Сен-Готардская капитуляция

СТАТЬИ И ОЧЕРКИ А. А. ДИВИЛЬКОВСКОГО

Сборник публикует его составитель Ю. В. Мещаненко*

………………………………………………………………………………………
               

                ВЕСТНИК ЕВРОПЫ

                Журнал науки – политики– литературы
 
                Основанный М. М. Стасюлевичем в 1866 году

                М А Й

                Петербург

                1913

Страниц всего: 458

                А. Дивильковский

                С.-ГОТАРДСКАЯ КАПИТУЛЯЦИЯ

                Письмо из Швейцарии

   316

   «Потеря хотя бы малой части нашей независимости – это слишком дорогая плата за фарфоровые часы», – так метко резюмировал адвокат Рапен, социалистический депутат Лозанны, общее настроение населения Ваадтланда на «генеральном совете» 20 марта нов. стиля.

   Прекрасные фарфоровые часы, о которых тут упоминается, милостиво преподнёс Союзному совету Вильгельм II прошлым летом, в бытность свою на маневрах швейцарской милиции. Вильгельм II, как видно, остался чрезвычайно доволен вассальной покорностью Швейцарии, покорностью, так ярко отразившейся в Сен-Готардской конвенции.

   Правда, тогда же в августе президент федерации, г-н Форрер, принимая от императора эти самые фарфоровые часы с большим чувством национального достоинства заявил буквально следующее:

   «Мы питаем твёрдую решимость защищать против всякого насилия нашу независимость, наше высшее благо».

   Но, увы, эту «решимость» приходится теперь считать чисто риторической.

   И тот же самый г-н Форрер проявил ещё более твёрдую


   317


решимость защищать в парламенте «роковую» Сен-Готардскую конвенцию против неслыханного в Швейцарии, пожалуй, уже лет сорок, народного движения, движения «чудовищного», по выражению одного из швейцарских старожилов, историка А. Фази.

   Удивительно, в самом деле, впечатление производят на стороннего наблюдателя эти независимые фразы со стороны нынешних правителей Швейцарии, партии «свободомыслящих» радикалов, которые с 1874 года, со времени новой, централистической конституции, не встречали себе сколько-нибудь существенной оппозиции (в нынешнем парламенте, из 189 депутатов, 114 правительственных радикалов, помимо других групп, идущих тоже большей частью за правительством). Партия эта неизменно выставляет «высшим благом» нации – независимость; во имя этого «высшего блага» облагает народ всё высшею данью на дорогие затеи милитаризма 46 млн. франков в 1912 году, против 29 млн. франков в 1906 году, то есть, соответственно, 12,5 франков на голову населения и 8,6 франков (в России в те же годы – 10,4 фр. и 9,4 фр. на голову), и это при дешёвой милиционной системе. В интересах той же независимости и того же милитаризма сооружены действительно грозные укрепления на самой маковке Сен-Готарда, стоившие тоже немалых миллионов. И вот это же властное большинство, руками своего излюбленного Союзного Совета, среди полного мира, без боя, четырьмя маленькими параграфами – §§7, 8, 9 и 12 – новой конвенции, сдаёт на капитуляцию этот же Сен-Готард, вековой оплот швейцарской свободы!

   Как хотите, зрелище удивительное, как будто даже необъяснимое.

   В действительности, однако, – дело понятное. Год назад я уже писал* ключ к этой (лишь готовившейся ещё тогда) сдаче Сен-Готарда без бою лежит в том, так сказать, стратегическом, обходном движении, которое в течение десятилетий, протекших со времени прорытия тоннеля и именно благодаря этому прорытию, совершил мощный капитал новой Германии за спиною сравнительно малосильной экономически Швейцарии. Выкуп в казну, «освободив» Сен-Готард, в то же время приносит с собою конвенцию, завершающую стратегический обход. В моём письме приведены и соответствующие документы и цифры.
 
   Можно было предвидеть тогда, что этот вопрос будет иметь для страны характер критический. Теперь кризис наступил.

  Вся Швейцария превращается в кипящий политикой котёл, и местные деятели пророчат, что для ближайших лет – покон-


                *Освобождённый С.-Готард, А. Дивильковский, Вестник Европы, 
                Книга 2, Птб., 1912, С. 315 — 329.

  318


чено с тем долголетним затишьем, которое казалось чуть не от природы характерным для Швейцарии, по сравнению с прочими, терзаемыми социальной и политической борьбой странами…

   Впрочем, расскажу по порядку, как разыгрывались на моих глазах разные перипетии движения – покамест, может быть, лишь первого акта драмы, где народ выступает борцом против своих же избранников, за свои суверенные права.

