Сказка о самой лучшей приправе...

Это увлекательное происшествие произошло в те самые времена, когда хитрые и нечистые на руку люди могли иметь в своем хозяйстве не только поля, кур, коров, но и людей, которых они называли холопами, крепостными, землеробами или просто мужиками. Сейчас, конечно, такого уже не происходит, и каждый работает на себя, в соответствии со своими знаниями и умениями. А работать "на дядю" — нет, извините, не те времена...

Крепостным доставалось всерьёз: где прутком хлестнут, там и палкой поколотят, где подзатыльник отвешают, тут и кнут по спине разгуляется. Всем хотелось свободы, только вот куда бежать? «Без бумажки ты — букашка, а с бумажкой — человек!» — говаривали друг дружке землепашцы. «Отходную надоть бы, чтобы помещик выписал, да где же? Который помоложе — сам убежит, а который постарше — куда? От помещика всласть бежать, ноги сами идут, а от семьи , от детишек? То-то и оно...»

Именно в эти печальные часы коловращения земного и произошла эта поучительная история.

Итак, однажды помещик, проснувшись на своей взбитой до потолка перине, застонал: «Ой, в боку колет! Позовите мне кого-нибудь! Доктора!»

«Доктора! Доктора!» — разнеслось по усадьбе. Холопы забегали, засуетились и послали кучера за доктором. Хозяина вытащили за белую ножку из его кроватки и, как он сам приказал, усадили его на широкое кресло, обитое дорогой лоскутной материей, на котором он по своему обычаю высиживал золотые монетки. Сверху на сиденье, по традиции, положили мягкую подушку, в которую были зашиты перышки маленьких цыплят.

«Чаю и кофею!» — приказал хозяин. «Так уж пить хочется, прямо всё нутро за ночь скрутило... Пока этого докторишку дождёшься, окочуриться можно. А эти рожи и довольны, что барину плохо! Намешали, наверное, вчера в жаркое чего. Так я и думал... Давно меня не любите! Повара из Москвы закажу! А денег поскоплю, так и из самой Европы выпишу!»

Барин попивал чаёк со свежими блинцами, заправляя их сметанкой и прикусывая свежим сдобным куличиком. В комнату вошёл старый доктор с взопревшими очечками на тонкой переносице.

— Здравствуйте, уважаемый, время полдесятого, а вы уж блинцами заправляетесь! — воскликнул врач.

— А что, сметанка, говорят, кишку смазывает, а то у меня уж который день всё нутро дерёт, будто я ежа съел. Помогите, батюшка, уж чего сделайте, а я вас и не обижу...

— Ох, и не знаю, как вам и помочь. Касторочки выпить да свечку на пупок поставить. Того глядишь и повытянет блинки.

Так и порешили. Сдутым мячиком голова дома перекатился обратно на свою кровать. Доктор знахарничал над ним, давая ему то одно лекарство, то другое, но тому становилось всё хуже. Ещё несколько часов просидел местный Авиценна в том доме, крутя своей шершавой ладошкой по мягкому животу хозяина. В комнате раздался храп, и доктор, взяв со стола причитающиеся ему деньги, поспешил удалиться.

Храп затих только к часам пяти. Вечер так же начался с постанываний, блинов и жареных рябков.

— Опять брюхо болит, а ем вот уж, ей-богу, через силу. Аппетита совсем нет... Кабы чего такого приготовила кухарка, чего я не едал, может, оно бы и полегче, поскуснее жить... Наскучило всё... опостылело... — исповедовался сам себе и висящим на стенах, писанным образам предков с бакенбардами, усами и кокардами.

Этот его монолог слышала Наташка — крепостная девка, игривая, босая, лет девятнадцати, с расстёгнутыми двумя пуговицами на рубашке. Ей одной дозволялось вставлять словцо, когда её не спрашивали.

— Вот у нашего брата крестьянина такого не бывает. Всегда аппетит ладный. Что ни подай — всё сгрызут.

