Оккупация. Тайны лесного хутора. Военная драма

                Виктор
                Волков







     Оккупация.

     Тайны лесного хутора.

                (Остросюжетная военная драма)


 



 






Поэтессе
Маргарите Астаниной
посвящаю

 

 












КОММЕНТАРИИ:
Загадочные события пьесы происходят летом 1942 года на временно оккупированной территории СССР, ставшей глубоким тылом германской армии.
В трёх километрах от большого села, где дислоцируется немецкий гарнизон, расположен хутор зажиточного крестьянина Дубова Степана, « имеющего зуб» на безбожную власть коммунистов.
Место действия:
Дом хуторянина. Просторная, светлая и опрятная комната обставлена добротной мебелью.
Описание комнаты:
Правый дальний угол занимает русская печь; две двери в правой стене ведут в отдельные спальни; дверь в левой стене – на кухню, а через неё наружу; через два окна задней стены виден лес; в центре комнаты – большой стол в окружении стульев; в левом углу – буфет; между окнами – диван; на задней стене висят иконы и лампада, на левой – зеркало и гитара; над столом – керосиновая лампа в абажуре.
Действующие лица:
1. Дубов Степан Иванович (Степан): 46 лет; хозяин хутора, пасечник; высок, худощав, «жилист»; хромает; одет по-деревенски хорошо.
2. Люба: 18 лет; младшая дочь Степана; очень красива, энергична, подвижна; «озорная девчонка»; одета по-городскому и со вкусом.
3. Ганс Штауб (Ганс): 23 года;  лейтенант немецкой армии, переводчик; интеллигентен, говорит по-русски безупречно; одет по-форме.
4. Анфиса Петровна (Анфиса): 45 лет; жена Степана; крепко сложена, красива, моложава.
5. Макар Кузьмич («Череп»): 42 года; старший полицай; лысый, мощный, уверенный.
6. Игнат: 20 лет; полицай.
7. «Кнут»: 30 лет; полицай; расхлябанный, нервный, «блатной».
8. Нина: 26 лет; старшая дочь Степана; красива, но одета нарочито непривлекательно.
9. Марта:  22 года; медсестра немецкой армии; латышка; рослая, сложена «угловато», некрасива; говорит по-русски медленно и с сильным акцентом; одета по-форме.
10. Фёдор: 40 лет; партизан; вооружен  автоматом.
11. Игорь:  32 года; высок, спортивно сложен; вооружен «до зубов»; одет в камуфлированную форму без знаков различия.

