   Напомню, прежде всего, что международные трактаты, в силу конституции 1874 года, не подлежат непосредственной компетенции народа, то есть не могут идти на его референдум. Они состоят в ведении Союзного Совета, и даже Националь (Союзный парламент) вместе с верхней палатой, имеет лишь право утверждения или не утверждения акта целиком, но не изменяя тех или иных статей. Ввиду этого, заключённая Союзным Советом 13 октября 1909 года конвенция о Готарде нуждалась лишь в ратификации Националя: парламенты Германии и Италии давно уже её утвердили.

   Союзный Совет, однако, три года оттягивал это дело, и причиной его медлительности было как раз это сердитое народное движение. Выразилось последнее в двухстах собраниях по всей стране, из которых 180 решительно высказались против конвенции.

   12 мая 1912 года «Комитет действия против готардского договора» передал союзному собранию петицию, покрытую 124.750 подписями (впоследствии число возросло выше 130 тысяч) граждан, имеющих право избирательного голоса, с требованием отвергнуть договор. Число подписей – почти ещё небывалое. Только две народные инициативы – 1908 года, в пользу запрещения абсента, и 1909, в пользу пропорционального представительства, собрали больше подписей (167 тысяч и 142 тысяч, соответственно); только один референдум, 1882 года, против законопроекта о так называемом союзном «школьном фохте» (секретарь) дал больше подписей – 180 тысяч. Даже референдум против крайне непопулярного в массах таможенного тарифа в 1903 году был двинут в ход только 117 тысячами подписей. Следовательно, не могло быть ни малейших сомнений в решительном нежелании народа идти по пути, указываемому правителями. Так или иначе, приходилось, наконец, назначить срок обсуждения договора в парламенте. Германия и Италия торопили союзный Совет, заявив, что согласны ждать не далее 1 мая настоящего года.
 
   Со стеснённым сердцем Союзный Совет назначил конец марта.

   Тем временем обнаружились пренеприятные отзвуки народного волнения уже в ближайших к правительству кругах.

   Именно, специально назначенная комиссия парламента, тщательно подготовленная правительством – ведь оно хозяйничает с по-


   319


   мощью своего верного большинства, как хочет – стала проявлять неожиданную строптивость, и, наконец, большинством 8 из 15 голосов, высказалась против договора. В этот момент (февраль) Союзный Совет – факт тоже совершенно исключительный – нашёл себя вынужденным на комиссию нарочитым «дополнительным посланием» к посланию 1909 года, рекомендовавшему принятие договора. «Дополнительное послание», однако, осталось без влияния: комиссия постановила лишь «принять его к сведению».

Оппозицию же в народе послание это не только не умиротворило – довело до крайнего ожесточения. В самом деле, если первое послание носило характер почти извиняющийся, признавало сделку «не блестящей» и ссылалось на крайне невыгодные биржевые конъюнктуры в момент выкупа и предъявления претензий «субсидировавшими Сен-Готард державами», то «дополнительное послание», совершенно бросая эту позицию, единственно возможную при бесспорно-крупных и односторонних уступках и привилегиях в пользу Германии и Италии, прямо рисует конвенцию блестящим финансовым делом для Швейцарии.

   Так, на основании отчётов дирекции казённых железных дорог, чистый доход от Готарда, со времени выкупа в 1909 году, вычисляется в 8,94% – 13,27%, по отношению к первоначальному акционерному капиталу (50 миллионов франков) – результат неожиданный, ибо в прежнее время при Готардской Ко, дивиденд ни разу не дошёл до 8%, редко, только в годы промышленных подъёмов, превышал 7%.

   А период 1909–1912 г.г. ведь, наоборот, – период промышленного угнетения, частью кризиса.

   Розовые перспективы рисуются в «дополнительном послании» и для будущего. Каким образом минорное настроение Союзного Совета 1909 года сменилось мажорным в 1913, – это секрет «высшей политики».

   Противники договора указывают, что ни Союзный Совет, ни управление дорог намеренно не принимают в расчёт массы необходимых издержек по амортизации долга, сделанного в момент выкупа (на 87 млн франков – 4% облигаций), по пополнению недостающих статей запасного капитала, по улучшению дороги; да и самый расчёт процентов на акционерный капитал никуда не годится, раз дорога при выкупе обошлась не в 50 млн, а в 26 млн. франков. Высокий чистый доход получен искусственно, лишь отнесением всех «лишних» издержек 5-го, готардского, округа на счёт бюджета всех казённых дорог – приём, объясняемый лишь желанием провести договор в парламенте во что бы то ни стало.