— А от чего это, Наташка, у холопа всегда аппетит хороший и в боку не колет?

— Не знаю, батюшка... Твоих булочек налопаешься — тоже живот пучит... Вот сказывают, кузнец Микола рецепт лучшей приправы знает. Говорят, ту приправу его отец в щи кидал, и дед их также... Оттого и силы много, и до ста лет живут...

— Что же ты раньше, дурёха, молчала? Сейчас же к Миколе на кузницу поеду! Всё у меня расскажет!

Усадили холопы своего барина в карету и в кузницу к Миколе мчат, только колокольчики позванивают. Заходят в кузню-гвоздильню, а тот молотом как соломинкой помахивает, усмехается.

— Поди сюда, мой верный холоп... У меня, понимаешь, аппетит совсем пропал, а ты, говорят, рецепт лучшей приправки в мире знаешь... И брюхо, говорят, у тебя сроду не болело, а у меня колики-болики житья не дают...

— Что ж, дело поправимое... Правда, у меня такая приправка имеется... Накручу её, наверчу, в тарелку пихну, всё с удовольствием съестся. И супец, и борщец — всё влёт идёт. Поделюсь приправкой с тобой, не жалко. Только у меня условия есть, а ты уж не обессудь, сполни.

— Ну, что, не обману. Говори, чего хочешь, и давай рецепт. Отпущу тебя на волю. Крепостным больше ходить не будешь.

— Первое — выпиши мне бумагу-отходную. Ну и оставайся со мной тут на недельку, всё тебе расскажу, покажу... Век благодарить будешь. А твои охламоны пусть только через неделю возвращаются. И чтобы не заглядывали!

— Авантюра, однако...Хм,ну что ж делать, ладно, пусть будет по-твоему.

Отпустил помещик своих холопов и строго приказал им на кузню неделю носу не показывать.

Только уехали прихвостни хозяйские, Микола возьми да кулаком помещику по подбородку шаркни — так, что у того зубы покрошились. Заплакал рабовладелец, думал, его смертушка пришла. А кузнец взял его за шиворот и в чулан потащил, поставил ведро с водой, запер его на кованый засов и оставил на шесть дней мориться-поститься.
Как только за эти дни ни ругался помещик, как только ни стучал, все ноготки молочные обломал, каторгой и тюрьмой грозился, но отчаялся-таки и похудел...
Открыл Микола чулан на седьмой день: у хозяина щёки впали, пузо посдулось, улыбка на лице...

— Отпусти меня, Миколушка, я теперь другой человек... Много передумал...
— Пойдём, давай, супец готов, с пылу с жару из печки.
Взял помещик-горемыка деревянную ложку, а у самого руки дрожат, только бы обратно в чулан не посадили. А Микола посадил его на тесанную лавку, поставил чугунок щей на стол.
— Ну вот, хлебай, да не части, а то кишка не в ту сторону крутанется, — сказал холоп, наворачивая крестьянские щи, только слюни рукавом утирая.
— Ну что, вкусны щецы-борщецы? — спрашивает кузнец.
— Ой, как вкусно, Миколушка, отродясь такого не едали… Неужели в твои щи приправки посыпал? Пузо более не болит и дышать как легко. Скажи уже секретик… не таи.
— А что и скажу. Лучшая приправа в мире — это голод, и у нас, бедняков, этой приправы целые полати. Надо — приходи, черпай ложкой, а хочешь — хоть горстями в чугун клади...
Послышались колокольчики. За хозяином ехали холопы. Микола широким шагом направлялся в одну сторону, а боярин, подскакивая от радости, бежал навстречу карете. Теперь он знал секрет, пользовался ли им или нет — этого мы не знаем, но то, что Микола с боярином не видались более — это доподлинно известно.

Я надеюсь, мой дорогой маленький читатель, когда ты сядешь за стол и будешь обсуждать изыски приготовленного блюда, ненароком вспомнишь эту сказку и спросишь себя: «А положил ли я в тарелку ту самую лучшую приправу в мире?»