Действие I
Акт 1
(Летнее утро. В комнату входит Степан, обтирая платком потное лицо; садится за стол, наливает в кружку квас из глиняного горшка, пьёт.)
(Степан, Люба)
Степан:  Любка!
(Из спальни выбегает Люба)
Люба: Папочка, я не ждала тебя так рано.
Степан: Всё! Выкосил последнюю поляну, теперь буду рыбачить по утрам. Коров подоила?
Люба: Ага, и отвела их к озеру. Ой, боюсь я, что отберут у нас немцы всю живность. Слухи такие ходят…
Степан: Слухи-слухи! Не паникуй, Любка! Авось…
Люба: Вот пригонят на станцию состав, соберут скотину и в вагоны…
Степан: Хватит! Дочка, я ведь и сам понимаю, но не терплю карканья раньше времени.
Люба: Думаешь, начальник гарнизона поможет?
Степан: А за какой хрен я пою его лучшим самогоном и снабжаю мёдом? Ганс твой, надеюсь, тоже не пустое место.   
Люба: Да уж. Завтрак подавать?
Степан: Обожди маленько, сейчас приедет придурок Отто за молоком. (Прислушиваясь)  Его машина гудит.
Люба: (Подходит к окну) Лёгок чёрт на поминки. Ой, папа, у нас же нечем примус заправить!
Степан: Возьми литр самогона, но только не первача. (Слышен сигнал автомобиля. Люба достаёт из буфета две бутылки и выбегает наружу.) Послезавтра праздник Святой Троицы, а образа пыльные. Нехорошо. (Берёт чистое полотенце и обтирает иконы.) Господи, помилуй нас грешных и избавь от германской оккупации, но не верни власть большевистскую.
(Возвращается Люба)
Люба: Отто говорит, что с нас причитаются двенадцать штук яиц.
Степан:  Отдадим после праздника. Сколько бензина налил?
Люба: Полведра.
Степан: Щедрый он с тобой.
Люба: Отто – старикашка себе на уме, хоть и придурочный. Этому пню уже за пятьдесят, а он всё подмигивает игриво и губами смачно чмокает, как телёнок.
Степан: Тебя губами чмокает?
Люба:  Ещё чего! Просто так чмокает, а иногда играет на губной гармошке.
Степан: Как бы лапать не стал, чёрт мордастый. Разлопался на молоке и яйках,  вот и тянет охальника на блуд.
Люба: Папа, он безвредный, а если станет лапы распускать, то Ганс ему покажет, где раки зимуют.
Степан: Шальная ты девка, Любка. Твой Ганс сегодня тут, а завтра…? Завтра в другом гарнизоне будет тискать девок.
Люба: (Запальчиво) Никогда! Папа, мы поклялись в верности и решили обвенчаться. Благословишь нас?
Степан: Жалко вас, дурней. Он протестант или католик?
Люба: Католик.
Степан: А ты крещёна в Православии: не получается общего знаменателя, дочка.
Люба: Богу все христиане угодны; и если даже богохульники успешно плодятся, то нам…
Степан: Стоп, приехали! Значит, вы решили размножаться?
Люба: Отдохни, папа, я сама протру иконы. (Берёт полотенце и, встав на табуретку, обтирает иконы). У нас есть лампадное масло?
Степан: Любка, не заговаривай мне зубы! Плодиться собрались?
Люба: Да, кстати о зубах…
(Входит Нина)
Акт 2
(Степан, Люба, Нина)
Нина: Здравствуйте, папа и сестрёнка.
Степан: Здравствуй, дочка.
Люба: Привет, Нинка!
Степан: Любаша, а ну-ка достань из погреба сало, сметану и яйца.
Нина: Живёте на своём хуторе почти как в мирное время.
Люба: Ага, только Отто ежедневно собирает оброк.
Нина: Потешный мужичишка, и глазки у него блудливые-блудливые; наверное, всех сельских баб переимел…(смеётся) в воображении.
Степан: (нарезая крупными ломтями каравай) Как там мои внуки? Хулиганят?
Нина: Ой, бабка едва справляется с ними: сорванцы.
Люба:  Мама придёт сюда на Троицу?
Нина: Как получится.
Люба: Нина, ты случайно не видела Ганса?
Степан:  Любка, ты ещё здесь?!
Люба: Уже нет, папуля. (Убегает).
Степан: Дочка, переселяйся из села к нам: тут сытней и спокойней.
Нина: Ага, додумался! Неужто я брошу такой дом? Ну, отчудил, папаня. За подобную глупость муж  переломает мне рёбра, когда вернётся с фронта.
Степан: Да, Петька переломает, пожалуй…, коль вернётся.
Нина: Папа, он придёт победителем. Наши, ведь, изгонят немцев? Правда?
Степан: Изгонят. Ихний Бисмарк, мужик головастый, предостерегал своих горячих землячков от войны с Россией, но они, ошалев от успехов на Западе, возгордились, и за это поплатятся здесь.
Нина: Ой, папа, меня сомненье клюнуло.
Степан: (смеясь) Неужто клюнуло? А, ну-ка, ну-ка…
Нина: Зря смеешься. Вот одолеют наши немцев, а дальше что? Власть коммунистов станет ещё крепче. Соображаешь?
Степан: Всё в Воле Господней. Народ, в семнадцатом году, по глупости прогневал Бога, так на кого же теперь пенять? Добаловались.
 Нина: Господь Наш милостив, а вот у коммунистов суд короткий: Любку обвинят за близость с Гансом; припомнят нам «кулацкое» прошлое; засунут в товарняк, и – в Забайкалье.
Степан: Выжить бы, а там.… После столь жестокой войны люди обязаны стать милосердней.
Нина: Или – наоборот. Хочешь редьку выбирай, а хочешь – хрен. Что слаще, папа?
Степан: Мы держимся пока в нейтралитете.
Нина: Разве? А кто же кормит немцев?
Степан: Дочка, у нас есть пасека, две коровы, куры, три поросёнка…
Нина: Двух – заберут немцы.
Степан: А куда денешься? Добровольно не отдашь часть, потеряешь всё в одночасье.
(Люба возвращается с продуктами)
Люба: Прошу к столу.
(Степан достаёт из буфета бутылку самогона и две стопки)
Степан: Нина, тебе налить?
Нина: Один глоточек, папа. А – Любке?
Степан: Очумела? Восемнадцатилетнюю девчонку спаивать? Ну, будем здоровы.
(Пьют, закусывают)
Нина: Ой, чуть не забыла новость: немцы арестовали вчера бабку Конопляниху, отвели её в сарай и так отхлестали плетьми!.. Она на всё село вопила.
Степан: Чем же насолила Конопляниха Третьему Рейху?
Нина: Регулярным спаиванием местного гарнизона. Вас тоже могут выпороть.
Люба: Фигушки! Сам майор Ланге предпочитает шнапсу наш медовый самогон тройной очистки. Вчера Отто отвёз ему пять литров.
Нина: Знаете, кого поить.
Люба: Нина, на Троицу будет церковная служба?
Нина: Ой, Любка, священника и дьякона посадили под арест до вторника; а возле церкви поставили часового, чтобы народ не проник в храм.
Степан: Да ну? С чего бы это?
Нина: Бабы на селе болтают, что после Пасхальной Службы, у немцев заржавели винтовки и отсырели патроны, а со склада пропали три ящика тушёнки. Надо же?
Степан: (насмешливо) Надо же. Тушёнку-то, верно не Бог стибрил.
Нина: Фрицы боятся теперь, что Господь услышит общую молитву прихожан, и вновь случится нечто этакое. Засиделась я у вас, пора уж….Как-никак, три версты топать.
Степан:  Ты ешь, ешь досыта, дочка. Люба, набери сестре продуктов.
(Люба выходит)
Нина: Далеко зашло у Любки с Гансом?
Степан: Почти до стадии размножения. У них, видимо, настоящая, большая любовь, и с этим придётся считаться; иначе можно так нагадить…
(Входит Люба с корзиной и отдаёт её Нине)
Люба:  Увидишь Ганса, передай привет.
Степан: Ну, с Богом, Нина. И остерегайся немцев, в смысле…
Нина: Кому я нужна в этих лохмотьях, чучело такое? А, кроме того, у меня нож есть. С Богом, родные. (Уходит)
Люба: Папа, брага дозрела. Залить бензин в примус?
Степан: Сам залью. Я буду в омшанике, а ты прибирайся тут. (Уходит)
(Люба убирает со стола еду, заливает масло в лампаду. Входят, вооружённые винтовками, Череп, Кнут и Игнат)
 Акт 3
(Люба, Череп, Кнут, Игнат)
Кнут: (кривляясь) Любаня, ягодка, ты с каждым днём всё краше.
Игнат: (Кнуту) Приличные люди вначале здороваются. Здравствуй, Люба.
Люба: (холодно) Здравствуйте.
Кнут: Череп, ты слышал, как этот сопляк преподал мне этикет, падла?! Не посчитать ли ему зубки, а? Игнаша, сколько их в твоей пасти… пока?
Череп:  Заткнись, Кнут! Извини нас, Любочка. (Садится за стол)
Кнут:  Извини, ягодка. Прости, солнышко. Эх, Люба-Любонька, дай мне хоть один шанс из миллиона, и я сделаю для тебя всё: ты будешь кушать пряники с мармеладом и шоколадки с орешками; одеваться в шелка и бархат; а твои прекрасные ножки обую…
Череп: Кнут, хватит слюной брызгать! Смотри, как Игнат набычился: долбанёт прикладом по чану – на всю жизнь останешься уродом.      
 Кнут: Что ты понимаешь в любви, Череп? Неужели, Игнашка достоин Любочки? Хренушки! Этому мямле только дерьмо сосать сквозь тряпочку.
Игнат:  Постерегись, Кнут! Я хоть и тихий, но не позволю вякать так при даме.      
Череп: (смеясь) Молоток, Игнат! Ломани ему, а я добавлю.
Игнат: (волнуясь, сбивчиво) Извини, Любочка, может у нас не лучшие манеры, но мы…, то есть, я…, так сказать, от всей души и с полным обожанием… (достаёт из кармана горсть конфет)  угощайся. 
Люба: (насмешливо) Нашёл, чем соблазнить.
Игнат: (сконфуженно) Это чё? Мелочь. (Прячет конфеты в карман) Я привезу тебе из города бусы янтарные. 
Люба: Уймись, Игнашка! Сколько можно эту канитель тянуть? На что ты надеешься? 
Игнат:  Война идёт, а Ганс твой не Кощей Бессмертный. Всякое случиться может.
Люба: Чего-чего?! Да я тебя так «обласкаю»… кочергой…!
Кнут:  Браво, Любочка! Игнат тоже смертный, а вот я…. Меня ничто не берёт. Я всю жизнь дуру-смерть за нос вожу. Я всегда при фарте. Смекай, Любаша.    
Череп: (Достаёт из кармана бутылку) Любочка, дай нам стаканы и что-нибудь на зуб. (Люба подаёт стаканы, хлеб и свежие огурцы). Ну, что стоите как дебилы? Кнут, разливай!
(Полицаи ставят винтовки к стене и садятся за стол. Кнут разливает самогон.)
Игнат: Кнут, мне чуть-чуть.
Кнут: Нам больше достанется. Ну, выпьем за небесную красоту Любочки. Одобряешь, Череп?
Череп: Одобряю и утверждаю. Погнали.
(Пьют)
Кнут:  Братва, куда же Хорёк делся? Он же обещал догнать нас.
Череп:  Да, он зачем-то задержался на селе маленько.
Люба: Какой ещё Хорёк?
Кнут:  Ну, такой вертлявый, как…, как…, как хорь.
Люба:    Ага, вспомнила. Вы-то, зачем припёрлись?
Кнут:  Опять из лагеря сбежали военнопленные, а нас послали ловить их. Вот мы и ловим…
Череп: Болтаешь лишнее! Наливай!
Игнат: Мне немного.
Кнут:  Теперь выпьем за фарт. А, Череп?
Череп: Да, без фарта хреново.
(Пьют).
Игнат: (пьянея, храбреет) Любочка, пойдём на озеро, я тебе лилии из воды достану.
Кнут:  (злобно) Вот, тупой баклан! Ты чего к ней прицепился, падла?! Тебе же русским языком было сказано… (замахивается кулаком на Игната. Череп перехватывает и выворачивает его руку. Кнут кривится от боли.) Отпусти, Черепок! Охренел что ли? Руку сломаешь, гад!
Череп: Не гад и не Черепок, а Макар Кузьмич. Повтори, урод!
Кнут:  Отпусти руку, Чер… Макар Кузьмич.
Череп: (отталкивает Кнута) Кнут, чем я отличаюсь от тебя?
Кнут:  Ты матёрый авторитетный урка, а вдобавок – «антоновец».
Череп:  Поменяй местами: первый срок я мотал за идею.
Кнут:  Ой-ой-ой! Какой «идейный». Сколько на твоём счету загубленных…?
Череп:  В боях считать некогда! (Берёт винтовку и ласково гладит её) У вас винтовки немецкие, а моя  «трёхлинеечка», прекрасный подарок от Мосина,  сохранилась ещё с Гражданской войны и ещё не подвела ни разу.
Кнут:  Вот, Игнат, в чём его  «идейность». Ну, а второй срок…
Череп: Заткни хлебало, Кнут! Моя судьба одна из многих, искалеченных антихристовой властью. Вы, конечно, знаете о крестьянском восстании на Тамбовщине…
Люба: … подавлением которого руководил Тухачевский.
Кнут:  Не, там заправлял всем лысый … ну, мордатый такой … как же его, блин … ?
Игнат: Котовский.
Кнут: Ага, котяра в натуре.
Череп: Оба злодействовали, но главарём был Тухачевский. Каково его душе сейчас?
Кнут:  Да, уж не прохладно: поди, срок мотает в преисподней по строгому режиму с усиленным подогревом. Мои грехи не столь тяжкие, но как представлю себе … 
Череп: Бог справедлив: лишнего не нагрузит. Кнут, ты усёк разницу меж нами? Наливай!
Кнут: (трясёт бутылку) Пусто. Любушка-голубушка, выручай.
Люба: За торговлю самогоном немцы чуть не до смерти забили Конопляниху.
Череп: Ужас-то какой, аж мороз по коже.
Кнут:  Ага, и всюду волосья дыбом встают и шевелятся.
Череп: (начинает неистово хохотать, Кнут и Игнат – тоже.) Да, чудом выжила старушка. Правда, Кнут?
Кнут: (сквозь хохот) Ой, я лопну! Ой, я, в натуре …
Люба: Как вам не стыдно?!
Кнут: Успокойся, Любочка: «мягкость» Коноплянихи не пострадала. Исполнители приговора, унтер и два солдата, оказались давними клиентами бабки. Сообща они разыграли настоящий спектакль: с воплями, руганью и наглядными последствиями  «экзекуции». Взяв под руки  «полуживую» Конопляниху, солдаты отвели её домой, а ночью пили самогон у бабки, задарма.
Люба: Треплешься, наверно.
Кнут: Провалиться мне … Конопляниха сегодня, залив за кадык, сама нам проболталась. Любочка, пошарь в буфете, а мы в долгу не останемся. Хочешь, напилим дров?
Люба: Ну, ладно, лучше пьянствовать, чем за несчастными людьми шнырять по лесу. (Достаёт бутыль).
Кнут: Золотые слова так бы и слушал. До вечера мы протрезвеем, и всё будет шито-крыто.
Череп: Да, всех лагерников не переловишь. Бегут, бегут …. А, кто за ними уследит в лесу дремучем?
Кнут:  Они прорубают просеку к нашему селу, вернее – к железной дороге. Скоро погонят на лесоповал и здешних мужиков. (Разливает самогон).
Игнат: Мне – маленько. Любочка, поверь, я пью лишь для непринуждённости общения. Давайте выпьем за то, чтоб настоящая любовь не оставалась безответной. Согласен, Макар Кузьмич?
Череп: Сойдёт.
(Пьют, едят).
Кнут: Любочка, без всякой задней и передней мысли советую тебе выбрать в спутники жизни русского мужика. Немецкая душа – потёмки, а этот Ганс – карта непонятной масти. Он базарит по-русски лучше нас, и без акцента. Загадка природы?
Люба: Ганс переводчик.
Череп: Не жирно ли держать такого опытного переводчика в каком-то сапёрно-строительном батальоне?
Игнат:  Да, подозрительно. Ганс, наверное, тайный агент гестапо.
Кнут: Молоток, Игнашка! Раскусил! Любочка, не доверяй немцу: он провокатор и стукач. На зоне таких …
Люба: Да, ну вас…. Вы преследуете свои интересы.
Игнат: Отстаиваем. Мужчина не должен уступать без боя.
Кнут: (ухмыляясь) Ого, он мужчина. Или мужчинка, так сказать…? (тревожно)  Но куда же делся Хорёк, падла.
Череп: На хрена он тебе? Спой что-нибудь наше.
Кнут: У меня голос отсырел.
Игнат: Можно я спою?
Череп: Валяй!
Кнут: (ехидно) Федя Шаляпин нашёлся. Плеснуть, Чере… Макар Кузьмич?
Череп:  Без меня.
Игнат: С разрешения хозяйки. (Снимает со стены гитару).
 Кнут: (выпив самогон, заметно пьянеет) Мы пристально и снисходительно слухаем, Федя. Или Игнашка? Овации опосля.
Игнат: Песня посвящается тебе, Любочка.
Люба:  Настырный ты, Игнашка!
Игнат: Моя душа произвольно и трепетно вибрирует по известной тебе причине. (Поёт)
Отражает звёздочки тёмная вода,
Опустились лебеди в зеркало пруда,
Песня соловьиная слышится едва,
У воды под липами, как постель трава.

Поцелуи робкие распаляют кровь,
У пруда под липами первая любовь.
Ветерок застенчиво улетает прочь,
Одеялом бархатным укрывает ночь.

Укрывает ласково этот сладкий миг,
Радость бесконечную, счастье для двоих.
Скоро зорька ясная заалеет вновь,
А пока под липами первая любовь.

