Нечищеные сапоги

          Рядовой Шалин был обычным солдатом срочной службы, ничем не выделявшийся среди прочих в нашей роте. Невысокий, среднего телосложения, он занимал место в общем строю ближе к его окончанию. Типичный "середнячок". Такие бойцы, как правило, не склонны к созданию проблем своим командирам. А если по их вине и случаются казусы и неприятности, то всегда мелкие, связанные с неопытностью и отсутствием требуемых навыков.
          В армии это быстро исправляется, поскольку общее правило "не умеешь - научим, не хочешь - заставим" действует безотказно. С Шалиным, однако, всё оказалось сложнее. В течение первого полугодия своей службы у него всё было как обычно, пока в один из рутинных будничных дней мне не довелось заступить в очередной наряд дежурным по части.
          Зайдя в казарму примерно через час после отбоя, мне бросились в глаза чьи-то кирзовые сапоги, не почищенные должным образом. Они выделялись среди прочих настолько чётко, что не заметить их было невозможно.
          Подойдя к тумбочке дневального, негромко, чтобы не будить остальных, я обратился к дежурному по роте:
          - Иди, подними этого "лишенца", пусть почистит сапоги и спокойно отбивается дальше. Вакса есть?
          Я не собирался "строить" бойца за такую мелочь, поскольку и сам ещё относительно недавно носил такие же сапоги и далеко не всегда они были идеально начищены.
          - Так точно, ваксы хватает, банку как раз перед отбоем старшина выдал.
          Чёрная вакса для чистки армейских сапог выдавалась в трехлитровых жестяных консервных банках и недостатка в ней никогда не было. Свойства ваксы, конечно, заметно отличаются от сапожного крема или гуталина: начистить обувь до блеска не получится, даже если упорно натирать её потом вчерашним подворотничком или обрезком от полы шинели. А сапожная щётка быстро превращается в плоскую деревяшку с несколькими волосками, торчащими из затвердевшего чёрного слоя этой ваксы, образовавшегося на месте густой щетины. Однако и такая щётка, а точнее то, что от неё остаётся, вполне годится для повседневного применения довольно длительное время.
          - Хорошо, давай, поднимай, а я выйду покурить.
          Я вышел на воздух и встал пред входом, а через минуту послышалась негромкая возня за порогом казарменного помещения: солдат чистил свои сапоги.
          Когда всё затихло, я снова зашёл в казарму и неприятно удивился: сапоги Шалина остались в том же нечищеном виде, как и были. Их владелец при этом уже спокойно посапывал в своей коечке.
          В армии командир обязательно должен добиваться требуемого от подчинённых. В противном случае, такая армия перестает существовать на следующий день, поскольку её личный состав быстро превращается в неуправляемый сброд.
          - Поднимай его снова, - резко бросил я дежурному, - пока не почистит как положено, не ляжет. А когда почистит - сам мне доложит! Форма одежды номер один.
          Я зашёл в канцелярию роты, сел за свой рабочий стол и стал ждать. "Странно, - думал я, - на разгильдяя он совсем не похож. Скорей всего уморился так за прошедшие сутки. Служба у нас, конечно, была не из лёгких. Много нарядов и караулов, изматывающие учения, подъёмы по тревоге и т.д. и т.п.
          Минут через десять послышался осторожный стук в дверь канцелярии:
          - Разрешите? - в помещение канцелярии зашёл заспанный, в майке и трусах, Шалин.
          - Почистил?
          - Так точно!
          - Хорошо, иди спать. И давай договоримся, чтобы такого больше не было. Понял?
          - Так точно!
          - Всё, иди.
          Странно всё-таки, ведь раньше я такого за ним не замечал.
          Быстро перебрав текущую документацию, ещё минут через десять, я вышел из канцелярии. Надо было идти в автопарк, брать дежурный ЗИЛ и ехать по объектам части с ночными проверками, делая записи в служебных журналах.
