Медицинское мистическое

Некоторое время назад я оглянулся на свои произведения, проанализировал их тематику. В общем все логично, поскольку я по образованию военный инженер, то основными темами моих произведений были курсантские будни, служба инженера полка, работа научного сотрудника. Я много рассказывал о том, чем мне приходилось заниматься по роду своих служебных обязанностей. Но это может быть не очень интересно тем читателям, которых можно причислить к «гуманитариям». Мне захотелось как-то разнообразить тематику моих воспоминаний. И здесь мне вспомнилась одна история, в которой маловероятные совпадения следовали одно за другим, и их было так много, что начинаешь видеть в этом настоящую мистику.

Итак, приступим. Любой сюжет должен начинаться с завязки. Поэтому начало моего повествования приходится на пребывание в неврологическом отделении филиала военного госпиталя имени Мандрыко в 2000 году. Попал я туда, так как у меня прихватило поясницу, - «Это сладкое слово — люмбаго» (шутка). Мне попалась лечащий врач, чуткая и внимательная к пациентам женщина. Поэтому я рискнул обратиться к ней с просьбой направить меня на ультразвуковое исследование (УЗИ), не связанное с моим профильным заболеванием (поясницей). Черствый, привыкший жить по формальным правилам врач, вероятнее всего, сразу отказал бы мне, так как исследование не связано с основным заболеванием. И если бы она отказала, то вся эта история просто не случилась, и не было бы и рассказа о ней. Но она не отказала, и в назначенный день я оказался в нужном кабинете, УЗИ. Если бы на процедуру пришел хозяин этого кабинета, то дальше происходило бы следующее — врач посмотрел тот орган, который обозначен в направлении, допустим печонку, составил заключение и отправил меня назад в отделение: «Гуляй, дорогой, у тебя там все нормально». Но у меня сразу пошло не так. Штатный «узист» госпиталя находился в плановом отпуске. Госпиталь маленький, и второго такого специалиста ему было по штату не положено. На время его отсутствия старались УЗИ вообще не назначать (если время терпит), в противном случае эту процедуру выполнял лично главный врач филиала. Вот так я попал в руки главного врача, по званию полковника медицинской службы.

Но есть один нюанс — у него еще не было сертификата, официально дающего право на работу по данной врачебной специальности. Ему нужны были пациенты, на которых можно тренироваться и набираться опыта в использовании аппарата УЗИ. И тут прихожу я, весь из себя такой, которому нужно обследовать орган, не связанный с основным заболеванием. Он ничем не рискует, от результатов его обследования лечение моего люмбаго в неврологическом отделении не зависит никак. И он начал на мне тренироваться так, что я сразу вспомнил фразу из фильма: «Тренируйся на кошечках!» Он просвечивал все, что только можно просветить в человеческом организме. Это заняло у него примерно 45-50 минут, в то время, как реально для просмотра одного органа больше 20 минут не нужно. Он получил то, что хотел — опыт, а что в итоге получил я? Я получил неожиданный диагноз, полковник сказал, что у меня проблемы со щитовидной железой, и не откладывая дело в долгий ящик, мне надо будет обязательно сходить на консультацию к эндокринологу. Сначала я сильно опечалился, так как щитовидка — важный орган, от нее зависит правильная работа других органов, в первую очередь, сердца. Но хорошо поразмыслив на досуге, я пришел к выводу, что есть две стороны медали. Неполадки в щитовидной железе часто развиваются бессимптомно, человек живет себе и живет, и совершенно не догадывается о том, что у него внутри происходит. Если бы не эта случайность, что я попал к любознательному врачу, причем еще и имевшему много свободного времени, то можно было бы узнать о своем заболевании только через годы. Есть люди, обладающие таким типом нервной системы, которые сознательно не ходят по врачам — они не хотят знать о своих болячках. Я же, как авиационный инженер, предпочитаю знать правду о своем здоровье, какой бы неприятной она ни была. Вот это второе совпадение, вероятность которого была весьма мала, но оно все же случилось.

