно взывает о помощи.
Костя впустил его.
И отлетел к стене.
Не поджал ноги и не обхватил колени, но повалился на спину и ударился затылком.
Едва ли смог различить в густом розовом тумане.
Если беглянка возвела баррикаду, то пришелец мгновенно пробился хлипким сооружением.
Здоровый мужик, одной рукой подхватил ее - она не должна была прижиматься к его груди, но прижалась, - другой вцепился в коляску.
Ребенок не проснулся.
- Он любит птиц, если бы я была птицей, ты бы любил меня? – спросила женщина.
- Птицей, зверем, безмолвной травинкой, кем угодно, я на все согласен, ты мне нужна любая, - повинился мужчина.
- Случайно забрели к нему, - придумала женщина.
- Я приложу все силы, старательно и навсегда очищу тебя от скверны, - обещал любовник.
- Чиста и невинна, - в очередной раз поклялась любовница.
Костя заткнул уши, чтобы не слышать.
Огромная подошва нависла над ним.
Пришелец готов был наказать похитителя, размозжить ему голову.
Безжалостно наказал, переступил, не задев.
Даже колеса не наехали.
Дверь скрипуче затворилась.
Всполошились голуби, что ночевали по чердакам и на карнизах домов.
Такая кутерьма, что заинтересовались орнитологи. Птицы давно уже привыкли к городской жизни, но что-то встревожило их.
Еще бы не встревожиться, когда Костя смог подняться, то кое-как выбрался на улицу.
Не просто хромал, его перекосило на один бок. И лицо стало похоже на посмертную маску.
Голуби – умные птицы, если и признали его, то не решились подойти.
Только давешняя голубка – и женщины иногда безрассудны – доверчиво приблизилась.
Но перья ее встопорщились.
Не удалось поймать птицу, она отскочила.
Мужчина споткнулся и упал.
Показалось, что подошва сокрушила.
А он не признал поражение. Среди боли и отчаяния подобрал камень.
Попал в памятник средневековому деятелю.
Снаряд разбился о пьедестал, на граните не осталась следа.
Голуби и воронье огромными стаями зависли над садиком.
Бабушки поспешили отвести внуков на безопасное расстояние.
- Что с ним? – спросил любознательный мальчишка.
Мужчина полз по дорожке, разгребая гравий, а когда попадались камни, пытался сокрушить памятник.
Все смешалось в больном воображении.
- Если будешь пьянствовать, то тоже обгадишься, - объяснила внуку мудрая бабушка.
Кляузница обычно ограничивалась заявлениями, но на этот раз не смогла удержаться.
Утром, едва проснувшись, занимала наблюдательный пост. Сначала около двери, хулиганы разбили дверной глазок, но слух ее обострился. Различала по шагам, напрасно некоторые крались на цыпочках.
Потом не отходила от окна.
Следила даже за памятником.
Вернее за голубями, что пикировали на него. Но забрасывали не бомбами, а пометом.
Часто жаловалась на убогого соседа, который прикармливал их, и этим наводил птиц на цель.
Слишком увлекся, и окончательно лишился рассудка.
Женщина позвонила в соответствующую организацию.
Там не обратили бы внимания на очередную ее жалобу, но нашлись и другие сердобольные наблюдатели.
А когда она сообщила о его диагнозе и перечислила, в каких заведениях он лечился, послали специалистов.
Подъехала легковушка с неприметным красным крестом на заднем стекле, вышли два санитара в неброской одежде.
(В заведении, куда его вознамерились забрать, давно отказались от белых халатов, их и стирать надо чаще, да и больные почему-то пугаются.)
И лица у санитаров самые обыкновенные.
(Если люди с такими лицами повстречаются на пустынной темной улице, то лучше укрыться в ближайшей подворотне.)
А Костя не успел спрятаться.
С трудом поднявшись – голуби так низко кружили, что приходилось пригибаться, - протянул к конвоирам сложенные в запястьях руки.
Они не сразу повязали его, пришлось отмахиваться от обезумевших птиц.
А помет, попавший на одежду, был настолько едким, что прожог материю.
И машине с трудом удалось пробиться сквозь стаю, бесстрашные птицы бросались под колеса.
В лечебнице больного поместили в карантинный барак и так накачали лекарствами, что очнулся он только через несколько дней.
На этот раз не удалось пройти полный курс лечения.
Обычно после выздоровления опекунше приходилось на несколько недель переселяться к нему. С ее помощью он заново осваивал элементарные навыки. Даже приходилось показывать, как надо держать ложку.
И все больше времени уходило на восстановление.
Но на этот раз с ним не стали церемониться.
