Ядвига Карловна и люди беззубые

[глава anti-genre] из хоррор-сюр-шванк-романа "4-ро в Reno, не считая фантомов"

Гоголь номер раз.

 Ядвиге Карловне за семьдесят. Она, несмотря на возраст, – бойкая женщ… нет, не так: она настоящая Фемина, Ева, Лили библейная, с цицька… нет, с мраморным бюстом… афродитной величины…
Она пижам… тьфу, типажная и яркая, с уместным в этом краю еврейско-польским акцентом.
Глазки не лишены сексуального блеска, правда, былого. По взгляду и поведению Ядвиги угадывается профессия: мамка сети «Камелион», позывной «Компра». В именах собственных и тайна, и конспирология, и недоговорённость. По сути – общественный сговор, мужская потребность, афиши не надо, «моя милиция меня бережёт» – успевай платить дань. Лозунг в прихожей «на Гоголе» «Любим ковбаску» – такой фольклорно-гастрический штрихуёк.    
Ядвига обожает панбархат, кокотки, помнит смерть Иосифа, биографию председателя Мао, великую шахматную доску и развал СССР. Она была на большом «Гонконгском Коучинге Девушек по Вызову». Изучала там опыт «розовых пекинских парикмахерских», «как сбить самолёт» и «хэппи эндинг». 
Бабло у неё водится. Штаб-коттедж с парадным мезонином, пентхаузами, парковкой в цоколе и скульптурой Дамы-с-собачкой – всё на площади Чехонте – увешан грамотами.
Но, пусть российские подорожницы не завидуют: камельки от Карловны на бюджет-тарифе. 
Но при этом они востребованы, лица гладкие, ножки – спички шведские. Неглиж постиран, цидулки в порядке, писульки в заводном режиме.
Камелек от Карловны любят не только завзятые ходоки налево, но также ветераны «Вишнёвых пиджаков», мужественные кружевницы из «Кончиты Вурст», и конечно, члены клуба «Прелесть эвтаназии» с одноразовыми контрамарками «уйди с наслаждением».
Девочки берут не ценой, а красотой глаз и количеством любовных подходов. Прекрасное меню в Золотой книге почёта. Гонконгская резинка с пупырышками – почти закон. Портвейн не их напиток.
Ядвига гарантирует сервис, взяток не берёт, и ни разу не попадалась на коррупции.
В эскорты на яхтах девушки не напрашиваются. Но если позовут, то согласуют с Ядвигой море, маршрут, порты, и не откажут. И, о, скромность, коньяку не попросят. Всё делается с искренностью славянок и умностью гейш.
Вот где надо брать жён нефтарным шейхам: у Ядвиги в Камелионе. Дёшево «до», сердито «после».
Заполнен Брест перспективными невестами для Востока.
Увлечения невест: маникюр, все виды фристайла и серфинга, тибетские практики, включая цигун.
Девочки обожают Пелевина, при том не понимая в его флюидах ни грамма. Камельки с филологическим уклоном растворяются в его субстанциональной пустоте, испытывая невыразимый восторг уровня оргазма.
Пограничный город, мы же говорили. Всё тут наперекосяк и на грани.
Пора наводить порядок в белорусской реальности: шире шаг, выше ноги, плотскую любовь на службу отечеству, ордена – мамкам, польских сутенёров вон, хохлятских вон, русских вон, мавзолей президенту.
Парламентскую власть – феминисткам! Не тем дурам, что на площадях цицками машут, а которые рельсы укладывают, и носят на плечах кувалды.
По записям в ежедневнике Карловны составлен раздел «Справочника современного чекиста» с грифом секретности третьей степени.
Сдача квартиры в краткосручную аренду транзитникам –  второй негласный бизнес Ядвиги Карловны.
Минское ЧК любит Ядвигу Карловну. Мальчики из ЧК продырявили гоголь-хату Ядвиги в каждом углу.
Ядвига по собственному почину пишет отчёты. В случае дипломатических недоразумений, каковых покамест не случалось, а будущее покажет, кроме видеозаписей, которые снимаются помимо неё, готова предоставлять стенографии высокого литературного качества с переводом на гос.язык.
Наши «4ЕТВЕРО» клоунов парни рисковые, да неумные: клюнули на объявление в первые же сутки. А когда им было выбирать?

