Дед Вадим и Пушкин-ас

необыкновенная страда в трёх картинах, с прологом и эпилогом


                Действующие лица:

                — ДЕД ВАДИМ
                — ЮРИК – его внук
                — ГАГАРИН – тот самый.

                Пролог

   «Люблю я пышное природы увяданье, В багрец и золото одетые леса…», – сказал об осени Александр Сергеевич. А ещё осенью кипит, гремит, бурлит жатва. Красивое и торжественное это дело. Трудное, но и весёлое.   
   От розовощёкой зари до чернильной темноты пышущие жаром трудяги-комбайны молотят пшеницу, рожь, ячмень… Хорош нынче урожай, с прибытком будут селяне!
   Без устали работает и машина Деда Вадима. Вот мы видим, как она приближается: из глубины сцены в мареве зноя, в клубах пыли на нас надвигается железная гремящая махина комбайна. Лязгают цепи, скрипят ножи жатки, угрожающе рассекают раскалённый воздух лопасти мотовила.
   В кабине, душной от беспощадного солнца и перегретого движка, сидят двое. Это Дед Вадим и его внук, подросток Юрик. На Юрике линялая футболка, измазанные солидолом бриджи. А вот дедушка одет явно не по обстановке – на нём плотный наглухо застёгнутый комбинезон, напоминающий космический скафандр.
  Судя по уверенным жестам, по повадке и манерам, у деда с внуком работа спорится.

ДЕД (напевает): Вокруг космодрома алеют барханы,
                Их отблеск ракетный не раз освещал.
                К туманностям дальним открыть автобаны
                Седой Циолковский ещё завещал.

                Встречайте, Плутоны, встречайте, Ураны!
                Мы к вам долетим, тыщи вёрст одолев,
                Ведь тесно уже молодым капитанам
                Становится здесь, на старушке Земле.

ЮРИК (подхватывает). А выйдет горючее вдруг у ракеты,
                Наденем рюкзак и достанем компАс,
                За хвост заарканим шальную комету —
                Она нас в два счёта доставит на Марс!

                Чуток перекур — и мы снова на старте,
                Ведь помните, как говорил Королёв:
                За зыбкой границей безвестных галактик
                Нас ждут миллионы прекрасных миров.

ДЕД и ЮРИК (вместе): Жильцам тех миров скажем: «Очень приятно,
                И вы к нам теперь — на своём корабле!»
                Научим их песне своей — и обратно,
                Ведь дом наш родной всё же здесь, на Земле!

ДЕД. Нормально! На седьмой круг пошли… Как мерекаешь, Юрик, финишнём ныне?

ЮРИК. Как нефиг делать, дед! Хотя поле у нас посложнее, чем у пятой.

ДЕД. Да уж, не сахар-рафинад, кочки да пролески, етить-молотить… Зато в пятой бригаде таких орлов, как мы, нетуть! А? То-тоть…Ты пальцы жатки на сколь выставил?
 
ЮРИК. На два с половиной. Как ты и говорил.

ДЕД. Сойдёть… А как к колку спустимся – на три зарегулировать надоть. Неудобье там: булыжники, промоины, рытвины.

ЮРИК. Ноу проблем, деда! На десять минут работы… Я вот за ротор опасаюсь. Подшипники там что-то греться стали.

ДЕД. Сдюжать! Они энто… С молибденовою смазкою. И в молотилке тож… Такие, Юрик, в мою молодость жизни на луноходы ставили. Десятикратный запас прочности! Вот жатву прикончим, переберём ротор. Лишь бы барабан не того… Не заклинило. Половы-тоть, половы сколь в энтот год – не в продых.

   Дед показывает куда-то за спину, туда, где работает молотилка.         

ЮРИК. А я шаг сортировочных решёток побольше сделал. Если и забьёт половой – компрессором продуть можно.

ДЕД. Ну а зерно? Зерно-тоть провалится… Имей соображенье мысли!

ЮРИК. Не провалится. Там я лоток специальный приспособил. Зацени: зерно скапливается в нём, а потом – в бункер.

ДЕД (ерошит волосы на голове внука). Башка! И в кого ты энтакай умник мозгу уродился?

ЮРИК. В тебя, дед, в тебя.

   Оба хохочут, весьма довольные друг другом. Потом вновь с удвоенной энергией затягивают космическую песню.
   Бодро, жизнеутверждающе грохочут механизмы уборочной машины. Золотым дождём падает в бункер зерно. Слепят глаза праздных наблюдателей фары комбайна.
   Страда. Идёт страда!

                Затемнение


                Картина первая

   «В сжатые сроки и с хорошим качеством завершили уборку               
зерновых и зернобобовых культур сельские труженики нашего
района. Несмотря на капризы погоды, хлеборобы отнеслись
к порученному делу с душой, по-хозяйски, и сумели грамотно
организовать жатву. Как говорится: «Будет хлеб – будет и песня!»
                Из газеты «Красный факел»

   На заднем плане – тот же комбайн. Но он уже остановился, только что закончил работу. Из кабины комбайна неспешно спускаются Юрик и Дед Вадим. Степенной походкой выполнивших свой долг людей они приближаются к авансцене и с наслаждением опускаются на небольшую скирду соломы.

ЮРИК. Всё, первое место у нас. Железно… Прикинь, дед, а пятой ещё молотить да молотить.
                (вытирает рукой пот со лба)
Во жара, а! В кабине градусов пятьдесят, не меньше… Ты бы хоть разделся, что ли. Такая баня, а ты в комбезе паришься. Сваришься ещё, и будет у меня дед всмятку… Или того хуже – простудишься. На гланды свои снова жаловаться станешь.

ДЕД. Ничё, ничё, привыкать сызнова надоть… И гланды, и иные органы туловища тренировать…Там знашь, кака температура? До пяти сотен градусов на поверхности!

ЮРИК (вытряхивая из кроссовок труху). Где это там? Опять ты о Венере о своей? И чего ты на неё запал – не понимаю. Там же пустыня, духовка. Там же дожди из серной кислоты. Там нет ничего, кроме камней... То ли дело здесь!
            (с наслаждением откидывается спиной на свежую солому)
Чувствуешь, дед, как пшеницей тёплой пахнет?

ДЕД. Энтоть сорярой от комбайна несёть. Топливный насос, что ль, протекат?
                (продолжительная пауза)
Не поймёть он меня, етить-молотить… А я вот, Юрка, тебя иной раз в толк ума взять не могу. Тебя-то самого куда влекёть-тянеть?

ЮРИК. Ты как? Сейчас или вообще?

ДЕД. Ну, к примеру, на данной дистанции момента времени.

ЮРИК. В Осиновку меня сейчас тянет, дед. Там сельпо до десяти работает.

ДЕД. Я ему про Фому, а он мне про Ярёму… Снова, чё ли, насчёт пробок своих? Далися они тебе! Обман энто, Юрик, сплошь мишура зрения! Ни в жисть ты никакого велосипеда не выиграшь!

ЮРИК (привстаёт на локте). А спорим – выиграю? Половина вЕлика у меня, считай, уже в кармане. Видал?
            (достаёт из кармана целый ворох пластмассовых крышечек)
Во! Под каждой крышкой изображение половинки велосипеда. Передняя или задняя. Так? А в условиях что сказано? Тот, кто принесёт крышку с изображением обеих половинок, получит горный вЕлик. Да я в Осиновке всю газировку выпью, а вторую половину найду!

ДЕД (машет рукой). И-эх… Свята простота! Ты и так уж центнер литров выхлебал, а проку-тоть? Только передок и попадатся… Сколь их уж у тебя скопилося?

ЮРИК (неохотно). Ну, восемнадцать…

ДЕД. То-тоть, что восемнадцать! Сыщи хоть сто восемнадцать, а всё одно будеть только передня часть… Энто, Юрка, у них тактическа стратегия така. Дурють они нашего брата.

