Соседка. Основано на реальных событиях

– Да пошла ты!
Дверь перед самым носом молодой женщины захлопнулась с такой силой, что поток воздуха сорвал с шеи легкий газовый шарфик.
– Вот зараза! – Аня наклонилась и подняла невесомый атрибут туалета, – что б ты сдохла!
Она спустилась этажом ниже, открыла дверь своей квартиры – выходя, забыла запереть на ключ – прошла на кухню и, сев на видавший виды табурет, обвела взглядом потолок и стены. В верхнем дальнем углу красовалось большое темное пятно – водяная протечка, от которого вниз и в стороны расползались мокрые ломанные, словно обнажившиеся корни деревьев, потеки. С побелки капало прямо на плиту и обеденный стол; на полу образовалась приличная молочного цвета лужа, уже несколько вздыбившая неплотно подогнанный линолеум.
Хорошо еще, что Анна в этот день была дома и вовремя заметила начало «потопа», набрала мобильный номер соседки сверху, и та, благо работала в парикмахерской рядом, через десять минут примчалась к себе. Оказалось, что у нее сорвало старый проржавевший кран на трубе подачи холодной воды, и та сочилась небольшой струйкой на пол. Галя (так звали соседку) попыталась замотать протечку сама, но, как известно из законов термодинамики: любое колебание неустойчивой системы повышает его энтропию. Короче, напором воды кран вырвало вообще, и тонкая струйка забила фонтаном.
Приехавшие аварийщики быстро перекрыли воду, но ее вполне хватило, чтобы не только залить сантиметровым слоем пол собственной кухни, но и частично затопить нижнюю квартиру. Собственно, Аня не стала бы скандалить и ругаться с соседкой сверху, если бы та сразу вызвала аварийную бригаду, а не стала заматывать трубу полотенцем и полиэтиленовыми мешками, чем и усугубила положение дел. Впрочем, эта ругань ни к какому конструктиву не привела – в очередной раз рассобачились, наговорили друг другу гадостей и каждая пошла заниматься уборкой в своей квартире, только с еще больше испорченным настроением, чем это было вызвано неожиданной аварией.
Анна пообещала подать на Галину в суд, та ответила, что, дескать, пожалуйста, только и ждут ее в суде с копеечными исками, и т.д., и т.п. Первая точно знала, что никуда она подавать жалобу не будет – не тот масштаб трагедии, вторая была абсолютно уверена в том же, и по той же причине. Такое положение вещей стало привычным для обеих девушек – постоянные ссоры, ругань и тихая ненависть друг к другу, периодами превращающаяся в громкие скандалы.
Анне был тридцать один год; пять лет назад после развода с мужем и дележа совместно нажитого имущества, ей досталась эта однушка в доме старенькой пятьсот четвертой серии, где она, после переезда, и проживала в гордом одиночестве, обиженная на весь мужской род: теряя доверие к одному, сомневаешься в каждом. Право сказать, бывший супруг поступил с ней действительно по-скотски, но это уже совсем другая история, и касаться ее здесь никто не собирается. Со временем горечь обиды несколько заретушировалась повседневностью жизни, не забылась – нет, но отошла в разряд проблем не первостепенных, схоронилась где-то в глубине души. Правда, новая яркая жизнь не вытанцовывалась. Да, что там яркая – обычная-то и та не получалась: постоянного мужчины не было, детей, как следствие, тоже; родители в другом городе; на работе в институте дружить с вечно мрачной разведенкой никто не хотел – ни женщины, ни мужчины… Как-то так. Но в глубине души Аня надеялась, что однажды все наладится, и будет она жить долго и счастливо.
Галина была на три года старше, да в квартирке двухкомнатной проживала. И, пожалуй, эти две вещи единственное, что их отличало друг от друга. В остальном, история жизни как под копирку – тот же развод, неустроенность последних лет, случайные связи с мужчинами без всякой перспективы перехода хоть к какой-то постоянности, довольно нудная работа мастером – теперь это называлось так – в салоне красоты, а попросту парикмахерской. Правда, там хоть с людьми пообщаться можно было – клиенты частенько попадались разговорчивые. Привыкла, смирилась, но вот в отличие от соседки снизу, на лучшую долю не претендовала – болела она, сильно болела, хотя и скрывала это от всех, ведь бедные и больные, как известно, никому не нужны. Избегала давать повод кому-либо думать, что у нее что-то не так, да и мнений людей о себе знать не хотела, а самая большая тюрьма, в которой мы живем, – это боязнь того, что подумают о тебе другие. Может, родители ее и пожалели бы, помогли чем, да осталась она сиротой в восемнадцать лет – несчастный случай на дороге.
