Злость

   - Встать! Суд идет!
   Судья блеклым, выцветшим голосом бубнит себе под нос: «Слушается дело по обвинению Злости в злостных правонарушениях, а именно: в том, что подсудимая заражает собой окружающих, изливается на них, доставляя тем самым дискомфорт, подавляя и внушая страх. Подсудимая, встаньте. Признаете себя виновной?»
   Со скамьи поднимается худенькая, изможденная особа, но в ее взгляде, точнее, где-то в глубине, за взглядом угадывается отсвет какого-то огня, всполохи какого-то почти потухшего пламени.
   И голос такой же – потухший: «Нет, не признаю».
   Слово предоставляется стороне обвинения. Поднявшись, не спеша, со своего места, прокурор начал обвинительную речь. Ровную, пресную, лишенную всяких эмоций.
   «Ваша честь! Сидящая перед нами особа должна быть подвергнута суровому наказанию. Скажу конкретнее: заключению. Ей должно быть запрещено приближаться к людям, а уж тем более, проникать в их души. Она, как вирус, распространяется повсюду. Казалось бы, человек только что был мил и добр, и в друг в один миг откуда ни возьмись, она вселяется в него, и вот уже он чертыхается, если не сказать, матерится. А всего-то – его забрызгала грязью проезжавшая мимо машина. Или банкомат «съел» карту! Подумать только – трагедия! Двадцать лет назад мы и слова такого не знали. А сейчас – она словно подкарауливает любого, у кого случаются неприятности, вселяется в него, и вот он уже колотит кулаком этот банкомат. Или соседи не угомонятся после полуночи – с кем такого не бывало? Так обуреваемый ею человек начинает безжалостно колотить по батарее, а то и полицию вызывать. Ваша честь, у меня бесконечное число таких примеров. Но, думаю, что и сказанного достаточно, чтобы приговорить подсудимую к заключению и запретить ей контакт с людьми. У меня все».
   По мере того, как обвинитель приводил факты «преступлений», в глазах обвиняемой усиливались всполохи. Несколько раз она порывалась вскочить на ноги, но охранник всегда был начеку, не позволяя ей даже приподняться с места. Да, он ни в чем не соврал, этот обвинитель – она помнила каждый случай. Но вины своей в том не видела – она приходила на помощь людям, оказавшимся в тот момент в неприятной ситуации, не знавшим, что делать, не имевшим решения. Она была уверена, что помогает им, что делает доброе дело. Она не могла объяснить, как это работало, но точно знала, что им становилось легче.
   Между тем, судья предоставил слово защитнику.
   «Ваша честь! Вряд ли кто-то будет спорить с тем, что было бы замечательно, если бы вся наша жизнь была наполнена только любовью, радостью, покоем, благостью. Чтобы люди были друг другу братьями, чтобы ничто не огорчало и не омрачало нашей жизни. Но увы… Часто случается обратное – неприятности, несправедливости, подлости. Подставлять им вторую щеку? Вряд ли этого можно требовать от всех. Позвольте продемонстрировать вам небольшой опыт».
   Судья равнодушно кивнул.
   Адвокат достал из кармана брюк воздушный шарик. «Представьте, что вас обрызгала машина. Но вы сдержались, не разозлились, точнее, подавили в себе злость», - адвокат сделал глубокий выдох, а шарик вдох, наполнившись первой порцией воздуха.
   «Потом банкомат заглотил вашу карту, лишив вас возможности зайти за покупками, и требуя потратить массу времени на связь с техподдержкой банка для вызволения карты. Но вы опять спокойны. Внешне. А внутри…»,- адвокат выдохнул в шарик вторую порцию воздуха.
   «Наконец, вы, уставший, обрызганный с ног до головы, так и не решивший проблем с картой, пришли домой. Завтра утром, еще до работы, вам надо успеть в банк. Вы валитесь с ног от усталости, и тут на вас с верхнего этажа обрушивается грохот музыки и топот десятка ног в такт этому грохоту. Вы стискиваете зубы – злиться нельзя».
   Адвокат приближает к губам изрядно надутый шар, рассчитывая добавить ему «терпения», как тот лопается, и ошметки разлетаются в разные стороны. От неожиданности судья вздрагивает.
   «Вот что происходит с человеком, не позволяющим проявить свою злость, запирающим ее внутрь себя. Моя подзащитная лишь помогала людям в трудной и неприятной ситуации освободиться от внутреннего напряжения. Заметьте, она испарялась практически сразу: чертыхнувшись, человек пошел дальше, стукнув по банкомату, он не причинил ему никакого вреда, а после пары ударов по батарее, соседи приглушили музыку, взглянув на часы.
   Резюмируем: с помощью моей подзащитной людям удавалось довольно быстро вернуться в рабочее состояние, они не подвергались разрушительной опасности, которую несет в себе невыраженная эмоция, наконец, им удавалось отстоять свои интересы и границы. Что же в этом плохого?
   Позвольте обратить Ваше внимание еще на одну сторону в поведении подсудимой. Ваша честь, Ваша любимая футбольная команда не могла бы одерживать победы, не подпитывайся она спортивной злостью.
   А сколько людей так бы и прожили свою жизнь в полусонном состоянии, если бы они когда-то не разозлились на себя за лень, нерешительность, страхи, мешающие им что-то менять в жизни. Насколько больше было бы несправедливых историй, когда сильный всегда прав, если бы слабый, вдруг разозлившись, не давал отпор, ошарашивая тем самым сильного, ошалевшего от собственной безнаказанности.
   Моя подзащитная – такая хрупкая с виду – щедро делится своей энергией с теми, кому она в данный момент нужна. Она наполняет нашу жизнь энергией действия, решения, порой безрассудного. Но без этой энергии жизнь превратится в стоячее болото. Допустить это или нет – зависит от Вашего решения, Ваша честь. У меня все».
   Адвокат произносил свою речь увлеченно, даже самозабвенно, лишь на последней фразе внимательно посмотрев на судью, в чьем образе произошли какие-то едва уловимые перемены.
   «Суд удаляется в совещательную комнату», - произнес судья, четко выговаривая каждое слово.
   В совещательной комнате он сорвал с себя мантию и с размаху бросил ее на пол. «Столько лет! Столько лет!» - повторял он раз за разом. Столько лет я вершу чужие судьбы, делаю вид, что вникаю в существо дела, что внимательно слушаю обвинение и защиту. Столько лет, я считаю часы и минуты, чтобы это скорее закончилось, чтобы добраться до чердака своего дома и взять в руки кисть! Сколько ненаписанных картин! Сколько нереализованных идей! Он чувствовал, как злость клокочет во всем его теле. Но такой ясности еще никогда не было – все же так очевидно! Такой решимости он никогда не испытывал.
   … Оправдательный приговор Злости вынес уже другой судья, который был зол на своего коллегу, так внезапно ушедшего в отставку.