Гоголь два.
 
Ядвига Карловна, несмотря на «крышу родины», по инерции советской доперестройки побаивается поэтажных дверных глазков.
Страшится вездесущих старушек – лавочных надзирательниц.
Случаются перебранки с бабульками в связи с нарушением Ядвигой неписаных правил дворовой нравственности: «Сдать квартиру неизвестным людям? Ты что, Ядвига, с пупа сдвинулась!»
Роскошь в стране не приветствуется: батько не велит. А старушки уверены: деньжата у Ядвиги есть.
Имеются и правила конспирации. Ядвига Карловна немедля изложила их путешественникам.
Согласно правил Ядвиги, кратковременным съёмщикам передвигаться по подъезду полагается поодиночке (правило пяти «п»).
Хлопанье дверьми наказывается – процентами от арендной платы за каждый нелицеприятный соседский доклад.
С некоторой натяжкой можно сказать, что соседи пребывают в некотором сговоре с Ядвигой: за их молчание как бы само-собой предполагается некий платёж.
А за превышение шумового лимита с арендаторов взимается штраф.
– Согласны с такими бытовыми условиями?
– Согласны, конечно. Вы бесконечно правы.
Распитие спиртных напитков Карловной в виде исключения допускается. Будучи предпринимателем, она понимает важность алкомероприятий, но «чтобы в рамках цивиля».
Степень распития в контексте с беларуськультурой определяется лично ей самой, и об этом докладывается каждому новичку арендатору, в начале каждой сделки.
– Да-да, конечно. Мы не против. Понимаем.
– Вы мне симпатичны, господа русские. (Судя по лицам, не совсем конченые. И, вроде не злые шпионы. И не добрые разведчики. Такие простачки не бывают шпионами и разведчиками). Но у меня есть ещё одно правило. Оно может вам не понравиться, но…
– Что за правило? – наклонил голову Ксан Иваныч. Ему доверено возглавлять переговоры.
Ядвига с воодушевлением принялась рассказывать:
– как воспитывали её,
– как родители капали ей на донышко столовой ложки кагору,
– как она, в свою очередь, передала эту традицию дочке…
– И…
– Короче, пить что ли совсем нельзя? – перешёл к делу Ксан Иваныч.
– Отчего же нельзя... Водку нельзя. А коньяк можно: культурненько, осторожно, рюмочкой-рюмашечкой. Виски – напиток для меня дорогой. Вы же тоже его не пьёте? (Как сказать!)
– Но я к чему это клоню, – сказала Ядвига, – я вот, к примеру, выпиваю бокал вина, и мне этого хватает. Я не буяню, не пою песен...
– Мы не знаем песен, – отчеканил Ксан Иваныч, – только гимн.
– Гимн – это похвально. Вот у нас, так никто не знает гимн Беларуси.
– А он разве есть? – не выдержал малец.
– А куда ему нафиг деться? – удивилась Ядвига, – разумеется, есть.
– И музыка к нему?
– И музыка.
– Вау! – изумился Малёха. (Он же композитор модных музык.)
– Я бы с удовольствием поглядел ваш гимн, – томно вымолвил Егорыч, продюссерски изогнувшись.
Он по пьяни может сбацать на фортепиано кошачий вальс, а если бабахнет вискарьку – раз в пять лет, то может и рок-энд-ролл.
«И я», – сказал Малёха. Он любит драмм-энд-бэйс и прочие нужные квартеты, вставленные в компьютер.
Ксан Иваныч покачал головой (ну дают подлизы, предатели Руси!).
– Мы никогда не буяним, – сказал Егорыч. – Мы, как-никак, интеллигенты.
– Архитекторы, – подсобил Ксан Иваныч.
«Но не стал рассказывать Ядвиге о проектировании казино на Алтае. И про то, как весело, с топором, гонялся за Бимом по Монголии. И не стал вспоминать, как метал в него, будто играя в городки, жерди от овечьей загородки в Хакассии.
– Архитекторы – это каста, жрецы от искусства, – искренне считает он. – Городки сродни бильярду. Гонки по степи со ржавыми лезвиями – невинный пейнтбол.
Ядвига в шоке. Таких архитекторов – жрецов и касту, она «не поняла». Потому как не сумасшедшая». 
– Мы только Rose et Route употребляем, – пошутил Егорыч, ни разу не покраснев.
(Скорей бы ушла, а там посмотрим!)
– Максимум бокал. Как и вы.
Ядвига зарделась, будто ей признались в любви.
Тут бессловесная сценка в трёх действиях без антракта. Представьте:
А) Малёха дёрнул Егорыча за рукав. Хотел добавить компании шансов, сообщив через Егорыча, что он вообще не пьёт.
Б) Читающий мысли Малёхи как свои собственные Егорыч обозначил ответ гримасой и жестами каркочи, мол: «я что тебе переводчик? сам возьми, да скажи».   