Так и получалось, что близко соседки общались только друг с другом, да и то, общение это – постоянные перебранки, лай собачий, оскорбления взаимные. Лучше б его вообще не было.
Вот, случай был, с полгода назад. Аня записалась на стрижку в ту самую парикмахерскую, где Галя работала. А мастер, что стричь ее должен был, заболела. Соседка – единственная, кто на тот момент оказалась свободна, или надо на завтра переносить. А Анне на завтра без надобности – у нее сегодня свидание. Поворчала, поворчала, но – делать нечего – села в кресло к Галине. Та, вроде, старалась все хорошо сделать, но что-то там не так пошло – не спец она была по тому типу прически, на которой заказ был. Не то, чтобы испортила – нет, но не так, как заказчице хотелось, сделала. Та зыркнула на нее недобро, «спасибо» через губу, как плюнула, расплатилась и ушла. Расстроенная такая ушла.
Свидание не шатко не валко прошло, а уж окончилось вообще ничем. А кто виноват? Конечно, соседка сверху – тварь такая! Вон как причесон испоганила! При встрече и высказала ей в таком ключе. Та руками разводит, вроде, даже извиниться собралась, но уж больно обидно Анна словами хлестала – послала ее в очередной раз подальше, да клише избитое добавила, мол, нечего на зеркало пенять, коль рожа крива. Месяц после этого даже не кивали друг другу при встрече, потом утряслось само собой.
У Галины кошка жила – Муся, так, беспородная, но ухоженная – хозяйка следила. И частенько погулять ее отпускала – та по лестнице вниз спускалась, дожидалась, когда дверь входную откроют и шасть на улицу, проветриться. Потом таким же макаром домой добиралась, сядет под дверью Галиной квартиры и мяучит, просится в родные пенаты. И все гладко выходило, но как-то Муся задержалась с прогулки дольше обычного, а хозяйка тем временем в магазин вышла и, так получилось, что надолго. Долго котяра орала – не открывает никто, стала по этажам бегать, да нагадила на площадке, где Анна жила. А та как раз с работы вернулась и застала Мусю за этим делом непотребным. Пнула животину так, что та на пролет вниз слетела, а когда Галина появилась, закатила ей скандал. Та, понимая, что неправа, убрала за домашней питомицей, но, опять же, не сдержалась и наговорила в ответ кучу гадостей соседке снизу. А как потом узнала, что Аня ее кошечку ногой отфутболила (соседи сердобольные сообщили, не со зла – получилось в контексте разговора), так вниз сбежала, нажала на кнопку звонка и не отпускала до тех пор пока не открыли. И тут уж не стесняясь в выражениях одна другой такого наговорили, что кончилось все совсем уж форменным безобразием – в волосы вцепились друг другу. Насилу жильцы соседних квартир растащили, хотели милицию вызвать, да пожалели дурех.
– Совесть-то у вас есть? – Увещевал пожилой ветеран дядя Вася с пятого этажа, – взрослые бабы, а ведете себя хуже детей малых. Как кошка с собакой! И что вам делить? Постеснялись бы.
Его ничуть не смущало сравнительное соседство в одной фразе малых детей и кошки с собакой. Он махнул рукой.
– Э-эх! Мужика вам надо.
– Ага, – Галя сдула клок выдернутых волос с плеча, – одного на двоих.
– Тьфу, – сплюнул ветеран и скрылся за дверьми своей квартиры.
Опять месяц не здоровались.
…Аня взялась за уборку квартиры. Оказалось, что не так уж сильно пострадала ее кухня от затопления сверху. А когда лужа на полу была ликвидирована, а стены и потолок просохли, совсем следов не осталось – так, угадывался едва заметный абрис водяного пятна в углу, никак не портящий внешний вид квартиры, по большому счету, требовавший капитального ремонта еще пятнадцать лет назад. Можно было на этот раз и без ругани обойтись. Хотела было подняться и извиниться, да гордость глупая и упрямство не дали.