ЮРИК. Кто – дурит?

ДЕД. Ну, американы энти, хранцузы всяки-разны и прочие португалы – кто холеру энту с пробками выдумал… Я, Юрка, им опосля шестьдесят пятого году ни на фунт грамма не верю.

ЮРИК. А что такое было в шестьдесят пятом? Мамонты вымерли?

ДЕД. Молод ещё со мною шутки шутковать. Шутилка не выросла… А в шестьдесят пятом, Юрик, дёрнула нас нелёгкая испробовать на сопла прямой тяги германски тугоплавки заглушки присобачить. И чё ты думашь? Ещё перва ступень не отделилася, а они, заглушки-тоть энти, уж того… Сгорели.

ЮРИК (озадаченно). Какой ещё ступени? Ты что это за тему развиваешь, а, дед?

ДЕД (спохватившись). Да так… Прошедше былых дней…
                (явно переводя разговор в другое русло)
А срам души энтот… Пробки энти — брось! Брось, по добру тебе говорю! Мы с тобою за страду вона сколь намантулили: тута на полста велосипедов хватить. Да ещё на новенький мотопед с педалями останется.

ЮРИК. Не-е, дед, так не интересно. В магазине любой лузер купить может. А я хочу, чтобы по промоушену.

ДЕД. Чё-чё?

ЮРИК. По промоушену! Как в правилах акции указано: собрал половинки – получи вЕлик. Всё по-честному.

ДЕД (смеётся). Нашёл простачков! Энто они тебе чё, за бутыль ёмкости газводы цельный импортный велосипед отвалить должны? Не смеши мои микитки.

ЮРИК (с вызовом). Да, должны! Так в правилах написано… И вообще, дед, не твоё это дело, не суйся! У тебя вон твоя Венера есть, вот и целуйся с ней. Пялься на неё в свой телескоп самодельный, статьи из журналов вырезай... Я же тебе ничего не предъявляю. А ты вЕлик мой не трогай!

ДЕД. Было б чё трогать… А то так, одно воображенье умозрения покуда – и только-тоть. Фантазёрство. Легковерный ты у меня, Юрик. Быстроподдающийся.
                (с укоризной качает головой)
И пошто я родителев твоих упросил, чтоб Юрием тебя назвали? Ну, какой с тебя Юрий? Хужей какого ни на есть распоследнего Славика али Толика!

ЮРИК. Ну, Юрием назвали… Ну и что? Академиком я теперь из-за этого стать должен? Народным артистом? Поэтом – типа Некрасова или Пушкина?

ДЕД. Пошто – академиком? Не обязательно академиком, тем боле – Пушкиным… Тебе, вьюнош, до Пушкина, как до Пекина… А вот человеком стать должон. Настоящим! Как Юрльксеич.

ЮРИК. Это какой ещё Юрий Алексеевич? Зав зерносушилкой, что ли?

ДЕД. Сам ты сушилка, балда! Гагарин – вот какой!.. Вот энто человек был! Технически грамотный, шустрый, культурный – стихи что про Кота учёного, что про Руслана с Людмилой назубок шпарил… А весёлый какой! Песни петь обожал. Вот энту, нашу, про Ураны и Плутоны, он собственноручно сочинил – вместе с Геркой Титовым.
        (мечтательно вздыхает, предаваясь приятным воспоминаниям)
Котелок работал – любу неисправность мог вмиг момента устранить. Как-тоть у нас в переходном отсеке предохранительный блок накрылся. Я туды-сюды – нетуть на складе предохранителей на три ампера. Так Юрльксеич чё удумал? Возьми, говорит, Вадюха – а он меня в ту пору завсегда Вадюхой кликал – возьми, говорит, защитну фольгу от бортпитания да запаяй по внешней обводке…

ЮРИК. Погоди, дед, погоди… Я что-то не догоняю… Кто тебе про фольгу сказал? Гагарин сказал? Первый космонавт?.. Когда?
                (трогает у деда лоб)
У-у-у, понятно. Ну, я тебя предупреждал – комбез в такую жару снимать надо… По ходу, перегрелся ты, деда.

ДЕД (сконфуженно). Да? Думашь?.. А чё, могёт статься. Днём вона как палило, не хужей, чем на Венере.
                (неловко смеётся)
А ты, Юрик, прямь доктор! Кость пощупал – и враз диагноз рецепта зачитал… Чую: быть тебе врачом.

ЮРИК. Не-е, не хочу врачом. Я комбайнёром, дед, хочу. Как ты.

ДЕД (хмурится). Ну, ладно-ть, ладно-ть, давай без энтих своих выдумков! Комбайнёром он желат… То под дождём проливным, то под пеклом… По самы гугашары в мазуте-литоле, вечно с ногтями отбитыми… С четырёх утра до десяти вечера без перекуров он желат… Ага! Накося – выкуси!
                (демонстрирует Внуку дулю)
Врачом тебе – само то.

ЮРИК. Да не хочу я – говорю же! Зубы кому-то долбить, печёнку щупать, жмуров там всяких резать… Бр-р-р!  Оно мне надо?

ДЕД. Мне надоть! Понял? Мне… Всё, дед сказал – отрезал. В медицинский поступашь.

ЮРИК. С какого это пива – в медицинский? Чего я там забыл?

ДЕД. Гланды.

ЮРИК. Чего – гланды? Ну, чего – гланды?

ДЕД. Гланды ты мне вырезать должон.

ЮРИК. Зачем это ещё? Мешают они тебе?

ДЕД. Мешають! Так, Юрик, мешають, что кажну ночь снятся, сволочи…

   Дед ощупывает своё горло и молчит, словно раздумывая, стоит ли говорить на эту тему дальше.
 
ДЕД. Энто ж, Юрик из-за них всё… Энто они, твари!

   Продолжительная пауза. Помрачневший Дед словно ушёл в себя, в свои мысли. Юрик, который понимает, что дедушка готов поведать какую-то заветную тайну, не решается его тревожить.

ЮРИК. Дед, а дед… Там, в соломонакопителе, направляющая планка сломалась…

   Дед не реагирует на замечание.

ЮРИК. Я это… Воздушный фильтр поменять завтра хочу. Не знаешь, есть на складе?

   Дед даже не шевельнулся.

ЮРИК (затягивает песню). Вокруг космодрома алеют барханы,
                Их отблеск ракетный не раз освещал.
                К туманностям дальним…

   Срывается на фальцет, кашляет. Замолкает. Дед по-прежнему неподвижен и погружён в свои мысли. Наконец он поднимает голову.

ДЕД. Ты о спецгруппе В-67 слыхал когда-нибудь?

ЮРИК. Спецгруппе? Нет, вроде, нет… Это что, из фильма какого-нибудь? Из боевика?

ДЕД (с горькой усмешкой). Нет, Юрик, не из боевика… Была такая группа в Звёздном городке в середине шестидесятых. При советском отряде космонавтов числилась. Но о ней мало кто знал, она засекреченная была. Самых проверенных туда отбирали. Здоровье чтоб, характеристика, морально-политические качества… Ну, ты понимаешь… Тренировались с утра до вечера, без выходных и проходных. Режим казарменный, даже с ближайшими родственниками – ни-ни…
                (после многозначительной паузы)
На Венеру нас, Юрик, готовили.

ЮРИК. Так ты что, дед?.. Ты в спецгруппе этой был? Ты космонавтом был?..

ДЕД (вздыхает). Был… Был да сплыл… Сначала полёт на 67-й год назначили. На ноябрь, ну, к юбилею революции… Разгонный модуль подвёл, нашли там какую-то утечку, плюс повышенный конденсат на контуре охладителя. На 68-й, значит, перенесли. На весну. Экипаж утвердили: первым я в списке шёл. Дублёром – Гагарин.

