Соседи

Из всех моих соседей по дому на улице Дзержинского выделялась Лия Давыдовна, которая жила в соседнем подъезде, в отдельной двухкомнатной квартире с мамой Софьей Соломоновной, мужем и двумя их детьми — Ритой, на пару лет меня младше, и ее младшим братом Игорем.

Сейчас вот попыталась вспомнить имя ее мужа - и не смогла. У нас во дворе его все звали по фамилии — Николаев. Николаев был моложе жены лет на 10, внешность имел рабоче-крестьянскую, не особо выдающуюся, но вполне брутальную, по теперешней терминологии такая внешность подходит под определение - типичный мачо. Менее подходящего мужа для Лии Давыдовны было тяжело себе представить.

Была она заведующей городской санэпидстанцией. Мой папа несколько лет работал по совместительству санитарным врачом под ее началом, моя мама с ней дружила, вернее, они были приятельницами, настоящих подруг у Лии Давыдовны не было.

В то время ей было около пятидесяти, может, чуть меньше. Вот она-то как раз, в отличие от мужа, выглядела весьма примечательно. Маленького роста, худенькая, тонконогая, но с крупной головой, гривой волнистых волос цвета соли с перцем и прекрасной улыбкой. Но не это было главным в ее внешности... Главным был горб. Ужасный горб, из-за которого казалось, что голова Лии Давыдовны утоплена в плечи. Причиной была какая-то травма, полученная в детстве.

Она смолоду смирилась с тем, что никакая личная жизнь ей не грозит — кто же женится на горбунье, когда кругом полно здоровых незамужних женщин и девушек. Училась, закончила с отличием Санитарно-гигиенический институт, работала на санитарно-эпидемической станции, сделала карьеру - в довольно молодые годы, лет в 35, стала ее заведующей. Жила с мамой, мама ей во всем помогала, чтобы Лия не знала забот и могла спокойно работать.

А Николаев был простым, ничем не выдающимся деревенским парнем. В свое время закончил семилетку, работал в колхозе, потом — призвали в армию, там он выучился водить машину. Потом — война, фронт, ранение, но не смертельное. После госпиталя — опять фронт, но уже обошлось без ранений. Войну закончил в Пруссии. После войны в свой колхоз не вернулся, решил податься в город. И попал в конце концов на нашу СЭС, водителем. Под начало Лии Давыдовны.

Как уж там сладилось между ними, сколько было расчета с обеих сторон - я не знаю, да это и неважно. Но они поженились, и это был на редкость удачный союз. Николаев был чистый лист, даже не так — неограненный алмаз. Лия занялась его образованием. Заставила его поступить в вечерний индустриальный техникум, училась вместе с ним, все делала для того, чтобы он его окончил, получил среднее образование. И когда он его таки окончил, его взяли в отдел главного механика на одну из шахт. Он считал, что уже достиг своего потолка, что имеет право почивать на лаврах, но Лия думала иначе. У них уже родилась Рита, но она не требовала от него помощи — есть же бабушка Софья Соломоновна, она Рите заменила и маму, и папу. А Лия с Николаевым между тем работали и учились заочно в Горном институте.

В те времена во дворах непременно стоял стол, где мужчины летними вечерами резались в домино. Даже мой папа, пусть и нечасто, сиживал там. Рядом был магазин, возле него продавали бочковое пиво, все мужики туда бегали, пили из больших кружек, по очереди притаскивали трехлитровые банки с пивом — на всех. Николаев не играл в домино, не пил пиво. Учился. Работал. Получил инженерный диплом, а со временем стал главным механиком шахты, на которой работал. Тогда Лия наконец родила второго ребенка — Игоря.

У них были удивительные дети, даже я это понимала. Как будто из другого времени. Очень хорошенькие, вежливые, аккуратные, сдержанные, совершенно не похожие ни на маму, ни на папу. Ни с кем особо не сходившиеся, не примыкавшие ни к одной дворовой компании. Риту учили музыке (в музыкальной школе) и рисованию (во дворце пионеров). А когда она здоровалась с кем-нибудь из взрослых, у меня возникало чувство, что она вот-вот сделает книксен.

Книксен - это слово я узнала в Латвии, куда мы ездили летом на море к маминой подруге Блюме, жене её двоюродного брата. Тётя Блюма и дядя Рафаил жили в то время в малонаселённой коммуналке в Риге вместе с ещё одной семьёй - женщиной-латышкой с двумя девочками-близнецами, на пару лет старше меня. Вот как раз эти две девочки и делали книксен (что-то типа реверанса, но попроще) всякий раз, когда здоровались со взрослыми, чем удивляли меня несказанно. Тетя Блюма объяснила мне, что так было принято в довоенной Латвии. Почему-то именно Рита Николаева напоминала мне этих латышских девочек, так отличавшихся от меня и моих дворовых подружек.

В середине 80-х они уехали в Америку. Лия Давыдовна и Николаев уже были на пенсии. Рита стала успешной художницей, Игорь — программистом. Как сложилась их жизнь в Америке — не знаю, но надеюсь, что хорошо. Странно было бы, если бы у Лии Давыдовны что-то не получилось.