Старая сказка на новый лад

    Жил-был мужик. Схоронил свою жену. Остался один с дочерью. Утонул, казалось в своем горе мужик. Чувствует, не выплывет. Стал книжки умные читать, как горе пережить, к психологам на консультации ходить. Общими усилиями выкарабкался. И дальше живет. Да все чаще думает, что дочке мать нужна. Старую жену не вернешь, начал новую искать. И нашел женщину. А у нее – своя дочка – ровесница мужиковой. Обрадовался мужик – подружками будут дочки. Посватался. Свадьбу сыграли. Вместе жить стали.   
   Да только не мать привел в дом к своей дочке, а злую мачеху. Невзлюбила мачеха падчерицу. Все сравнивала ее со своей дочкой. И выходило сравнение не в пользу собственной: падчерица и милей лицом, и ловчей руками, и смышленей головой вышла. Мужик-то умный, книжек начитался, давай жене объяснять, что нельзя детей промеж собой сравнивать, только вражду посеешь. А жена слушать его не хочет. В чем видит преимущество падчерицы, за то ей больше всего и достается: видит красоту ее, самое грубое мыло дает лицо мыть, чтобы кожу испортить, а своей – все крема, все к косметологам ее таскает. Видит точеную фигурку падчерицы, так в самое рванье ее одевает, все бесформенную одежду подсовывает, чтобы скрыть фигуру от посторонних, а своей – только фирменные тряпки покупает. Видит у падчерицы золотые руки, любая работа в них спорится – загружает по полной, пока руки не отваливаются, да и бьет по ним за малейшую провинность. А как ум начнет сравнивать, тут уж кровной дочке не угнаться за сводной сестрой. Так, мачеха у падчерицы все книжки отобрала, в школу не пускает, всяко обзывает – пытается внушить ей, что недоразвитая она умом. А своей орду репетиторов наняла, лишь бы хоть какие-то знания в голову ей вложить, да все попусту.
   Чует мужик, что дочке его несладко живется, да некогда ему разбираться в этом – работает с раннего утра до поздней ночи, чтобы семья нужды не знала. А дочь, видя, как отец устает, тревожить его не хочет.
   Только заведет мужик разговор с женой о том, что потухшие глаза дочери его беспокоят, как жена в слезы: «Не доверяешь мне… В чем обвинить хочешь?… Я к ней со всем сердцем… Не люба тебе, так и скажи, пойдем мы, куда глаза глядят». Эти женины слезы мужику как нож по сердцу. «Может, и правда, кажется мне. Им по-женски все проще понять друг друга, да все вопросы решить». И замолкает мужик. В сон тяжелый проваливается. С раннего утра опять на работу, а там как-то тревога о домашних делах стирается, теряет остроту. 
   А мачеха, видит, что никак ее дочке не удается догнать мужикову дочь ни по красоте, не по уму, ни по ловкости. И парни соседские все на мужиковую заглядываются, а ее кровинушки не замечают, словно и нет ее вовсе. Решает мачеха избавиться от падчерицы, чтобы никакой конкурентки не было у ее «красавицы».
   Как пришел муж с работы, поставила ему условие: или везешь свою дочь в лес, или меня здесь больше не увидишь. Мужик как услышал, перед каким выбором его ставят, плечи расправил, усталости за весь день рабочий, словно, и не бывало. «Не допущу»,- говорит.- «Чтобы с дочкой моей так поступить. Люблю ее, она одна кровная моя душа на всем белом свете. А не нравится, так скатертью дорога, проживем без тебя!»- выдохнул мужик, и на душе как-то полегчало, но и силы все ушли в эти слова, усталость навалилась, ноги подкосились.
   А жена, словно того и ждала. Знала она «слабые места» своего мужа, и давай на них давить: «Без меня проживешь? А ты помнишь, в каком состоянии был, когда я тебя подобрала? Да тебе жизнь не мила была! А дочке твоей тогда хорошо с тобой – таким было? Она чувствует, что ты ей все позволяешь, потому и от рук отбилась. Без наказания еще никто человеком не вырос. Пусть посидит в лесу, подумает, дом оценит, тепло, которым мы тут ее окружаем. А как одумается, так ты за ней и приедешь. Это же воспитание такое – для ее же пользы. Ты-то все на работе, ничего не видишь, не знаешь. А тут парни косяками ходят, все ее зовут погулять, поговорить. Знаешь, чем такие гулянья-разговоры оборачиваются?! Но тебе, похоже, плевать на свою дочь! Что ж, пойду собираться…»
   А мужик как вспомнил то время, после смерти жены, как подумал, что опять один останется, так страшно ему стало. А потом представил, что уходит на работу, а дочь его одна с парнями. Может, и правда, для пользы воспитания чуть-чуть припугнуть? Сдался мужик. Командует дочери собираться, да теплее одеваться. Дочь не привыкла перечить отцу. И зачем едут в лес – спрашивать не стала. Не важно, куда. Лишь бы с отцом – знала, как он любит ее, знала, что только в нем защиту искать может, если вдруг совсем тяжко станет.