                Как крепки объятия, как сердца стучат

                Не расскажут лебеди, звёзды промолчат.1

Череп: Душевная песня.
Кнут:  Известный приём: баклан лирикой давит, а голосок-то дрянь. Ну, куда же делся Хорёк, гнида?
Череп:  Зачем ты, Игнашка, попёрся в полицаи с такой чувствительной натурой? Не для тебя это.
Игнат:  Моего отца упекли на десять лет без права переписки.
Череп:  Серьёзная статья.
Игнат:  Он был учителем литературы и увлекался поэзией. Песню, исполненную мной, отец сочинил накануне ареста.
Череп:  За что его…?
Игнат:  Отец, ещё до революции написал хвалебную поэму об императоре Николае Втором, а кто-то отыскал старую газету с той публикацией и отнёс  «куда надо». Макар Кузьмич, почему большевики так жестоки с инакомыслящими?
Череп: Без репрессий им не удержать власть в православно-крестьянской стране.
Игнат:  Правильная власть должна обеспечить такой порядок, при котором все сословия и отдельные личности жили бы в согласии, не покушаясь на чужое по принадлежности.
Кнут:  Ну, баклан тупоголовый! Выходит, урки тоже должны добровольно и радостно горбатиться по-стахановски, зарабатывая орден Сутулого?
Игнат:  Есть Божья заповедь:  «не укради».
Кнут:  У Бога заповедей много, но... Ты сам на Любку пялишься, как кот на масло; на чужое масло, которое тебе, похотливому сморчку, очень хочется лизнуть; и при благоприятных обстоятельствах ты не упустишь шанс. Обязательно налижешься. (Толкает Игната, смеясь) Налижешься, Игнашка? Ещё бы! Наверняка в фантазиях уже …, а? 
Люба:  Игнат, ты, почему сконфузился? Он раскусил твою сущность? Отвечай!
Игнат: (сконфуженно-невнятно) В исключительных ситуациях всегда будет иметь место быть, как естественно - неизбежная данность, произвольное проявление бесконтрольной первобытности на почве амурного происхождения.
Кнут: Макар Кузьмич, он чё наплёл, гад?! Издевается над нами? У меня от возмущения кишки заворачиваются и селезёнка нагревается.
Череп:  Изложено коряво, но смысл понятен. Значит, Игнаха, в исключительном случае ты готов хапнуть собственность другой, отдельно взятой и тоже светлой, личности.
Игнат:  Ну, что вы прицепились ко мне?
Люба:  Игнашка, если я потребую за любовь много золота, ты решишься добыть его преступным способом?
Игнат:  Ты намекаешь …? (страстно) Любочка, ради тебя готов на всё!
Люба: (сердито) Зачем тогда болтать о заповедях Божьих?
Игнат:  (растерянно, путаясь) Как данность, всегда иметь будет место … место быть … быть место … в особых, так сказать …
Кнут:  Ага, птицу видно по полёту, а добра молодца – по … соплям. (Хохочет) Такому шлангу никогда не будет фарта. Поверь, Любочка.
Люба:  Мне-то, какое дело?!
Игнат:  Люба, я поймаю фарт.
Люба:  Мой выбор всем известен. Неужели ты подумал, что я отдамся за золото?
Игнат:  Мне хочется надеяться на что-то.
Люба:  Надежда должна быть чистой и светлой. Да, в душе каждого человека находятся одновременно Бог и дьявол, но в разных пропорциях; и человек, подавляя пороки или усугубляя их, по слабости своей, добровольно изменяет это соотношение. Впрочем, сатана был ангелом когда-то.
Игнат:  Отец, мне, тоже говорил об этом.               
Череп:  Видно, неспроста.
Кнут:  Ага, батяня чуял гниль в сыночке. Ну, чё, я плескану, Кузьмич?
Череп:  Только – понемногу.
Кнут:  Ну, это кому как. (Разливает самогон) Выпьем за …
Череп:  Погоди, Кнут! Я буду говорить, а кто посмеет скалиться, получит в хрюкало! Есть у меня козырная идея или мечта, если хотите.
Кнут:  Возьмёшь в долю?
Череп:  Вшивый – про баню. Кнут, представь себе, что мы заключили мир с германцами и объединились в одно государство.
Кнут:  Ого, стратегически кумекаешь, Кузьмич! А паханом будет Сталин или Гитлер?
Череп:  Императором всея Германо-Руссии станет кто-нибудь из династии Романовых, поскольку в их родословной переплелись русские и немецкие корни. Справедливо?
Кнут:  Железно! Но чё получится в натуре?
Череп:  Во-первых: мы перестанем убивать друг друга; во-вторых: образуется сильнейшая империя со справедливой властью; и, в-третьих: две великие нации взаимодополнятся новыми качествами и превзойдут во всём другие народы. Несбыточно?
Кнут:  Хрен знает, но гениально! Чере … пардон, Макар Кузьмич, ты Архимед мысли! Эврика в натуре! Если бы все паханы соображали так же. … Выпьем за твою мечту.
Череп:  Дёрнем.
(Пьют. Кнут пьянеет сильнее других)
Кнут:  Где же Хорёк? Кузьмич, я поищу в лесу эту падлу. (Пытается встать)
Череп:  Ага, найдёшь …. Хряснешься мордой на ежа (хохочет). Сиди, а мы с Игнашкой пошарим.
Игнат:  Я не оставлю его наедине с Любашей.
Череп:  Тоже верно. (Уходит).
Кнут:  (берёт бутылку) Любочка, третьей будешь?
Люба:  Хватит! Глазищи уже по-рачьи пучишь.
Кнут:  От недопою. (Наливает полный стакан) А Игнашке  не хватило почему-то (смотрит в горлышко бутылки), жаль (пьёт). Любочка, ещё бы бу…т…ты…лочку.
Люба:  Ишь, прохиндеи! Припёрлись, как к себе домой; пьёте по-свински, а потом и наблюёте вдобавок.
Игнат:  Я не наблюю, а он – может.
Кнут:  Ах ты, баклан долбаный! (Пытается ударить Игната но падает со стула) Любочка, я заплачу з…зо…лотом (ползёт к Любе).
Люба:  Врёшь.
Кнут:  Дай мне плоскогубцы.
Люба:  Ты чего задумал?
Кнут:  Кнут способен на многое. Вы ещё не знаете Кнута (продолжает ползти). Другим – слабо, а Кнуту – плёвое дело. Дай плоскогубцы, Любочка, или щипцы для сахара.
Люба:  Возьми (даёт ему щипцы).
Кнут:  (стоя на коленях перед Любой, открывает рот и оттягивает пальцем щёку) Смотри, Любаша! Видишь два золотых зуба? Дарю! Теперь они твои. Рви их сама.
Люба:  Господи, помилуй. Зубов мне ещё не хватало из чужого рта?
Кнут: Боишься? Ладно, сам вырву. (Суёт щипцы в рот). У, чёрт, не могу нащупать. Игнашка, рви, баклан!
 Игнат: (боязливо) Я, чё, гестаповец что ли?
  Кнут:  Рви, гад, нето пришью! (С трудом садится на стул). Ну!
 Люба:  Чёрт психованный, уймись! Вот тебе самогон, только прекрати! (Ставит на стол бутылку).
Кнут:  Нет, я уже пошёл на принцип! Рви, Игнаха, а я потом брильянтовые вставлю (хохочет).
Игнат:  Мне бы для вдохновения… (дрожащими руками наливает самогон, выпивает и берёт щипцы). Рот разинь пошире. Оба дёргать?
Кнут:  Кнут не мелочится! Кто ты, баклан малахольный, в сравнении с Кнутом? Насекомый! Рви! (Оттягивает щёку пальцем. Игнат хватает щипцами зубы и резко дёргает. Зубы падают на пол. Кнут, воя от боли и плюясь кровью, подбирает их).
Люба:  Боже, какой ужас.
Кнут: (выпив стакан самогона, ползёт на коленях к Любе, держа на ладони золотые зубы) Любочка, из них можно сделать обручальные кольца. Возьми, Любаша, возьми, мил…ла…я. (Валится на пол и отключается).
Игнат:  Выбросить Кнута наружу?
Люба:  Нет-нет, там много пчёл, а они не любят пьяных. Разуй его и уложи на диван.
Игнат:  (снимая с Кнута сапоги, завистливо) Добротные сапоги, яловые, почти новые и размер мой. (Укладывает Кнута на диван).
Люба:  А зубы где?
Игнат:   В кулаке зажал. Взять?
Люба:  (возмущённо) Вот ты какой!
Игнат:  (сконфуженно) Ну, я выйду покурить. (Берёт винтовку и выходит). (Люба продолжает наводить порядок).
Кнут:  (беспокойно ворочаясь, бессознательно) Где я…? На нарах…? А куда делся Хорёк? Ё моё…! Неужто рванул с зоны? Решил обуть меня, гнида?! (Вопит) Убью падлу! (Садится и безумно оглядывается) О, ё моё, вот я где. Любочка, прости. (Качаясь, подходит к столу и глотает самогон из бутылки) Любочка, я одинок на белом свете: если загнусь, то кому всё достанется? Хорьку?! Дышло ему в глотку! Он решил кинуть меня. Фигушки! Фарт всегда со мной. Любочка, после войны, на те драгоценности мы в Ялте заживём по-царски: будем пить коньяки пивными кружками, есть икру столовыми ложками. Поверь, Люба, я ухожу в «завязку», поскольку обеспечен на несколько жизней.
Люба:  Белая горячка началась.
Кнут:  Обижаешь. Мы выйдем в море на яхте под белыми парусами, но раньше я должен завалить Хорька. Любочка, на всякий случай, открою тебе тайну. Прошлым летом, за день до прихода немцев, «Ювелирторг» пытался вывезти из города драгоценности, однако, мы подстерегли в лесу машину: охрану уничтожили, но и наших семеро легло. В живых остались лишь Хорёк да я. Любочка, клянусь, на мне крови нет: меня поставили на шухер в километре от засады, чтобы я красной ракетой предупредил о любой непредвиденной опасности. Когда перестрелка стихла, я застал на месте боя Хорька, который перетаскивал в лес ящики. Позже мы спрятали добычу в городе, до лучших времён. Любочка, запомни адрес: улица Овражная, дом – сорок два. Хорьку всегда не терпелось  взять золото, но куда с ним сунешься сейчас? (Берёт винтовку и, шатаясь, идёт к выходу) Люба, я только перехвачу Хорька, и вернусь обратно. Я – фартовый! (Открывает дверь и видит Игната) Ах, ты, баклан! Подслушивал за дверью?! (Отскакивая назад, передёргивает затвор и вскидывает винтовку, но выстрелить не успевает. Игнат, входя, бьёт его прикладом в голову. Кнут падает.)
Игнат:  Куда ж ты без сапог, чудило?
Люба:  (наклонившись над Кнутом, испуганно) Игнат, он мёртв.
Игнат:  Любочка, а если бы Кнут успел выстрелить…? Да, вот тебе и фарт.
Люба:  Ты слышал всё?
Игнат:  Теперь черёд Хорька.
Люба: (испуганно) О чём ты говоришь?
Игнат:  О фарте.
Люба:  А как же Заповеди Божьи?
Игнат:  (отводя взгляд, виновато) Прости, Любаша, но перевесил дьявол. Я покаюсь и отмолюсь … потом. Поставлю в храме тысячу свечей за упокой души убиенного …. Да…, а Ялта теперь за мной: ну, по наследству, так сказать ...
Люба:  Иди ты со своей Ялтой в …, и труп убери из дома.
Игнат:  Будет сделано. (Поднимает что-то с пола) Зуб. Сгодится. (Прячет его в карман) Помоги мне, Любаша.
Люба: (помогает ему взвалить труп на плечо) Куда же ты его …?
Игнат:  Мы с Кнутом ушли на выполнение задания. Соображаешь? Вытри кровь с пола и избавься от винтовки. Да, Любочка, спрячь сапоги покойничка, я их заберу потом. Ладные сапоги. (Уходит)
(Люба прячет сапоги и винтовку под диван и продолжает уборку. Входит Степан с бутылкой самогона). 
Акт 4
 