В) Папа расшифровал оба движения и захотел озвучить их, выдав нечто умное, вроде того, что «он готовит сына в дипломаты философического типа, а дипломаты, как известно, в юношестве вообще не пили, а посол «N», добившись успеха в Персии, пил напиток той страны, в которой предотвратил войну и о которой написал знаменитый очерк…, правда, там его и грохнули… и так далее». Но вместо глубокомысленной тирады, имеющей целью завоевать расположение хозяйки, смог сформулировать только глухонемое «э-э-э». 
– Короче, тогда так, – сказала Ядвига, (а она видела тыщу таких каркоч, целовалась с Олегом Поповым, а Карандаш подарил ей цирковую собачку), – много не пить! Всем вместе по городу не шастать. Из окон не высовываться. Балкон не расшатывайте: он не сегодня-завтра рухнет. А в магазин пусть сходит молодой человек…
«А-а-а», – сказал Малёха. (Молодцами оба Клиновы!)
– Что «а-а»? Магазины тут рядом: выходишь на улицу, пройдёшь квартальчик, повернёшь налево. Это старый центр. Наш Арбат, так сказать. Увидишь «Продтовары». Выбор там есть. Вино хорошее. Бери только наше. Остальное бодяга, моча и гуано.
– И российский алкоголь – гуано? – обиделся Ксан Иваныч.
– Тем более российский. Могу дать задание кой кому и прислать… на заказ. Если хотите. Но не даром. Ноги курьера (чего-о-о? курьера? Не курьерши?) не бесплатные, стоят что-то. В пределах разумного. Рекомендую приобрести белое. Например, «Беларуську избу» в бутылке с ручкой.   Пустую бутылку оставьте мне. У меня Тонька на них сюжеты маслом… На этикетке домик с коровкой и пастушка в шляпке нарисованы. Читали «Барышню крестьянку»? А «Слугу двух господ» Годони? (Выпендрилась называется.) Так там как раз…
– Мы не хотим вас напрягать.
– Я вот…
– Нет, нет, нет…
Тогда Ядвига Карловна рассказала, какие вина кроме кагора она терпит. Далее рассказала, что если бы путешественники приехали в августе, то десерт можно было не покупать: у них в городе есть такая улица, где вишни ого-го... а самая плохая водка... а самая хорошая ковбаса... лучше брать копчёности... батька за этим следит... а не то им.… сертификец всем...  и так далее. И копец вообще.
– Строгий у вас батька.
– У нас не диктатура, как у вас считают, а порядок. Социалистический капитализм. Поняли, да?
– Мы точно так же думаем. Спасибо. Обязательно приедем… Осенью. Мы планируем Португалию и Барселону. Хотим заглянуть в Гибралтар… покидать с берега камушки в Афри…
(Врут собаки! Смеются над старушкой. Ничего, сами скоро песком обзаведётесь.)
– Карфаген там, – сказал Егорыч. Он умный и помнит Пунические войны.
Ядвига обрадовалась: «Заночуете перед Португалией у меня, если что. Я буду рада. Португалия – она же рядом?»
– Рядом. Ок.
А далее инструксьон:
– Так! В постель вина не носить. Столик вот. Можете на кухне посидеть. Кресло возьмёте в спальне. Диван раскладывается, бельё в шкапчике. Курить исключительно в окно…
 А как же на предмет «не высовываться»?
– …С сигаретой на балкон...
А как же, что он рухнет сегодня ночью?
– …особенно в трусах! Надевайте штаны... и.… а.… лучше вообще не выходите. Особенно ночью.
– А что так?
– Соседка увидит.
О-о-о! Тут соседка? Две? Сколько? Молодая?
– …Кондишен не включать: он много электричества ест.
– Что ж так много ограничений? – удивляется пацанва. (Они деньги платят в рублях, могут в еврах, не в зайчиках!) – Жарко тут! Возьмёте денег за кондиционер?
– Договорились. Но эти денюжки особые, их пожалте вперёд.
– Сколько? – И Егорыч полез за курточку, обнажая рублёвый, искусственной кожи, общак.
– Ой, зачем вы изволите демонстрировать живот?
– У меня тут, извините, деньги.
– Другое дело, – и Ядвига оживилась, – а дайте-ка мне один паспорт.
– Зачем?
– На память. Шучу. Страховка. Вдруг вы... Словом, утром при встрече отдам. Вы же утром съезжаете?
– Ну да. Мы можем все отдать. Мы вам верим. Вы же не станете...
(Почему бы не стать?)
– Не надо мне все отдавать. Кто у вас главный?
– Наверно я, – сказал Ксан Иваныч, смутившись: у них по договорённости демократия!
Зря смутился. У него три паспорта, автомобиль его собственность, один сын под расписку, и гонор командира. Кто после этого главный?