Нашу страну опять ввергли в разборки.
И не только раненых доставляли с поля боя.
Некоторые не выдерживали нервного напряжения, в специализированных заведениях пришлось избавиться от хроников.
Нет, их не уничтожили, мы не фашисты, но по возможности распустили по домам.
Главный врач испытал больного.
- Ты зачем гонял птиц? – заинтересовался он.
- Птицы лучше людей, - согласился Костя.
- Вот видите, он пошел на поправку, - обратился главный к своей свите. И добавил такую путаную латинскую фразу, что те поспешно согласились.
- А памятник чем виноват? – продолжил допрашивать.
- Я виноват, - согласился больной.
- Осознание болезни – первый признак выздоровления, - заявил главный. На этот раз не стал мучить сопровождающих иностранной тарабарщиной.
Свита облегченно вздохнула.
Рано обрадовались, требовательно оглядел свою команду.
Самый сообразительный догадался.
- У него весеннее психическое обострение! – безошибочно определил он.
- Что ж, - неопределенно заметил главный.
Не он поставил диагноз, не ему отвечать в случае непредвиденных оложнений.
- Можно выписывать! – продолжил торопливый врач.
- Молодым везде у нас дорога, - похвалил его главный.
Костю подлечили, когда по дороге домой попадались птицы, то он не только закрыл глаза, но прикрывался ладонью.
На этот раз не отшибли память.
Но все равно сразу не удалось разузнать.
Будто натягивалась невидимая пружина, когда он пытался подобраться к двери. Каждый раз его отбрасывало обратно.
А он все повторял бесплодные попытки.
И железо не выдержало, полопалось и разлетелось смертельной шрапнелью.
Осколки покалечили.
Столько раз его били и ломали, что притерпелся и к этой боли.
Но видимо на него ополчились невидимые покровители. Каждая ступенька – надо было подняться на два пролета – стала неодолимой преградой. Помогая обеими руками, с трудом переставлял он здоровую ногу. А потом подтягивал к ней другую, неполноценную.
И долго не мог отдышаться перед следующей попыткой.
Считается, свеж и целебен воздух высокогорья, но и здесь не удалось избавиться от пыли и гари.
Окончательно изнемог на лестничной площадке, не смог дотянуться до звонка, тяжело привалился к заветной двери.
Геннадий как примерный отец и любящий муж позаботился о жене и сыне.
Пусть отдохнут и наберутся сил в детском санатории, выбил на производстве бесплатную путевку.
(Попробовали бы не дать, разнес бы контору.)
Но неуютно и тоскливо одному, даже не помогало привычное лекарство.
И когда услышал, что кто-то копошится за дверью, то поспешил в прихожую.
Узнал и брезгливо отстранился от соседа.
- Она должна узнать, - пробормотал Константин.
Хотел сказать, что у нее замечательный ребенок, что все дети замечательные, но забыл нужные слова.
- Если ты, хотя бы издали…, - предупредил Геннадий.
Умел говорить путано и красиво, но бесполезно объяснять убогому.
- Вблизи, рядом, - согласился тот.
Геннадий мог двумя пальцами пережать тоненькую шею, но измыслил более изощренное наказание.
- Она уехала, - придумал он.
- Куда? – растерялся Костя.
- Домой, в свою глухомань, приглядывать за старенькой и немощной маманей, а то некому принести ей ночной горшок, - нафантазировал соломенный вдовец.
- А ребенок?
- Посмела оставить меня! – обвинил неверную жену. И почти поверил своему оговору.
Предала его, поэтому так же легко отказалась от ребенка.
- Сдала в дом малютки!
Наступила очередная стадия опьянения. Переломал почти всю мебель, а теперь пожалел себя.
- Брошенный и забытый, и некому подать ночной горшок, - пожаловался он.
- Куда? – переспросил Константин.
- Кукольный дом, - вспомнил Геннадий. – Его возвели специально для одиноких и прОклятых матерей, - придумал он. – Туда она сдала нашего младенца.
- Выпьем? – предложил собеседнику.
Вернее беглецу. Если бегством можно назвать его неуклюжие попытки спуститься с изгаженной вершины.
- Ну не с ним же, - отказался от нелепого предложения.
Придумал с кем можно пообщаться.
Зеркало еще не разбил, с бутылкой и стаканом устроился перед ним. Чокнулся с изображением и насладился чистым звоном.
Спуск с горы оказался тяжелее подъема. Константин мог сорваться и разбиться, но чудом избежал падения.
Обязан выжить, чтобы спасти ребенка.
Он вспомнил, где находится дом призрения.