(Степан, Люба, Череп)
Люба:  Будешь снимать пробу?
Степан: Как обычно. Сало нарежь. (Подходит к столу) Кто тут насвинячил?
Люба:  Макар Кузьмич со своими …
Степан:  На халяву жрали?
Люба:  Обещали напилить дров.
Степан:  Вот, служба, ядрёна вошь! Приспособились оболтусы.
Люба:  Мы приспособились не хуже
Степан:  Пожалуй. (Наливает самогон в стакан) Любка, закусь на стол! Живо!
(Люба достаёт из буфета сало. Входит мрачный Череп)
Череп:  Приятного аппетита, Степан Иванович.
Степан:  Спасибо, Макар Кузьмич. Угощайся.
Череп:  Стопочку можно, ежели под сало.
Степан:  Ну, будем здоровы.
(Пьют, закусывают)
Люба:  Кузьмич, ты, кажется, Хорька искал?
Череп:  Хорёк лежит в лесу, убитый.
Степан:  Этого нам только не хватало. Кто ж его …?
Череп:  А хрен знает. Царствие ему Небесное.
Степан:  За какие деяния?
Череп:  Что?
Степан:  Царствие Небесное.
Череп:  Да так я к слову …. Все мы хороши, когда спим зубами к стенке. Помянем бедолагу?
Степан:  Грех – не помянуть.
(Молча выпивают по стопке, закусывают)
Люба:  Сала больше нет.
Череп:  Спасибо и на этом. (Пересаживается на диван) Хорька закопать надо: если немцы обнаружат труп, то возьмут нас в оборот. Сегодня мы не заходили к вам. Понятно? А где же Игнашка и Кнут? 
Люба:  Ушли на выполнение задания.
Череп:  Надо же? Откуда такое рвение? Вот ... (берёт что-то с дивана) (ехидно) А золотой зуб Кнут оставил на сохранение? Люба, кто кого …?
Степан:  Любка, здесь произошло убийство?
Люба:  Кнут чуть-чуть не успел выстрелить, а Игнат шибанул его прикладом.
Череп:  Где труп?
Люба:  Игнат утащил его, а куда – не знаю. Налить вам на поминки души …, ну …, как его, Кнута, звали?
Череп:  Филипп.
Люба:  Налить что ли? У мня и сало найдётся. Нарезать?
Череп: (прячет зуб в карман) Иваныч, пойдем, зароем Хорька.
Люба:  Неужели, его тоже – Игнашка? 
Степан:  Любка, живо приберись здесь, а потом – в омшанике!
(Степан и Череп уходят)
Люба:  А может, Череп сам убил Хорька? Такому – что стоит. (Достав из-под дивана сапоги и винтовку, уходит)
(Занавес)
Акт 5
(В комнате наведён порядок. Входят Степан и Череп)
(Степан, Череп)
Череп:  Да, тёмные дела творятся на твоём хуторе, Иваныч.
Степан:  А ты уверен, что Хорёк был мёртв?
Череп:  Он был похож на мёртвого, а я их перевидал … 
Степан:  Может, ты перепутал место?
Череп:  Ни хрена подобного. Там он лежал! Там! Трава, ведь, примята. По следу бы пойти …
Степан:  Куда? Смерть искать?
Череп:  Вот именно: Хорёк вооружён был, а завалили бедолагу тихо и аккуратно. Партизаны далеко отсюда. Кто ж его …? И труп спёрли. Неужели, беглые военнопленные?
Степан:  Нет, Кузьмич, сюда, где дислоцируется немецкий гарнизон, им бежать бессмысленно. Они пробираются на север к партизанам, а вы  ловите беглецов почему-то здесь.
Череп:  Степан Иванович, ты этого не говорил, а я не слышал. Да, может, ты мочканул Хорька, пока мы тут культурно кушали?
Степан:  Хорёк мне дорогу не перешел. А ты, Макар Кузьмич, похоже, не очень-то рвёшься на борьбу с большевистской тиранией?
Череп:  У меня, Степан, те измождённые люди не вяжутся с образом врага, мне даже жаль их. Я сам бежал из лагеря со второй отсидки и знаю цену свободы. Надеюсь, ты не кровожаднее меня? Иваныч, ежели ты, проявишь понятливость, то события на хуторе останутся в тайне; и имей в виду, что я выйду сухим из данной ситуации.
Степан:  Ладно, я понятливый. Ох, и тёртый же ты калач, Макарка. Ну, помянем убиенного Филиппа?
Череп:  Сейчас – нельзя: надо сочинить фуфло для немцев. Согласовать бы версию с Игнашкой, да где его, козла, теперь найдёшь? Пожалуй, ткну себя ножом – авось выкручусь.
Степан: (достаёт бутыль самогона) Возьми дезинфицирующее средство.
Череп:  Хирургия, в натуре (берёт самогон). Иваныч, дай мне ещё шмат сала: я помяну потом Кнута, то есть, раба Божьего Филиппа и, заодно – Хорька.
Степан: (отдавая сало) На благое дело – не жалко, но Хорёк-то возможно жив.
Череп:  Да? Ну и хрен с ним. Спасибо, Иваныч. Понятливый ты мужик. Нам надо держаться вместе: мы ведь не какая-то прочая шпана, а идейные борцы с большевизмом.
(Уходят вместе)
Акт 6
(Входят Степан и Люба)
(Степан, Люба)
Степан:  Ну и дурак этот Игнат: попёрся за своей смертью. Отвалят ему там «брильянтов» тачку с прицепом.
Люба:  Если дом необитаем, то у Игнашки неплохие шансы.
Степан:  Допустим, ну и что же дальше?
Люба:  Он перепрячет клад, и всё уйдёт с концами. Нам бы те сокровища.
Степан:  Выбрось дурь из головы.
Люба:  Пусть пропадают?
Степан:  Люба, я всего добился честным трудом: на чужое не зарился. Мы живём в достатке. Тебе этого мало?
Люба:  Папочка, мы взяли бы золота совсем немного: килограмм …ну, может, два иль три – мне на приданое; а остальное – после окончания войны – отдали бы на восстановление разрушенных церквей. Я, ведь, справедливо поделила? Стыдно бесприданницей венчаться.
Степан:  Не суетись, Любка, я сберёг кое-что на такой случай, а относительно восстановления …
Люба: (глядя в окно) Ой, папа! Из кустов вышел какой-то подозрительный чужак в маскировочной форме без знаков различия.
Степан:  Вооружён?
Люба:  До зубов. Ой, он идёт сюда.
Степан:  Спрячься, дочка. А ну-ка лезь на печку (берёт топор).
Люба:  Я за тебя боюсь. Ты полегче с топором: не провоцируй …
Степан:  Марш на печку! Живо!
(Люба берёт нож и залезает на печку. Входит, опираясь на палку и держа наготове немецкий автомат, рослый мужчина; на поясе у него кобура с пистолетом, подсумок с гранатами и нож в чехле; к повреждённой ноге прибинтована палка).
Акт 7
(Степан, Игорь, Люба)
Игорь:  Положи топор, хозяин! Меня зовут Игорь. Я пришёл с миром.
Степан:  На лбу не написано.
Игорь:  У тебя есть повод считать меня врагом? И вообще,  топор против автомата? Лучше обойдёмся без конфликта. Немцы есть поблизости?
Люба: (спрыгнув с печи) Молчи, папа! Это провокатор!
Степан: (кладёт топор) Люба, похоже он мужик нормальный и ему нужна помощь. Я сам ковыляю на протезе.
Игорь:  Пострадал на Первой Мировой?
Степан:  Там. Ступню оторвало осколком, а ты как покалечился?
Игорь:  Неудачно приземлился на парашюте. Вот, пользуюсь подручными средствами, но не ходок я в таком состоянии.
Степан:  Далеко путь держишь?
Игорь:  К партизанам.
Люба:  Ты слишком откровенен с нами, «парашютист».
Игорь:  Я научился разбираться в людях. Мы – русские, а значит наше место в одном строю. Хозяин, мне надо подлечиться.
Степан:  Ладно, поживёшь недельку на чердаке сарая, окрепнешь, а там посмотрим … Я – Степан Иванович.
Игорь:  Спасибо, Иваныч.
Степан:  Спаси Бог. Немецкий гарнизон располагается в селе, верстах в трёх отсюда. Люба, отведи Игоря в сарай и накорми, а я на пасеке поработаю. Да положи ты нож.
Люба:  Ещё чего?! Пойдём, «парашютист».
(Все уходят).
Акт 8
(Входят Ганс и Люба с букетом цветов)
(Ганс, Люба)
 
Ганс:  Мы здесь одни? (Обнимает Любу)
Люба:  Отец на пасеке. Ой, Гансик, как я скучала по тебе …(целует его) Уж так скучала …(снова целует) Скажи, а ты …?
Ганс: (лаская Любу) Люба, Любовь, Любочка, для меня нет тяжелее испытания, чем разлука с тобой.
Люба:  Ты – мой Ромео, я – твоя Джульетта. Правда?
Ганс:  Нет, они плохо кончили.
Люба:  Гансик, я не переживу, если ты погибнешь.
Ганс: (строго) Прекрати!
Люба:  Я-то причём? Война …
Ганс: (нежно) Любочка, ну если даже …,
Люба:  Нет! Нет! Нет!
Ганс:  … то у тебя родится наш ребёнок. Так, ведь? Я надеюсь …
Люба:  Обязательно родится. Хочешь есть?
Ганс:  Захочу потом. (Обнимает Любу) Уединимся где-нибудь?
Люба: (отстраняясь) Ганс, мы уже почти супруги, но не касались до сих пор одной темы. Прежде у меня не было амурных связей, а у тебя?
Ганс:  Любочка, если б мы встретились намного раньше …
Люба:  Ага, значит, у тебя в Германии невеста.
Ганс:  Нет-нет! Был там романчик мимолётный, без взаимных обязательств. Баловство, короче. Ты же не ревнуешь?
Люба:  Ревную. Ганс, немки красивее русских женщин?
Ганс:  Всякие бывают, но ты красивее даже Марлен Дитрих. (Ласкает её).
Люба:  Твоей «мимолётной»?
Ганс: (смеясь) Марлен Дитрих – наша красивейшая актриса.
Люба: (радостно) Неужели я красивее её? (Целует Ганса)
Ганс:  Гораздо. Любочка, пойдём в кусты.
Люба:  Ганс, а на фронте ты частенько под кустом, ну … в смысле …?
Ганс:  Люба, тебе известно, что я едва не погиб в Латвии.
Люба:  Да, у тебя остался след от пули на груди … 
Ганс:  Спасибо, что меня выходила в госпитале медсестра Марта.
Люба:  Так-так, понятно. Она немка?
Ганс:  Латышка. Любочка, с моей стороны это был лишь акт благодарности. Я честно предупреждал Марту об эфемерности наших отношений, но она продолжает и теперь присылать мне письма.
Люба:  А ты …?
Ганс:  Жгу их, не читая. Других романов, до нашей встречи, у меня не было. Любочка, теперь и навсегда, я только твой.
Люба:  Если бы…. Прежде всего, ты солдат Гитлера.
Ганс:  В условиях мировой бойни, каждый человек чей-либо солдат, пусть и не явно. Отец твой, понося большевиков, вряд ли питает к нам любовь.
Люба:  Папа говорит, что Россия – величина вечная, а большевизм – временный исторический вывих. Фашизм – тоже историческое недоразумение?
Ганс:  Любочка, об этом будут полемизировать философы и историки, а в грубой реальности участь «вывихнутого» достанется побеждённому. Таков закон войны.
Люба:  Значит, Сила не нуждается в союзе с Правдой?
Ганс:  В разладе с Правдой тот, кому подвластна Злая Сила.
Люба:  Ганс, ты не боишься угодить в гестапо?
Ганс:  Вот как ты истолковала мои слова!
Люба:  Разве, не Гитлер повелевает Дурной Силой? Ты упражняешься на мне в выявлении неблагонадёжных? Ганс, ты агент гестапо?
Ганс: (сердито) Ну вот: начали за здравие, а кончили …Кто тебе наплёл такую чушь?! Люба, если мы решили связать наши судьбы навсегда, то … Да, что тут говорить: за такое, отодрать бы тебя вожжами по-вашему, по-русски!
Люба:   Гансик, извини. Вожжи принесть?
Ганс:  Забудем. Инцидент исчерпан.
(Входит Степан)
Акт 9
(Степан, Ганс, Люба)
 