Галина, вычерпывая глубокой тарелкой воду с пола и выливая ее в раковину, тоже терзалась.
«Если освободить проблему от эмоций, останется только ситуация, – вспомнила она где-то вычитанную премудрость».
И ведь реально – чего разоралась-то? В самом деле, она виновата, могла бы и промолчать, извиниться. Понятно, что Анька довела ее до ответной истерии, но ведь и право имела!
«Надо пойти извиниться, – решила, – ничего, не переломлюсь».
И уже накинула кофточку, и щеколду откинула, приоткрыла дверь, но, как на грех, под ноги Муся подвернулась. Вспыхнула стоваттной лампочкой старая обида, полетела в шкаф вязаная кофта, дверь с треском захлопнулась.
«Перетопчется, – хмыкнула свысока, – чуть прощения у этой заразы не попросила, дура такая!»
Есть только два дня в году, когда вы не можете ничего изменить: один из них называется вчера, другой – завтра. Но и «сегодня» не поправило положения: соседки по-прежнему продолжили ненавидеть друг друга. Человек остается эгоистом, даже когда это ему не выгодно. А уж глупое упрямство и снобизм посчитать за гордость – это вообще стало привычным в нашем мире.
Так вот и жили эти барышни: мимо проходят – кивнут сухо друг другу, и это в лучшем случае, а чуть что не так – пиши пропало, орут, громче, чем на базаре. И вроде молодые еще, не бабки столетние, из ума выжившие, что хлебом не корми – дай облаять кого-нибудь (да простят меня те пожилые люди, которые к ним отношения не имеют).
После «потопа» не здоровались недели две – по их меркам, срок небольшой. Потихоньку все улеглось, дурные воспоминания улетучились, ушла злость, осталась грусть – все, как всегда. А тут и Новый год на носу. Заботы, хлопоты – праздника-то всем хочется, даже одиноким. А может, особенно одиноким. Суета предновогодняя, беготня по магазинам – ох, и очереди в О,кее тридцатого – тридцать первого числа!
Галина одна встречать собиралась, потому и стол скромненький собрала, даже шампанское покупать не стала – одна отрыжка, а толку никакого. Взяла поллитра «Русского стандарта», и соответствующие напитку закуски: студень, груздей соленых, языки говяжьи, карбонат свиной, креветки в собственном соку, сок манговый (очень любила), и так, по мелочи всего. Для парикмахера стол получился роскошный.
Анне повезло больше – к ней должен был прийти коллега по работе. Недавно к ним в институт устроился, еще не разобрался кто, да что, сам проявил инициативу в знакомстве (ей, не избалованной мужским вниманием, очень польстило), даже к себе пригласил, но поскольку жил с престарелой матерью, решили все-таки у Ани отметить – квартирка хоть и маленькая, но отдельная и свободная, родственниками не обремененная. Габриэль Гарсиа Маркес, кажется, сказал: «Не прилагай столько усилий, все самое лучшее случится неожиданно». Ах, как верно! Анюта была счастлива, а потому, собрав все свои финансовые активы, «полетела» по магазинам, где и провела почти полдня, покупая разносолы, спиртное и соки и подыскивая приличный подарок новоиспеченному ухажёру.
Вся эта суета накануне праздника, дело утомительное, но приятное, а это сочетание, как нельзя более подходит к тому, что время летит незаметно. В 23.00 стол был сервирован и накрыт, к этому времени должен был прийти и новый знакомец Ани. Но прошло пятнадцать минут, двадцать пять, сорок – никого не было. За минуту до Новогоднего поздравления Президента, одноразово прогудел мобильник – пришло сообщение: «Извини, но приехать не смогу. С Новым годом!» Вот такая любовь. Анюта отрешенно посмотрела на аккуратную коробочку на столе, перетянутую праздничным дурацким бантом – кожаный портмоне «xl Zolo» – для нее сумасшедшие траты.
На автомате прослушала речь Путина. Шампанское открывать не стала, хрустнула пробкой клюквенной «Финляндии». Игнорируя рюмки, налила сразу полбокала и в несколько глотков выцедила обжигающую гортань жидкость. Закусила бутербродом с красной икрой. Глаза все еще кололи сухие фразы СМСки, но в груди уже потеплело – алкоголь, особенно крепкий, как и любой яд, в малых дозах прекрасное лекарство.
