Прощение, смирение, терпимость и культура отмены

ПРОЩЕНИЕ, СМИРЕНИЕ И ТЕРПИМОСТЬ КАК АЛЬТЕРНАТИВЫ «КУЛЬТУРЕ ОТМЕНЫ»

Текст, составленный на основе доклада, зачитанного на XI Всероссийской научной конференции «КУЛЬТУРА ОТМЕНЫ И СОЦИАЛЬНЫЙ ОСТРАКИЗМ В ИСТОРИИ И СОВРЕМЕННОСТИ» (г. Екатеринбург, 16-17 мая 2024 г.,)

Сегодня в обиход прочно вошло выражение «культура отмены», однако не стоит забывать, что сам феномен «культуры отмены» вовсе не современный: во все времена существовали его аналоги. В первобытном обществе «отмена» человека, то есть его осуждение и порицание, а в крайнем случае - изгнание из племени, была одним из самых распространенных наказаний. С появлением государства изгнание как наказание получило уже правовой характер. В Древней Руси, например, известно такое наказание, как "поток и разграбление" (Полицкий статут XV в.), которое заключалось в изгнании преступника и сожжении или разрушении дома, где он жил. В древних Афинах существовала практика т.з. остракизма. Но, вообще-то, тюремное заключение – это тоже своего рода «отмена» человека, лишение его возможности взаимодействовать с обществом. Одновременно такие формы «отмены», как осуждение и порицание, лишение общения и т.п. с усилением роли государства перешли в область морали, и стали типичной моральной санкцией, которая применяется и в компаниях друзей, и среди коллег, причем как в детских и подростковых коллективах, и во взрослых. Таким образом, в «культуре отмены» нет ничего необычного и нового. За исключением, пожалуй, её глобального характера, когда в «отмене» известной личности участвуют компании, движения и сообщества по всему миру. Но эта особенность соответствуют новому характеру социальных связей. Ведь в большом обществе изгнание из коллектива друзей или коллег само по себе не может быть эффективной санкцией: чтобы санкция была эффективной, в её применении должно участвовать всё большое общество. К слову, травля и необоснованные обвинения также существовали всегда – это просто следствие базовых характеристик человеческой природы.
Вместе с тем, во все времена существовали и альтернативы «отмене» провинившегося нарушителя. И раз сегодня о «культуре отмены» зачастую говорят в негативном ключе, то вопрос о том, что можно ей противопоставить, также является актуальным. Далее я рассмотрю несколько таких альтернатив на примере древнерусской православной и современной западной литературы.
На первый взгляд, очевидной альтернативой «отмены» провинившегося человека является его прощение. И действительно, в древнерусской литературе, появившейся как раз в связи с принятием христианства, идеал прощения занимает особое место, и примеров тому можно найти сотни. Соответственно, осуждение (неважно, обоснованное или нет) древнерусских памятниках нравоучительной литературы трактуется как грех. Таким образом, утверждается особый идеал социального регулирования, согласно которому, если кто-то совершает зло, то это ещё не дает другим право осуждать этого человека. С этой точки зрения, казалось бы, любые кампании в рамках «культуры отмены» - это грех.
Однако надо понимать, что идеал прощения в Древней Руси имел свои границы. Например, дошедшие до нас древнерусские литературные памятники прямо связывают правду и христианскую веру, а любое покушение на христианскую веру, рассматривается, напротив, как неправда. Соответственно, защита христианской веры воспринимается как торжество правды, даже если это связано с войной. Следовательно, не должно быть прощения тем, кто посягает на саму веру. Но и это ещё не всё. Дело в том, что в Древней Руси прощение ассоциировалось скорее с Небесной Правдой, направленной на вечную жизнь в Царствие Небесном, однако при этом одновременно существовал идеал Земной Правды. И здесь обнаруживается интересная картина. Когда ты являешься жертвой, тебе предписывается прощать преступника (предполагается, что это важно для очищения души, а Господь в итоге всё равно всех покарает), но если жертвой является другой человек, то ему следует всячески помогать, в том числе препятствовать преступникам совершать преступления (см., напр., Поучение Владимира Мономаха). Вероятно, княжеская власть, ответственная за порядок на своей земле, на том же основании не обязана быть всепрощающей. Так, Изборник 1076 г., наставляя князей, гласит: "Не оправьдай неправьдьнааго, аште и другъ ти есть"; "на суд; не оправьдай нечьстива". В свою очередь домохозяин, согласно типичным представлениям древнерусских книжников, ответственен за порядок в семье, и поэтому также не обязан прощать провинившихся жену и детей. Грубо говоря, идеал прощения касается только жертвы, которая должна простить нарушителя, ибо это необходимо для спасение души, преодоления собственной злобы, ненависти и малодушия, но ни те, кто облачен властью, ни простолюдины не должны терпеть несправедливость по отношению к другим.
Но если так, то может ли «культура прощения» рассматриваться как альтернатива «культуре отмены»? Ведь когда мы «отменяем» человека, мы защищаем не себя, а других, мы не мстим за причиненный нам урон, а пытаемся добиться справедливости (правды) как таковой! Причем зачастую человека «отменяют» за высказывания не в отношении какого-то другого конкретного человека, в отношении целой социальной группы. В этом случае не понятно, кто вообще может считаться субъектом, уполномоченным на прощение. Грубо говоря, если допущено некорректное высказывание в отношении определенных расы, пола, религии, то каждый конкретный представитель «задетой» социальной группы в частном порядке вправе простить обидчика, но это не значит, что общество в целом должно смотреть сквозь пальцы на подобные высказывания, ведь как правило нет подтверждений тому, что вся ущемленная социальная группа не имеет никаких претензий к нарушителю.