   Но особенно всех возмущало то обстоятельство, что Союзный Совет тут прямиком принимал


   320


   тот самый утрированно-оптимистический расчёт, какой делали правительства Германии и Италии в 1909 году, с целью оказать давление на Швейцарию. Таким образом, Союзный Совет, как выражались здесь, «сжигал за собою корабли», ставя Швейцарию, в случае непринятия договора, в крайне невыгодное для новых переговоров положение.

   Возмущённые патриоты здесь готовы были видеть игру Союзного Совета на руку Германии, против собственного народа. Надо видеть то чрезвычайное почтение, которым, вообще говоря, окружаются здесь федеральные власти, как со стороны друзей, так и даже своих противников, чтобы вполне оценить, до чего швейцарцы выведены из равновесия этим злополучным Готардом.

   «Дополнительное послание» послужило новым возбуждающим средством.
 Центральный комитет действия в Берне выпустил, в ответ на послание, свою брошюру, где, в критике послания, соединили силы видные знатоки дела из разных партий: радикал, федеральный судья и известный учёный В. Россель; демократ (консерватор), редактор Штудер, и социалист, директор финансов города Берна – Густав Мюллер. Потом комитет дал пароль к массовым манифестациям, чрезвычайно своеобразным. Пришла в голову идея воскресить старинную форму швейцарского народоправства – так называемые «генеральные советы» или, по-немецки, Landsgemeinden.

   Как известно, эти мирские сходы, эти веча сохранились и сейчас в малых кантонах в качестве непосредственно-законодательствующего учреждения. Но в больших кантонах давно вымерли. И вот сейчас борьба живых сил современности снова вызывает их на свет из архивов истории.

   Идея «генеральных советов» пошла из Женевы, из рядов консервативной партии. В высшей степени интересно, что именно эта партия, дорожащая традициями прежней швейцарской «аристократии» (старинных буржуазных олигархий) вообще является двигателем в Готардской компании. Это понятно, пожалуй, по цели движения, как проявление национализма, всегда консервативного; но представляется довольно неожиданной  и форма движения – мобилизация широких демократических масс, и его непосредственные плоды – требование дальнейшей демократизации союзной конституции.

   Здесь отчётливым образом выступает весь характер культурного европейского консерватизма, так далеко отстоящего от каннибальских вожделений нашего «дикого барина» из Бессарабии, либо наших реакционных «курян, сведомых кметей».

   Почин осуществлению «генеральных советов» сделал Ваадский кантон.
 
   20 марта нов. ст. со всех концов этого обширного

   321

винодельческого и сыроваренного кантона, стеклись в Лозанну, на площадь св. Франциска, до 15 тысяч граждан, настойчиво и довольно сердито требовавших от своих 16 представителей в Национале (большей частью  – радикалов) отказать в ратификации договора «во имя достоинства, независимости и суверенитета» Швейцарии.
 
   И все учаcтники Ваадского веча пели, с участием оркестра барабанов: «Vaudois, un nouveau jour se leve!», песню, с которой 100 лет тому назад Ваадт освободился от долгой тирании Берна, и другую песню общешвейцарскую:

                Deletranger meprisons les courroux,
                Devant Dieu seul flechissons les genoux!*

   Словом, запылённые толпы земледельцев, пришедших в Лозанну, снова оживляли её улицы полузабытым шумом острой политической агитации.
   Менее остро, но не менее внушительно, прошёл «генеральный совет» в Женеве, 23 марта нов. ст., в самый день Пасхи.

   Здесь, по местным обстоятельствам, беспокойный элемент народа менее был приметен: социалисты не желают идти об руку с «националистами», почему рабочее население отсутствовало, а крестьяне, главная опора радикалов, отнеслись к делу пассивно.

   Зато своеобразное зрелище представляли тысячи «приличных» протестантов, в цилиндрах, в котелках, или в студенческих бархатных кэпи, голубых, белых, – со свежевыбритыми подбородками, с характерной швейцарской квадратностью фигуры и какой-то обрубленностью черепа.

   Люди, в других случаях, призванные, кажется, от роду к охранению тишины и порядка…

   Зато и «генеральный совет» на этом был исчерпан, кажется, в полчаса, и публика разрешала себе только краткие патриотические возгласы по сигналу. Музыкальный оркестр исполнял гимны. Старая кальвинистская сдержанность, дисциплина…

   Зато в Невшателе, на «генеральном совете» дело дошло чуть ли не до избиения некоего немца, решившегося, словно нарочно, крикнуть: «Долой Швейцарию!»