Степан:  О, к нам Фриц пожаловал.
Люба:  Не Фриц, а Ганс.
Степан:  Хрен один.
Ганс:  Здравствуйте, Степан Иванович.
Степан:  Здравствуй, «зятёк». Самогона хочешь? Шнапс ваш, по сравнению с ним…
Ганс:  Знаю-знаю. Спасибо, я, практически, не пью.
Степан:  Ну, что ж – похвально; а теоретически – немного можно. Я сам употребляю лишь для аппетита. Любка, накрывай на стол!
Люба: (сервируя стол) Папа, сало подать?
Степан:  А как же… Фрицы очень любят наше сало, и яйки – тоже. Правда, Фриц? То есть, Ганс.
Ганс:  Степан Иванович, почему вы всегда пытаетесь задеть меня?
Степан:  Почему? Люба, он тупой?
Люба:  Да, ну тебя, папа! Ганс образованный и порядочный человек.
Степан:  Возможно, но… Ганс, ты, ведь не гость в России. Ты – оккупант. Чуешь разницу?
Люба:  Ну, опять завёлся батяня.
Ганс:  Ничего, мне импонирует такая прямота.
Люба:  Папа, сейчас Ганс у нас в качестве гостя, и даже более того…
Степан:  Ну, ладно – ладно…(разливает самогон) Я, конечно, не в восторге от ваших отношений, но любовь не запретишь – она от Бога. Живите, как хотите. (Пьёт)
Ганс:  Спасибо. Мы будем жить как надо. (Пьёт самогон, занюхивает хлебом и закусывает салом).
Степан:  Ганс, тебя не отличить от русского. 
Люба:  Да, если б не мундир … Папа, а можно Гансу прийти к нам на Троицу?
Степан:  Ганс, ты в Бога веруешь?
Ганс:  Я воспитан в традициях католицизма.
Степан:  А детей своих вы будете крестить по-православному или по-вашему?
Ганс:  Мы ещё не думали об этом, но неужели христиане не все равны перед Христом?
Степан:  Наверно, все равны, но чей народ сильней прогневал Бога?
Ганс:  Война идёт на вашей территории, а значит…
Степан:  Ни хрена не значит! Конечно, ты обязан защищать своих, однако…, Наполеон занял Москву, а потом оттуда драпал до Парижа, обгоняя жалкие остатки своих вояк. Ганс, я думаю, что Господу угодно покончить одновременно и с вашим, и с нашим безобразием; поэтому Он попустил войну. После неё всё будет иначе. 
Ганс:  Но, лишь ценой огромнейших потерь, как ни прискорбно.
Степан:  Грех искупляется страданием; пример тому – подвиг невинного Христа Спасителя, жертвенно принявшего на Себя крестные муки за весь падший род человеческий.
Ганс:  Война – своеобразная Голгофа?
Степан:  Бог, безгранично милосердный, вовсе не обязан постоянно идти на распятие ради спасения безумцев, сознательно пренебрегающих Его Милостью. Он дал людям разум, свободную волю, и указал дорогу в Царствие Своё. Разве этого мало?
Ганс:  Оригинально. Ваши рассуждения похожи на принципиальное оправдание войны, как таковой.
Степан:  Нет, я осуждаю войну, но пытаюсь понять её мистическую сущность.
Ганс:  Выходит, Бог творит историю человечества на Своём уровне, а мы лишь исполняем Его замысел на полях сражений? Но вы же сами сказали, что Бог дал человеку свободную волю; вот, и я действую как раз по своим убеждениям. Мне дорога Германия не менее чем вам – Россия.
Степан:  Отчасти, Ганс, ты прав, но твой свободный выбор обусловлен конкретной ситуацией, созданной иной волей; и я полагаю, что дальше собственного носа ты ничего не видишь. Наверное, мужик ты порядочный, но сюда на Троицу тебя не приглашаю, извини.
Люба: (умоляюще) Ну, папочка…
Степан:  Но если Любка пригласит, не стану возражать.
Люба: (обнимая и целуя отца) Папулечка, спасибо!
Степан:  Полегче, фрау Штауб. Ишь, развеселилась!
Люба:  Фрау Штауб? Я – фрау Штауб? Странно как-то.
Степан:  Ничего, привыкнешь. Пойду на пасеку, а ваше дело молодое.… Размножаться-то когда начнёте?
Люба:  Папа, как тебе не стыдно?!
Степан:  Ну, извините-извините… (уходит).
Ганс:  Да, не прост Степан Иванович.
Люба:  Ещё бы! Он прочёл столько научных и церковных книг …, и меня приобщил к их изучению.
Ганс: (обнимая Любу) Что ж, похвально. Куда пойдём для размножения?
Люба: (смеясь) Теперь уж не в кусты, и не в сарай. Лейтенант Ганс Штауб, шагом марш в нашу спальню!
Ганс:  Как вам угодно, фрау Штауб. (Смеясь, уходят в спальню)
(Занавес)
Акт 10
(Утро. Праздник Святой Троицы. Комната украшена зелёными ветками и цветами. Люба сервирует стол, покрытый белой скатертью. Входит, празднично одетый, Степан.)
(Степан, Люба)
Люба: Праздничный завтрак готов. Придёт ли мама?
Степан:  Обождём немного, а пока отнеси угощение Игорю.
Люба:  Папа, я боюсь.
Степан:  Случилось что-нибудь?
Люба:  Мне не спалось сегодня.
Степан:  Только и всего?
Люба:  Если бы…. Примерно в полночь заскрипела дверь сарая; подойдя к окну, я увидела Игоря, уходящего в лес, с лопатой и при оружии.
Степан:  Темно же было.
Люба:  Нет – луна светила. Папа, Игорь шёл очень быстро и не хромал. Вернулся он часа через полтора. Что тут происходит?
Степан:  Нас это не касается.
Люба:  Ага, пока гром не грянет – мужик не перекрестится.
Степан:  Хватит умничать! Я сам во всём  разберусь, а ты веди себя как прежде. Неси ему еду.
Люба:  По-жа-луй-ста! (Берёт со стола еду и нож)
Степан:  Любка, оставь нож.
Люба:  По-жа-луй-ста! (Оставив нож, уходит)
Степан: Похоже, приходит конец нашей «тихой» жизни. Куда от войны денешься? На двух стульях не усидишь.
(Входит Анфиса с корзинкой в руке)
Акт 11
(Степан, Анфиса)
 
Анфиса:  С праздником Святой Троицы.
Степан:  С праздником, Анфиска. (Троекратно целуются) Любка, вот, настряпала всего: тебя ждали.
Анфиса:  Спасибо, а от меня – пирог. (Достаёт пирог из корзинки)
Степан:   Удумала! Оставила бы внучатам.
Анфиса: (укоризненно) Стёпа, по-твоему, я не позаботилась о внуках?
Степан:  Ну, ладно-ладно, извини, но пирог отнесёшь обратно. (Кладёт пирог в корзину) Маешься там с ребятнёй?
Анфиса:  Что и говорить…. Сладу с сорванцами нету. Был бы мужик в доме…
Степан:  Сама возьми ремень, да отдери, как следует, и объясни доходчиво – за что. Сейчас упустишь – наплачешься потом, когда из шалунишек вырастут отпетые обалдуи. В нашем роду, слава Богу, все поколения воспитывались строго, и родителям не приходилось стыдиться за своих отпрысков. Старшого, Ваську, пора уж приучать к труду.
Анфиса:  Он помогает, когда уговорю.
Степан:  Нас отец не упрашивал. Эх, горе с вами, бабами.
Анфиса:  Вчера Васёк особо отличился.
Степан:  Чем же?
Анфиса:  После вечерней дойки приехал Отто и заиграл на гармонике. Нинка вынесла молоко. Отто слил его во флягу, а Нинку подхватил и давай кружить в танце. Она вырывается, а этот пингвин мордастый гогочет, губами чомкает и предлагает шоколадку. Торопится паскудник поймать последнюю радость, пока не завял отросток, но боится. Майор Ланге с насильниками строг. 
Степан:  Знаю без тебя. С Нинкой что?!
Анфиса:  Ничего. Я была на огороде, а Васька, увидев такое безобразие, стал швырять в немца комья земли, отборно матерясь при этом, почти как пастух Тимоха. Представляешь? Отто, отпустив Нинку, начал дразнить Ваську; а тот, изловчившись, выхватил у придурка шоколадку и убежал.
Степан: (довольно) Однако, не совсем пропащий наш внучек, но… за матерщину надо крепко драть.
Анфиса:  Надо бы…. А у вас тут всё спокойно?
Степан:  Ага, тишь да благодать, как в санатории.
Анфиса:  Ну, и, Слава Богу. Где же Люба?
Степан:  Вышла по делам, сейчас вернётся.
Анфиса:  Тревожат меня, Стёпа, её шашни с немцем. Чем это кончится?
Степан:  Шашни?! Не смей так говорить о дочке! Шашни – блуд от бесов, а у них Любовь Небесная. Ганс, по-моему, приличный человек.
(Входит Люба)
Акт 12
(Степан, Анфиса, Люба)
 