ЮРИК. Тот самый???

ДЕД. Самый тот… Юрльксеич… До старта сутки оставались. Всего сутки, Юрик! Всего 24 часа – и всё сбылось бы! Мечта всей жизни осуществилась бы… Я бы вырвался за пределы тяготения, за пределы атмосферы и рванул туда, туда…
       (неопределённо машет рукой в сторону темнеющего горизонта)
…И откуда только она на меня свалилась – эта ангина? Сроду не болел, а тут сразу гнойная, двухсторонняя. Да ещё с угрозой осложнения… Гланды треклятые! Доктора лишь руками разводили: инфекция, мол, стрептококк. А я, Юрик, так думаю: судьба…
                (негромко – словно выдавливая из себя слова)
Дублёр полетел. Юрльксеич.

ЮРИК. Гагарин? А я, вроде, ничего такого… Дальше-то что?

ДЕД. Взорвался ракетоноситель. Ещё в средних слоях – вдребезги. В клочья разнесло.

ЮРИК. Ну и ну… А я-то… Гагарин!.. Погоди, дед, да он же это… Типа, на самолёте разбился. Я помню, мы ещё в школе проходили.

ДЕД. Официальная версия… А что ещё можно было людям сказать? То, что космонавта номер один, народного кумира, в спешке запулили хрен знает куда на сырой ракете, да ещё с дырявым модулем? Кто бы понял? Кто бы простил?

ЮРИК. Так это что выходит? Получается, что он – как бы вместо тебя?..

ДЕД. Ты договаривай, договаривай, внук. Ты хочешь сказать – погиб вместо меня? Выходит, что так… До сих пор простить себе не могу. Гланды всё, гланды эти!

ЮРИК. Ну, дела! Только ты же не виноват, деда. Просто заболел… С каждым такое может… Что ж теперь?.. А ты мне никогда об этом не рассказывал.

ДЕД. Я, Юрик, никому не рассказывал. Не хотелось… Да и подписку строгую давал – права не имел… А вот сейчас нахлынуло, прямо комом к горлу подпёрло.

ЮРИК. Но ты ведь и потом мог? Ну, к Венере… На следующей ракете… В составе другой экспедиции.

ДЕД. Программу сразу свернули, группу расформировали. Мне предлагали остаться инструктором, но… Не смог я, понимаешь? После того, что было – не смог… Да и запил я, если по правде. Крепко запил… А потом… Что потом – сам видишь.
               
   Дед кивает на поле, на комбайн, на скирды соломы. Вытирает глаза тыльной стороной ладони.

ЮРИК (обнимая деда). Не плачь, деда, не надо! Ты ведь всё по чесноку делал, ты свой долг выполнял… Просто так сложилось, да? Это бывает, правда ведь?.. Как с моими пробками: повезёт – не повезёт… Рано или поздно кому-то же улыбнётся удача! Не ты, так другой до Венеры всё равно долетит.

ДЕД (резко поднимаясь). Другой? Нет! В том списке я был под первым номером. Я – и никто другой! Моя там стояла фамилия, и список тот пока не отменили… А разбился – он. Из-за меня разбился. Из-за миндалин этих чёртовых!.. И это ты говоришь – по-честному? И хочешь, чтобы ещё кто-то за меня летел, рисковал?.. Нет! Раз по списку я, то мне и отправляться. Понятно?

ЮРИК. Дед, ты это… Реально – не горячись! Тебе же вредно… У тебя же поджелудочная, стенокардия… Тебе таблетки достать?

   Юрик порывается сходить к комбайну за таблетками, но Дед жестом останавливает его.

ДЕД. Не надо таблеток! Там, на Венере, кто мне будет пилюли на блюдечке подносить? То-то! Без них перетопчусь.

ЮРИК. Ну, ты, гляжу, конкретно с Венерой этой замутил... Сам же говоришь: программу закрыли. И открывать, я так понимаю, не собираются… На чём полетишь-то? На старом валенке? На комбайне на своём?

ДЕД. Да.

ЮРИК. Что – да?

ДЕД. На комбайне и полечу.

ЮРИК. Пугаешь ты меня в последнее время, дед… Ты, случаем, не того?.. Нет?... Как ты на зерноуборочном комбайне «Нива» фиг знает какого года выпуска в космос лететь собираешься? А?

ДЕД. А вот примерно таким макаром…

   Дед достаёт из кармана пульт дистанционного управления, направляет его на комбайн и щёлкает кнопками. Комбайн тотчас оживает. Вот загорелись его прожектора и фары, замигали многочисленные лампочки, пришли в движение лопасти крыльчатки…
   Подобно гигантской игрушке-трансформеру, агрегат начинает из сельскохозяйственного механизма превращаться в… Во что? Да, да, теперь мы ясно видим – в космическую ракету. На её борту крупными буквами выведено название: ПУШКИН.
   Обалдевший Юрик за всем этим чудом наблюдает с открытым ртом.

ЮРИК (заикаясь). Эт-то… Это что?

ДЕД. Это, Юрик, межпланетный корабль «Венера-13» с именным обозначением «Пушкин». Десять лет я его тайком строил… Основные узлы – от того, первого, аппарата, но есть и усовершенствования. Под переходной шлюз, к примеру, я барабан от веялки приспособил. А диски культиватора в качестве элементов обтекателя поработают… Врать не буду, конструкция ещё сыроватая, но в целом… В целом…

ЮРИК. Здорово!.. А почему Пушкин?

ДЕД. Это из-за Гагарина – крепко он Александра Сергеевича уважал. Между прочим, это Гера Титов его на стихи подсадил – они в Звёздном, в общаге, в одной комнате жили. Тот вообще Пушкиным бредил. Его же отец Германом не просто так назвал, а в честь героя «Пиковой дамы». История известная.

ЮРИК. Это который космонавт-два? А Титов на Венеру не хотел?

ДЕД. Рвался, конечно, но… Не от него зависело… Зато Гера нам хорошую идейку подкинул: назовите, говорит, там, на Венере, в честь Александра Сергеевича какой-нибудь пик. Или гигантскую впадину. Или каньон… А то, говорит, на Луне есть кратер Пушкин, а на Венере ничего. И книжку нам подарил, чтобы мы на поверхность скинули – вроде как государственный вымпел.
                (чуть смущённо)
А мне говорит: «Раз у Пушкина поэма «Вадим» имеется, то тебе, Вадик, и карты в руки. Тебе там эту книгу-вымпел и сбрасывать».

ЮРИК. Что за книга?

ДЕД. Сборник стихов.

ЮРИК. Пушкина?

ДЕД. Пушкина. Конечно. Лучшие стихотворения.

ЮРИК. Ну и где она, эта книга? Куда делась?

ДЕД. Я же говорил – ракета взорвалась…

ЮРИК (погрустнев). А-а, ну да…
                (спустя какое-то время)
А вообще-то, дед, всё это супер!
                (оглядывается на ракету)
Что, можно уже вот так залезать и зажигание врубать? Продувка, там, прокачка… Ключ на старт!

ДЕД. Ну, не то, чтобы… С ёмкостью окислителя пока загвоздка. Понимаешь, по технологии она из нержавейки должна быть. И желательно – с добавлением ванадия. А где сейчас нержавейку достанешь? Дефицит.

ЮРИК. Слушай, дед, а я такой думал – шутишь ты насчёт Венеры. Или просто – на старости лет… Ку-ку… А ты… Теперь я въезжаю, почему ты и пить завязал, и бегать начал. Из-за этого, да? Из-за Венеры? Ну, вообще… Я горжусь тобой, деда!

ДЕД. Гордиться будешь, когда бак окислителя смонтирую. Или когда с орбиты первую радиограмму пришлю.

ЮРИК. А что за бак нужен? Здоровый он должен быть?