          Зайдя уже под утро в казарму своей роты и приняв доклад дежурного по роте, оглядел обувь солдат и оторопел: сапоги Шалина как были не чищены, так и остались! Что это значит? Протест? Нет, он на такое не способен, это совершено точно! Что тогда? "Потекли мозги"? А вот это вполне возможно. Надо срочно сообщить замполиту роты, пока не поздно. Он знает, что делать. В роте у него есть свои "стукачи". Он их бережёт и никому не выдаёт, даже мне. Пусть приглядят. И ещё: в караулы этого солдата не отправлять и в наряды не ставить, кроме наряда по столовой. А там видно будет.
          Замполит роты был человеком особенным. Если бы все были такими политработниками, как он, то в армии был бы порядок, близкий, в части дисциплины и армейского правопорядка, к идеальному. В отдельно взятой роте он сумел искоренить застарелую дедовщину, передававшуюся "по наследству" каждые полгода (по периодичности призыва срочнослужащих). Как? Двумя способами, которые он применил одновременно.
          Во-первых, сразу после окончания своего военно-политического училища, по прибытии в часть, он поселился в казарме: среди остальных солдатских коек он выбрал свободную и ночевал там каждую ночь. Вставал со всеми по команде "подъём" и бежал на зарядку во главе строя. В солдатской столовой садился за общий стол и пил чай (потом бежал на короткий перекус домой к жене). Днём он ездил по объектам части, присутствовал на каждом обеде и ужине, а вечером отбивался со всеми солдатами и сержантами в расположении казармы. И так он делал каждые сутки в течение полугода. А позже, через эти полгода, после убытия старослужащих в запас и очередного пополнения, часто оставался в произвольном порядке ночевать в казарме. При этом никто, ни командир роты, ни старшина, ни кто-либо ещё, не знали когда он придёт с ночёвкой.
          Во-вторых, любые проявления дедовщины замполит гасил очень жестко. Например, по его инициативе сначала в нашей роте, а потом и в части в целом, была введена практика прокурорских предупреждений. Она заключалась в следующем: проявивших дедовщину старослужащих солдат, замполит по одному возил в военную прокуратуру. Там умели разговаривать с такими бойцами, и, мало того, делали соответствующую запись в военном билете о том, что повторное проявление дедовщины повлечёт уголовную ответственность и трибунал с отправкой в дисциплинарный батальон, закрепляя такую запись прокурорским штампом.
          Короче говоря, через полгода самые отъявленные "деды", при появлении нашего замполита ходили "по струнке", боясь встретиться с ним взглядом и тряслись от страха от перспективы жалоб молодняка в свой адрес.
          Важно, что на этой почве новый замполит роты не побоялся вступить в конфликт с некоторыми руководителями части, посчитавшими, что он подрывает их авторитет. Этот конфликт дошёл до командира и политотдела дивизии и там, слава Богу, замполит нашёл справедливую поддержку. После этого никто не смел ему мешать.
          Дождавшись замполита, который уже в семь утра зашёл в казарму, о чем мне сообщил дежурный по роте, я быстро направился в канцелярию:
         - Володя, у нас в роте, видимо, проблема зреет, если ещё не созрела!
         - Что такое?
         Далее я ему поведал историю с сапогами Шалина.
         - Да, - согласился Володя, - что-то не так. Надо подстраховаться и по-тихому его проверить. Командира взвода информировать не надо. Он раздолбай и запросто выдаст наши опасения. Этот Шалин затаится, а потом натворит дел.
         Хорошо, что старшина у нас, наконец, появился толковый. Тем более без него тут никак. Старший прапорщик Рыжнюк был из наших, давно проверенных в службе.
         С предыдущим старшиной говорить было бы бесполезно. Многие из нас застали его, будучи молодыми лейтенантами и он с первых дней пытался обращаться с нами свысока, иногда даже по-хамски. Лично меня он сразу попробовал унизить при всей роте, крикливо обращаясь ко мне по фамилии, в той же манере, в которой он вызывал к себе солдат срочной службы. Видимо потому, что младший из двух его сыновей, тоже прапорщиков, был старше меня. Ну и офицерское звание он мне "простить" не пожелал. Зависть – паршивая штука.
