Откуда и как появляются фашисты?

"Люди часто с любовью вспоминают свое детство.
Я тоже вспоминаю его с любовью.
Я был окружен заботой и лаской матери.

Безоблачное, счастливое детство было и остается какой-то золотой мечтой, каким-то несбыточным раем.

Но вот был Мишка, мальчишка-сосед, мой товарищ по играм и ранней учебе, мой сверстник.
Ничего был ребенок, да вот только имел одну странную привычку, я бы сказал даже, страсть.
Бывало, как заведется у них в доме щенок или котенок, то его любимым занятием было выдергивать волоски у этих животных и ломать им лапки.

Ломать – не в шутку, а всерьез.
Бедные животные пищали и выли на весь двор и оставались калеками.

– Мишка, сволочь, – говаривал я ему. – Как тебе, дураку, не стыдно? Опять котенка замучил! –

– Да это я... так... –

– Дурак! –

– А не твое дело. –

– Я вот матери твоей скажу. –

– А я ей еще раньше твоего скажу. –

Счастливое, ласковое, мягкое, безоблачное детство, да только вот этот проклятый Мишка!

Однажды в мишкином доме сука ощенилась целыми восемью детенышами.
Мишка ликовал. Он не замучивал щенят, пока те были слепыми, спали один на другом в одной мягкой и теплой куче.

– Рано еще! – говорил Мишка. – Пусть подрастут. –

Он предвкушал свое счастье и был на редкость терпелив.

Скоро щенята подросли.

Мишка уже покалечил трех щенят, но на четвертом произошел инцидент.

Однажды после непродолжительной игры в мяч Мишка вдруг сказал:

– Надоело играть. Подожди. Давай отдохнем. –

Я согласился.

– Сегодня у меня на очереди Сток, – прибавил он с некоторой нежностью в голосе. А Сток была милая собачка, подросшая уже настолько, что ей решили дать кличку. Все же это был пока еще по своей комплекции какой-то цыпленок, и Мишка с такими справлялся без всякого труда.

Я решил взмолиться.

– Мишенька... Знаешь, что? – залепетал я. – Хочешь, конфет дам... Хочешь? А? –

Мишка сначала ничего не понимал.

– Мишенька, родненький... Не ломай лапок у Стока... –

– Ишь ты куда гнешь. А что тебе Сток? –

– Мишенька, голубчик... Продай мне Стока... –

– Хе-хе! Целоваться, что ли, хочешь с Стоком? –

– Мишенька, я тебе всю коробку отдам с конфетами. – А у меня недавно был день рождения, и от подарка осталась целая коробка конфет.

– Собака моя? – наставительно ответил Мишка. – Моя! Я хозяин Стока? Я! Ну, так чего ж! –

– Мишенька, возьми конфеты, – продолжал я сквозь слезы. Но на душе у меня уже закипал гнев, уже что-то начинало трясти мой детский организм, и я терял власть над собой. – Мишка, голубчик, золотко, не мучь Стока... Продай Стока. Давай меняться на конфеты. –

Мишка уже перестал меня слушать.
Я понял, что мысль об искалечении Стока пришла ему в голову еще во время игры; и он не докончил даже игры, чтобы приступить к любимому делу.
Он уже направился к собачнику, где было несколько щенят. Но тут я заметил в его руках, вдруг откуда-то взявшиеся, клещи.

Я до сих пор не знаю, зачем он их взял.
Сток был еще хилой, цыплячьего вида собачкой, и... никаких специальных инструментов еще не требовалось.

Я побежал за Мишкой к собачнику.

– Не смей! – закричал я, вдруг не сдержавши себя и вдруг обратившись от упрашиваний и умолений к гневу и к кулакам.

– Не смей, мерзавец! Отойди! Отойди, говорю, от собачника!

Мишка сначала оторопел, потому что я схватил его за обе руки.
Клещи выпали из рук на землю.

– Убью, мерзавец! Слышишь, что говорю? – кричал я, трясясь всем телом. – Убью! Не смей! Не дам мучить Стока! Уйди, пока живой. Сволочь ты! Мерзавец! –

Мишка был сильнее меня.
Оторопевши в первую минуту, он тут же пришел в себя, тряхнул с силой руками и освободился от меня.

– Ага! – зашипел он. – Чужого добра захотел?.. Я тебя проучу. Я тебе покажу, что такое Сток... –

У собачника началась драка.
Мишка был сильнее меня, но я не сдавался.
Мы начали тузить друг друга по рукам, по спине, по бокам, по лицу.
У кого-то уже появилась кровь, и у меня начинало мутиться в голове. На наши крики пришли Мишкины родители, которые и разняли нас.

Но результат всего инцидента был совсем не тот, которого я ожидал.
Оказывается, Мишкины родители, вступившие в переговоры по этому поводу с моими родителями, заняли всецело позицию Мишки, со всеми этими аргументами о «чужом добре», о том, что-де «не ваше дело», и даже говорилось так:

– В наше время так мало радости... У детей так мало развлечений... –

Словом, я был побежден и физически и психологически.
Я не мог поколотить Мишку, а мои родители не могли переубедить его родителей. Так и остался этот инцидент на всю жизнь как несваренный кусок в желудке.
И я еще до сих пор не знаю, куда мне его деть.

Счастливая, ласковая, нежная, милая, безоблачная пора раннего детства...
Да только вот если бы не этот Мишка проклятый...

Еще и до сих пор слышу этот жалкий визг щенят, которые оставались калеками на всю свою жизнь и которые уже не могли бегать или ходить, а как-то мучительно ползали на сломанных лапах, доставляя себе боль при каждом малейшем движении.
Этот визг стоит у меня в душе целую жизнь.
И еще не было у меня такой радости и такого счастья, чтобы я смог целиком его забыть или чем-то заставить молчать.
Когда я слышу на улице собачий стон или вой, вся эта картина Мишкиных занятий возникает у меня в сознании, как будто бы это было только вчера.
И тело у меня начинает трястись от гнева, ужаса тоски, отчаяния, бессилия и возмущения так же, как тогда у собачника."





ИСТОЧНИК:
профессор Алексей Фёдорович Лосев
"Жизнь"