Люба:  Здравствуй, мамочка (обнимает её). С праздником.
Анфиса:  Спасибо, дочка.
Люба:  Рассказывай, что нового в селе?
Анфиса:  Живёте здесь, как бирюки или… или Рыбинзоны Крузы, а у нас произошло такое…! Позавчера полицаи ушли на поиск беглых военнопленных.
Степан:  Кого-нибудь поймали?
Анфиса:  Куда там…. Ловцы сами напоролись на рожон: три полицая сгинули бесследно, а четвёртый, которого кличут Черепом, вернулся ночью весь израненный. В лазарете его перебинтовали, а утром увезли в городской госпиталь.
Люба:  Мы будем завтракать сегодня?
Анфиса:  Ганс придёт?
Люба:  Придёт, если командир отпустит.
Анфиса:  Учти, дочка, Гансу не позволят жениться на русской девушке. 
Люба:  Мама, никто и ничего не узнает: мы обвенчаемся тайно. Кстати, майор Ланге не препятствует нашим отношениям.
Анфиса:  Ланге, Ланге…! А ежели заменят его каким-нибудь извергом? Отправит тот Ганса в окопы, а тебя – в публичный дом.
Степан:  Замолчи, Анфиска! Разве можно допускать воображение до такого безобразия?!
Анфиса:  Спаси, Господи (крестится).
Степан:  Помолимся перед трапезой.
(Все оборачиваются к иконам и крестятся)
(Занавес)
Акт 13
(Люба, лёжа на диване, читает книгу. Входит Ганс с букетом цветов).
(Люба, Ганс)
Ганс:  Люба, извини, я задержался.
Люба:  Ничего страшного, Гансик (обнимает его). Мы останемся вдвоём до завтра: папа ушёл в село вместе с мамой и вернётся только утром. Ганс, ты какой-то напряжённый сегодня. Неприятности по службе?
Ганс:  Пустяки. Какую книгу читала?
Люба:  Кулинарную. Ганс, правда ли, что немцы питаются в основном пивом, сосисками и тушёной капустой?
Ганс:  В основном – неправда.
Люба:  Весьма приятно. Гансик, я буду готовить после войны… (листает книгу) … картофельные пирожки с грибами, зайца в сметане, лапшевник с мясом, мозги жареные в сухарях, кулебяки, пельмени, блины, окрошку и ещё много- много всякой вкуснятины.
Ганс:  Любочка, ты станешь поваром?
Люба:  Ещё чего! Я окончила школу с пятёрками по большинству предметов, а тут война началась. Ганс, я стану астрономом, а кулинарить буду   на досуге.
Ганс: (шутливо) Астроном с гастрономическим уклоном в сторону кулебяк.
Люба:  Ах ты, баклан! А ну, скажи, умник, может ли быть сумма углов треугольника более ста восьмидесяти градусов?
Ганс:  Может, если треугольник начерчен не на плоскости, а на сферической поверхности с внешней стороны. Довольна?
Люба:  Браво, переводчик Штауб! Ладно, всезнайка, что приготовить на ужин?
Ганс:  Сейчас это не актуально. Любочка, бесполезно и глупо скрывать от тебя…
Люба:  Я сразу ощутила неладное.
Ганс:  Вчера приехала Марта.
Люба:  Что?! (Взволнованно-яростно) Я выдеру ей космы! Расцарапаю рожу! Я не уступлю тебя (страстно обнимает Ганса). Я вылью ей на голову горшок мёда; пусть её закусают пчёлы. Ганс, что ты намерен предпринять?
Ганс:  Люба, успокойся, я же здесь, с тобой.
Люба:  Ты рассказал ей обо мне?
Ганс:  Да.
Люба:  И предложил уехать?
Ганс:  Люба, она добилась перевода в наш лазарет.
Люба:  Вот так стерва!
(Входит Марта)
Акт 14
(Люба, Марта, Ганс)
Марта:  Судя по выражениям, речь идёт обо мне.
Ганс:  Марта, ты шла за мной тайком?
Люба:  Видимо, у неё нет представления о приличии. А что за внешность? – Господи, помилуй. Да этой костлявой старухе не менее четверти века (смеётся). Ревновать к такой? Что может быть глупее? Мой Гансик (демонстративно ласкает растерянного Ганса), пойдём в нашу спальню, любимый. А она тут обождёт, пока… пока мы, как обычно… Марта, мы тебя потом покормим. Обожди.
Ганс: (приходя в себя) Люба, ты жестока.
Люба:  Неужели? Ах, пардон-пардон! Марточка, я сведу тебя с таким мужчиной…! Пальчики оближешь. Это унтер-офицер Отто. (Смеясь) Вот будет парочка!
Марта:  (горестно) Ганс, я стремилась к нашей встрече не за тем, чтобы стать объектом унижений. Чем я заслужила такую участь? Если бы ты написал правдивое письмо… 
Ганс:  Извини, Марта, но я тебе ничего не обещал и предположить не мог, что ты сюда приедешь. А унижать тебя я не позволю никому.
Марта:  Сомневаюсь. Меня уже преследует ваш ненормальный Отто с шоколадкой.
Ганс:  Он прекратит, я обещаю.
Люба:  Зачем? Лучшего кавалера ей не найти.
Марта:  А здесь… 
Люба:  Сюда тебя не приглашали.
Ганс:  Марта, ты пришла выяснять отношения?
Люба:  Ганс, выйди. Мы разберёмся без тебя.
Ганс:  Я опасаюсь… 
Марта:  Выйди, Ганс, пожалуйста.
(Ганс выходит)
Акт 15
(Люба, Марта, Ганс)
Люба:  Нам, собственно, выяснять-то нечего. Просто ты должна, здраво оценив ситуацию, оставить Ганса в покое. Да, кстати, сама Марлен Дитрих, в сравнении со мной, невзрачная бабёнка, а ты… ну какая из тебя соперница? Мне даже жаль тебя. Серьёзно.
Марта:  Все мои беды от вас, от русских.
Люба:  Прошу не обобщать! Я смогу постоять за себя, а за нацию – тем более.
Марта: (взволнованно) Я имею право высказать наболевшее. Наша семья тоже жила на хуторе. Мы – родители и я с братьями – трудились на своей земле, не покладая рук. Собственным горбом создали своё благополучие. И что же в результате? Забайкалье. Я осталась только потому, что училась в городе на медсестру.
Люба:  Несправедливо? Да. А разве не красные латышские стрелки были военным оплотом безбожной власти? А мои беды от кого? Деда с бабкой и братьев моего отца отправили туда же, ещё в тридцать четвёртом году. Почему не сослали нас? Загадка.
Марта:  Возможно, наши родные бедствуют где-то вместе.
Люба:  Ещё чего! Наши, Дубовы, нигде не будут бедствовать и хныкать, сложа ручки. Марта, извини меня за хамство. Ты найдёшь себе хорошего мужика, а нас с Гансом разлучит только смерть.
Марта:  Я тоже прошу прощения, поскольку мой дядя был латышским стрелком, а перед войной командовал батальоном Красной Армии.
Люба:  Тебе не надо извиняться за него, ведь он не изменил присяге и народу.
Марта:  Ты намекаешь на меня? Россия не была мне родиной, а надев немецкий мундир, я продолжаю лечить людей, как и прежде. Вот, твоего Ганса вылечила.
Люба:  Благодарю. Оставайся ужинать с нами.
Марта:  Ты готовишь мне очередной подвох?
Люба:  Нет. Марта, приходи к нам в гости в любое время.
Марта:  Спасибо, Люба. Ваш хутор очень похож на наш: тут можно отдохнуть душой.
Люба: (кричит) Ганс!
(Входит Ганс)
 