В этой связи, как мне кажется, идеал прощения не является адекватной альтернативой культуре отмены. Но что тогда может являться таковой?
В первую очередь, это идеал терпимости (толерантности). А это уже идеал, весьма активно развиваемый в современной западной политической философии. Действительно, толерантность – это один из базовых политических идеалов модерна. Как правило, сегодня в литературе обсуждается вопрос о том, до какой степени мы должны быть толерантными. Причем обсуждения ведутся в разных контекстах. Например, разрабатывая свою теорию справедливости, Дж. Ролз утверждал, что нетерпимое отношение к нетерпимости допустимо лишь если того требует сохранение справедливой конституции. В свою очередь рамках демократической теории нередко высказывается мнение, согласно которому демократия хоть и подразумевает свободу слова и политической деятельности, но не может допускать активность, угрожающую самой демократии. В схожем контексте обсуждается проблема гражданского неповиновения: здесь встает вопрос о толерантности по отношению и к законам, и к тем, кто их нарушает. В свою очередь в дискуссиях относительно политики идентичности подчеркивается, что сами по себе границы толерантности означают наличие некоей общей политической (гражданской) культуры, которая неизбежно «навязывается» этническим и иным сообществам и преобразует их собственные культуры, а потому доведенная до абсурда культурная толерантность может угрожать социальной стабильности в целом; общая культура нужна также и для других целей, не связанных с определением границ толерантности.
Если коротко резюмировать все эти политологические дискурсы, то получается следующая картина: толерантность обычно считается допустимой, если не угрожает справедливому общественному устройству, и если при этом не идет речи о нарушении основных прав. На самом деле это - типичная логика преступления и наказания: нет смысла провозглашать нечто преступлением, и предусматривать за это наказание, если это не влечет негативных последствий для общества. Но если так, то мы могли бы задаться вопросом: являются ли те поступки и высказывания, за которые сегодня публичные персоны подвергаются «отмене», действительно настолько опасными, что за них должна предусматриваться пусть и не государственная, но во всяком случае общественная санкция? Думаю, именно здесь кроется основная проблема «культуры отмены». Действительно, публичные персоны часто допускают неприемлемые высказывания. Но это вовсе не значит, что они должны нести за это наказание. Никто не запрещает другим людям высказывать свое несогласие с указанными высказываниями. Но общественная санкция (в виде социального забвения, лишения контрактов и т.п.) имеет смысл лишь тогда, когда имеется (а) общественный вред и (б) возможность через эту санкцию добиться возмещения этого вреда и минимизации причинения аналогичного вреда в будущем. Политика терпимости допускает выражение несогласие с высказыванием или поступком, но ставит под сомнение необходимость общественной санкции (т.е. собственно «отмены»).
Итак, если исходить из предпосылки, что с культурой отмены что-то не так, то культура толерантности может рассматриваться как весьма привлекательная альтернатива. Но тогда возникает вопрос: разве сама по себе безнаказанность тех, кто совершает опрометчивые поступки и высказывания, не способствует нормализации такого поведения? Возможно. И тогда мы действительно должны переходить от простого выражения несогласия к общественному осуждению.
Однако здесь мы вновь должны обратиться к христианской культуре, где осуждение считается грехом. Дело в том, что осуждение подразумевает, что мы точно знаем истину, а тот, кого мы осуждаем, точно неправ. Но ведь мы прекрасно знаем, как сложны бывают моральные дилеммы, с которыми приходится сталкиваться в реальной жизни! Христианская культура учит нас смирению. Так, согласно тому же Изборнику 1076 г., лучше быть осужденным, чем осуждать. Вообще, для древнерусских летописных памятников, особенно описывающих период княжеских междоусобиц, но также и более позднюю эпоху, смирение – это залог мира. И вот эта этика смирения может рассматриваться как важное дополнение к этике терпимости. Это не релятивистская этика по типу «правды всё равно никто не знает», но всё же это этика, требующая максимальной ответственности при вынесении собственных публичных суждений о правде.
В итоге, мы имеем этику толерантности, которая призывает не «отменять» человека, если его действия или высказывания не представляют угрозы справедливому общественному устройству, и дополняющую её этику смирения (скромности), вступающую в действие тогда, когда во имя защиты справедливого общественного устройства (и недопущения «нормализации» девиантного поведения) мы всё же решаемся применить санкции к тому или иному нарушителю, и напоминающую нам о том, что наше видение справедливого общественного устройства не идеально и может не совпадать с другими точками зрения. «Культура отмены» сама по себе – явление нормальное, и свойственное всей человеческой истории. Но негативные коннотации, связанные с указанным выражением, возможно, связаны с тем, что практика «отмены» начинает существовать в отрыве от практики терпимости и практики смирения.
 