– Х-хы, – хмыкнула она, – дефицит волков не повод ценить шакалов. Пошел ты в жопу!
Налила снова – на этот раз в стопку, выпила и приступила уже к нормальной обстоятельной закуске.
Примерно тоже, только без предварительного разочарования, происходило в трех метрах от нее, точнее, в трех метрах над ней: Галя равнодушно смотрела какую-то музыкальную программу, пила «Стандарт», запивая любимым манговым соком, и жевала салат «Оливье» собственного приготовления. На сцене пели, танцевали и кривлялись вусмерть надоевшие лицедеи, чьи вечно улыбающиеся физиономии не сходили с экранов телевизоров и без всяких Новогодних представлений.
«Неужели, – думала Галя, – в стране с населением почти в сто пятьдесят миллионов человек, кроме вот этих, больше некого показать? Да… Видимо так».
После третьей захотелось перекурить. Можно было сделать это и в квартире, но пока градус, подогреваемый организм, был еще не слишком высок, чтобы прятать себя от общественности, которая вот-вот повалит на улицу зажигать фейерверки, мусорить серпантином хлопушек и запускать в небо «фонарики». Да и общения, честно говоря, хотелось. Не важно какого и с кем – просто поговорить, поздравить с праздником и услышать нечто подобное в ответ. Накинула куртку и вышла на площадку перед квартирами. Но вопреки ожиданиям, народу не было. На лестничной клетке между этажами возле приоткрытой форточки маячила одинокая фигура Анны – тоже курила. Галя спустилась вниз и встала рядом.
– С Новым годом, подруга, – поприветствовала она своего заклятого врага.
Аня обернулась. Если она и была удивлена такой любезностью, то виду не подала.
– И тебя с ним же, – ответила.
Помолчали.
– Одна? – Нарушила тишину Анюта.
– Как всегда, – Галя пожала плечами. – Ты, я смотрю, тоже?
Женщина сделала глубокую затяжку, выпустила дым в окно и несколько раз кивнула головой.
– Да, вот – должен был прийти один, но что-то у него не срослось.
Как известно, после бутылки коньяка, беседа превращается в утечку информации. До этого еще не дошло, но пооткровенничать уже хотелось.
Докурили молча. Пора было расходиться по домам.
– Заходи, что ли, – неожиданно для самой себя пригласила Анна.
Галя, столь же неожиданно согласилась.
– Сейчас, – кивнула она, – дверь не закрывай, я только прихвачу кой чего из дома.
– Да не надо, у меня много всего, я ведь на двоих покупала.
– Но водка-то лишней не будет?
Аня улыбнулась.
– Водка – не будет. Так я жду.
А через десять минут они сидели за празднично накрытым столом, выпивали, закусывали, и мирно (кто бы мог предположить!) беседовали. Каждый мог по достоинству оценить глубокий смысл кем-то сказанной фразы: «Большая река течет тихо, умный не повышает голоса». И все их предыдущие ссоры и разногласия казались сейчас такими глупыми и ничтожными. По телевизору выступали все те же надоевшие артисты, но вот странно – они больше не раздражали, а порою казались даже… ну… родными, что ли. Словно дальние родственники, случайно попавшие в свет фонарей софитов съемочной группы, выхваченные цифровыми камерами и перенесенные на экран ТВ, стоявшего в комнате.
И поначалу, действительно, все шло хорошо и гладко, праздник явно удавался. Раскраснелись от выпитого, беседа приобрела исключительно доверительный характер, несколько раз выходили на лестницу покурить. Теперь народ реально и весьма активно сновал туда-сюда; с улицы раздавались громкие хлопки салюта, не того большого, что на набережной Невы дают в День Победы, а своего маленького, но ручного, а от того еще более интересного и захватывающего.
– Ну, вот и молодцы! – Раздался рядом голос ветерана, когда-то стыдившего соседок за их поведение.
Он как-то незаметно подошел к Анне и Галине, достал беломорину, прикурил.
 – Худой мир лучше доброй ссоры, – пенсионер был абсолютно уверен, что делает все правильно и его слова как эбоксидкой склеют возникшее между соседками чувство приязни, – а у вас и не худой вовсе, и правильно – всегда надо поддерживать друг дружку.