Прошла неделя, мою поясницу подлечили и выписали из госпиталя. Я закрыл бюллетень, вышел на работу, и продолжились мои трудовые будни. Но вопрос со щитовидной железой никуда не делся, и его как-то надо было решать. Сейчас, когда я вижу те события в целом, в динамике, мне вспоминается одна книга, прочитанная в молодости. Это была научно-популярная книга о развитии автомобильной техники в СССР. Много места в ней было уделено академику Е. А. Чудакову. В частности, описывался такой забавный момент. Как-то его жена сильно озаботилась своим здоровьем и начала «ходить по врачам». Академик посмотрел, во что это выливается, и сказал жене: «Нина, чтобы ходить по врачам, надо иметь много здоровья, а у тебя его нет». Дальнейшие события показали, как был прав академик! Вся деятельность медицинских учреждений организована не так, как было бы удобно пациенту, а так, как расписано в циркулярах, поступающих сверху. Причем, жизнь показывает, что с течением времени количество бюрократических препон только увеличивается. Приведу только один маленький пример из практики моей военной поликлиники. Работал в ней старенький кардиолог, и к нему на прием можно было попасть сразу. А потом Иван Афанасьевич умер, и на эту должность пришла молодая прогрессистка. Она поработала, осмотрелась вокруг и решила: «А чего это я так много работаю?» И был введен порядок, что к кардиологу может направить только терапевт, и никак иначе. А значит, пациенту нужно приехать в поликлинику не один раз, а два. Соответственно, на работе надо отпрашиваться тоже два раза.

И начались мои «хождения по мукам». Позвольте мне опустить полтора месяца этого хождения и сразу перейти к моменту, определившему дальнейшие события. Я, наконец-то, попал на консультацию к старшему эндокринологу 52 консультационно-диагностического центра Министерства Обороны, расположенного в Москве. Об этом специалисте хочу рассказать подробнее. Фамилии его я не помню, о возрасте могу сказать, что ему было далеко за 70. Исходя из этой цифры понятно, что вся его жизнь была посвящена медицине, и имел он колоссальный опыт. В свое время он работал под руководством советского ученого-терапевта, основоположника клинической фармакологии в России Бориса Евгеньевича Вотчала, который разработал препарат, получивший широкую известность, он так и называется — капли Вотчала. Могу с гордостью сказать, что я тоже принимал капли Вотчала, и они мне помогали. Так вот, этот эндокринолог, изучив все материалы обследований, произнес мне целую речь. Смысл ее был в том, что те новообразования, которые наблюдаются у меня в щитовидке, по медицинской статистике, как минимум, в 20% случаев рано или поздно перерождаются, сами знаете во что, я даже не хочу здесь писать это слово. Исходя из этого он рекомендует мне превентивно провести операцию на щитовидной железе, пока пациент моложе, операция проходит легче. Поскольку я к тому моменту своей жизни уже проработал 21 год научным сотрудником, аналитическое мышление у меня было достаточно сформировано. Я понимал, что 20% - это не малая величина, и от нее так просто не отмахнуться. В общем, я пришел для себя к выводу, что с этой рекомендацией убеленного сединами врача надо соглашаться. Так и порешили, и я получил на руки заключение с соответствующей формулировкой.

Но это я тогда так думал. Сейчас, спустя четверть века, я понимаю, что эндокринолог видел проблему со своей колокольни, а у нее, у этой проблемы есть много граней, и их все надо учитывать при принятии решения на операцию. Во-первых, любое, даже самое подробное обследование — это срез жизни организма в одной временной точке. В этот момент никакой врач не знает, да и не может знать, как процесс будет развиваться дальше, более быстро или более медленно. И здесь нам статистика ничем не может помочь, это «средняя температура по больнице», а решение надо принимать конкретному человеку в его конкретных условиях. В общем, зачем нужно было спешить с операцией? Почему нельзя было понаблюдаться год-два, чтобы понять, как будет развиваться процесс? И можно было не только наблюдаться, а параллельно проводить медикаментозное лечение, оно тоже могло сыграть свою роль. Во-вторых, он ничего не сказал мне о том, что после операции нужно будет пожизненно принимать л-тироксин, что постоянно нужно будет контролировать, как организм будет на него реагировать, и в соответствии с этим корректировать дозу лекарства. И это еще не говоря о том, что после шестидесяти л-тироксин надо принимать с особой осторожностью. Короче говоря, сейчас я понимаю, что с операцией не надо было торопиться.

