Сценарий Лилия Белая, 2 серия. сцены 6-12

СЦЕНА 6.
Окраина Михайловска. Раннее утро. Санки с Ульяной в сопровождении ворона подъезжают к покосившемуся старому домишке.

КИРК. Прриехали! Прриехали! Пррощай! Пррощай!
УЛЬЯНА (вылезая из санок). Прощай, милый Кирк! Спасибо тебе за все. Может, еще свидимся-когда...
(Кирк делает прощальный круг и улетает).
КИРК. Брритый! Брритый! Геррман!  Геррман! Морроз! Морроз!

(Ульяна поднимается по шатким ступенькам на крыльцо и толкает незапертую дверь).

СЦЕНА 7.
Крохотная комнатушка деревенского дома. В печи едва тлеет огонь. На кровати лежит молодой парень с бритой наголо головой. Тело молодого человека сотрясается от лихорадки. Ноги укрыты стеганым одеялом. На тумбочке рядом с кроватью – склянки с лекарствами.
Ульяна с осторожностью подходит к кровати. Больной стонет во сне.

УЛЬЯНА. Ох, бедный! Как его колотит-то от лихоманки. Мороз! Мороз по коже… (Дотрагивается до лба спящего. Тот внезапно открывает глаза).

УЛЬЯНА. Ой, прости болезный, разбудила тебя… Спи, спи, Герман.
ГЕРМАН (слабым голосом). Фаина…, зачем опять пришла? Заразишься.
УЛЬЯНА. Ульяной меня зовут. Жар у тебя - бредишь. Прими вот лекарство, коли проснулся. (Наливает в ложку лекарство и вливает его в послушно открытый рот больного). А то еще помрешь ненароком. Такой молодой, красивый, голубоглазый.
ГЕРМАН. Спасибо, Фая… Уходи… Заразишься.

СЦЕНА 8.
Январь 1918 г. Каменный дом Григория Иванова в Михайловске. Матрена сидит в гостиной в кресле- качалке. На ней шелковый халат (с чужого плеча), разошедшийся на пышной груди, на ногах - тапочки с помпонами. Посреди гостиной большой накрытый стол. Рядом на столике – ваза с фруктами. Матрена по складам читает толстую книгу, одновременно хрупая красным яблоком.
 
МАТРЕНА (высовывая от усердия язык). Ка-пи-тал… Ка-рел... Карл… Ма-р-кс.

(С улицы слышатся нестройные мужские голоса, поющие интернационал):
– Вставай, проклятьем заклейменный,
 Весь мир голодных и рабов!

      МАТРЕНА. А правильно решил Гришенька, да к моему совету прислушался и в партячейку большевистскую вступил. Мы теперь всем покажем кузькину мать. Да и хозяйка буржуйского дома как раз вовремя преставилась, узнав, что сынок ее, буржуй-белогвардеец сгинул. Хоромы-то таперича нам, верным большевикам-ленинцам, на халяву достались, как представителям трудового народа...

(Под окном снова доносятся голоса).
Весь мир насилья мы разрушим
До основанья, а затем…

       МАТРЕНА (беря в руки другую книгу). А этот Энгельс ничего себе… Видный мужчина. На городского актера похож, и любовник, небось, жаркий, не в пример моему Гришке.  Законный муж к моим прелестям в последнее время чой-то совсем охладел. Видать, по Ульке проклятой еще больше сохнуть стал. Сказывала ведь ему, что утопла. Утопла она! А он не верит, раз тело не нашли. С утра до ночи теперь заседает, домой и глаз не кажет.

(Под окном слышится чей-то писклявый голос).

- Слышь, Андрюха, давай-ка заходи в этот буржуйский дом! Похоже, тут есть, чем поживиться. Ох и жрать охота…

(В дом неожиданно вваливается двое красноармейцев в буденовках со зведами – один коренастый, смуглый, похож на цыгана, второй – щуплый, с бледным лицом в веснушках. Матрена с удивлением оглядывает вошедших).

МАТРЕНА (пытаясь запахнуть на груди тесный халат). Ааа… вы как сюда…?
СМУГЛЫЙ (нахально уставившись в вырез халата). Так дверь не заперта, хозяйка. (Принюхиваясь) Пожрать есть что?
МАТРЕНА. Так эт муж мой Гришенька…, Григорий Иванов, наш большевистский лидер… Может слыхали? На заседание торопился, затворить поди забыл.
СМУГЛЫЙ (тихо щуплому товарищу). Пошли отсюда…
МАТРЕНА (игриво поглядывая на смуглого красноармейца). Да куда ж вы, служивые. Товарищи! Садитесь за стол. Накормлю вас.  Небось голодные. У меня как раз греча готова. А то мой муженек прозаседался, к обеду вряд ли приспеет…Ой, горит, горит! (Бежит в кухню, кокетливо виляя задом).

(Смуглый, подмигивая товарищу, идет вслед за Матреной).

СЦЕНА 9.
Кухня дома Ивановых. Матрена хлопочет возле печи. Достает чугунок с кашей, ставит на кухонный стол, раскладывает еду на две тарелки Красноармеец подкрадывается к ней сзади и щиплет за задницу.