Ах, дядя Вася, дядя Вася! И кой черт принес тебя именно сейчас на эту лестничную площадку, что не спалось тебе в четвертом часу утра?
– Единственный, кто меня всегда поддерживает, это мой позвоночник, – неожиданно вдруг высказалась слегка заплетающимся языком Галя.
Аня с удивлением посмотрела на нее, но смолчала, как говориться – если падает кактус, не надо его ловить.
Но Галку уже понесло.
– Чего это ты нас мирить собрался? – Она недобро уставилась на соседа с пятого этажа, – иди вон сына своего алкаша с невесткой помири, пень трухлявый.
– Галя, – Анюта дернула соседку за рукав, – ты чего? С ума сошла, что ли? Или перепила?
– А ты не лезь, – Галина отдернула руку, – тоже мне, подруга выискалась! Единственный человек, с которым я буду всегда, до самого конца, – это я сама, так что, никто мне не нужен. Себя любить надо.
Она бросила окурок в приоткрытую форточку, не попала, отскочивший «бычок» брызнул искрами.
– И нечего на меня так смотреть, – Галину слегка пошатывало, – и обижаться на меня нечего!
Ветеран ошарашено молчал, а вот Анна на этот раз не сдержалась:
– Меня никогда не сможет обидеть человек, которого я не уважаю, – сказала, развернулась и, спустившись на пролет, скрылась за дверью квартиры.
Прошли новогодние праздники и рождественские каникулы, снова замелькали обычные рабочие недели – одна, вторая, третья, месяц, другой, полгода прошло…
Анюта и Галя больше не ссорились, не ругались. Они просто перестали замечать друг друга, и при встречах – а без них, ну, никак не обходилось – демонстративно отворачивались. Раньше время нивелировало их разногласия и, пусть не сразу, но соседки начинали хотя бы здороваться, а теперь что-то перевернулось, неуловимо изменилось, и стрелой пролетавшие дни и недели никак не способствовали налаживанию отношений. А в последние два месяца Анна вообще ни разу не встретила соседку сверху.
Нельзя сказать, чтобы это ее особенно расстраивало, но было как-то не по себе, словно выдернули давно поднывавший зуб – боль утихла, но как-то непривычно ощущать языком пустоту на месте, где еще совсем недавно находился пусть беспокойный, но еще вполне крепкий клык.
Аня собиралась на работу, когда неожиданно позвонили в дверь. Открыла.
– Дочка, – на пороге стоял сосед-ветеран, – тебе надо подняться наверх.
– Это зачем это? – Анюта удивилась, – и куда наверх? К тебе, что ли, дядя Вася?
– Нет, – старик тяжело вздохнул, – в Галину квартиру.
Аня прямо задохнулась.
– Ну… ну ты даешь! Никуда я не пойду, да мне и на работу надо, а если ей нужно – пусть сама спуститься. Обещаю – ссориться не будем!
Сосед с пятого этажа опять вздохнул.
– Никуда она уже не спуститься, – он смахнул навернувшуюся слезу, – померла Галя… аккурат вчера в больнице и скончалась. Лейкемия говорят, что это такое – не знаю.
Анна молча опустилась на пуфик рядом с входной дверью.
– Как же это… – ошарашенно промолвила она, уставившись невидящим взглядом куда-то в пол, – молодая совсем… А… кошка-то, Муся как же?
– Пойдем, – старик приподнял ее за локоть, – зовут там…
Она послушно встала и, поддерживаемая соседом, поднялась этажом выше. Аня почему-то ожидала увидеть гроб, а в нем свою соседку, но, ясное дело, ничего такого не было. Не было и накрытого поминального стола с обязательной кутьей и киселем. Вместо всего этого в комнате, что была побольше, расположился за столом незнакомый мужчина, перебирая какие-то бумаги, да на стульях и диване сидели несколько человек с соседних квартир.
Незнакомый мужчина поднял голову.
– Анна Сергеевна Колмогорова? – Поинтересовался он.
Аня машинально кивнула – сейчас она вообще не понимала, зачем ее позвали сюда. Думала, что помянуть – так этим и не пахло.