Однако, решение принято (правильное оно или нет — это другой вопрос), осталось воплотить его в жизнь. И здесь на пути его осуществления возникли некоторые преграды. Дело в том, что как раз в 2000 году я поменял место работы. Не буду называть организацию, куда я перешел, она уникальная, в стране всего три организации такого профиля, не хотелось бы ее светить. А конкретно преграда состояла в том, что набранная группа сотрудников должна была сначала пройти самостоятельную подготовку, - изучить большой объем технической документации, затем сдать зачеты, пройти аттестационную комиссию и получить допуск к самостоятельной работе. Начало нашей самостоятельной работы было назначено на 1 апреля 2001 года. Я посоветовался с начальником отдела, как мне лучше встроить свои проблемы с госпитализацией в этот плотный производственный график. Обсуждали разные варианты и пришли к следующему — до 1 апреля он меня отпустить не может, иначе я не подготовлюсь и не пройду аттестацию, а после этого срока отработай несколько смен самостоятельно и можешь ложиться на операцию.

В соответствии с договоренностью сразу после 1 апреля я поехал в военную поликлинику, к которой был приписан, и подал заявку на госпитализацию. Через пару дней я позвонил узнать результат, оказалось, что мне выделили место на 11 апреля (это была среда) в госпиталь Вишневского. Оставалось заехать в поликлинику и забрать пакет документов. Меня предупредили, что в госпитале время «Ч» — 14 часов, сильно раньше приезжать не имеет смысла, будешь в приемном отделении сидеть, а после 14 часов вообще приезжать нельзя — уже не примут. Что ж, в каждом монастыре свой устав. Еще раз напоминаю, что это 2001 год, никаких Яндекс Такси еще нет, и знакомых с машиной, чтобы отвезли, тоже нет — нужно добираться общественным транспортом. Ох уж этот советский сервис, нужно доехать до Москвы на одной электричке, потом часть пути проехать на метро и еще до места на второй электричке. И вишенка на торте — от платформы до госпиталя нужно идти больше километра по обычной тропинке через поле, если накануне не было дождя, то тебе сильно повезло, ты дойдешь до госпиталя в чистых ботинках. А госпиталь тебя встречает дыркой в высоком заборе, видно, что ее пытаются заделывать, но регулярно рядом проделывают новую.

Преодолев все описанные выше препятствия, точно в назначенное время, примерно в 13:30, я, наконец, оказался в приемном отделении. Приятный интерьер, по периметру большие мягкие диваны, журнальные столики — обстановка больше напоминает санаторий, чем госпиталь. Желающих попасть на лечение много, но очередь продвигается быстро, так как оформляют в три потока. Вот подходит и моя очередь, оформляют историю болезни и направляют на осмотр в кабинет дежурного врача. Сам осмотр стандартный, занимает от силы 5 минут, еще одна запись в истории болезни, и можно идти дальше. Хочу отметить, что госпиталь Вишневского — комплекс из трех больших корпусов, соединенных крытыми переходами, без опыта в нем можно заблудиться. Поэтому мне выделили сопровождающего — солдатика. Он взял мою тяжелую сумку и повел меня разными коридорами, лифтами, снова коридорами, самостоятельно я бы не добрался. Так я оказался в хирургическом отделении, на посту медсестры. Она оказалась заботливая женщина и сразу сказала: «Устраиваться будешь потом, а сейчас быстро в столовую, а то останешься без обеда».

И я пошел в столовую, по дороге знакомился с обстановкой. Передо мной открывался длинный коридор, половину его занимала 1-я хирургия, другую половину, соответственно, 2-я хирургия. В центре коридора располагалась столовая, одна на два этих отделения. Я успел в столовую, что называется, на последний черпак и получил свою пайку. А уже после этого я вернулся на пост, сестра показала мне мою палату и мою койку. Палата была двухместная, я осмотрелся и стал обустраиваться. Где-то через полчаса пришел мой лечащий врач, молоденький старший лейтенант, и началась ознакомительная беседа. Кроме чисто медицинских вопросов он довел до меня и один важный организационный момент. Я его передам своими словами. Дело в том, что в госпитале операционные комнаты, если я правильно выражаюсь, в силу того, что их было много, может 10, может 20 — точно не знаю, были выделены в самостоятельное отделение со своей диспетчерской службой. Отделение, в котором находился пациент, нуждающийся в плановой операции, подавало заявку, а эта диспетчерская служба выделяла день и номер операционной. Объяснив это, мой врач сказал, что по этой причине в данный момент он не может назвать дату проведения операции, и мне надо набраться терпения.