ДЕД. А ты как думаешь! Чтобы туда и обратно хватило… Или хотя бы туда.
                (не реагируя на вопросительный взгляд внука)
Вот чертежи.

   Дед достаёт чертежи, раскладывает их прямо на свежей стерне.

ЮРИК (изучая бумаги). Угу… Угу… Толково… Понял… Вот тут основной энергоузел, здесь – блок управления… Угу… Горючка, кислород, охладитель, система жизнеобеспеченья…

   Дед одобрительно хлопает внука по плечу.

ЮРИК. Ага! Вот она – ёмкость окислителя. Так, масштаб… Если в горизонтальной проекции… Угу… Переводим в метры…
                (оборачивается к Деду)
Дед, так это же цистерна для пастеризации молока – один в один! Я такую в Осиновке видел. На тамошней ферме.

ДЕД (прищурился). Точно? Не врёшь?.. В Осиновке, говоришь?

ЮРИК. Да, копия! И тоже из нержавейки… Надо брать, дед.

   Дед опускает голову, долго о чём-то размышляет.

ДЕД. Не хотел я тебя, внук, в это дело впрягать, да, видать, придётся. Ничего не попишешь – сам не справлюсь.

ЮРИК. Ясен пень, не справишься! Такая дура: тонны три, не меньше… А осиновские не обеднеют.

ДЕД. Обеднеют, не обеднеют… Не в этом сейчас дело, Юрка. Не для себя же мы всё это… Лететь надо… Держава, может, потом спасибо скажет… Когда-нибудь.

   Оба встают и начинают деловито готовиться к рейду. Весь их вид подчёркивает мысль: время дискуссий кончилось, сейчас нужно действовать. Быстро, слаженно, чётко.  Оба – и Дед, и Внук – негромко напевают свою космическую песенку.
   Тем временем, «Пушкин», подчиняясь сигналу с пульта, вновь трансформируется в зерноуборочный комбайн.

                Затемнение


                Картина вторая

   «О качестве молока судят по его жирности. Сейчас, в среднем
по району, этот показатель составляет 3,6 процента, что на две
десятых процента выше прошлогодних цифр. Это указывает на то,
что в хозяйствах стали уделять должное внимание рациону
животных и режиму доения бурёнок».
                Из передачи местного радио

   На сцене густые сумерки. В неясном свете видны лишь части каких-то конструкций да очертания непонятных агрегатов. Между этим нагромождением бетона и металла крадутся две человеческие тени. В руках у них фонарики. В лучах фонариков мы замечаем, что тени тянут за собой длинный трос.

ПЕРВАЯ ТЕНЬ. Кажется, где-то здесь…

ВТОРАЯ ТЕНЬ. Верно аль нет? Часа два времени уж круги режем.

ПЕРВАЯ ТЕНЬ. Откуда я знаю? Я ж тут только раз был, да и то днём.

ВТОРАЯ ТЕНЬ. Могёт статься – подале?

ПЕРВАЯ ТЕНЬ. Может, и дальше… В темноте все цеха одинаковые.

ВТОРАЯ ТЕНЬ. Посветить чуток надоть.

ПЕРВАЯ ТЕНЬ. Опасно. Колбасит меня что-то… А если заметят?

ВТОРАЯ ТЕНЬ. Кто?

ПЕРВАЯ ТЕНЬ. Ну, сторож…

ВТОРАЯ ТЕНЬ. Окстись – сторож!.. Ночи третий час, дрыхнеть давно твой сторож. Ну а коль объявится, будеть бдительность службы проявлять – на сей случай, етить-молотить, у меня… Энто… Валюта у меня имется.

   В темноте звенят бутылки.

ПЕРВАЯ ТЕНЬ. Ладно, подсвети… Вроде, пришли.

   Сцена понемногу освещается. Мы видим Юрика и Деда, они стоят возле большого блестящего резервуара.

ЮРИК. Во, а я что говорил!.. Вот он – наш бак окислителя.

   Дед придирчиво ощупывает цистерну, стучит по ней пальцем. Прикладывает к стенке ухо – слушает звук.

ДЕД. С воблой потянеть… Главно дело – чтоб по размеру габаритов вписалася.

ЮРИК. Впишется. Как раз между третьей ступенью и орбитальным отсеком. Я прикидывал.

ДЕД (подтягивая трос). Ну что, цеплям?

ЮРИК. Цепляем, дед… Давай сюда крюк… Петлю под низ заводи…

   Они умело захлёстывают цистерну тросом, проверяют надёжность крепления. Дед нажимает на пульт, где-то за кулисами начинает приглушённо работать двигатель. Трос медленно натягивается, цистерна немного поддаётся.
   В это время звучит выстрел. Трос лопается, в помещении загорается полный свет. На сцену, сильно хромая, выходит Сторож. Это заросший густой рыжей бородой невысокий старик в брезентовом дождевике. В руках старик держит двустволку.

СТОРОЖ. Какое чудное мгновенье – передо мной явились вы!
                (наставляет ружьё на непрошенных гостей)
Ну что, голуби мои сизоносые, долетались? Бесхозного металлолома вам уже мало? Проводов да могильных оградок мало?.. Нержавейки захотелось? Конечно, за такую бочку тысчонку-другую в пункте приёма отвалят… Только не выйдет у вас ни хрена! Теперь годика на два приземлитесь.

   Сторож складывает из пальцев решётку.

ДЕД. А тадыть… Энтоть… Мы тут, мил человек, значить… А ты кто такой собственной персоной будешь?

СТОРОЖ. Я-то? Я сторож, понятное дело, лицо при исполнении… А вот вы что за птицы залётные?

ДЕД. Да мы энтоть… Мы туточки проезжали мимочки… Мы, дорогой гражданин, по ошибочке.

СТОРОЖ. По ошибочке, говоришь? Ну-ну, преданье старины глубокой… А трос с фонариками тоже по ошибке с собой прихватили? Знаем, не первые вы у меня, снегири пернатые! Ну-ка крылышки… Руки, руки вверх, а то… Я ведь такой: еду, еду, не свищу, а наеду – не спущу!

   Дед с внуком покорно поднимают руки. В этот момент в сумке у Деда громко звякают бутылки.

СТОРОЖ (подозрительно). А в сумке что такое? А? Сюда, зяблики пушистые, с посторонними предметами нельзя. Тут молочный цех, тут вообще-то стерильность и гигиена.

ДЕД. Энтоть не постороннее… Энтоть спирт – жидкость в самый раз для гигиены чистоты полезная.
                (с готовностью)
 Могём поделиться.

СТОРОЖ. Горючее вещество! Спалить хотите?.. А вы часом не от конкурентов? Не из Дубков? А, кулики хохлатые?

ЮРИК (начинает тихонько пятиться). Да не из Дубков мы. Совсем наоборот даже… Говорим же – заблудились. Комбайнёры мы из второй бригады, свернули не туда… Короче, извините, что потревожили. Уедем сейчас.

ДЕД (тоже пятится). А бутылочки, генацвале-камарад, тебе оставлям. В виде, энтоть, извинительного прощения за беспокойство тревоги. Пошли, Юрик!

СТОРОЖ (недоверчиво). Юрик? Хм-м…

   Подходит поближе, внимательно вглядывается в лицо Юрика.

СТОРОЖ. Юрик… Никуда ты, Юрик, воробей желторотый, отсюда не полетишь. И ты, дед, тоже… Посидите тут, почирикаете до утра, а просветлеет – в ментовку вас определю, петушки вы мои ранние. Как расхитителей добра и потенциальных взяточников. Ясно?

ЮРИК (уныло). Ясно… Только мы не взяточники и не расхитители. Мы передовые комбайнёры. Мы план первыми дали.

СТОРОЖ. Так я и поверил! Гений и злодейство – две вещи несовместные…
                (с усмешкой)
Там разберутся, что вы дали, что взяли, горлицы мои случайные. И трос, и фонарики ваши шпионские учтут.
                (после паузы)
По сколько на круг-то вышло?