   Несмотря на дни Пасхи, протестанты решили, собраться в понедельник, 24 марта, на всешвейцарскую Landsgemeinde в Берне. Бернский комитет действия решил расклеить об этом плакаты со всеми станциями железных дорог, но дирекция дорог поступила, как все бюрократии в мире имеют обычай поступать: запретила расклейку плакатов. Когда же Комитет обратился с запросом по этому поводу, то получил тоже истинно-бюрократический ответ: движение, мол, направлено по убеждению

                *Мы гневно презираем угрозы из-за границ,
                Перед одним только Богом преклоним колени!
                (Пер. составителя)


   322


дирекции, ко вреду казённых дорог; так что запрет вполне законен.
   Правду говоря, дирекция не могла бы придумать лучшей иллюстрации к протестам этих дней, протестам, обвинявшим именно бюрократию в пренебрежении к голосу народа.
   С ранним поездом 24-го числа устремились волны суверенного народа от периферии страны к её центру. Наши, женевские два поезда доставили в Берн 1500 человек, в том числе две патриотические корпорации студентов «Цофингенцев» и «Изящную литературу», и музыкальный оркестр.
   Я сидел в вагоне и слушал, как пожилой, но весьма к лицу одетый господин, один из известных женевских деятелей, не уставая агитировал своих, тоже пожилых соседей, по виду, фабрикантов, собственников магазинов либо деловых контор. Они ехали в Берн протестовать, но всё ещё сомневались, нельзя ли дело покончить, щадя престиж Союзного Совета, то есть, не отвергая конвенции. Нельзя ли упросить, например, Германию…

– О, да, конечно! – усмехнулся агитатор, сверкая камнями булавки на нежно-сером с голубизной галстуке. Конечно, попробуйте-ка упросить крокодила: отпустит ли он свою жертву?

   Он ловко сыпал фактами и цифрами и красиво жестикулировал.

   Слушатели молчали, помахивая лишь головами. Молодёжь с других скамеек иногда громкими восклицаниями поддерживала острые словечки агитатора. Когда проехали дождливый берег Лемана и, проскочив через тоннель, попали вдруг на высокие плато, в снежное и лесное царство Фрибургского кантона, все почувствовали вскоре аппетит. Появились бутерброды, белое вино, которое все попросту, по-республикански, пили из общего стаканчика: привычка альпийских экскурсий.

   Мало-помалу и молчаливые принялись решительно протестовать.
   По-видимому, агитаторы были заранее рассажены по вагонам.
   Здесь считают нужным неотступно и лично каждого убеждать до конца, не полагаясь на волю судьбы и настроения.
   На станциях нас всюду встречали группы со знамёнами, пели патриотические песни, кричали: «Долой конвенцию!»

   Наши вагоны отвечали тем же. В Берне, прямо из вагона с городской музыкой впереди, приезжих повели в «Казино», городской концертный зал, где предстоял, затем, обед. Всё было предусмотрено, приготовлено; ни сумятицы, ни проволочек, ни недостатка мест.

   И, несмотря на ливший снова в Берне проливной дождь, все манифестации прошли, как по-писанному – гладко, красиво, внушительно.

   Покуда, с новыми поездами, собирались отовсюду «конфеде-


   323


раты» (как зовут себя обыкновенно швейцарцы), у меня было достаточно времени осмотреть Берн, под защитой зонта. Эта крохотная столица ещё далеко не стёрла с себя, под глянцем современной культуры, первоначальной «медвежьей» физиономии. Улицы со сводчатыми проходами по сторонам, с неуклюжими, но в то же время изящными скульптурными фонтанами посредине, старинные кварталы внизу, по реке Аару, собор, где на входных вратах – рельеф Страшного Суда, со множеством пап и королей в геенне огненной и добрыми буржуа – на пути в царство небесное.

   Впрочем, из старого Берна мне особенно понравился один памятный камень, вделанный в балюстраду над Нижним городом: здесь, на память слабым потомкам, записано, как некий бернский студент богословия, лет триста назад, спрыгнул с этого самого обрыва, верхом на лошади (указана и точная высота – что-то около 30 локтей) и остался, чудом Господним, цел; потом много лет счастливо пасторствовал в Берне. Смелый и крепкий был народ – старые бернцы! Оттого и хранило небо их независимость.