Три Гоголя.

Друзья Бима, заранее почуяв жёсткость арендных условий, припрятали недостаточно адекватного Бима.
Как оказалось, ненадёжно.
– Сколько вас человек? Как вы разместитесь? Вдвоём на одной кровати можете спать? Она широкая. Подоткнётесь одеялами, если что.
Грозно пытала Ядвига путешественников, заканчивая инструктаж и неумолимо приближаясь к цене вопроса.
– Нас трое. Спать вдвоём любим.
(Уж не пидоров ли собирается приютить Ядвига Карловна?)
– Трое? – пересчитала хищнюще: «раз, два, три. Трое. А это не ваша ли случайно машина во дворе?»
– Чёрная, Рено?
– Чёрная, с чемоданом сверху.
– Случайно наша.
– А почему в ней дверь открыта? Может с вами ещё кто-нибудь есть? Может, девочек везёте? С девочками не пущу. Девочки у меня...
Хотела было сказать, что девочки у неё свои, или хотя бы: «девочки у меня в смету не входят», не успела. Получи ответку:
– Нет никого. У нас мужское путешествие.
(Жаль. Не клюнули. Приличная была б добавка Ядвиге к пенсиону, и вообще).
– Я семейный человек, – добавил Ксан Иваныч, – у меня вот этот молодой юноша, к примеру, сын.
– Я догадалась. Вы похожи.
(Хренов, похожи!)
– А я староват для девочек, – соврал Егорыч.
Зато высунулся Малёха: «А у вас тут высшие заведения есть?»
Ядвига: «А тебе, дорогой, зачем? У них сессия и экзамены».
– Так. На всякий...
– Раз на всякий, молодой человек, то лучше сбегайте и проверьте у вашей машины дверь. Там какой-то бомж в тапочках… суетится. Бородища – во! Лопатой. Попиз... украдёт ещё чего... Или уже украл.
И Ядвига Карловна показала ширину лопаты.
Подозрительно окинула взором бороду Егорыча: похож, чертяка. Но: благородная, можно даже сказать, что «бородка» данного дедушки не шла ни в какое сравнение с бородищей бомжа.
И нахлынувшее-было подозрение Ядвига отсекла как напрасное.

*** 

Молодой человек слетал во двор и пожурил Порфирия Сергеича: «Дядь Бим, вам же сказали удалиться… подальше. Перепрячьтесь…, вон за гаражи, блин».
– А чё?
– Через плечо, дядь Бим».
Словом, из-за Порфирия Бима, вышедшего из машины посидеть на дворовой оградке с сигаретой и полистать реликтового «Мойдодыра», арендная сделка могла рассыпаться впрах.
Дверь машины он открыл для вентиляции. А перед тем опрокинул на сиденье бутылку пива.
Лужу согнал на пол салона «Мойдодыром». Пригодился-таки Мойдодыр. Хватило двух гребков.

*** 

В магазин ходили толпой.