ДЕД. С га без малого по девятнадцать центнЕров. Можно было б и все двадцать пять осилить, да полова ныне така, что барабаны напрочь забиват. Ущерб потерь большой.

ЮРИК. Ущерб! А я тебе ещё до страды говорил, чтобы барабан с двойным рядом ячеек поставил. Полова – она же лёгкая. Прикинь: зерно сквозь первый ряд провалится, полова с трухой внутри останутся. А тебе некогда всё.

ДЕД (повышая голос). Ты тогось!.. Ты, малёк водоплавающий, учёного не учи! Ишь, умничат тут перед дедом! А коли осадки дождика пойдуть? Ежели при влажности все твои ячейки насмерть забьёть, тогда барабан и вовсе встанеть. Думай калганОм-тоть своим недозрелым!

ЮРИК. Ну и что – дождик? Да хоть ливень тропический!.. А вентилятор первичного обдува для чего? А там ведь можно и ещё один приспособить, место позволяет. Включил – и всё, нету влажности! Зерно отдельно, труха отдельно.

ДЕД. Ну а кочку случаем жаткой поймашь? Сыпанёт в ротор камушки – и аухфидерзейн всем твоим вертиляторам. В полмгновения секунды накроются.

ЮРИК. Ой-ой-ой!.. А сетку над редуктором натянуть – в лом?

ДЕД. Сетка хороша, ежели комбайн в прямом положении движения. А на камешек наехал – и затянуло её лопастями. Вмах зажуёть! А там ещё, имей в виду соображения, сальники да цепи податочного механизма рядом.

ЮРИК (кипятится). Да где же рядом? Метр с гаком!

ДЕД. А полметра не хошь?

ЮРИК. Ну, ты вообще!.. Ты чего гонишь-то? Ты хоть схему-то видел?

ДЕД. А ты меня схемой плана не тыкай! Молоко ещё на губах не обсохло… Да я на энтом комбайне двадцать лет вдоль и поперёк… Да я его с закрытыми глазами!..

   Юрик с Дедом приближаются друг к другу. Оба тяжело дышат, смотрят исподлобья, выкрикивают угрозы... Создаётся впечатление, что о Стороже они давно забыли. Кажется, ещё миг – и каждый кинется на своего оппонента с кулаками.
   Озадаченный таким развитием событий, Сторож утрачивает бдительность, откладывает ружьё и направляется разнимать спорщиков.

СТОРОЖ. Вы чего это?.. Да вы что!.. Поклюйтесь, поклюйтесь тут у меня, гуси перепончатые!

   Юрик с Дедом только этого и ждали. Они дружно набрасываются на Сторожа, валят его на пол.

СТОРОЖ (отчаянно сопротивляясь). Они сошлись – вода и камень… Стихи и проза, лёд и пламень… Ура, мы ломим, гнутся шведы… Есть упоение в бою, у бездны мрачной на краю…

   Хоть и не без труда, но Дед с Внуком скручивают Сторожа.

ДЕД (потирая поясницу). Уф-ф… Едва управилися с кабанярой… Жилистый! Тож тренирутся, небось, физкультурой спорта заниматся...

ЮРИК. Ага. Старый, хромоногий, а накачанный… Он мне руку чуть не вывихнул.

СТОРОЖ. Ну, вы… Как вас там… Соловьи мои разбойнички… Пошутили – и хватит. Тут, ребята, каталажкой уже пахнет. Давайте, развязывайте, лебеди бедовые!

ДЕД. Дело сделам – развяжем. Ты уж нас извиняй, не знам, как тебя звать-величать…

СТОРОЖ. Ляксеич с утра был...

ДЕД. Извиняй, Ляксеич. У нас выхода пути другого нетуть. Нам бак энтот во как нужон…
                (чертит ладонью себе по горлу)
Давай, Юрик, цепляй с богом!

   Юрик тянет трос к цистерне.

СТОРОЖ. Чижики вы глупые! Куда вы с цистерной-то?.. Сцапают вас в два приёма, соображаете хоть?

ДЕД (усмехается). Тама не сцапають.
                (кивок куда-то вверх)
Тама, Ляксеич, покудова ни кутузок, ни ментовок нетуть.

СТОРОЖ. Что-то не понимаю я вас, вороны вы мои загадочные…

ЮРИК. Конечно, не понимаете. И не поймёте… Для вас, наверное, космос – это всего-навсего дешёвые сигареты из ближайшего ларька.

СТОРОЖ (прищурив глаз). Ну, как тебе сказать…
                (совсем иным голосом)
Первый искусственный спутник земли стартовал 4 октября 1957 года в 22 часа 28 минут по московскому времени. Скорость его составляла около восьми километров в секунду. Плоскость орбиты спутника была наклонена к экватору под углом 65 градусов. Время полного оборота спутника составляла 96,2 минуты, наибольшее удаление от Земли (апогей) – 947 километров, наименьшее (перигей) – 228 километров. Спутник имел массу 83,6 килограмма и диаметр – 58 сантиметров. В качестве источника тока использовались серебряно-цинковые аккумуляторы, заключённые в три батареи…

   Выслушивая эту тираду, Дед с Юриком застывают в изумлении.

ЮРИК (восхищённо). Вот это да!

СТОРОЖ. А вы думали… Много нам открытий чудных готовит просвещенья дух!

ДЕД (задумчиво почёсывая кадык). Во гуманоид мозгового труда – как по книжному учебнику шпарить…
                (Сторожу)
Так-тоть оно так про апогеи-перигеи... И за спутник ты всё верно высказал… Ну а укажи-кась, мил человек, сколь длился полёт корабля «Союз-33»?

СТОРОЖ. Одни сутки, 23 часа и одну минуту. Запуск состоялся 10 апреля 1979 года. Экипаж корабля состоял из…

ДЕД. В яблочко! Может, знашь даже, когда станцию «Венера-9» запустили?

СТОРОЖ. Знаю, конечно. «Венера-9» была запущена в 1975 году. В ноябре того же года, спустя 136 суток, она, преодолев около 300 миллионов километров, вышла на орбиту планеты Венера…

   Дед подходит к Сторожу, садится возле него на корточки, пристально вглядывается в его лицо.

ДЕД. Ишь, какой вундеркиндер умственного интеллекту… Напоминашь ты мне кого-то, ой, напоминашь!..
                (возвращаясь к разговору)
Молоток. Считай – экзамен сдал. Токо-сь «Венера» в октябре на орбиту вышла, а не в ноябре… А так… Хвалю!
                (развязывает Сторожа)
Я вот тебя сейчас ослобоню, Ляксеич, но ты нам с Юркой тогось… Не мешайся… Не для себя мы энтот бак затыривам. Он нам для большого государственного дела нужон.

СТОРОЖ (потирая затёкшие после верёвок запястья). Если вы его хотите под запасной ускоритель первой ступени приспособить, тогда ладно. Ну а если под окислитель… Под окислитель, соколы мои дальнозоркие, этот бак не годится.
                (задирает штанину)
Ну, вот – протез поломали…

ЮРИК. Мы не хотели… А вы откуда знаете – про окислитель?

ДЕД. Ты чё тако, Ляксеич, буровишь? Это-ть как?.. Пошто – не годится?

СТОРОЖ. Внутренняя поверхность у него не легированная. К агрессивной среде не устойчива. Эту сталь, перепёлки мои испуганные, окислитель быстро проест. Решето вместо бака будет.

ДЕД. Взаправду, аль брешешь?.. И в самом деле, чёли, не легирована сталь?

СТОРОЖ. Уж я-то знаю. Документацию видел.

ЮРИК (сокрушённо). Выходит, зря мы всё это?.. Всё теперь?