Тетка, что его опекала, разрешила лишь на определенное количество шагов удаляться от дома. Но однажды он сбился со счета и забрел в незнакомые места.
Увидел нарядное двухэтажное строение, на витрине были выставлены куклы.
Почти как дети, залюбовался он.
Но лишь теперь, когда проговорился убивец – так обозвала его женщина, – догадался об истинном предназначении этого заведения.
Одинокие женщины, если не могут содержать детей, то по ночам пробираются к нему.
Тетка его увлекалась древней историей, иногда делилась с племянником некоторыми подробностями.
На пороге оставляют младенцев. Напоследок даже боятся обернуться, чтобы не разрушить содеянное.
Константин, был уверен, что узнает ребенка.
Дохромал до своего убежища и затаился, дожидаясь темноты.
Лето еще не наступило, и, наверное, можно укрыться от мертвенно-желтого света уличных фонарей.
Дышал тяжело и хрипло, легко вычислить, где он прячется, но никто не потревожил убогого.
А когда собрался и, прижимаясь к стенам домов, устремился к заветной цели, его не остановили редкие ночные прохожие.
В городе хватает чудаков, и если кому-то нравится бродить, завернувшись в плащ и надвинув на лицо капюшон, то это его дело.
Отыскал кукольный дом, где на витрине выставлены манекены.
Детей спрятали во внутренних покоях, не сразу сообразил, как туда проникнуть.
Но когда обошел здание, обнаружил почти неприметную дверь в облупившейся краске.
Различил в полутьме, зрение его обострилось.
Как видел и следы, женщины оставляли детей около парадного входа, никто не нашел эту дверь.
Поэтому бесполезно биться в нее, изнутри она наверняка заколочена досками.
Но разбежался – даже забыл о хромоте – и плечом попытался вышибить преграду.
Дверь неожиданно легко поддалась, запнулся на пороге и повалился на пол, щербатая керамическая плитка разбила лицо.
Богатую коллекцию – куклы собирали со всего света – даже ночью не могли оставить без присмотра.
Конечно, не боялись, что игрушки оживут, как случается в неких сказочных произведениях, и отомстят своим обидчикам, но ночью могут прохудиться трубы, хотя такое бывает нечасто, и тогда погибнут все экспонаты. Или, а это происходит чаще, нагрянут грабители. Или самолет рухнет на крышу, или долетит случайный снаряд.
Ночной сторож обязан запереть окна и двери. После этого включить сигнализацию.
Но часто мы пренебрегаем своими обязанностями.
Так случилось и на этот раз.
Сторож по ошибке вместо чая влил в термос иной горячительный напиток и вкусил это желанное питие, или просто устал от жизни.
Не совершил ночной обход и не запер двери, и даже забыл про сигнализацию.
Ничком повалился на старую потертую овчину. Лицом в вонючую шерсть, но не задохнулся от привычного запаха.
Похититель расшибся, размазал кровь по лицу, а когда пополз – сил не было подняться, - то остался кровавый след.
Ткнулся в какую-то внутреннюю дверь, та тоже поддалась.
Горела дежурная лампа, на широкой полке, плотно прижавшись друг к другу, спали малыши.
Жестокие владельцы дома призрения усыпили их, газ клубился, выдавливал слезы, но Константин безошибочно признал своего ребенка.
Только у него были такие светлые вьющиеся волосы, голубые глаза, только он встретил улыбкой и протянул к нему руки.
Даже изнемогая от ран, человек способен на многое.
Мужчина смог встать, завернул ребенка в свой плащ – тот затих в его руках, - со своей драгоценной ношей, почти не покачиваясь при ходьбе, направился к двери.
Красный тревожный огонек сигнального устройства продолжал равномерно подмигивать.
Сторожу, наверное, что-то приснилось, всхрапнул во сне – так храпят кони, - сигнализация все равно не сработала.
Похитителя не задержали.
Тревожная ночь; некогда Геннадий выгнал жену с ребенком, некоторые последовали его примеру.
Некая женщина видимо забрела в иные миры, а когда вернулась, то обнаружила пустую коляску.
Очнулась в садике, на скамейке, поискала под ней, даже заглянула в урну. Будто двухмесячный малыш мог там спрятаться.
Позвала его, он не откликнулся.
Только тогда ужаснулась.
Рядом было отделение полиции; когда ее задерживали, то грозили самыми суровыми карами, она ненавидела полицейских, но на этот раз сама обратилась.
Дежурный зажал уши, чтобы не оглохнуть от ее крика.
Простудился, поэтому не учуял запах сивухи, и не смутил растерзанный ее вид.