Остаток дня прошел в хозяйственных хлопотах, нужно было переодеться и разложить все вещи по своим местам, чтобы ими было удобно пользоваться. Кроме этого, я познакомился с соседом по палате, он на правах старожила познакомил меня не только с писаными, но и с неписаными правилами пребывания в отделении. Сосед мне понравился, сложилось впечатление, что мы найдем общий язык. Вот с такими мыслями я и лег спать. Однако долго спать мне не пришлось, еще до официального подъема меня разбудила сестра и повела в процедурную. Там она взяла у меня кровь из вены. Сами понимаете, процедура эта не из приятных, тут все зависит от двух факторов, во-первых, от опыта медсестры, ее навыков, во-вторых, от качества стали, из которой изготовлена игла, и правильности ее заточки. Будем считать, что с заточкой мне повезло. Дав мне прийти в себя, сестра вручила «путеводитель» - лист бумаги с текстом, закрепленный между двумя слоями тонкого оргстекла, ведь такого понятия, как ламинировать, мы еще не знали. Там было описано, где и в какое время нужно пройти стандартные обследования для каждого пациента, поступающего к ним в отделение. Она пояснила, что те обследования, которые не успеешь сделать сегодня, будешь заканчивать в пятницу. Я внимательно прочитал то, что было написано в шпаргалке, и пошел по предложенному маршруту. Надо сказать, что по характеру я человек спокойный, неторопливый, не люблю торопиться и суетиться. Но здесь, как будто в меня вселился совершенно другой человек — энергичный и деятельный, за полтора часа я прошел все пять обследований, обозначенных в шпаргалке, и вернулся в отделение с настроением победителя. Я сильно сомневался, что результаты этих обследований попадут в отделение раньше понедельника. Госпиталь крупный, пациентов много - мои обследования попадут в общую очередь, когда еще до них дойдут руки. Значит пока можно жить спокойно.

Но я жестоко ошибся. В этот же день, в четверг, уже в пятом часу, когда врачи обычно уже расходились по домам, неожиданно для меня пришел лечащий врач, по моим понятиям у него в тот момент не должно быть причины общаться со мной. Выражение лица у него было, как сказать точнее, извиняющееся, что ли. И он начинает мне рассказывать, что же произошло. Совсем недавно, может час назад в ординаторскую позвонил тот самый диспетчер, который распределяет операционные блоки, и сказал, что неожиданно на завтра оказалась одна свободная операционная, и нет ли желания ее использовать. Мой лечащий врач сразу вспомнил про меня и быстренько стал шерстить мою историю болезни. К его удивлению, в ней уже были подшиты все результаты анализов и исследований, необходимые для проведения операции, и все с положительным результатом. То есть, с формально-бюрократической точки зрения операцию можно делать в любой момент. Вот лечащий врач и задает мне риторический вопрос: «А не хотите ли вы прямо завтра и прооперироваться?» Такой поворот для меня был, прямо скажем, неожиданным, причем времени оставалось мало, и ответ надо было давать немедленно.

Я вспомнил рекомендацию американских полицейских женщинам: «Если насилие неизбежно, постарайтесь расслабиться и получить максимум удовольствия», - и согласился. Дальнейшее было делом техники, правда начальнику отделения, который должен был меня оперировать, пришлось тоже резко менять свои планы на пятницу. Правда, когда я потом узнал, сколько операций на щитовидке делается в этом отделении, то могу предположить, что если начальника отделения разбудить в три часа ночи и сказать, что срочно надо оперировать, то он только скажет: «Хорошо, только дайте пять минут, чтобы побриться и почистить зубы». Что касается меня, то нужно было поймать анестезиолога, пока он не ушел домой, чтобы он побеседовал со мной, определил, сколько наркотика надо в меня влить для наилучшего результата, и взял подписку о не выезде (шутка). Это я успешно проделал и остаток вечера провел, отдыхая от забот. Перед сном в палату зашла сестра и выделила мне таблетку некоего транквилизатора, чтобы я лучше спал и меньше волновался.