– Садитесь пожалуйста, – незнакомец поднялся, – меня зовут Бедов Юрий Петрович, я нотариус, и собрал вас здесь, чтобы огласить последнюю волю умершей накануне Галины Александровны Рябцевой.
«Рябцева, – отрешенно подумала Аня, – Александровна… А я и не знала».
Юрий Петрович начал что-то объяснять, до Анны Сергеевны слова долетали, словно их произносили через подушку.
– При составлении завещания гражданин может выбрать наследником члена семьи, или любого человека, знакомого, незнакомого, а также любую организацию или даже государство…
Аня поискала глазами кошку – Муси видно не было.
– Однако не зависимо от этого законодательством установлена категория лиц, к которым относятся прямые родственники, которые вне зависимости от воли наследодателя получат определенную долю наследства в соответствии со статьей 1149 ГК РФ…
«Где же Муся? – Почему-то Анюте это казалось очень важным».
– Завещание вступает в силу с момента смерти завещателя, причем этот факт должен быть документально подтвержден.
«Убежала что ли? Или просто гуляет, тварь равнодушная».
– Также законом утверждено, что местом открытия завещания должно стать последнее место проживания умершего.
Потом нотариус продемонстрировал свидетельство о смерти Галины, тем самым официально подтвердив факт ее кончины и, достав большой конверт, вскрыл завещание покойной.
Единственной наследницей двухкомнатной квартиры, всего находящегося в ней имущества и кошки Муси назначалась Анна Сергеевна Колмогорова.   
– Завещание официально открыто, – торжественно провозгласил Бедов, – начался отсчет положенных шести месяцев, после которых наследница может вступить в свои законные права. Но поскольку имеется только один наследник и только один объект наследования, возможно сокращение срока ожидания наследования до трех месяцев, а может и до одного. Это надо будет уточнить.
До Ани с трудом доходил смысл услышанных слов. Повисла неловкая пауза.
– Ну, – дядя Вася легонько толкнул ее локтем, – скажи что-нибудь.
– А кошку тоже через полгода забирать? – Анюте все происходящее казалось нереальным сном, и только судьба Муси была конкретной проблемой.
– Нет, – нотариус улыбнулся, – ее вам сейчас принесут.
Ветеран исчез за дверью – кошару он забрал к себе еще два месяца назад, когда Галину на скорой помощи отвезли в больницу.
– Теперь, как юридическое лицо, – опять набрал обороты Юрий Петрович, – я должен идентифицировать наследницу и…
Вот такая история. Кто хочет жить вечно, наверное, никогда не страдал, но что бы с нами не происходило – это правильно. Кошка Муся долго не могла смириться со сменой хозяйки – ходила по Аниной квартире, обнюхивала углы, громко мяукала – звала Галю. А после прогулки (ее все так же продолжали выпускать на улицу одну) неизменно поднималась этажом выше, садилась перед осиротевшей квартирой и сидела там до тех пор, пока Аня на руках не уносила ее к себе. В конце концов, через три месяца, когда Анюта получила документы на квартиру бывшей соседки, она была вынуждена переехать туда. Киса немного успокоилась, а еще через некоторое время стала запрыгивать новой хозяйке на колени и тянула усатую мордочку вверх, стараясь потереться об Анину щеку. Аня целовала ее в мокрый холодный нос, включала телевизор все с теми же надоевшими шоуменами и, не концентрируя на ТВ-картинке внимания, начинала гладить мягкое, теплое и пушистое тельце маленького животного.
Она думала о том, что они с Галей так и не договорили в тот последний совместный их Новый год. Не договорили о чем-то важном, возможно о том, что в корне могло поменять ситуацию, и хотя прекрасно понимала, что это самообман, и все равно ничего бы не изменилось, ей становилось бесконечно грустно, а на глаза наворачивались слезы. О чем думала кошка, и думала ли вообще, не известно, но она довольно мурлыкала, а значит, по всей видимости, была в те минуты счастлива, или, по крайней мере, довольна.
А через год Анюта встретила хорошего человека, еще через какое-то время они поженились, и у них родилась чудесная девочка с голубыми глазами. Назвали Галина.
Что было дальше – история умалчивает, и это, наверное, хорошо, потому что у незнания есть прекрасная оборотная сторона – надежда. В этой истории, надежда на то, что все у них будет хорошо…