По ком звонят Звоны...

"И всё кругом показывало ветхость и небрежЕние"...*

_________________________________


На дворе стоял год 1984-й от Р. Х. В день Советской Армии захотелось мне поздравить моего дядюшку, сталинского сержанта, как он сам себя порой называл. Купил я для него в винном магазине соответствующий подарок, пошёл на автостанцию, сел в автобус и приехал в знакомую с детства деревню.
Зашёл в знакомый дом... А там - тёплая встреча родных людей: дядюшка в компании двоюродного брата, дяди Володи - застолье в самом начале. Тут и я, молодЭй, кстати. Выпили слегка (в русском смысле)... Потянулись разговоры о минувшей войне... Потом дядя Володя уехал домой в свою деревню.
А мы с дядей поняли, что спиртные напитки у нас все закончились, а вечер ещё только наступает. В деревне магазина нет. Ближайший - за 12 вёрст - в ЗвонАх, на автотрассе. Да, не под руками, но не сидеть же за столом в праздничный день всухую? Дядя предложил: "Махнём в Звоны!" И мы махнули - пешком через лес 5 кэмэ. Вышли на трассу. Она была пустынна. Ну какой дурак в советское время поедет тебе в мужской праздник. Постояли на обочине, и нам подфортило. Ехал-таки какой-то дальнобойщик да и подобрал нас - за спасибо, денег не взял - такие тогда были люди в большинстве. Докинул нас до ЗвонОв и потащился дальше, на Питер.
 Магазин Звонский уже закрывАлся. Завмаг, шустрый такой мужчина, однако дядю знал и продал нам пару бутылок "пшеничной". Дядя сховал их во внутренние карманы телогрейки. Мы вышли на дорогу, чтобы уехать в обратном направлении. Но сколько ни ждали попутного транспорта, ничего не было.
А зимний, полувесенний денёк быстро кончался. Солнце откраснело и село за зубчатую стену леса. Сумерки наплыли на дорогу и на деревню. Зажёгся близ автобусной остановки редкий, а то и единственный фонарь. В деревне было тихо. Никто не шумел. Праздник отмечали скромно - все по своим домам. Под заснеженными крышами  домишек в оконцах уютно желтел и краснел электрический свет. Кое где окна синели - там люди сидели перед телевизором...

Стало ясно, что транспорта нам не дождаться. Идти 12 вёрст пешадрАлом? Дядя предложил другой вариант. Сказал мне: "Пойдём".
- Куда? - удивился я.
- Тут у меня хорошая знакомая есть. Вот к ней и заглянем.
- А как же тётя Галя? Она ведь ждёт...
- Подождёт да и заснёт. Не тащиться же нам полнОчи...

Мы перешли широкое полотно дороги, подошли к заснеженному памятнику в виде советского солдата. Солдат стоял над братской могилой.
- Много здесь наших ребят, - сказал дядя. - Их собирали после войны по разным полям и всех свозили сюда...


За братским захоронением в ночИ желтело окно непривычной формы - очень высокое и стрельчатое, явно нездешнее. И другое такое же рядом, но свет в нём был послабее. Подойдя ближе, я разглядел и такую же остроконечную стрельчатую дверь. Здание было каменное, веяло старинным духом - века не иначе как Х1Х-го.
- А что это за хорОмина? - спросил я.
- Бывшая почтовая станция.
- Может быть тут и Пушкин проезжал, когда следовал из южной ссылки в своё Михайловское... Может, и ночевал... - предположил я.
- Не могу знать...
- Но это ведь точно дом станционного смотрителя!  у Пушкина есть такой замечательный рассказ...
- А теперь тут живёт одна хорошая женщина, - сказал дядя и постучал в старинную дверь. А дверь оказалась незапертой.

На стук вышла высокая пожилая женщина, кареглазая, в просторном свитере, ватных штанах, на ногах - растоптанные бахилы... Видно, мёрзла она в станционном доме.
Увидев дядю, не особо-то обрадовалась гостям, но запустила в дом.
"Какие толстые стены!" - подумал я, перешагивая порог.
Внутри нас встретила просторнейшая комната - попробу-ка натопить такую - сколько дров надо сжечь!
Пройдя одну залу, мы попали в другую. Освещение - электрическая лампочка, свисающая с потолка - почти ничего не давало - стены тонули в полумраке. За готической формы окнами синела зимне-весенняя ночь.
В этом помещении красным огнём пылала сквозь дырки в чугунной дверце большая очень высокая печь, вделанная в стену. Здесь было потеплее. Но все ж раздеваться не стоило.

- С праздничком, Танюха! - поздравил дядя.
- И тебя с тем же, солдат...
- Я - сталинский сержант, - поправил дядя.
- Да, не хухрЫ-мухрЫ. А енто кто ш с тобой? Такой маладэй, красивый.
- Племяш мой, - с гордостью сказал дядя. - Учёный!
- Ахтиньки! Вучёный? И взабыль что ль?
- А то! Фельшир!
- Хельшир? А по скоту или люцкой?
- Человеческий фельшир. Хошь он тебя счас вылечит?
- Не, не надо. Я дохтарЕй стороннЮсь. Опасаюся как-то я вучёных этых. Сама подлечиваюсь - своим трАвкам больше...
- Ты не бойся, Танюх, мы не с пустым рукАм. Переночевать пустишь?
Дядя достал одну "пшеничную".
- Наверно, вас и покормить надо с дороги-то?
- Да не откажемся, если есть.
- Щам могу попотчевать. Но посные. И хлеба - по дОльке...
- Давай. Что есть в печИ - на стол мечИ.