Утром я проснулся в достаточно спокойном состоянии, волшебная таблетка сделала свое дело. В день операции завтрака мне не полагалось, оставалось только провести обычное утреннее омовение и ждать время «Ч». Всю эту последовательность действий перед операцией я знал, так как уже проходил несколько лет назад. Единственное, что меня предупредили, никуда из палаты не уходить, чтобы не разыскивали, когда поступит команда везти. Лежу на кровати, смотрю в потолок. Особого волнения нет, видно таблетка продолжает действовать. Вдруг дверь начинает открываться, это в палату спиной вперед заползает медсестра, за собой она тянет каталку. Снимаю цепочку с крестиком, раздеваюсь до состояния ню и перелезаю с кровати на каталку. Сестра берет одеяло с моей кровати и бережно укутывает меня. Мы отправляемся в путь, одна сестра спереди тянет каталку, другая толкает ее сзади. Между прочим, меня везут головой вперед — так принято в советских стационарах. Я бы не заострял внимание на этом моменте, но посмотрите любой американский фильм, например, «Доктор Хаус», там катят пациента ногами вперед. Надо же, как американские обычаи отличаются от российских! Везут меня долго, мы петляем разными коридорами, перемещаемся по вертикали с помощью лифтов. Наконец, меня завозят в операционную, подкатывают вплотную к столу и дают команду перебираться. Когда я перебрался, выяснилось, что стол настолько узкий, что края моих ягодиц висят в воздухе. Но это не все особенности, оказывается, что операционный стол состоит из трех частей, две боковые части крепятся на шарнирах к центральной части. Их развернули под прямым углом к центральной части, уложили на них мои руки и привязали широкими ремнями. Если смотреть сверху, то стол принял форму креста. Те специалисты, которые находились в операционной, работали молча, спокойно без суеты, чувствовалось, что каждый в совершенстве знает свое дело. Одна медсестра занялась моей правой рукой, подвинула к ней штатив с капельницей, провела необходимые манипуляции и ввела в вену канюлю. Я так понял, что это и была капельница с наркозом, кран на капельнице пока был закрыт.

После этого все замерли, значит все приготовления к операции закончились. Ждали главного — хирурга. Стол был расположен головой к входной двери, следовательно ее я не видел. Когда меня завозили, я успел заметить, что двери были двустворчатые и на пружинах, это было сделано для того, чтобы хирург со стерильными руками мог просто толкнуть дверь плечом и войти, а дверь сама за ним закроется. Это ожидание продлилось совсем недолго, буквально минуту (по моим ощущениям), затем я услышал за моей головой шаркающий звук — это дверь открылась и закрылась. Тут же раздался звук шагов, и мужской голос: «Ну что, приступим». По этой команде сестра открыла кран на капельнице, и я увидел, как по прозрачной трубке вниз потекла жидкость. Это было мое последнее ощущение, наркоз подействовал резко, как удар по голове, и я отключился.
               
                *  *  *

Не знаю, сколько прошло времени, но ко мне стало возвращаться сознание. Сначала я услышал издалека-издалека какие-то неразборчивые звуки, просто «бу-бу-бу». Сознание медленно прояснялось, в какой-то момент я понял, что это человеческая речь — два мужских голоса, дальше я начал различать направление, оказалось, что один голос находится справа от меня, другой слева. Потом, я начал воспринимать интонацию, голоса были возбужденные, в разговоре попадались даже матерные слова. Стало возвращаться зрение, я понял, что надо мной белый потолок. Когда я смог поворачивать глаза, то увидел, что в ряд стоят три каталки, у двух других пациентов операция закончилась раньше, чем у меня, и они вовсю обмениваются впечатлениями. Потом мне объяснили, что я находился в малой реанимации, которая на жаргоне ее посетителей называлась «просыпальная». Не могу сказать, сколько времени я в ней находился, ощущение времени еще не вернулось, но открылась дверь, и вошли две медсестры из нашего отделения. Начался мой «путь домой». Меня завезли в палату и как куль с мякиной перегрузили на кровать. Но спокойно лежать мне было не суждено, тут же сестра вернулась, она принесла компресс со льдом. Положила на шею и сказала держать руками, чтобы он не сползал. Хоть я еще плохо соображал, но одну вещь я четко отметил — горло, это мое слабое место, если я буду прижимать лед, то на завтра мне обеспечено ОРЗ. Поэтому я старался не прижимать, а наоборот, держать компресс на некотором расстоянии от шеи. Минут через 40 решили, что достаточно, и компресс унесли. Следующее развлечение — это мне принесли поесть, первый раз за сегодняшний день. Все было такое протертое, что при всем желании, пожевать его не получилось бы, но глотать было больно. К вечеру разрешили вставать, тут уже жизнь пошла веселее, можно было выйти в коридор и прогуляться.