Список использованной литературы и источников:

1. Греков Б.Д. Полица. Опыт изучения общественных отношений в Полице XV—XVII вв., М., 1951.
2. Долгов В.В. Быт и нравы Древней Руси. Миры повседневности XI-XIII в. СПб., 2017.
3. Житие Авраамия Смоленского. // БЛДР. Т. 5.
4. Из Изборника 1076 года. // БЛДР. Т. 2.
5. Лихачев Д.С. Назначение Изборника 1076 г. // Труды Отдела древнерусской литературы / АН СССР, Ин-т рус. лит. (Пушкинский Дом). Л., 1990. Т. 44.
6. Маркузе Г. Репрессивная толерантность. // Маркузе Г. Критическая теория общества: избранные работы по философии и социальной критике. М., 2011.
7. Независимый летописный свод 80-х гг. XV века. // БЛДР. Т. 7.
8. Поучение Владимира Мономаха. // БЛДР. Т. 1.
9. Ролз Дж. Теория справедливости. М., 2011.
10. Русских Л.В. Мультикультурализм: интеграция или раскол? // Вестник ЮУрГУ. Серия: Социально-гуманитарные науки. 2013. №1.
11. Севернорусский летописный свод 1472 года. // БЛДР. Т. 7.
12. Сказание о нашествии Едигея. // БЛДР. Т. 6.
13. Хабермас Ю. Религиозная толерантность как пионер прав культурной жизни. / Хабермас Ю. Между натурализмом и религией. М., 2011.
14. Хёффе О. Справедливость. Философское введение. М., 2007.
15. Шепталин, А.А. Генезис и эволюция института наказания в первобытном обществе  // Человек: преступление и наказание. 2019. Т. 27(1–4), № 2.
16. H;ffe O. Kritik der Freiheit. Das Grundproblem der Moderne. M;nchen, 2015.
17. Landemore H. Democratic Reason: Politics, Collective Intelligence, and the Rule of the Many. Princeton and Oxford, 2013.