Ганс:  Разобрались?
Марта:  Ганс, я буду помнить тебя всегда, но лишь…, как одного из пациентов.
Ганс:  Спасибо, Марта. Я представляю цену этого решения.
Люба:  Сегодня Марта будет ужинать с нами. Что приготовить?
Ганс: (смеясь) Кулебяки, фаршированные тушёной капустой и заячьими мозгами, зажаренными в сухарях и сметане.
(Занавес)
Акт 16
(Пять дней спустя. Раннее утро. Люба подметает пол. Настороженно озираясь и держа винтовку наготове, входит потрёпанный и небритый Игнат)
(Люба, Игнат)
Игнат:  Здравствуй, Любочка.
Люба: (вздрагивая, оборачивается) Ого, картина…!  «Счастье» привалило.
Игнат:  Люба, я надеюсь только на тебя. Ты одна?
Люба:  Папа на рыбалке.
Игнат:  Дай что-нибудь поесть. Ну, хоть ломоть хлеба. Пожалуйста.
Люба: (отрезая хлеб) (едко) При несметном богатстве живот прилип к позвоночнику? 
Игнат: (торопливо ест хлеб) Пока, образно говоря, я потерпел фиаску, но рано или поздно мне пофартит. Дом, где спрятан клад, пустует. Старуха, его владелица, недавно умерла. Я обшмонал там всё, от подвала до чердака. На этот раз – облом. Наверное, сокровища зарыты на участке, который площадью примерно соток десять. Эх, узнать бы место…
Люба:  Размечтался. (Язвительно) Бери, Игнаша, лопату и копай двухметровый котлован площадью в десять соток. Дать ещё хлеба?
Игнат:  Ага (ест второй кусок). Я дождусь своего часа, лишь бы Хорёк ничего не заподозрил.
Люба:  Да, если он жив, то у тебя нет шансов, Игнат.
Игнат:  Если жив? Люба, что ты имеешь в виду?
Люба:  Хорёк, как в воду канул. Я думала, тебе известно…
Игнат:  (неистово - яростно) Пусть он провалится хоть в ад, лишь бы не добрался до сокровищ!
Люба:  (испуганно) Как можно говорить такое?
Игнат: (распаляясь, истерично) Хочу, чтобы он сдох! Хочу! Хочу! Хочу! (Бьёт себя кулаками по коленям)  Всё моё! Моё! Не упущу! Любочка, теперь я понимаю, что мой фарт – это смерть Хорька.
Люба: (наливает в стакан самогон) Выпей и успокойся. Ты похож на одержимого. Постерегись, свихнёшься.
Игнат: (выпив самогон, успокаивается) Одержимость – делу не помеха. Люба, входи со мной в долю за десять процентов, а в случае сближения между нами…
Люба: (гневно) Чего-чего?! Ах ты, баклан безмозглый! Мне от тебя не надо и одного процента!
Игнат: (смеясь) За такое бескорыстие, Любочка, ты нравишься мне ещё больше. А бусы янтарные я всё же подарю тебе.
Люба:  Пьяный Кнут наплёл про клад с три короба, а другой дурак помешался на сказочном богатстве.
Игнат:  Да, я живу этой верой, и готов зубами рыть землю, пока есть самая ничтожная надежда. Люба, немцы могут расстрелять меня за дезертирство. Помоги, укрой на вашем хуторе.
Люба:  Хозяин здесь отец, а, кроме того, нас тоже поставят к стенке за укрывательство. Соображаешь? И вообще тебя считают мёртвым.
Игнат:  Ну да, конечно.… Придётся рыть в лесу землянку, авось перекантуюсь. Сапоги возьму, когда обустроюсь. Любочка, уступи мне второй зуб Кнута – потом сочтёмся.
Люба:  Что?! Ты меня уже с собой равняешь?!
Игнат:  Прости, Люба, но в моей ситуации…
Люба:  Зуб достался Макару Кузьмичу. Тьфу, противно…
Игнат:  Ага, не справедливо это: Кнута убил я, а зуб – Черепу. Любочка, ну помоги чем можешь. Я отплачу добром на добро: если твой Ганс погибнет, то…
Люба:  Уматывай отсюда!
Игнат:  …то я заменю его.
Люба:  Вот тебе хлеб (собирает продукты). Вот тебе соль. Вот тебе пшено. Вот тебе котелок и ложка. Вот тебе мыло. Вот тебе мешок. (Кричит) А вон тебе дверь! Скатертью дорога!
Игнат:  Спасибо. (Собирает всё в мешок) Я приду потом за сапогами (выходя) и как знать…
Люба:  Вон! (Бросает в него веник и выходит следом)
Акт 17
(Входит Степан)
(Степан, Игорь, Люба)
Степан:  Любка! (Подходит к открытому окну) Любка!
(Торопливо входит Люба)
Люба:  Ой, папа, я не успела приготовить завтрак. Рыба где?
Степан:  В ведре, на кухне.
Люба:  Сейчас её почищу и зажарю, а ты поспи пока. Да, здесь был Игнашка.
Степан:  Ну и что?
Люба:  Всё расскажу потом (уходит).
Степан:  Пожалуй, отдохну часок.
(Входит, при полном вооружении, Игорь. Он уже не хромает)
Игорь:  Здравствуй, Степан Иванович.
Степан:  Здорово, парашютист. В дорогу собрался?
Игорь:  Да. Теперь я доберусь до партизан. Спасибо вам за всё.
(Входит Люба с ножом)
Люба:  О, к нам «парашютист» спустился с… чердака.
Игорь:  Здравствуй, Люба.
Люба: (насмешливо) Здравствуй, «инвалид войны».
Степан:  Любка, марш на кухню!
Люба:  По-жа-луй-ста! (Уходит)
Степан:  Нога уже здорова?
Игорь:  Так точно! Иванович…, не знаю, как начать.
Степан:  Я помогу тебе. Игорь, хватит дурака валять! Ты изначально направлялся не к партизанам, а сюда. Нога твоя была здорова. Выходит, ты проверял нас на «вшивость»: выдадим или нет. Рисковый ты мужик.
Игорь:  Профессия такая.
Степан:  Хочешь использовать нас как-то?
Игорь:  А ты смекалистый мужик, Степан Иваныч.
Степан:  Тут иногда летает советский самолёт-разведчик. Значит, вас интересуют строительные работы немцев в нашей местности.
Игорь:  С тобой легко общаться. Продолжай.
Степан:  Мой лесной и удалённый хутор подходит вам, как идеальное шпионское гнездо.
Игорь:  Допустим. Степан Иванович, ты согласен помогать нам?
Степан:  Спасибо за доверие, но известно ли тебе, что я «кулацкий элемент»? Мои родственники высланы в Забайкалье; моя дочь – невеста немецкого офицера. Не опрометчиво ли доверять такому субъекту?
Игорь:  Мне известно не только это.
Степан:  Даже так?
Игорь:  Степан Иванович, ты награждён за храбрость в боях с немцами в Первую Мировую двумя Георгиевскими Крестами. А сейчас – слабо?
Степан:  Не слабее, чем тебе. Я русский человек, а значит…,(подаёт руку Игорю) … с вами.
Игорь:  Теперь – о Любе.
Степан:  От Любки ничего не скроешь, а если ей не доверяешь, то разговор окончен.
Игорь:  Мы сработаемся, Иваныч.
Степан:  Какое будет задание?
Игорь:  По данным авиаразведки и из показаний беглых военнопленных, нам известно, что немцы строят вблизи вашего села железнодорожные платформы и запасные пути, к которым прокладывают дорогу из глубины леса. Какие подразделения выполняют эту работу?
Степан:  Здесь дислоцируются: сапёрно-строительный батальон, рота охраны, зенитная батарея, рота полицаев и машина с антенной, которая рации ищет . Начальник гарнизона – он же командир сапёров – майор Ланге. 
Игорь:  Личный состав размещён в сельских домах?
Степан:  Прежде жили в домах, а теперь – в построенных казармах. Видимо, решили осесть тут на долго. Ходят слухи, будто километрах в двадцати отсюда, другие строительные части сооружают в гуще леса толи укрепления, толи склады. Туда соваться бесполезно: там всё оцеплено охраной. В наших лесах можно скрытно разместить крупную группировку войск и создать систему тылового обеспечения. Я верно рассуждаю?
Игорь:  Куда уж вернее, но больше об этом – ни слова! Здесь затевается нечто серьёзное.
Степан:  Ты не сказал, какая роль отводится мне.
Игорь:  С тобой на связь выйдет агент по кличке  «Призрак». Через тебя он будет передавать шифрованную информацию в партизанский отряд.
Степан:  Ага, я буду вроде почтового ящика.
Игорь:  Вроде. А конкретные задания получишь от Призрака.
Степан:  Кто он – призрак?
Игорь:  Об этом даже я не знаю. Его пароль – «В здешних лесах водятся призраки?» Отзыв – «Ищите их на болотах».
Степан:  Ясно, а у партизанских связных другой пароль?
Игорь:  Тебя попросят продать одиннадцать с половиной килограммов мёда.
Степан:  Сколько же это будет в фунтах?
Игорь:  Не отвлекайся. Ответишь, что можешь продать только три с половиной килограмма. Повтори числа.
Степан:  Одиннадцать с половиной и три с половиной.
Игорь:  Связники не должны знать о существовании Призрака, а тем более – встречаться с ним. Оставляю тебе рацию с комплектом питания, но только для экстренных выходов Призрака в эфир.
Степан:  А на хрена носить в отряд шифровки, если рация под боком?
Игорь:  Ты же сам сказал про машину с антенной. Руководство опасается, что Призрака запеленгуют здесь; и немцы поймут, что в гарнизоне работает советский разведчик. Надо показать тебе, где спрятана рация.
Степан:  Не надо. Я перепрятал её в более надёжное место.
Игорь:  Что?! (Вытаращив глаза, подпрыгивает на стуле) Ну и фрукт же ты, Иваныч…! Ну и гусь!
Степан:  Определись, парашютист, так фрукт я или гусь?
Игорь:  Чёрт бы тебя…
Степан:  Не чертыхайся! Там, где была зарыта рация, грунтовые воды поднимаются после дождей почти до поверхности. Соображать надо, разведчик!
Игорь:  Извини, Иваныч. Благодарю тебя за всё. Мне пора. Привет Любаше.
Степан:  Постой, Игорь. Вот, возьми в дорогу (собирает какую-то еду). Любка!
(Входит Люба с ножом)
Люба:  Что надо?
Степан:  Простись с парашютистом.
Люба: (доброжелательно) Игорь, обожди немного, там рыба жарится.
Игорь:  Спасибо, Любочка.
Степан:  Ну-ка, пойдём на кухню. (Достаёт из буфета бутылку самогона) На посошок не помешает.
Люба:  Папа, я дам ему сала и мёда. Ладно?
(Уходят на кухню)
Действие II
Акт 18
(Полмесяца спустя. Поздний вечер. При свете керосиновой лампы Степан копается с удочками, Люба играет на гитаре)
(Степан, Фёдор, Люба)
Степан:  Завтра на зорьке порыбачу. Любка, тебе не надоело бренчать?
Люба:   Нет (продолжает играть).
Степан:  Лучше бы почитала «Закон Божий».
Люба:  Я его четыре раза прочитала.
Степан:  А – «Жития Святых»?
Люба:  Обязательно прочту, когда состарюсь.
Степан:  Любка, у меня голова пухнет от твоей гитары.
Люба:  Ну, ладно-ладно, займусь астрофизикой (берёт книгу).
Степан:  Давно бы так…
(Слышен стук в окно. Люба открывает штору).
Люба:  Папа, там мужик какой-то с автоматом.
Степан: (подойдя к окну) Кого тут черти носят?!
Фёдор: (снаружи) Степан Иванович, открой окно.
Степан:  Ты кто?
Фёдор:  Я от Игоря.
Степан:  От какого Игоря?
Фёдор:  За полмесяца забыл? Не придуривайся! Боишься что ли? А ещё Георгиевский Кавалер!
Степан:  Что?! Я боюсь? Влезай! (Открывает окно).
(Фёдор переваливается через подоконник)
Фёдор:  В доме нет посторонних?
Степан: (удивлённо-возмущённо) Федька?! Он, мерзавец!
Люба:  Папа, я его узнала (берёт гитару за гриф) Это тот тип из района, который раскулачивал деда и твоих братьев. Он и у нас обыск делал.
Степан:  Федька, бесстыжая твоя морда, как ты посмел прийти сюда?! (Берёт табуретку).
Фёдор:  Тихо, Степан! С покупателями так не обращаются. Продай мне одиннадцать с половиной килограммов мёда.
Степан:  Очумел? Тебе и полфунта не продам.
Люба:  Папа, он назвал пароль.
Степан:  Да? Нашли, кого послать. Ну, ладно, Федька, продам тебе три с половиной килограмма, но условно, а фактически – хренушки. Поди, жалеешь теперь, что не загнал нас в Забайкалье.
Фёдор:  Дурак ты, Стёпка. Знал бы, каких трудов мне стоило спасти тебя от выселения. Я рубаху рвал, ручаясь за тебя; просил пожалеть инвалида войны и трижды Георгиевского Кавалера.
Степан:  Дважды.
Фёдор:  А я говорил, что – трижды.
Степан:  Вот какой реверанс получился. Не ожидал. Ну, спасибо, Фёдор. (Подходит и резко бьёт Фёдора, тот падает) Это за родственников, Федя. Я обязан поквитаться за них, чтобы в дальнейшем не держать на тебя зла. Вставай (подаёт ему руку).
Фёдор: (встав) Ну, погоди, чёрт хромоногий, после войны начищу тебе рожу.
Степан:  Если сможешь. (Достаёт бутылку) Выпьем мировую.
Фёдор:  Сперва займёмся делом. Вот тебе шифровка (отдаёт Степану бумагу), а для меня есть сообщение?