   Отобедавши, как следует (швейцарец не изменяет своим правилам ни при каких обстоятельствах), пошли кортежем на Landsgemeinde, в городской манеж. Участвовало тут тысяч 25, цифра огромная, если принять во внимание, что в Берне всех жителей лишь 90 тысяч. Многие должны были снаружи, под зонтами, дожидаться конца собрания.

   В речах повторялись, конечно, все аргументы, за три года достаточно перемолотые толчеёй многочисленных собраний. Председатель собрания, бернский нотариус Грейерц, тщательно подчёркивал патриотичность и беспартийность всенародного веча: в самом деле, представлены были французские и немецкие кантоны, итальянский Тессин и «романский» Граубюнден, говорили на трёх языках – консерваторы, протестанты и католики, радикалы и социалисты.

   Пели высокопатриотические песни, то и дело призывали Господа на помощь своему делу. «Мы не против Союзного Совета, а только – против конвенции». Точно также любезно раскланивались и с Германией, и с Италией: «Нам вашего не нужно, а вы нашего не троньте». Один лозаннский поэт даже заключил все эти лояльные мотивы в весьма горячую стихотворную речь, где «Сен-Готард» рифмовал с «notre saint devoir*»…

   Тем не менее протест оставался достаточно резким по сути своей, и союзные советники, надо полагать, плохо спали и в предыдущую ночь, и в следующую.

   Знаменщики стали размахивать союзными и кантональными знамёнами – обычай, всегда здесь вызывающий огромный энтузиазм.

               
                *наш святой долг.(Пер. составителя)

   324

   
Раздались крики: «К Союзному дворцу!» (то есть к парламенту).
   Выстроились все перед манежем, по четыре в ряд, и отправились вдоль по древним улицам Берна. Тут заметно было, что преобладает:

   1) самая солидно-буржуазная публика, во главе со студенческими корпорациями,
   2) знамёна романских кантонов, и в особенности Женевы.
   
   Впрочем, этот состав «генерального совета» не вполне может быть принят за указатель: петиция подписана на 60% больше немецкими кантонами. Скорее надо думать, что в последних, правда, буржуазия мало затронута движением (ей нередко выгодна конвенция); но тем сильнее там затронута рабочая масса, которая, однако, не имела ни средств, ни времени отправиться в Берн.

   Менее же всего здесь были представлены так называемые «кантоны-готардисты», то есть, лежащие по пути германо-итальянского транзита через Сен-Готард: Базель, Ааргау, четыре лесных кантона, Тессин. Они ведь получали, благодаря параграфу 8 конвенции об «особо-благоприятствуемой железнодорожной линии» (крупное понижение «горного» тарифа и запрещение Швейцарии на вечные времена назначать тарифы по другим линиям дешевле Готарда) заманчивые перспективы экономического развития. И вот, прямые потомки тех «конфедератов», что клялись на лугу Грютли, готовы отдать свои суверенные права за чечевичную похлёбку. Финансовый расчёт теперь прадедовских клятв…

Я поспешил впереди кортежа и, взобравшись на ступени Союзного Дворца, мог наблюдать сверху всю пёструю картину манифестации.

Погода прояснилась, было удивительно красиво: первые прибывшие группы – студенческие – обошли кругом площадь перед парламентом и стали в центре её; все последующие повторяли это же движение, завиваясь венком вокруг первой группы, и живой водоворот людей, знамён и блестящих медных труб мерным движением заполнил, наконец, всю площадь.

Ритмическая плавность всех этих сложных эволюций невольно напоминала, что именно из Швейцарии происходит автор «ритмической гимнастики», Ж. Далькроз. Балконы, окна, крыши кругом площади усеялись любопытными бернцами, не видавшие давно ничего подобного.

Союзный Дворец был пуст и нем: только завтра начиналась сессия; тем не менее вся масса собравшихся обратилась лицом к немому зданию, похожему на храм со своим мощным куполом и со своим гербом-крестом на куполе. Пропели снова ряд патриотических гимнов и песен. Потом нотариус Грейерц взобрался на подножие кариатиды у входа и пригласил трижды прокричать «ура» в честь Родины. Потом все тихо разо-


   325


шлись. Мне пришлось идти рядом с группой железнодорожных служащих, уносивших в «Народный Дом» знамя своего союза.

– Как же вы это выступаете против своей дирекции? – спросил я знаменщика.
– Мы, правда, служащие, но прежде всего мы – граждане, –был ответ.

На обратном пути в вагоне говорили:

– Теперь Националь предупреждён.
– А что, если он всё же ратифицирует договор, несмотря на предупреждение?
– Тогда – война!