*** 

Малёха спал в отдельной спальне на персональной кровати.
Взрослые дрыхли на раскладном диване втроём, в общей комнате.
Егорычу выпало почивать в середине, так как Ксан Иваныч принципиально не желал касаться тела сволоча Бима. Ибо застольные переговоры превратились в ссору.
Бим обиделся и дал очередной обет молчания.
Детский сад! Надолго ли хватит обета?

***

Бим с Егорычем перед сном перекурили на балконе. Егорыч честно по инструкции, то есть в штанах, а Бим, как всегда, в труселях, ладно, что не в одной майке.
К хозяйке соседского балкона не приставали, хотя, – увидел по глазам Бим, –  она желала сразу всех, а потом могла бы ещё всех, но уже по очереди.
– Заметил, как у меня встал? – нет, Егорыч не видел. – А чё, отличный бы получился шалманчик…
Бычки тушили: кто в цветочный горшок, а кто пытался дострелить до бордюрины.

*** 

Ночью за закрытой дверью спальни папа бранился с сыном. Сын воспитывал отца. Отец неумело огрызался. Едва слышно было:

«Трава, девки, крэк, сахар, водка, руль, измена, сам кто, любовница, ****и, я взрослый, мать волнуется, мать заботится, сто евро, интернет, хер им, пердуны, нехер еблом щёлкать, а ты тоже хорош, а ты, а ты, а ты».

                Фрагмент аудиозаписи
                киборг-жучка «Tarakanus»
 

Детали и главные причины часового ругательства                отца с сыном рассказчик сего намеренно умалчивает, хотя о расстановке акцентов догадывается.

***

Егорыч не мог заснуть: мешал шум за стеной. На кухне бежал кран. По полу бегала мелочь пузатая – пруссаки.
Ксан Иваныч вернулся в залу усталым.
Свернул на балкон покурить. Егорыч присоединился.
Оба в трусах: у Ксан Иваныча васильки на голубом, у Егорыча серп и молот на красном.
Соседка не выходила.
Разговор был стандартным: о правительстве, о ценах на зерно и нефть, когда батька полюбит Россию, и когда начнётся война с Украиной.
Решили, что «а кому она нахрен нужна?» И что украинцы это не совсем хохлы, а таки немножечко братья.
Вот такие бывают провидцы.

Гоголя 78.

« – Опять этот Гоголь. Сколько же их?»
Чен Джу

1. «Tarakanus»
Минские товарищи обвинили Ядвигу в провале финального Теста (почти экзамена на эффективность) системы мобильного наблюдения «Tarakanus». 
– Такую технику надо лелеять, Ядвига Карловна, она в миллиард нам вышла. «Kibordguk» пока что на втором этапе Теста. И  ему энергия нужна. «Tarakanus» всяко перспективней: «рюкзачок» надеваешь, запускаешь и смотри полноформат. А вы что натворили? Так вы даже в майоры не выбьетесь.
– А что я натворила, извиняюсь? Всё по инструкции: поставила на старт, а дальше как бы…
– Ну-ну, Ядвига Карловна, не нужно резких движений…
– А я чо, я ничо, извиняюсь.
– Вот-вот, правильно, что извиняетеь. Клиентов же вы выбирали, правильно?
– Ну да, как и подписывалась. По инстру… Только они сами напросились, по объявлению…
– Вот и я говорю: вы. Это раз. Фэйсконтроль ваш на кол с минусом. На русских иностранцев они мало похожи: клоуны какие-то. Таких в друзья мы не звали. Таких батька не любит.
– Есть маленько, но они вели себя очень прилично, ну очень-очень вежливые, аж до приторности, так что я…
– А это, дорогая Ядвига Карловна, ваша главная обязанность, это два. Вы её не соблюли. Но главное не это, а то, что по причине вашего недогляда случилось… поправимое, конечно, но и убыток не мал… Таракашку мы, конечно надрессируем другого, и даже «членоусиков» его не особо жалко, новые вырастим, но «рюкзачок» таки зайчиков стоит… а восстановлению не подлежит. А чипы нужно снова у китаёз заказывать и снова абгрейдить, и объектив у Цейса клянчить, а это бабло, понимаете? И некоторый урон секретности… подозрение как минимум, что, мол, Минск затевает какой-то нанотехнический прорыв… а мы пока что получается – первые в этой области. Киборжучки пока что не слишком далеко бегают, а стрекозы вообще падают на ровном месте.
– Ой, ой, ой, – запричитала Ядвига.
– И ещё: клиенты ваши похожи на русскую внешнюю разведку. Мы их пробили, конечно, стоит ли вам детали объяснять… пожалуй, не буду, но прикрытие у них неплохое, замаскированы от и до – так просто не прошибёшь. Они так любого «жучка» рассекретят, если уж нашего супер Tarakanusа вычислили… Ещё и поиздевались.
– А что такое? Неужто издевались?
– А то! Сначала всё нормалёк, и даже кино шло. А потом один его ладонью прихлопнул, говорит «ни хера себе тараканьё, даже у меня таких нет», соответственно лапы переломал и рюкзак сплюснул, а потом, который малой  который, жвачку ему на рюкзак прилепил... и смеялся, падла.
Заохала Ядвига.
–  Так что видеоряд кончился. Потом, наверняка тот же персонаж , говорит, что, мол, «выбрось его в унитаз». Молодой говорит, что, мол, его работа кончилась, – за палача он у них что ли? выкидывайте, мол, сами если желаете.  Видно так и было сделано, или в кухонную раковину был наш страдалец помещён и смыт… похоже горячей водой. Так что мы ловили звук: аудио целым осталось, но с дефектом, и  очень тихий… со всеми журчаниями, конечно, и хлюпаньем, что обычно в водопроводах… Вот так-то, Ядвига Карловна.
– От же ты чёрт, – сказала Ядвига.