Еще и не так будешь выглядеть, если у вас украдут ребенка.
Кляузнице тоже не спалось этой ночью.
Когда услышала тяжелые, неверные шаги на лестнице, то подобралась к заветному глазку.
Выругалась, но тут же прижала к губам указательный палец, выросла в интеллигентной семье, и не пристало ей сквернословить.
Неоднократно обращалась к местному плотнику, тот обещал заменить испорченный глазок, но не торопился исполнить обещание.
Так часто жаловалась на него, что он этими заявлениями обклеил стены в уборной.
Поначалу жена удивлялась, что муж так долго находится в этом заведении, даже обшарила его в поисках заначки, но постепенно тоже приохотилась к чтению.
Соседка рискнула и приоткрыла дверь.
Есть еще люди, что изнемогают в борьбе за справедливость.
Тяжела их доля.
Но если раньше ее предшественников заключали в темницу или сжигали на костре, то теперь лишь обещают разобраться и принять меры.
Но воз – так много нажаловалась, что груз едва уместился в телегу – и ныне там.
Разглядела в щелочку. ( Такие наблюдатели обычно видят искаженную картину.)
То наваливаясь на перила, то плечом упираясь в стену, убогий ее сосед нес ребенка.
Тот заплакал, такой жалостливый голосок, что зажала уши. И зажмурилась, чтобы не ослепнуть.
Но все равно слышала, как капли крови капают на ступеньки, видела, как они разбиваются и разлетаются мелкими осколками.
Поспешно захлопнула дверь, чтобы зараза не просочилась в квартиру.
И все равно она заползала в щели и в замочную скважину.
Спастись можно, если позвать на помощь.
Она позвонила в отделение.
Обрывки сложились в целостную картину.
Был похищен ребенок, в результате розыскных мероприятий, опроса свидетелей и прочих неопровержимых доказательств удалось вычислить преступника.
Необходимо как можно быстрее обезвредить его, пока ребенок жив, а похититель не догадался потребовать выкуп.
К операции привлекли самых толковых оперативников.
Те, чтобы не спугнуть преступника, оставила машину около соседнего дома.
Правда не догадались смазать петли, дверь предательски заскрипела.
Мужчина укачивал ребенка, и когда услышал скрип – научился видеть и слышать этой ночью, - постарался утешить его.
- У людей бессонница, они возвращаются после ночной прогулки, - придумал он.
- У людей, - повторил Константин, убаюкивая ребенка. – Если они, конечно, люди.
Полиция подкрадывалась, но их не научили передвигаться бесшумно, скрипели сапоги и портупеи.
( Так показалось затворнику, хотя наших защитников давно уже переодели в более удобную форму.)
- Если бы мы были птицами, когда мы были птицами…, - вспомнил он.
- Ты бы улетел, я бы помог тебе улететь, - пожалел малыша.
Пришельцы изготовились к штурму, перекрестились и достали оружие.
Они не убийцы, пистолеты были заряжены резиновыми пулями.
Бесполезно прятаться, и с ребенком не спуститься по водосточной трубе.
Прижимая малыша к груди, мужчина дохромал до двери. Подволакивал больную ногу, на паркете осталась черные полосы. Высвободил руку и дотянулся до замка.
Тусклая лампа, что мерцала на лестничной площадке, неожиданно ярко вспыхнула, свет этот отразился от фарфоровой поверхности манекена.
В стране орудуют диверсанты, полицейские были готовы к любой неожиданности.
- Бомба! – крикнул один из них.
Распластался на кафельной плитке и руками закрыл затылок.
Его напарник попытался обезвредить взрывное устройство.
Не нашел ничего лучшего - за недостатком времени не успел подумать о последствиях, - чем выстрелить.
Не прицелившись, наугад, так невозможно попасть, пуля ударила в лоб ребенка.
Жесткая и жестокая резина иногда бьет больнее железа.
Фарфор разлетелся осколками.
Бомба взорвалась, не избежать гибели; даже погибая, продолжал он стрелять.
Пули с чмоканьем вонзались в поверженное тело.
Прежде чем окончательно забыться, Константин увидел, как каждый осколок чудесным образом превращается в птицу.
Птицы эти перекликаются детскими голосами.
И устремляются в неизведанную даль.
Туда, где их ждут, и где они будут счастливы.
- Легкой вам дороги, - пожелал напоследок.
А когда устремился за ними, то не смог преодолеть земное притяжение.
Упал и разбился.
Я сдернул шапку, попрощавшись еще с одним неустроенным лишним человеком.
……………………..
Г.В. Май 2024.
Свидетельство о публикации №224051800749