МАТРЕНА (притворно). Ой, чаво балуешь, товарищ. Думаешь, коли мужа дома нет…
СМУГЛЫЙ. Да ты не кочевряжься, хозяюшка. Муж твой ничего не прознает. Давай, по-быстрому. (Опрокидывает Матрену на стол, лицом вниз, и ею овладевает. Матрена стонет от удовольствия).
МАТРЕНА. Как тебя хоть звать, товарищ?
СМУГЛЫЙ. Андреем Ивановичем Брылем.
(Матрена прыскает в кулачок).
МАТРЕНА. Как-как? Брылем?
СМУГЛЫЙ. Ничего смешного…Брыль - фамилия такая... А тебя, как звать-величать моя сладкая…, пышногрудая.
МАТРЕНА (мурлыкая). А я – Мотя, Андрюшенька. Дюже ты на любовь гожий. Еще придешь?
СМУГЛЫЙ. Матрешка, стало быть? Посмотрим… Некогда мне с бабами вожжаться.

СЦЕНА 10.
Гостиная дома Ивановых. За столом сидит тощий красноармеец и недовольно постукивает ложкой. Входит Брыль с двумя мисками.

КОНОПАТЫЙ. Че так долго-то, Андрюха?  Каша-то поди остыла.
СМУГЛЫЙ. Ни че, не барин, и холодную схаваешь.
(Конопатый набрасывается на еду. Опустошив посуду, с жадностью поглядывает на вторую миску).
СМУГЛЫЙ. Ладно – жри быстрее и валим отсюда, пока муж ейный не заявился. И смотри – никому ни слова!
КОНОПАТЫЙ. Могила!

СЦЕНА 11.
Кухня дома Ивановых. Вечер того же дня. Матрена, переодевшись в ситцевое платье с рюшками, варит новую порцию каши для мужа и ворчит.

МАТРЕНА. Все сожрали, ироды. Гришка вернется, а кормить нечем…
 
(Появляется Григорий).

ГРИРОРИЙ (устало). Все хлопочешь, Мотенька.
МАТРЕНА. Ой, Гришенька! Ну сколько можно заседать! Совсем себя не бережешь, милый. Иди за стол - сейчас горячую кашку подам.
ГРИГОРИЙ. Да ничего, не беспокойся.  Я тут, на кухне, поем быстренько, и на боковую. Устал, как черт.

(Матрена накладывает мужу еду в миску. Григорий, обжигаясь, ест стоя).

МАТРЕНА (льстиво). Все-то ты в трудах, Гришенька. Совсем ни о себе, ни обо мне, своей любезной женушке не думаешь. А я вот целый день твою Карлу Марксу, как ты наказывал, изучала… И Фридриха ентого…
ГРИГОРИЙ (с набитым ртом). Молодец, Мотенька! Спасибо. Я пошел к себе в кабинет… Надо еще над резолюцией поработать.
МАТРЕНА (разочарованно). Молодец… Молодец и только? Возьмешь меня к себе комиссаршей? (Хватает мужа за грудки, притягивает к себе и крепко целует в губы).

СЦЕНА 12.
Январь 1918 г. Крохотная комнатушка деревенского дома в Михайловске, где проживает Герман.
Утро.  В печи ярко горит огонь. Возле нее хлопочет Ульяна. Печет караваи. На кровати лежит Герман, заботливо укрытый стеганным одеялом. На его голове пробивается ежик светлых волос. Герман просыпается и приподнимается на постели.

ГЕРМАН. Ох как вкусно пахнет, Фаечка…

(Ульяна резко оборачивается и едва не падает).

УЛЬЯНА. Очнулся, сердешный. Ну наконец-то. (Идет к кровати, пошатываясь, держась за стенки.  Протягивает Герману краюху хлеба). -  Нака вот, поешь. Теплый еще.
ГЕРМАН (удивленно). А… А где Фая?
УЛЬЯНА. Так померла твоя соседка от сыпного тифа…, уж недели две как схоронили.
ГЕРМАН (в ужасе). Как померла?! Ведь просил же - не приходить… Тиф никого не щадит…
УЛЬЯНА. Видать, любила тебя шибко. Каждый день приходила - лекарства приносила. Вдвоем сподручнее было тебя выхаживать. Фаина меня всему обучила - и как примочки делать, и как вшей выводить, и как лекарства тебе в рот вливать.  Жалко померла. Молодая, симпатичная…
ГЕРМАН (словно вдруг очнувшись от ступора). А ты кто такая? И что ты тут делаешь?
УЛЬЯНА (слабым голосом). Так Ульяна я. Не помнишь? Из Сорокино.   Ехала мимо. Вижу - огонек пробивается в окошке подслеповатом. Вот и решила зайти - попроситься на ночлег. А ты - в бреду весь, в горячке…
ГЕРМАН. Слушай, беги-ка ты отсюда скорее. Пока костлявая тебя тоже не забрала.
УЛЬЯНА (вытирая испарину со лба). Поздно бежать-то. Я, почитай, тут уже три недели…, у тебя на топчанке ночую. Может, Господь милосердный и пожалеет меня, горемычную.
ГЕРМАН. Три недели?!
(Ульяна кивает головой).
ГЕРМАН.  Да ты, я вижу, на ногах уже не стоишь…, бедная.  И зубами стучишь…
УЛЬЯНА. Да. Что-то п-плохо мне…  И ид-идти мне некуда… Не гони.  М-марфа сказывала, что ты…, ты - судь…судь…ба моя. Гер…Герман…

Ульяна теряет сознание и падает. Герман едва успевает подхватить девушку на руки и несет на топчан.

Конец второй серии.