СТОРОЖ. Всё да не всё, стрижи длиннокрылые… Есть мысль одна у Ляксеича!
                (обращаясь к Деду)
Ну, чего холостым ракетоносителем-то бестолку стоять? Наливай, коли принёс. Как говорится, выпьем, добрая подружка, бедной юности моей…

   Дед охотно достаёт из сумки бутылку, разливает содержимое по импровизированным стаканам – свинченным с фонариков колпачкам.

СТОРОЖ (Юрику). А ты, Юрий, не того? Не употребляешь?.. Одобряю – и не надо… Тебе ещё летать да летать, альбатросу юному! Это вот мы с дедом твоим – пингвины отмороженные… На, держи, лучше, газировки хлебнёшь.

   Сторож достаёт из кармана своего дождевика бутылку с газированной водой.

ЮРИК. Вау! Пробка-то промоушенская…
                (тут же скручивает пробку, заглядывает под неё)
Ура! Вторая половина! Ес!

   Дед недоверчиво берёт у него пробку, проверяет.

ДЕД. Ишь ты… И в самом деле – вторая, етить-молотить… Таперича у тебя полный велосипед, так, чёли? Везучий ты, Юрик!

СТОРОЖ. Ладно, свиристели мои счастливые, всё это хорошо. Но я вот что предлагаю. На следующей неделе к нам из одной серьёзной фирмы приезжают, экспериментальный молочный цех монтировать хотят. Оборудование для пастеризации устанавливать будут – всё по высшему разряду. Так вот, я их ёмкости видел. Что надо ёмкости – из титана, с двойной стенкой… Для корабля лучше и не придумаешь: лёгкие, прочные, жаростойкие… Вот у них баки и скомуниздим. Как вам идея?

ДЕД. Точно, Ляксеич? Титановы?.. Так это ж красота ажура! Вот уж спасибочки! Разве ж я мыслил, что ты… Что тута…

СТОРОЖ. А то!.. Ляксеич пустяк не предложит.

ДЕД. Ну, по такому случаю, да за Юркин призовой выигрыш и выпить не грех…

СТОРОЖ. Поддерживаю всеми фибрами.
                (встаёт)
И пью я, грачи мои многомудрые, за покорителей космического пространства. Как в песне той поётся?
                (запевает)
      А выйдет горючее вдруг у ракеты,
      Наденем рюкзак и достанем компАс,
      За хвост заарканим шальную комету,
      Она нас в два счёта доставит на Марс!
                (поднимает рюмку-колпачок)
…Ну, поехали!

   Эти два слова Сторож произносит с такой интонацией, с какой может произносить только один-единственный человек в мире.
   Колпачок вываливается из рук Деда. Дед падает на колени.

ДЕД. Юра! Юрочка!.. Юрльксеич!.. Как же это я сразу-то?.. А я знал, я всегда верил…

   Дед прижимает руки к груди, плачет.

ДЕД. Да как же я мог не почуять-то? И голос, и повадки… Вот уж дуралей старый!

СТОРОЖ. А я вот тебя, Вадюха тотчас же узнал. Как ты про бак заговорил – сразу же… А ты всё такой же, беркут неуёмный! У тебя ведь и позывной такой был? Беркут, да?
                (поднимает Деда за плечи)
Да ты не стой, Вадик, не стой на коленях, тут пол бетонный. Садись… И ты, Юрик, тоже… Разговор имеется.

                Затемнение


                Картина третья

   «Залог достойного урожая следующего года – в умело
отремонтированной сельхозтехнике. Нынче, когда посевная
уже не за горами, на линейку готовности в районе поставлено
более половины сеялок, 34 процента комбайнов и почти 89
процентов тракторов и прицепных агрегатов».
                Из выступления на районном селекторном совещании.

   На сцене – помещение, напоминающее колхозные мастерские. Давно не беленные бетонные стены, заляпанный маслом пол, под низким потолком – кран-балка со свисающими с неё цепями…
   Дед вместе со Сторожем-Гагариным возится у похожего на ракету агрегата. Они что-то варят автогеном, стучат молотками, орудуют гаечными ключами… Нам хорошо видно, что у ракеты появился новый элемент – блестящий бак для окислителя.

ГАГАРИН. Ну-ка, Вадюха, переноской мне сюда подсвети… Ага… Тут заклепать, а лучше приварить… Так, нормально, нормально… Не пропадёт наш скорбный труд и дум высокое стремленье… Как горло-то твоё? Прошло?

ДЕД. Побаливает ещё, Юрльксеич. Я уж и шалфеем полощу, и таблетки горстями глотаю – не отпускает… Да, да, здесь напильничком и прошкурить… Недели через две оклемаюсь.

ГАГАРИН. Ну-ну… Мой дядя самых честных правил тоже так говорил – когда не в шутку занемог… Смотри, не запусти это дело. Гланды – штука такая… Разводной дай. Нет, тот, который с короткой ручкой… Гланды – они… Чтоб как в прошлый раз не вышло.

ДЕД. Да я, Юрльксеич, в лепёшку расшибусь! Я уж и антибиотики достал, и рецепт мне народный дали… А вот тут выпирает, подстучать бы надо… Говорю же – пара недель, может, и раньше.
                (после паузы)
Нет, Юрльксеич, я до сих пор в толк взять не могу. Это ж столько лет народу твердили, что разбился ты на истребителе, что погода там, низкая облачность… Дай, пожалуйста, на семнадцать-девятнадцать… С кораблём-то что случилось?

ГАГАРИН (подавая ключ). Да мутная история… Ты же в курсе, что разгонный блок у нас сразу был не того… На стенде ещё барахлил… Вот в этом месте тоже подтяни. И шпильку поставь для надёжности… Я уже на пятой секунде почувствовал: что-то не так. Вибрация пошла, звук какой-то… Потом дым… Связь отрубилась… Честно, Вадюха, скажу: я уж с жизнью попрощался. Потому что знал: экспедиция под грифом, отклонение от заданной траектории на два-три градуса – и аминь. В ЦУПе нажмут на кнопочку самоликвидации – только стабилизатор от ракеты останется… Посильнее затяни. Ещё, ещё… Давай помогу.
                (помогает Деду затянуть гайку)
Но аварийный рычаг всё же дёрнуть успел, катапультировался за секунду до взрыва… Упал в тайгу. Упал неудачно, ногу в двух местах сломал. Неделю по-пластунски добирался до ближайшего леспромхоза, Мересьев, блин… Тут торцевым лучше. Ага… А когда очухался – меня, оказывается, уж и в кремлёвскую стену замуровать успели, и даже пионерские дружины моим именем назвать… Торцевым, торцевым, говорю!.. Ситуация!.. Ну и что прикажешь делать товарищам из ЦК? Из стены легендарного полковника Гагарина выковыривать? Дружины, улицы, заводы назад переименовывать?.. То-то и оно… Взяли с меня подписочку о неразглашении и отослали с глаз долой.
                (пожимает плечами)
Ну, покрутился я, покрутился, да сюда и пристроился… Первое время не по себе было, а потом привык.
                (кривая усмешка)
Привычка свыше нам дана – замена счастию она!

ДЕД. Ну уж нам-то, нам-то в отряде могли бы сказать… Намекнуть хотя бы… Мы ж с тобой, Юрльксеич, сколько лет… Не чужие ведь… Нет, рашпиль не возьмёт, наждаком надо.

ГАГАРИН. Нельзя было, понимаешь! Гостайна. Если бы кто пронюхал – скандал международный. Жена даже не знала!.. Ага, тут с захлёстом, тут нагрузка.

ДЕД (вздыхает). А я сколько живу после этого, столько себя и казню. Такой замечательный человек, говорю, из-за тебя погиб!.. А вот здесь можно и сваркой прихватить.