                Война! Распояшемтесь, друзья!


– процитировал собеседник одну ходячую песенку, при общем одобрительном хохоте.
   
   На другой день, 25 марта, открылась сессия парламента. Я не стану подробно излагать прения, тем более, что мне, к сожалению, не пришлось там присутствовать лично. Впрочем, можно сказать, что за три года агитации, при швейцарской основательности во всех делах, были уже без остатка исчерпаны все «за» и «против» конвенции. Оставалось лишь чисто практически посчитать силы и подвести итог. Без сомнения, результат не казался правительству особо верным, ибо оно употребило ряд мер экстренного давления на парламент. Началось с того, что уже в самый момент открытия заседаний правительство раздало по рукам свежеиспечённую ноту германского посланника в Берне.

   В ноте Германия стремилась успокоить расколыхавшийся швейцарский народ уверением, что она отнюдь не намерена посягать на его суверенные права во внутренней, железнодорожной политике и не станет злоупотреблять параграфами, дающими «субсидировавшим державам» верховный контроль над этой политикой. Словом, заявляла Германия, мы стоим совершенно на одной точке зрения с Союзным Советом. Последний, со своей стороны, прибавил к ноте заявление о полнейшей солидарности с германским посланником.

   Каким-то домашним, патриархальным духом веет от этой благодушной, совместной ноты. Отсюда видно, до какой степени просто привык, в самом деле, управлять Союзный Совет в атмосфере многолетней «тиши да глади»…

   Вот вам, мол, сам германский посланник нас поддерживает.

   Противникам нетрудно было, конечно, указать что это-то и худо, что поддерживает: ему, значит, выгодна конвенция, в чём никто и не сомневался. Обещание же посланника – чисто-платоническое, а не юридическое, ибо конвенция принята была германским парламентом, а не правительством, да и Италия не поддерживает


   326


германского обещания. Зато германская нота дала желанный повод голосовать за конвенцию всегдашним партизанам Союзного Совета, а таких, конечно, много. Многие прямо высказывались в парламенте, что нельзя теперь уже отвергать конвенцию, какова бы она ни была, ибо, в какое бы тогда положение был поставлен Союзный Совет, её написавший в 1909 году? Мысль о возможности смены правительства им и в голову не приходила: в Швейцарии этот обычай парламентарного правления неслыхан. Министры (как и депутаты) здесь сидят на своём месте десятки лет, пока их не сменит смерть или другая force majeure.

   В действительности, первый же оратор оппозиции, докладчик большинства комиссии, Планта* сразу же и окончательно разбил правительство. Один из лучших здешних юристов, он обнаружил крайнюю юридическую неумелость агентов Швейцарии на Готардской конференции мая 1909 года. В место того, чтобы уступками в тарифах и тому подобному купить у Германии и Италии окончательный отказ от вмешательства в дела Сен-Готарда (правом вмешательства они отчасти обладали по отношению к прежней компании, ими субсидированной), агенты Швейцарии, в том числе г-н Форрер, наоборот, растерялись перед напускным гневом «великих держав» за выкуп Готарда «без позволения» и – в самом деле, смешное и нелепое обстоятельство – купили у них признание суверенного права на выкуп ценою потери суверенитета над собственными тарифами!

   А сверх того, уже вовсе безвозмездно, уступили и сейчас уже в тарифах, и, в силу особого «добавочного протокола», дали германским фирмам преимущество перед швейцарскими в поставках по улучшению Готарда.

   Протокол этот особенно поднял на дыбы швейцарских капиталистов, ввиду предстоящей «электрификации» Готарда…

   И всё это – на том якобы юридическом основании, что в старых договорах о Готарде, 1869 и 1878 годов, ничего не сказано о праве Швейцарии на выкуп. Как будто это суверенное право страны не подразумевается само собой – не говоря уже о том, что оно тщательно оговорено в статутах бывшей Готардской компании.
   Несостоятельность швейцарской дипломатии была до того ясна, что и само правительство могло защищаться в парламенте лишь самым слабым образом. Главный виновник конвенции, г-н Форрер всё ссылался на то, что дипломатия, – это особое, весьма тонкое искусство, где «самое главное – любезность»;

                *Он – крупнейший землевладелец Швейцарии и представитель одной из древнейших фамилий кантона Граубюнден, восходящей, как говорят, до эпохи римских императоров.


   327


не могли же, мол, мы грубо подчёркивать свой суверенитет.