И потянулся послеоперационный период. Оставалось только дожидаться заживления раны, когда можно будет снять швы. За день у меня была всего одна процедура — прийти на перевязку. Ее делал мой лечащий врач, тот самый молоденький старлей, ему ассистировала медсестра. Стол был поднят достаточно высоко, чтобы туда залезть, была приставлена самодельная деревянная ступенька. У стены стоял стол для хирургических инструментов, он был накрыт стерильной простынкой, - все как у взрослых. Процедура была однообразная, осторожно снять повязку, обработать рану антисептическими материалами и наложить новую повязку. В таком ритме прошло дней пять. На очередной перевязке лечащий врач сказал, что сегодня снимаем швы и завтра вас выписываем. При этом он никак не акцентировал мое внимание на том, как — быстро или медленно, — заживает рана, он просто сказал, что на следующий день после выписки нужно явиться к хирургу в свою поликлинику, а он уже будет вас дальше наблюдать. На следующий день я получил свои документы, переоделся в уличную одежду и потихоньку отправился в обратный путь, как я уже выше писал, через ту самую дырку в заборе, куда же без нее. Дорога домой заняла не менее 4 часов, здесь сэкономить время никак не получается, такова Подмосковная реальность.

По прибытии домой мой путь лежал в ванну, надо было смыть все «грехи». Моя супруга, Ира, четыре раза намыливала руки, и только потом решилась взяться за снятие повязки. Когда она закончила эту процедуру, стала рассматривать послеоперационный шов. И тут я вижу, что у нее даже глаза округлились, она заметила, что на одном участке края раны еще не срослись, и это выглядит как маленький ротик. Ее замешательство продолжалось лишь секунду, затем она скомандовала: «Вылезай, набрось на себя это, садись здесь на табуретку, сиди — ничего не трогай и ожидай моего возвращения». Сама же быстро оделась и убежала. Ее не было минут 40, оказывается она слетала в районную больницу, в отделение травматологии. Там она рассказала нашу ситуацию дежурному врачу и получила от него исчерпывающие инструкции. На обратном пути она заскочила в аптеку и купила чудодейственную мазь — левомеколь. Через два дня ее применения у меня все срослось, и я забыл это происшествие, как кошмарный сон. По этому поводу у меня есть ехидный вопрос, а что, в госпитале Вишневского нельзя было мазать мне шов левомеколем, ведь эта мазь копейки стоит и не является дефицитом. Так или иначе, через пару дней я посетил местного хирурга, он меня осмотрел, остался доволен увиденным и выписал меня на работу. Так закончилась, выражаясь языком современных международников, «острая фаза» конфликта между моим телом и его щитовидной железой. Дальше еще было много событий, о которых меня не предупреждали, когда спрашивали о моем согласии на операцию, но это, как говорится, тема для другого романа.

P.S. Наблюдательный читатель мог заметить, что рассказывая о событиях, связанных с медицинской операцией, я не касался одного момента. Сознаюсь, что я не касался этого момента намеренно, чтобы сохранить интригу до конца повествования. Теперь пришла пора положить карты на стол. Дело в том, что моя операция проходила 13 апреля, в 2001 году это была страстная пятница. Многие люди на полном серьезе считают число 13 приносящим несчастье и избегают в этот день серьезные события, например, не летают на самолете, не заключают брак, не делают операцию. С другой стороны, у православной церкви есть свои правила, чего нельзя делать в страстную пятницу. В моем случае вышло сочетание и 13 числа, и страстной пятницы, то есть произошло сочетание двух независимых негативных факторов, что усиливало их кумулятивный эффект. Оглядываясь на свою жизнь, могу сказать, что у меня никогда не было суеверия, связанного с числом 13, наоборот, много важных событий в моей жизни произошло именно 13 числа, поэтому я хоть и не говорил вслух, но в душе всегда считал, что 13 число приносит мне удачу. Исходя из этого, когда мне в госпитале предложили оперироваться 13 апреля, у меня не было сомнений и колебаний (и даже страха), я считал, что это обычный день, и спокойно согласился.