ГАГАРИН. Обязательно. А поверху – залудить… Казнишь, говоришь? Потому и на Венеру собрался? Чтобы груз с души снять?

ДЕД (трогает горло в том месте, где находятся гланды). Вроде того, Юрльксеич, вроде того… А что, годы-то идут, навык теряется… А американцы, суки, гляди, что творят. Они, по радио сам слышал, снова экспедицию готовят. Луну-то прохлопали мы.

ГАГАРИН. Прохлопали, Вадюха, ох, прохлопали! И Марс, похоже, тоже из-за китайцев прохлопаем… Так пусть хоть Венера нашей будет!

ДЕД. Так ты как, Юрльксеич? Со мной? Вместе полетим?

ГАГАРИН. А ты как думал? Конечно, вместе – запаса прочности у ракеты должно хватить. Вот соберём конструкцию, испытания проведём, потренируемся… Гланды твои подлечим, протез мой починим – и вперёд!.. Как там у нас в песне?
                (запевает)
     Чуток перекур – и мы снова на старте,
     Ведь помните, как говорил Королёв:

ДЕД (подхватывая песню). За зыбкой границей безвестных галактик
                Нас ждут миллионы прекрасных миров!

   В помещение вбегает Юрик. Он очень возбуждён.

ГАГАРИН. Здорово, тёзка! Ты что такой взъерошенный – как с центрифуги выпал?

ЮРИК. Да это…Там… По телеку передавали… Ну и…

ДЕД. Да не тяни ты комара за… За гланды! Говори толком. Что передавали-то?

ГАГАРИН. Ну-ка, ну-ка, чего там стряслось на международной арене и в её окрестностях?

ЮРИК. Короче… В воскресенье в райцентре на площади будут подводить итоги промоушена. Призы выдавать будут.

ДЕД. Фу-ты! А я-то уж подумал… Думал, войну объявили.

ГАГАРИН. …Или марсиане в соседнем тепличном хозяйстве высадились.

ЮРИК (насупившись). Хуже.

ДЕД. Что – хуже?

ГАГАРИН. Ты это о чём, тёзка? Не темни, договаривай.

ЮРИК. Про Индию в новостях показывали. Про их космическую программу – типа, репортаж... В общем, через неделю запускают они свой корабль на Венеру. Пилотируемый.

   Дед тяжело прислоняется к стенке. Из рук Гагарина на пол с глухим звоном падает гаечный ключ.

ГАГАРИН. Всё, Вадюха, это конец! Опередили… Я же говорил…

ЮРИК. И ещё… Диктор сказал, что они хотят самой высокой венерянской горе имя какого-то поэта присвоить.

ДЕД. Какого ещё поэта?

ЮРИК. Своего, индийского. Не помню, забыл… Фамилия у него ещё такая – на вино похожая.

ДЕД. Мадера?

ЮРИК. Нет.

ДЕД. Мускат?.. Херес?.. Портвейн?..

ЮРИК. Да нет же, нет! На вино, которое мы с тобой в Марьинском сельмаге видели. Помнишь, такое – с красной этикеткой?

ДЕД. Кагор, что ли? Мы тогда кагор только и видели – другого там не было.

ГАГАРИН. Тагор. Рабиндранат Тагор. Хороший поэт – почти как Пушкин.
                (помолчав)
Вот и индусы нас обскакали. Теперь они первыми будут.

ДЕД. Погоди, Юрльксеич… Юрка говорит – через неделю они только… Может, успеем?

ГАГАРИН. Да какой – успеем! Ты ж видишь, конь не валялся: проводка по временной схеме, рёбра жёсткости не закреплены, термозащита не вся уложена… Это на месяц с гаком работы! Да ещё испытания… Да гланды твои…

ДЕД (глухо). Нету у нас времени, Юрльксеич, на термозащиту… И на гланды – нету.

ГАГАРИН (отворачивается). Сам знаю, что нету.

ДЕД. Так, значит?..

ГАГАРИН. Значит – так! Ты правильно понял, Вадюха. Ты всегда всё правильно понимал… Другого выхода нет.

ДЕД. Я так и знал. Спасибо, Юрльксеич.

ГАГАРИН (задумчиво – как будто сам себе). И мысли в голове волнуются к отваге…

ЮРИК. Вы о чём, Юрий Алексеевич?

ГАГАРИН. Это не я. Это Пушкин.

   Гагарин запускает руку себе за пазуху, достаёт книжку в изрядно потрёпанном переплёте. Протягивает её Юрику.

ГАГАРИН. Вот, сборник 1949 года выпуска. Его к 150-летию Александра Сергеевича напечатали. Раритет!... Почитай, почитай, тёзка, – много полезного для себя найдёшь. Там закладки на тех местах, которые тебе обязательно изучить надо.

   Юрик не без волнения принимает книгу.

ДЕД. Так это ж… Та самая книга, которую нам Гера Титов подарил! Которую мы на Венеру хотели…

ГАГАРИН. Точно, она самая. А помнишь, Вадик, как он этой книжкой Пашку Поповича разыграл?

ДЕД. Что-то смутно…

ЮРИК. Разыграл Павла Поповича? Это который на «Востоке-4» и «Союзе-14»?... И как?

ГАГАРИН. Забавно получилось. Вечером в общаге лежит Гера на кровати, пушкинский сборник листает. Тут Пашка с тренировки… Что, говорит, изучаешь? А Титов не растерялся и отвечает: книгу, говорит, про лучшего военного лётчика периода Великой Отечественной. Настоящего аса. Попович ему: про Кожедуба? Про Покрышкина?.. Нет, говорит, Гера, про Пушкина. Попович плечами пожимает: не слышал о таком. Ну, Гера ему: деревня! – и показывает на обложку: видишь – Пушкин АС!

   Все трое сдержанно смеются.

ДЕД. Хороший парень был Паша. Только чистюля невозможный!.. На брусьях позанимается, на турнике повисит – и сразу в душ бежит. Мыться с мылом.

ГАГАРИН. Ну и что? Быть можно дельным человеком, и думать о красе ногтей…
                (резко посерьёзнев – Деду)
Ну, бойцы помянули минувшие дни, поюморили – и хорошо…

                (кивок в сторону потолка)
               
И когда мы?..

ДЕД. Сегодня ночью и стартанём. Чего канителиться?

ГАГАРИН. Заправить успеем?

ДЕД. Юрик заправит. Он всё как надо сделает, я ему показывал. А мы с тобой пока вещички, инструмент, документацию соберём, прикинем, чего в дороге пожевать… А я ещё разок горло шалфеем прополощу.
                (Юрику)
Про кислород, внук, помнишь? И давление обязательно проверь… А книжку вернуть не забудь – нам с Юрльксеичем её на Венеру в качестве вымпела сбрасывать.

ЮРИК. Само собой… Только, знаете… По моим ощущениям – рискованно это всё. Испытаний-то не было, всё на чистой теории… Один шанс из десяти, если честно.

ГАГАРИН (треплет Юрика по макушке). А ты, тёзка, поменьше сомневайся, побольше верь – и взойдёт она, звезда пленительного счастья… Вот мы с твоим дедом верим в шанс свой единственный... Такой уж мы народ… Ну и ты… Ты вот, к примеру, разве не верил в свой шанс пробку отыскать? Верил – и выиграл! Значит, в этом всё дело, а не в железках и ощущениях.

ЮРИК. И всё же… Двое – явный перегруз. Ракета на одного рассчитана.

ДЕД. А мы и есть – один. Ты только глянь на нас, доходяг… Ну, тесновато будет в отсеке, не спорю. Да разве нам привыкать?.. Картошки в отсек сколько загрузил?

ЮРИК. Четыре мешка.

ДЕД. И трёх хватит... А капусты?

ЮРИК. Квашеной — десять банок трёхлитровых. И компоту ещё шесть.