   Да сверх того, обстоятельства выкупа были самые мрачные: европейская (то есть германская) биржа шумела по поводу «экспроприации», понизила швейцарские бумаги, как ненадёжные и прочее. Словом, опять старый, извиняющийся тон. Зато новый (с прошлого года) член правительства г-н Шультгесс, наоборот, взял мажорный тон «Дополнительного послания» (он – его автор) и, умалчивая о всех политических вопросах, старался снова прельстить глаз швейцарского капиталиста великими и богатыми выгодами новой конвенции. В его речи наивно-ярко отразился современный жрец золотого тельца, для которого всё, кроме барышей, равно нулю.

   Надо прибавить, что в министры он попал в качестве «представителя интересов швейцарской промышленности», а до того состоял директором крупнейшей здесь фабрики электрических машин «Броун и Бовери», в швейцарском Бадене, которая, в свою очередь, – лишь филиальное отделение огромного электрического треста «Всеобщая Ко Электричества», обнимающего большую часть этой отрасли в Германии, Франции, Швейцарии и Австрии (также в России; к ней примыкает известный «Сименс и Гальске»).

   Это обстоятельство освещает «точку зрения» министра Шультгесса с «экономической» стороны.

   Из выступлений ораторских упомяну лишь особо тяжкую для Союзного Совета бомбардировку г-на А. Фрея, крупного промышленника, вице-президента швейцарского общества Торговли и Промышленности, одного из главных столпов партии радикалов. В качестве лучшего знатока финансово-торговых вопросов, он является участником и фактическим творцом всех торговых договоров Швейцарии за последние два десятка лет (кроме Готардского).

   Это именно он назвал новую Готардскую конвенцию – «капитуляцией»; он заявил, что такой односторонне-невыгодной конвенции ещё не заключал ни один народ, даже после военного поражения.

   Франкфуртский, например, договор после франко-прусской войны, вынуждая Францию дать Германии права «особо-благоприятствуемой державы», даёт взаимно и Франции такие же.

   Швейцария же среди полного мира, не получая ничего взамен,  н а в е к и  обязуется экономическим вассальством, становится чем-то вроде европейской колонии, Hinterland, для Германии – по образцу того, чем долго была, например, для Австрии Сербия.

   Словом, моральное поражение Союзного Совета было полное.

   Тем не менее, договор, в заключение, поимённым голосованием 4 апреля нов. ст. был принят, хотя и ничтожным, по здешнему масштабу, большинством – 108 против 77 голосов. Победа


   328


досталась правительству лишь благодаря непрестанным мерам «воздействия» – или так называемой «Bauernfang» (ловля пешек) в течение одиннадцати дней заседаний. Была прочитана в середине прений ещё одна экстра-нота Германии, где последняя обещала пойти даже на третейский суд, если Швейцария найдёт известные пункты договора угрожающими своим интересам. Затем, обильно расточались обещания льгот отдельным кантонам: понижение местных тарифов, субсидии новым тоннелям – конкурентам Готарда, и тому подобное.

   Наконец, открыто говорят об интимных обедах и личных обещаниях отдельным депутатам. Верно то, что часть депутатов, всё время бранивших конвенцию, даже читавших ранее против неё рефераты, голосовала за неё. Можно считать, что не приобрести Союзный Совет этим путём 16 лишних «пешек», они получили бы шах и мат.

   Взрыв негодования был ответом на решение Националя, особенно в романских кантонах, как наименее заинтересованных в выгодах, предоставленных конвенцией германскому капиталу.

   В тот же день в Лозанне и в Женеве произошли бурные манифестации, и нам, россиянам, уже казалось, что без нагайки дело не обойдётся. Однако нет, кроме незначительных пререканий с полицией, всё прошло благополучно. Носили, под звуки похоронного марша, покрытое крепом швейцарское красное знамя с белым крестом – в знак траура по швейцарской независимости. В Женеве укутали крепом всю статую Л. Фавра, строителя Сен-Готардского тоннеля. В Лозанне произошёл маленький конфликт с германским консулом, требовавшем удаления траурного швейцарского знамени из витрины магазина в доме, где он живёт. Хозяин магазина, однако, не позволял полиции этого сделать.
   Но особо бурные манифестации были направлены против местных «изменников», то есть депутатов Националя, голосовавших «за». В Женеве это были радикалы, Шарбонне и Рицшель; другие же радикалы под единодушным напором женевского негодования, отказались от своего прежнего мнения и голосовали «против».
   Целые три дня мы встречали по уличные манифестации, особенно против Шарбонне, докладчика от меньшинства комиссии Националя. Манифестанты шли, и все дружно отрывисто скандировали, на мотив «лампионов» один и тот же, оглушительный двухстопный анапест:
                De-mis-sion! Shar-bon-net!