   Доехали до леса, дальше пешком пошли. Мужик ищет дерево потолще, чтобы прислониться удобнее было, да от ветра какой-никакой заслон.
   А дочь какую-то опасность почуяла, давай расспрашивать отца, зачем они здесь. Он молчит, идет вперед, дышит тяжело, глядит тяжело. Нашел, похоже, дерево, какое искал. Свалил под ним поклажу – еду кое-какую, да шаль, чтобы укрыться, да коврик туристический – подпопник, чтобы не так холодно сидеть было.
   На душе груз многотонный. Чтобы не нести его домой, решил все дочери высказать, все претензии, услышанные от жены. Дочь пытается перебить, сказать что-то в свое оправдание, рассказать про все обиды, снесенные от мачехи. Но не пробиться к отцовому слуху и сердцу. Не верит он ей: «Быть того не может. Это ты только сейчас придумала. Если так плохо тебе жилось, надо было мне сразу сказать, а сейчас только наговариваешь на жену мою. Ты сразу не приняла ее матерью – от этого все проблемы и пошли. Посиди здесь, подумай. Вот тебе телефон, вот пауэр-банк – вдруг разрядится. Надумаешь, как жить дальше, звони. Приеду. Решим, что делать». Развернулся и пошел к дороге – по своим же следам ступает. А рядом дочкины следы – только в одну сторону.
   Плачет девушка от холода, страха, а больше всего – от обиды на отца, что предал, не поверил. А еще от злости на себя – почему все в себе держала, почему ничего ему не говорила, почему унижения терпела?
   И решила: если выживу, никогда и никому не позволю больше себя обижать, свое достоинство топтать, своей жизнью распоряжаться. Под эти мысли и заснула.
   А тем временем гулял по лесу Морозко – хозяин этих мест – пра-пра-правнук того самого Морозки, что всем детям по сказкам знаком. Унаследовал он от предка своего и красоту, и доброе сердце, и силу повелевать ветрами да снегами. Способностями уникальными обладал, пока еще никому разгадать источник этих способностей не удалось. А он строго следовал наказу отца своего, наказу, от самого первого Морозки полученному: силу свою только на доброе дело употреблять.
   Увидел он спящую девушку, подивился тому, что она одна в лесу делает, на красоту ее загляделся. Щеки на морозе разрумянились, снежинки на ресницах заискрились – глаз не оторвать. От этого взгляда она и проснулась.
   Он начал с вопросов, шедших в их роду из глубин веков: «Тепло ль тебе, девица, тепло ль, красавица?»
   Девушка вспомнила, что в какой-то сказке звучал такой вопрос, и вспомнила ответ: «Тепло, Морозушко, тепло, батюшка».
   Только рот открыла, чтобы ответить, как в сказке было сказано, да передумала, вспомнила, к чему привело то, что никогда не говорила правду отцу о том, что чувствует, что переживает. Вспомнила обещание, данное себе: не повторять ошибок своих. И ответила: «Холодно, очень». Но ответила без злости, без агрессии, просто правду сказала. 
   Морозко повел рукой – и ветер утих, солнце повыше в небе поднялось, сильнее пригревать стало. «Голодно ли тебе, красавица?»- спросил.
   И опять, чуть было не ответила, что нет, не голодно – как всегда привыкла – игнорируя то, что на самом деле чувствовала, и от чего страдала.
   «Проголодалась»,- тихо, беззлобно, и не для того, чтобы жалось вызвать – просто сказала, как есть.
   Сунул руку в глубокий карман Морозко и извлек оттуда кусок пирога, дыхнул на него, и стал пирог теплым – словно только из печи. Протянул его девушке, она с благодарностью взяла и начала есть – ничего вкуснее в жизни своей не пробовала.
   «Что стряслось с тобой, как оказалась здесь?»- спросил Морозко. 
   По привычке хотела скрыть свою беду, не взваливать ее ни на чьи плечи. Но столько тепла было в его глазах, что рассказала ему девушка все, чем болело ее сердце со смерти матери до того момента, как отец, оставив ее одну в лесу, скрылся из виду. Впервые за долгое время обо всем рассказала, первому на свете человеку.
   Пока говорила, солнце все сильнее пригревало, снег начал таять, из-под него первые зеленые травинки пробиваться стали, ветер вовсе утих.
   Дослушав ее до конца, не перебив ни разу, протянул Морозко ей руку: «Веришь мне»? «Верю»,- ответила, не солгав ни ему, ни себе.
   «Хочешь быть со мной? Пойдешь со мной?» - с надеждой в голосе спросил он.
   Она вложила свою отогретую солнцем ладошку в его большую надежную ладонь и мягко, но твердо сказала: «Хочу. Пойду». 
   И они пошли. В новую для обоих жизнь.