Зря я что ли 21 год проработал научным сотрудником? Все время, пока я писал этот рассказ, у меня в мозгу крутился вопрос — а само по себе, без связи с моей операцией, совпадение 13 числа и страстной пятницы, насколько это редкое событие? Пришлось изучать сайты православной тематики, и я для себя выяснил, что, во-первых, страстная пятница может совпасть только с 13 апреля. Хотя есть такое понятие, как ранняя пасха или поздняя пасха, но страстная пятница никогда не может выпасть на 13 марта или 13 мая, так как самая ранняя страстная пятница — это 2 апреля, а самая поздняя — 6 мая. Далее я стал изучать, как часто страстная пятница может выпасть на 13 апреля. Нашел сайт с богатым справочным материалом, там в частности, были перечислены даты пасхи на три века, с 1801 по 2100 годы. Оказалось, что на 300 случаев таких совпадений всего 11, причем на мою жизнь такое выпало только трижды — в 1990, 2001, 2012 годах. И одно из этих совпадений, а именно в 2001 году, дополнительно совпало с днем проведения операции. Согласитесь, что это крайне редкое событие, из серии «один на миллион». Но, с другой стороны, мне в жизни никогда не везло в том, что называется азартными играми, так, в молодости, когда я еще покупал лотерейные билеты, я никогда ничего не выигрывал. И еще один интересный момент — ведь сначала моя операция планировалась на другой день, но здесь, как будто, вмешалась какая-то высшая сила: «Нет, мы здесь запланировали ему операцию на 13 апреля, и будет именно так, как мы решили». Я уже не говорю о том, что было бы интересно пообщаться с астрологами, чтобы они составили мне гороскоп на 13 апреля 2001 года.

Но есть еще один вопрос, который меня мучает и на который я не могу найти ответа. За свою жизнь я уже шесть раз совершил путешествие в операционную в качестве пациента. Всякие были операции — и под местным, и под общим наркозом. И операционные были разные — и обычные, и для лапароскопии, и рентгеновские, для аортокоронарографии. Но только один раз, именно 13 апреля 2001 года, я лежал на раздвижном операционном столе, который в плане имел форму креста, и я лежал на нем в той же позе, в какой Иисус был распят на Голгофе. И то, что мне дали наркоз, и сознание покинуло меня, вполне сопоставимо с тем, как Иисус на кресте умер смертью обычного человека. Я предполагаю, что в этом событии моей жизни что-то зашифровано, но нашелся бы человек, который мне объяснит, что именно. И второй вариант есть у меня, что этим событием на меня свыше поставлена особая метка. Мне остается только надеяться, что это не «черная метка», как бывало в приключенческих романах, а образно говоря, «белая метка», которая должна принести в жизни удачу. На этом я заканчиваю свое повествование, и так я уже увлекся вероятностными расчетами.

Прошло пару дней с тех пор, как я написал эти слова, и я понял, что еще одна важная для меня мысль не высказана, а без нее это произведение не будет иметь логического завершения. Сначала некая аналогия из военной действительности, для меня это естественно, ведь я прослужил 28 лет. Вот идут боевые действия, расчет ведет огонь из орудия по противнику. И как бы хорошо ни был обучен расчет, результат их труда зависит еще и от тех, кто подвозит им снаряды. Не будет снарядов — не будет и результатов боевой работы. Примерно так и в медицине. Есть категория врачей, которые вольно или невольно являются «подносчиками», нет, не снарядов, а нас, пациентов, для хирургов. Это не хорошо и не плохо, это по факту так обстоят дела в современной медицине. Я это все испытал на себе. Достаточно на УЗИ обнаружить какие-то узлы в вашей щитовидной железе, как эндокринолог направит вас на операционный стол. А другой специалист обнаружит камни у вас в желчном пузыре, и гастроэнтеролог тут же отправит по тому же адресу, и хорошо, если вы отделаетесь лапароскопией. А есть специалист, которому даже УЗИ не нужно, он сам оснащен всеми необходимыми инструментами — я имею в виду офтальмолога. Достаточно того, что у вас начал мутнеть хрусталик глаза, и рано или поздно вы попадете на операцию по замене хрусталика и при этом заплатите много денег. «Вот такая вот музычка, такая, блин, вечная молодость», - как поют неподражаемые Чиж & Со.


08 мая 2024 года