Быстро "баба Таня" (так её прозывали в деревне) накрыла на стол. Каждому - чашку тёплых "щец", правда без сметаны, да по резенькУ чЁрного хлебца. И сели мы отмечать праздник. А могли бы, если б не она с её добротой и участием, плестись сейчас по снежной дороге, выбиваясь из сил. Да и волки в лесу водились...

Баба Таня пила с нами наравне, не жеманилась. Жила она в этом станционном здании одна-одинёшенька, дома своего не имела. Работала она дорожной рабочей. Вот дорожная контора и выбила для неё это пустующее здание. Иначе бы в нём давно уж вороны обосновались.
Была Татьяна по жизни добрая и доверчивая к людям. Может быть, это свойство её и подвело... Что ж, каждому своя судьба, свой суд Божий...

Помню, как уютно было нам в морозную ночь в старом здании, повидавшем на своём веку так много всего! В том числе и ноздрёвых, и собакевичей, и чичиковых, и прочих дураков, подлецов и осатанелых врагов рода человеческого, наделённых немыслимой властью над местным забитым трудовым народом...

Мы подбрасывали в зев обширной печИ дровишки - огромные тяжёлые поленья, разговаривали о былом и настоящем, ночь ласково синела в сводчатом окне, печь шебуршала, было не весело нам, но так радостно, так приятно... И хозяйка была довольна гостями и разговорилась не в меру...
Прежде чем ложиться спать, хозяйка заговорчески мне подмигнула и увела от захмелевшего дядюшки  в какой-то закуток. Она чиркнула счичкой и затеплила свечу. Тусклый и нежный свет озарил старинную большую икону на голубой стене... Это был образ Богоматери с Младенцем. Я никогда не видел такого красивого, нет - прекрасного женского лица! Оно было исполнено света и доброты.
- В церкови когда-то висела... А церков тУю сожгли... Давно уж.... А икОнушка мне перешла - от мАмушки моей... - произнесла старая женщина. - Ты помолись, чтобы была тебе Благодать...
- А как? - спросил я.
- А так... Во имя Отца и Сына, и Святого Духа. Господи, помилуй меня, грешнаго. Прости, Господи, все мои согрешения - вольныя и невольныя, кои сотворил словом и делом, и помышлением, и по ведению, и по неведению. Пресвятая Богородице, спаси, защити, не остави нас. Дай нам, Господи, Твоей Благодати на многия, многия лЕта.... Слава Тебе, Господи, Боже наш, слава тебе и ныне, и прИсно, и во веки веков. Слава Тебе, Царица небесная и земная, любимая наша! Аминь.
Я послушно, но и чувством, повторил, как мог, сказанное моею неожиданной наставницей. И перекрестился так, как она показала...


А потом отвела она нам с дядей место для спанья - две старинных железных кровати (им бы в музее самое место!), постелила нам чистые простыни, принесла одеяла. В помещении стало даже жарко. Мы разделись и улеглись, как люди. А могли бы в этот час "пи..юхАть" из последних сил заснеженным лесом, сопровождаемые волчьей стаей...
Сама куда-то ушла - в другие покои. Этих покоев в здании, похоже, было немало.

Я проснулся среди ночи. Увидел мягкий синий свет в готическом окне. На душе было невероятно спокойно, безмятежно. Эту безмятежность навеяло само это старинное здание с его необычными, закруглёнными формами потолка, с его прочными толстыми стенами... Старинный дух витал ещё в нём доныне и делился умилённой радостью своею с теми, кто восприимчив к такого рода эфирным существам...

Наутро мы встали с дядей, тепло поблагодарили за гостеприимство хозяйку и пошли на дорогу. Там, на автобусной остановке, я сел в рейсовый автобус, идущий на Опочку и благополучно доехал домой.

И долго у меня в душе, да и во всём теле, жила эта необычная странная радость, которую зачерпнул я в гостях у бабы Тани, в ЗвонАх, в доме станционного смотрителя...

Пост скриптум.

Прошло 40 лет! Однажды, проезжая мсимо деревни Звоны по трассе, я остановил автомашину и прошёл с дороги к зданию бывшей почтовой станции. Это всего несколько шагов от дороги.
Благодаря тому, что деревья сильно разрослись, здания почти и не видать с трассы. Мелькнёт разве что и тут же исчезнет...

Его, конечно же, распотрошили донЕльзя. Через проём двери я зашёл внутрь. Там всё разгромлено. Выламывали кирпичи, выламывали толстые старинные половые доски... Люди доказали на нём свою нечеловечью сущность.

Двор зарос. Другие здания, тоже кирпичные, составлявшие некогда закрытый ансамбль двора, были разнесены варварами ещё безжалостнее, чем главный, лицевой дом...

Как я уточнил, почтовая станция в ЗвонАх на тракте Санкт- Петербург - Киев была построена в далёком 1850-м году по типовому проекту 1843-го года. Такие типовые станции ставили по границам проездов. Подобное здание сохранено в городе Опочка и до сей поры успешно служит в оном автовокзалом да и украшением города, отчасти и его узнаваемой эмблемой. Как исторический памятник охраняется государством.
А вот ЗвонАм не повезло. Никто здесь его не охранял, кроме бабы Тани. А она давно уж умерла. Как я узнал, своею смертью, "на своих ногах".

20 мая 2024 г.

* А. С. Пушкин "Станционный смотритель"