         Я стерпел только один такой выкрик, надеясь, что старшина сделал так машинально, по привычке. Однако, я ошибался. После второго такого выкрика, мне также при всей роте, пришлось его "отрихтовать":
        - Товарищ старший прапорщик, - очень громко и в надлежащей моменту интонации рявкнул я, - извольте обращаться ко мне по имени-отчеству или по званию, а просто по фамилии как к рядовому бойцу обращаться ко мне я Вам запрещаю! Вы поняли или повторить?
         Он побагровел и молча отошел в сторону. Я больше не стал продолжать и зашёл в канцелярию роты. С тех пор он обращался ко мне только по званию, что меня вполне устраивало.
         В своё время примерно такая же стычка произошла у него и с нашим новым замполитом роты. Её свидетелем мне быть не довелось, но после неё тот старшина обращался к нему уже по имени и отчеству. Хотя, иногда казалось, что обращался он немного ёрническим тоном.
         - Я всё организовал, - сообщил мне Володя уже вечером, когда я вернулся в роту, сменившись с наряда. - А ещё надо написать письмо ему домой. Но так, чтобы никто не знал.
         Сказано-сделано. Письмо он отправил. Написал его очень-очень корректно, чтобы не взволновать домашних солдата: и похвалил, и слегка пожурил "за некоторую рассеянность". А, главное, сообщил, что такие письма – наша обычная практика. Нельзя сказать, что замполит слукавил. Просто он не стал уточнять, что это обычная практика при возникновении проблем.
         По прошествии некоторого времени, вечером, когда все офицеры и прапорщики роты были отпущены по домам, замполит зачитал мне ответное письмо матери, в котором она привела выдержки из писем любимого сына-"героя", датируемых концом 1988 и началом 1989 годов, который служит в Забайкальском военном округе:
         "Сегодня, мама, мы продвигаемся вглубь вражеской территории. Мне тяжело, но другим ещё тяжелее: сейчас несу на себе тяжелораненого товарища, истекающего кровью. В моём автомате ещё есть патроны…" Ну и дальше всё в том же духе.
         Писать красиво этот парнишка умел, поскольку перед призывом на срочную службу успел окончить один курс института по литературоведению. А его уважаемая мама была заведующей районной библиотекой, что позволило ребенку вдоволь напитаться героическим эпосом.
         А ещё мама была возмущена тем, что до сих пор официально не проинформирована о государственных наградах сына, коих, оказывается, у него было уже немало и настоятельно просила исправить такое наше упущение.
         Мы не знали, смеяться нам или плакать. Плакать, однако, хотелось больше.
         - Что теперь делать? Думаешь, он свихнулся? – спросил я.
         - Нет. Скорей всего он так "ушёл в себя". Эта такая форма психологической защиты: если тебе тяжело, то надо представить, что может быть ещё тяжелее. А с воображением у него всё в порядке. Начитан весьма.
         - Чего предлагаешь? А вдруг мама сейчас напишет в подробностях Шалину о том, что тебе ответила в письме? Он решит, что его тайна раскрыта, испугается, что об этом узнают сослуживцы и прочее.
         - Да. Я с ним поговорю. Другого варианта нет. Мама наверняка всё испортит. Однозначно ему всё сообщит. Видишь, как она мне ответила? Даже в кавычках выдержки из его писем привела. У неё, наверное, уже целая книга готова по письмам сына. А если бы я попросил её ничего ему не сообщать, то было бы ещё хуже. Запаникует. Начнёт по инстанциям письма рассылать. Мама есть мама. И отца у него нет. Мамино воспитание. Сегодня же поговорю с ним. Без свидетелей.
         История эта закончилась благополучно. Я не выяснял подробности их разговора, который длился несколько часов. Продолжил он писать такие письма матери или нет – мы проверять не стали, но после того разговора с Володей, рядовой Шалин быстро стал одним из лучших солдат роты, уважаемым среди сослуживцев и командиров. Вот такой парадокс.
         Молодой замполит как-то сумел найти нужные душевные струнки солдата. Ещё может быть и потому, что сам вырос без отца и совсем его не помнил…

       Примечание: имена и фамилии изменены.