ДЕД. Капусты и пяти достаточно. А компот можешь вообще выкинуть к едрене-фене. Баловство. Не отощаем до Венеры.
                (смотрит куда-то вверх)
Нам, старикам, много ль надо? Сварганим себе котелок картофанчику, постным маслицем покропим… Месяца на четыре припасов за глаза хватит. А там выйдем на орбиту, скинем вымпел, сигнал своим дадим – и будем ждать с Земли экспедицию.
          (осторожно трогает место на шее, где должны быть гланды)
Тут главное что? Тут главное первыми успеть... А наши узнают – мигом ракету за нами снарядят. Не бросят же они своих на Венере!

ГАГАРИН. Ясно-понятно, что не бросят!
                (вытирает руки ветошью)
Ну, ладно, остальное в полёте доделаем.
                (к Юрику)
Ты, тёзка, в жилой отсек паяльник кинь, канифоль, шурупов-саморезов всяких… Да изоленты с эпоксидкой побольше… Пошли, Вадюха!

ДЕД (оглядывается). Я на тебя надеюсь, внук!

ЮРИК. Всё будет пучком, дед!

   Гагарин и Дед уходят. Юрик деловито оглядывает ракету, присоединяет к ней многочисленные шланги, открывает вентили… Ракета окутывается паром, что-то свистит, что-то щёлкает и гудит… На какое-то время Юрик исчезает из нашего поля зрения.
   Наконец, он появляется, выходит к самой авансцене. На Юрике – настоящий космический скафандр, в руках у подростка космический шлем.

ЮРИК. Говоришь им – а всё как горохом о стенку… Вот же деды упёртые!.. Чего непонятно? Есть же расчёты: с такой нагрузкой ракета даже на окололунную орбиту не выйдет.
                (растерянно оглядывается вокруг)
Может, записку им написать? А-а, не надо, сами всё поймут. Я лучше закладки оставлю – пусть знают, что книга со мной, что я её там, как вымпел… Что мы первые на Венере будем. Что Пушкин первый!

   Юрик вынимает из сборника все оставленные Гагариным закладки, кладёт их на видное место. Потом он снова исчезает в клубах дыма и пара. А спустя несколько секунд мы видим, как паренёк решительно поднимается по лестнице в кабину ракеты. Вот он занёс ногу для того, чтобы шагнуть внутрь отсека. Задумался. Полез в карман, достал пробки от газировки. Посмотрел на них несколько мгновений – и решительно отшвырнул прочь.
   И вот Юрик уже задраивает за собой люк… Очень скоро из-под ракеты начинают вырываться языки пламени… Гул нарастает, дым заволакивает всё пространство сцены… Да, корабль под названием «Пушкин» успешно оторвался от земли. Мгновение-другое – и рёв двигателей постепенно тает где-то вдали.
   На сцену выбегают Гагарин с Дедом. У Деда на горле компресс, Гагарин до пояса одет в космический комбинезон. Пока Дед смотрит в небо, Гагарин не без труда наклоняется, поднимает с земли пробки. Крепко сжимает их в кулаке. Тоже задирает голову. Оба молча и напряжённо вглядываются в удаляющуюся от них мерцающую точку.

                Затемнение

 
                Эпилог

   Те же колхозные мастерские. Тусклое освещение только подчёркивает общий неуют, из перекошенных окон сквозит… Холодно в мастерских, Гагарин с Дедом работают в ватниках. Дед возится у конструкции, напоминающей ракету. На конструкции имеется надпись – «Пушкин-2». Правда, эта ракета гораздо меньше той, на которой улетел Юрик. Да и материал на неё, явно, пошёл второсортный.
   Гагарин стоит рядом, он крутит ручку старого транзистора, пытаясь настроиться на нужную волну.

ДЕД. Ты, Юрльксеич, на УКВ пошарь, на ультра-коротких… Там вполне может быть.

ГАГАРИН. Да шарил уже, сто раз шарил. Помехи одни, шум, треск – домового ли хоронят, ведьму замуж выдают… Приёмник у нас слабенький.

ДЕД (вздыхает). А где его – сильненький-то – возьмёшь?

   Из транзистора наряду с шипением и воем несётся всякая дребедень: обрывки маршей, морзянка, стихи на испанском языке, рекламные объявления…

ГАГАРИН. Что с баком окислителя делать будем? Такой, как в прошлый раз, уже не достать.

ДЕД. Со списанного «Енисея» бункер снимем. Подшаманим, подварим, приспособим как-нибудь.
                (вопросительно смотрит на друга)
До Венеры уж на честном слове дотянем. А?..

ГАГАРИН. Чего так глядишь? Это я тебе, Вадюха, должен говорить – а?.. Да ладно, чего уж… Нам бы на орбиту выйти, а там…

ДЕД. Юрик там.

ГАГАРИН (продолжая крутить ручку транзистора). Вот именно.

   Внезапно из приёмника начинает вырываться что-то членораздельное. И очень знакомое. Да, это слова и целые строчки из песни – той самой космической песни! Но кто её поёт? Даже, несмотря на гул радиопомех, нам ясно: песню поёт Юрик.
   Дед бросается к транзистору, вырывает его у Гагарина, начинает вертеть кругляш настройки.

ДЕД. Юрка! Юрик!..
                (кричит прямо в динамик транзистора)
«Венера-13», «Пушкин», я – «Земля», я – «Второй», я – «Беркут»… Как слышишь меня? Приём.

   Из транзистора доносятся только треск, шипение, обрывки песни. Потом снова треск.

ДЕД. «Венера», мы тебя слышим отлично. Поздравляем с успешным выходом на орбиту! Гору или океан для наименования подобрал? Вымпел уже скинул?

   Шипение, гул, завывания, обрывки куплета…

ДЕД. Юрочка, внук, ты меня слышишь? У нас всё в порядке. Готовим ракету для второй экспедиции, «Пушкин-второй» назвали… Приём.

ГАГАРИН (Деду). Вадюха, ты про велосипед, про велосипед сказать не забудь.

ДЕД. Ало, ало, «Венера-13»! Юрик!.. Товарищ «Первый» подсказывает: велосипед мы твой получили. Специально в город ездили. Знатный велик, тяжёлый такой… Красного цвета, семь скоростей, етить-молотить, тормоза на руле… Мы его с товарищем «Первым» на себе с райцентра пёрли, сейчас осваиваем потихоньку. Даже катаемся после работы… Ты слышишь меня, «Венера»?

   Из приёмника только гул, писк, свист помех. Потом внезапно наступает улучшение качества связи – и мы можем вполне отчётливо расслышать сразу два куплета, которые в полёте исполняет Юрик.

ГОЛОС ЮРИКА. И будет такое у нас предложенье
                Для инопланетных сеньоров и дам:
                Мы к вам прилетим на кометокруженье,
                А вы прилетайте на Пушкина к нам!

                Озвучив «Полтавы» бессмертные строчки,
                Споём из «Онегина» арию им,
                Покажем в кино «Капитанскую дочку»,
                На «Медного всадника» их пригласим…

   И вновь трансляция сменяется несуразной космической какофонией и межпланетным гулом.

ДЕД. Слышим тебя, дорогой, слышим! Хорошего полёта тебе!.. И ещё, «Венерочка»! Юрльксеич, то есть, товарищ «Первый», протез себе новый приобрёл, удобный такой. Главное дело – отечественный!.. А я – гланды вырезал… Других новостей – куча, при встрече расскажем… Так что мы, Юрик, оба готовы к тебе лететь. Ты нас жди, Юрик!

   Треск в эфире…
   Треск…
   Треск…

ДЕД. Ты жди, обязательно жди! Мы уже скоро прилетим… Нам тут совсем немного осталось… Пустяки… Ты главное – жди, Юрик!..

   Треск…
   Треск…
   Треск…


                Затемнение


                Занавес





cherlak44@yandex.ru