За снежной стеной

4 декабря 1942 г.

Снег, идет снег. Я никогда в жизни так не радовался снегу, я бы хотел, чтоб его было еще больше, чтобы он валил стеной, за которой можно спрятаться от всего страха на свете, чтобы он засыпал весь ужас, творящийся на земле, и покрыл все вокруг сплошной белизной, чистотой, красотой, искренностью. Но он просто шел, хотя и достаточно сильно. В этом году снега больше обычного, даже сквозь щели вагона его задувает слишком много. Но это хорошо: подставишь язык к щели, снег тает и можно немного попить. Так я стоял какое-то время, не замечая ни холода, ни удушливой вони, заполняющей пространство. Рядом со мной мой брат Валерка тоже пытался ловить языком снежинки. Но, когда ветер усиливался, Валерка морщился и чихал, тем самым смешил меня и маму. Наш эшелон стоял уже очень долго, и мы, чтобы не замерзнуть и хоть чуток согреться, тесно прижимались друг к другу. Прошло две недели, как мы находились в этом вагоне, еды практически не осталось, а воды и подавно, так как рассчитывали провести в пути не более трех-пяти дней, а получилось вон как… На пути в эвакуацию состав перехватили немцы: шум, паника, пальба вокруг, взрывы, что аж уши закладывало. Много погибло в том бою. Валерка с мамой и бабушкой прятались под вагонами, многие бежали в сторону леса, но фашисты стреляли им в спину, а потом ходили и добивали раненых. Дядя Гена, от которого мне досталась губная гармошка (которую потом отобрал один фриц), до последнего закрывал меня своим израненным телом, отстреливался из своего пистолета, пока обессиленным и мертвым не рухнул на землю. Когда Валерку и маму доставали из-под вагона, их тоже хотели расстрелять, но бабушка так сильно заорала, что фашисты опешили от такого крика. Нас затолкали в вагон и повезли в неизвестном направлении. Так мы оказались здесь, на станции Фастов. Ветер усиливался, погода становилась все хуже, одежда на нас совсем прохудилась. Я еще как-то держался, а вот братишка мой совсем дрожал от холода. Вдруг сзади протиснулась какая-то женщина и протянула мне свой платок.
- Замотай мальца, - сказала она мне.
- Совсем продрог мальчишка-то.
Я посмотрел на маму с вопросом, и та одобрительно кивнула; тогда, взяв платок у тети Веры ( как она потом представилась), я накинул его Валерке на плечи и, скрестив на груди, завязал его сзади.
-Спасибо, - пробормотал тот и, не дожидаясь ответа, подошел и обнял новую знакомую. Тетя Вера обняла его в ответ и заплакала.

5 декабря

Мне хотелось понять, почему сейчас все это происходит с нами, с людьми, с нашей страной. Почему на нас напали? И зачем вообще нужна эта война. Я старался не плакать, но, видя как моя мама ухаживает за бабушкой, слезы заливали мои глаза и меня охватывала злость, от того, что я не мог ничего изменить или не знал, как это сделать. Я стоял, сжав зубы, и, обнимая своего брата Валерку, смотрел на людей в вагоне, на маму с бабушкой, на тетю Веру и все, что я смог - это выдавить из себя только какой-то странный рык, похожий на стон. Наконец, тетя Вера заговорила:
- Тсс, люди молятся, послушай.
Я прислушался… оказывается вагон заполнял странный гул, такой монотонный и страшный. Люди наперебой шептали взахлеб, некоторые слова произносились чуть громче, и я мог различить: "Господи", "Помоги".
- Повторяй за мной, - сказала она мне.
-Отче наш, иже еси на небесех! Да святится имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя... Я бубнил себе под нос эти слова, даже не понимая их смысл, но чувствовал, как меня наполняет сила, я старался говорить отчетливей и громче. Страх покидал мое тело, мои мысли становились тверже, мой разум прояснялся с каждым сказанным мною словом; и, наконец, меня наполнила радость, молитва дала мне путь. Я больше не боялся; я знал, что надо делать, и что каждому воздастся за дела его. Тетя Вера, посмотрев на меня, улыбнулась: - Ты сильный, теперь ты знаешь, что надо делать, заботься о своей семье, не покидай их. С этими словами она обняла меня и Валерку, сняла со своей шеи шнурок с крестиком, надела его на меня, проделала рукой какие-то движения в виде перекрещивания, поцеловала в лоб и скрылась за стоящими людьми. Какое-то время я стоял, не шелохнувшись. Мои мысли работали, как стахановцы, я перебирал в голове сотни вариантов будущего, которое мелькало у меня перед глазами. Встряхнувшись, я посмотрел на Валерку, тот стоял, как вкопанный, ничего не понимая. "Так оно и лучше", - подумал я и отвернулся ловить снежинки, так как за этой снежной стеной было все, была моя жизнь.