То есть «в отставку Шарбонне!»: он состоит и кантональным министром Женевы. Ходили и под окна его дома, устроили


   329


кошачий концерт, пробуя проникнуть и в дом; но дом был наглухо заперт всеми ставнями и охранялся невидимо целым отрядом тайной полиции. Распространился слух, что «виновнику торжества» был предложен Союзным Советом высокий пост на союзных дорогах, и, хотя это печаталось в газетах, Шарбонне не опровергал.
   В Лозанне такой же участи подвергся некий депутат Бонжур.
   Ему пятнадцать товарищей-депутатов от Ваадтланда прямиком предложили сложить полномочия, по случаю решительного расхождения с избирателями. И Шарбонне, и Бонжур протестовали в печати против «давления» на их свободу мнений.
   Пошли в ход затем «генеральные советы» с ещё большим числом участников, с более жарким настроением на Женевском Совете, например, ораторы заявили о «потере их доверия» Союзным Советом – вещь, по здешним нравам, до крайности резкая.
   А один юноша, которого, впрочем, не пустили на кафедру, добивался поставить на голоса резолюцию – создать на основании параграфа 5 Союзной Конституции, Комитет Общественного Спасения, ввиду отчаянности положения.
   Но, конечно, сама Конституция даёт средства, менее сильные для решения вопроса.
   Народ не обладает непосредственным правом голоса в международных договорах, но он  м о ж е т  с а м  с е б е  д а т ь  э т о  п р а в о!
   Поэтому сейчас же из Лозанны пустили в ход «инициативу» об изменении Конституции в соответствующем смысле, и инициатива уже, говорят собрала десятки тысяч подписей.
   С другой стороны, под давлением социал-демократической партии, расширенный «Комитет действия против Готардского договора», на своём заключительном съезде в Берне решил оживить комиссию по R. P. (пропорциональному представительству для выборов в Националь), оставшуюся ещё с последнего референдума 1910 года. Эта, более радикальная конституционная кампания обещает быть и более успешной, ввиду того, что соберёт, конечно, больше сторонников.

   Замечу, что референдум 1910 года отвергнул R. P. сравнительно незначительным большинством, с разницей именно в 25 тыс. на 505 тыс. голосовавших, между тем, как такой же референдум 1900 года дал ещё большинство с разницей в 75 тыс. против R. P.

   Можно думать, что теперь, когда выяснились так больно для Швейцарии все грехи старого Majorzа, фактически бросившего страну в бесцеремонное распоряжение иностранного капитала, – можно думать, что теперь большинство за R. P. окажется весьма значительным. Это, конечно, при условии, если окажутся достаточно упорными в своей оппозиции те, большей частью, консервативные,


   330

 
а нередко, в социальном отношении, и тупо-реакционные круги, которые, игрой борьбы капиталистических интересов, так неожиданно вытолкнуты теперь в застрельщики политической демократии.
   Тогда, без сомнения, и опасность от «пагубной» готардской конвенции будет мало-помалу сведена на нет. Впрочем, надо заметить, что уже и сейчас швейцарский народ успел показать, что его не так-то легко поработить и подкупить богатым соседям, хотя бы наилучшими фарфоровыми часами.
 
               
                А. Дивильковский
………………………………………………………………………………………

   Для цитирования:

                ВЕСТНИК ЕВРОПЫ, журнал науки – политики– литературы,
                1913, кн. 5, май, стр. 316-330, Петроград
         

               
                Примечания


      * Материалы из семейного архива, Архива жандармского Управления в Женеве и Славянской библиотеки в Праге подготовил и составил в сборник Юрий Владимирович Мещаненко, доктор философии (Прага). Тексты приведены к нормам современной орфографии, где это необходимо для понимания смысла современным читателем. В остальном — сохраняю стилистику, пунктуацию и орфографию автора. Букву дореволюционной азбуки ять не позволяет изобразить текстовый редактор сайта проза.ру, поэтому она заменена на букву е, если используется дореформенный алфавит.

   **Дивильковский Анатолий Авдеевич (1873–1932) – публицист, член РСДРП с 1898 г., член Петербургского комитета РСДРП. В эмиграции жил во Франции и Швейцарии с 1906 по 1918 г. В Женеве познакомился с В. И. Лениным и до самой смерти Владимира Ильича работал с ним в Московском Кремле помощником Управделами СНК Владимира Дмитриевича Бонч-Бруевича с 1919 по 1924 год.