2.
«А чёрные волосы у ваших клиентов были?»
«Особо чёрных… нет, а с проседью были… У двоих…»
«А вот такой длины?» – и растянули вьющийся винтом волос, сантиметров тридцать вышло.
Ядвига чрезвычайно удивилась: «Вот же окаянные, а божились: да мы, да мы к бабам… да никогда…»
– Успокойтесь, это вовсе не простой волос…
– А какой тогда? Конский?
– Вариантов, капитан Ядвига, не так много: чёрный котсуолд, но это большая редкость, к тому же овца… вы же ни приглашали погостить овцу?
– Смеётесь!?
– Ну тогда вам ещё варианты: кашемир и…
– И?
– Волос негритянки, эфиопки, например, …
– Вот же черти! Надули старушку.

3.
– А что они пили? Стеклотара ихняя где?
– Почём я знаю. Выбросили наверно.
– Такой уровень следов не оставляет. Короче, остались мы без пальчиков, без картинки, без записей. Не скажу что провал, но убыток приличный. Упустили русских товарищей. Выговор вам строгий, капитан Ядвига.
– Есть выговор!
– И персоналку покамест притормозим…
А вот последнее уж совсем зря.

4.
– А что, Карловна, эти люди были с зубами?
– Интересный вопрос. А что?
– А то, что в цветочнице на балконе обнаружены челюсти!
– Что такое! Не может быть. Челюсти? Змеиные? То-то Манька сверху исчезла.
– Как же, змеиные! – улыбнулся Паллаврентич, не идёт ему улыбка, злая она, – кобра ещё скажите. Протезы, дорогая. Мужские. Фирма «Roott», из титана. Прокуренные насквозь. Закопаны наполовину.
– И что теперь?
– Что-что, вернём… если докажут, что ихние, – и Паллаврентич хитро улыбнулся, – а за серпентарием пущай лучше следят. На экспромты Минск команды не давал.

5.
– Кстати, после этих господ из России ничего интересного не осталось?
– Как же не осталось, – сказала Ядвига, – вот, кружку забыли.

***

«А что, интересненькая круженция», – сказал Паллаврентьич, повертев кружку. Запишите, парни: «Кружка для пива из белой латуни с крышкой».
Первый: «И надпись на ней интересная».
«Однако ж, растяпы эти русские», – сказала Ядвига.
– Может, растяпы, а может и вовсе наоборот…  слишком у них как-то оригинально что ли. Забанили технику, притом издевательским способом. Играют с нами. Будто мы дети…
– Так вы их это..., – посоветовала Ядвига, – на границе-то и… это самое… ответочкой по кумполу.
– А кружечку на томографе проверьте. Чё-то она вроде как шевелится.