Степан:  Пока нет. Любка, состряпай что-нибудь на закусь.
Люба:  По-жа-луй-ста! (Уходит)
Фёдор:  Степан Иванович, ты, похоже, живёшь сытно; а мы в лесу, по объективным обстоятельствам, так сказать, ну, в общем…
Степан:  Хватит мямлить. Нужны продукты?
Фёдор:  Надеюсь, не откажешь? Со мной тут два хлопца; неужели, уйдём в отряд с пустыми руками?
Степан:  Федька, у меня немцы забирают часть продовольствия, а, сколько своих едоков. Знаешь?
Фёдор:  Сколько?
Степан:  Жена, Любка, и Нинка с тремя детьми.
Фёдор:  Ну, ежели так, то конечно, хотя… Я знаю о твоём тайном погребе, Стёпка; в нём, наверное, не пусто, а?
Степан:  Кто тебе наплёл?
Фёдор:  Никто. Ещё тогда, во время обыска, я обнаружил твой тайник, но промолчал. Неужели – напрасно?
Степан: (восхищённо) Ну и жук ты, Федька! Прожжённый прохиндей! Ладно, помогу, чем смогу. Твоя-то где семья? В райцентре?
Фёдор:  За неделю до прихода немцев, я всех отправил во Владимирскую область, на родину жены.
Степан:  А сам остался партизанить?
Фёдор:  Как видишь. Степан Иванович, ты что-то говорил об этом (выразительно щёлкает себе по горлу). Не забыл?
Степан:  Любка!
(Входит Люба)
Люба:  Что надо, папа?
Степан:  Неси закуску.
Люба:  На кухне поедите.
Степан:  Сала нарежь.
Люба:  Какого сала? Может, вам ещё и на гитаре сыграть? (Уходит).
Степан:  Вот, язва! (Злорадно) Да, Федька, а нюх у тебя не очень…
Фёдор:  То есть?
Степан:  Ты обнаружил лишь один секретный погреб.
Фёдор: (удивлённо) Сколько же их у тебя, буржуй?
Степан: (злорадно) Ага, теперь поломаешь голову над этим. Поди, ночами спать не будешь, а?
Фёдор:  Тебе на радость? Не надейся! Будь у тебя другие погреба, ты бы о них помалкивал. Мёду-то три с половиной килограмма дашь?
Степан:  Ты, просто так не отлипнешь. Ладно, уж... Пойдём на кухню.
(Погасив лампу, уходят)
(Занавес)
Акт 19
(Вечер следующего дня. Степан лежит на диване, а Люба читает книгу по астрономии)
(Степан, Череп, Люба)
Люба:  Папа, как далеко от нас Млечный Путь?
Степан:  За тыщу лет не долетишь на самолёте.
Люба: (смеясь) Эх ты! Зачем туда лететь, если мы находимся в Млечном Пути. На периферии, правда.
Степан:  Чудишь ты, Любка.
Люба:  Наука тоже чудит?
(Входит Череп)
Череп:  Здравствуйте.
Степан:  Здорово, Макар. Когда вернулся из госпиталя?
Череп:  Вчера. Осточертел больничный запах, да и кормят там хреново, а о пойле только мечтать можно.
Степан:  Люба, сообрази что-нибудь.
Люба:  Отварю картошку в мундире.
Степан:  И сало порежь.
Люба:  По-жа-луй-ста! (Уходит)
Степан:  Макар, ты от кого-нибудь слышал, что Земля находится в Млечном Пути?
Череп:  Анекдот?
Степан:  Темнота! (Гордо) А Любка это знает точно!
Череп:  Да, башковитая девчонка.
Степан:  Лучшая выпускница нашей школы в сорок первом году.
Череп:  Завидная невеста. Игнашка сохнет по ней. Где он сейчас? 
Степан:  Скрывается в лесу. Такая шантрапа не пара моей дочери.
Череп:  Пожалуй, ей надо сойтись с немцем. Знаешь, какое потомство пойдёт от них?!
(Входит Люба и кладёт на стол огурцы)
Люба:  Ешьте огурцы, пока картошка варится.
Череп:  Спасибо. (Откусывает огурец) Степан, а исчезновение Хорька связано с каким-то тёмным делом.
Степан:  Ты разнюхал что-нибудь?
Череп:  Как тебе сказать? Позавчера, выписавшись из госпиталя, я решил навестить Хорькову бабку, проживающую на улице Овражной – сорок два, но в доме никого не оказалось. Там будто Мамай прошёл: от подвала до чердака всё переворошено, мебель опрокинута, полы взломаны. От соседей я узнал, что бабку зверски замучили в подвале. Её обнаружили привязанной к стулу, с порезами и ожогами на теле. Похоже, у старушки выпытывали что-то. Соседи видели, как в день убийства из её дома выходил молодой полицай с винтовкой.
Люба:  Ты узнал, когда это случилось?
Череп:  В день моего поступления в госпиталь.
Люба: (гневно) Значит, старуху замучил Игнат! Осатанел, гадёныш!
Степан:  Любка, не болтай лишнего!
Череп:  Вам известно что-то?
Степан:  Ничего! 
Череп:  Ну, это ваше дело, а Игнашку надо мочить. Давно ли лицемер болтал о Заповедях Божьих. Вот какие крайности бывают. Пусть только попадётся, падла!
Степан:  Да ну его в… Любка, нам долго ждать?
Люба:  Не терпится? По-жа-луй-ста! Прошу-с.
(Все уходят на кухню)
(Занавес)
Акт 20
(Поздний вечер того же дня. При свете лампы Люба читает «Астрономию», а Степан – «Закон Божий»)
(Люба, Степан)
Степан:  Люба, как ты понимаешь слова Христовы о любви к врагам своим?
Люба: (подумав) Ну, наверное, нельзя поступать с ними более жестоко, чем требует необходимость.
Степан:  И мне так кажется.
Люба:  Папа, можно ли видеть свет?
Степан:  Ты видишь лампу?
Люба:  Да.
Степан:  Чего ж тогда чудишь?
Люба:  Лампа – источник света, а я говорю о свете, как таковом, в чистом виде.
Степан:  Как таковом? Ну,... ну, к примеру, луч прожектора.
Люба:  В данном случае светится воздух и всякие частицы в нём. А если бы луч проходил через пустоту? Мы видим ночью яркую Луну, отражающую солнечный свет; но не видим световой поток, падающий на неё от Солнца.
Степан:  Да, факт есть факт. Однако спать пора.
Люба:  Я ещё почитаю.
Степан:  Ганса ждёшь?
Люба:  Он обещал прийти сегодня.
Степан:  Керосина много жжем.
Люба:  Спокойной ночи, папа.
Степан:  Спасибо. (Уходит в свою спальню)
Люба:  Так что же получается? Вселенная заполнена бесчисленным количеством звёзд, свет которых проникает всюду; и, тем не менее, межзвёздное пространство остаётся чёрным. Выходит, свет не видим? Вопрос проблематичный. А если остроту нашего зрения усилить в триллион раз, останется это пространство чёрным или засияет ярким светом? Возможно, из-за слепоты духовной мы не ощущаем связи с Богом, присутствующим всюду, как и свет? (Слышен стук в окно. Люба отдёргивает штору) Гансик, я бегу. (Выбегает и возвращается с Гансом)
Акт 21
(Люба, Ганс)
Люба: Тебе не страшно ходить через ночной лес?
Ганс:  Партизаны далеко, кого ж бояться?
Люба:  В лесу скрывается полицай-дезертир. Ганс, он особенно опасен для тебя, по причине, так сказать…
Ганс:  Понятно. Ты нравишься ему.
Люба:  Я не виновата в этом. Похоже, тот гадёныш одержим маниакально своею страстью.
Ганс:  Такой пустяк не может затруднить наши встречи. 
Люба:  Ганс, а Марта не преследует тебя?
Ганс:  Наоборот. Она демонстративно избегает встреч.
Люба:  Я знаю, как ей тяжело. Бывая здесь, Марта ищет умиротворения в работе, или бродит по лесу. Ганс, ты всё же дурно обошёлся с ней.
Ганс:  Ох, сложный человек ты, Люба. Степан Иванович спит?
Люба:  И нам – пора.
Ганс: (обнимая Любу) Отставить сон!
Люба: (игриво) Как скажешь.
(Погасив лампу, уходят в спальню)
(Занавес)
Акт 22
(Раннее утро следующего дня. За окном бледный рассвет. Степан, раздетый по пояс и с полотенцем на шее, выходит из своей спальни)
(Ганс, Люба, Степан)
Степан:  Любка! (стучит в дверь её спальни) Любка!!
Люба: (из спальни) Ну, чего тебе, папа?
Степан:  Пора доить коров.
Люба: (из спальни) Успеется.
(Степан выходит наружу. Из спальни появляются Люба и Ганс)
Люба:  Парного молока хочешь?
Ганс:  Хочу.
Люба:  Тогда жди.
Ганс:  А где Степан Иванович?
Люба:  Он тебе нужен?
Ганс:  Я просто так спросил.
Люба:  Сиди. (Уходит)
(Входит Степан, обтираясь полотенцем)
Степан:  Привет, Фриц! То есть, извиняюсь, Ганс.
Ганс:  Здравствуйте, Степан Иванович. Я должен кое-что сказать, пока нет Любы.
Степан:  Потом-потом, Ганс. Я тороплюсь на рыбалку. Зорька-то, какая!
Ганс:  В здешних лесах водятся призраки?
Степан:  Ганс, тебе, наверно, сон дурной приснился.
Ганс: (настойчиво) Степан Иванович, в здешних лесах водятся призраки?
Степан: (с досадой) Вот и порыбачил, чёрт возьми!
Ганс:  В здешних лесах во…
Степан:  Настырный! Поищи их на болоте!
Ганс:  Теперь порядок.
Степан:  Да, уж! Преподносит судьба выверты, но такого не ожидал.
Ганс:  Для меня есть шифровка?
Степан:  Есть.
(Степан приносит из спальни бумагу. Ганс, достав блокнот, расшифровывает её и уничтожает)
Ганс:  Где рация?
Степан:  В надёжном месте.
Ганс:  Степан Иванович, я надеюсь, что Люба не будет втянута в нашу опасную работу.
Степан:  Плохо ты её знаешь. Она раскусит нас. Впрочем, ей уже известно…
(Вбегает возбуждённая Люба)
Люба: (торжествующе-весело) Ага, я не зря подозревала, что ты, Ганс, шпион. Откуда переводчик может знать о треугольниках на сфере? А разведчик должен разбираться в топографии.
Степан: (Гансу) А я что говорил. Подслушала, проныра!
Люба:  Папа, я думала, что вы будете обсуждать моё приданое, и всё такое прочее. Любопытно ведь.
Степан:  Ох, лиса! А ну-ка марш доить коров!
Люба:  Ещё чего?! Тут начинается такое…! Потерпят полчаса твои коровы. Гансик, как ты узнал, что мы тоже шпионы?
Ганс:  Люба, разведчик не должен задавать подобные вопросы, а отвечать на них – тем более.
Люба:  Ганс, ты, видимо, не настоящий немец, если работаешь на наших?
Ганс:  Теперь ознакомьтесь с моими истинными убеждениями. Любочка, я самый настоящий немец, но антифашист, и служу своему народу. Парадоксально? Да, оккупация Германией России и других стран – явление временное. Мне, Степан Иванович, без всякой мистики понятно, что Германии, вкупе со своими ненадёжными союзничками, априори безнадёжно драться с половиной человечества. Поэтому, чем скорей потерпит крах фашизм, тем меньшими жертвами отделается немецкий народ. Жутко вообразить себе, что будет с немцами, когда разъяренные полчища врагов вторгнутся на руины Германии. Дай Бог нам уцелеть как нации.
Люба:  Я понимаю тебя, Ганс. Поручи мне личное шпионское задание.
Ганс:  Люба, несомненно, ты очень умная девчонка, но…. Да-да, девчонка, и воспринимаешь смертельно опасную работу, как игру в шпионов. Я запрещаю…!
Люба:  Ого, какой грозный! Ты мне ещё не муж! Возьмусь, вот, по своей инициативе…
Ганс:  Только не это!
Степан:  Безопасней уступить ей, но контролировать; иначе наломает дров.
Люба: (возмущённо) Я наломаю?! Ну, ладно, контролируйте, только не считайте меня глупее вас.
Ганс:  Серьёзная заявка. Теперь давайте обмозгуем кое-что. Уже третьи сутки прибывают по ночам эшелоны к платформам. Судя по шуму моторов, там разгружается бронетехника и уходит по просеке к местам дислокации. Приблизиться к станции или просеке невозможно, из-за плотного оцепления.
Люба:  Ты же немецкий офицер.
Ганс:  Это не имеет значения. После сдачи станции в эксплуатацию, нам, строителям, строжайше запретили соваться туда, но есть другой вариант.
Степан:  Понял! Эшелоны проходят мимо хутора, и если вести наблюдение из леса…
Люба:  Точно! Ганс, принеси мне бинокль.
Ганс:  Составы приходят ночью, а грузы укрыты маскировочными тентами: тут необходим определённый опыт.
Люба:  Ганс, твои частые ночные отлучки из гарнизона вызовут подозрение, и тебя накроют. А для меня, запомнить число вагонов и очертания грузов, пустяковое дело.
Ганс:  Возможно, но вот вопрос на засыпку. Как отличить эшелоны «наши», от эшелонов, проходящих мимо?
Люба:  Дай подумать.
Степан:  «Наши» уже тормозят на этом участке пути, а остальные – проносятся на полной скорости.
Люба:  Я догадалась бы, но ты опередил меня из вредности. Гансик, мы теперь единая шпионская семья… ну, почти семья. Вот только папа инвалид. Предлагаю исключить его из разведгруппы: пусть карпов ловит для настоящих разведчиков.
Степан:  Ремнём по заднице хочешь?! Коровы не доены, куры не кормлены, поросята…
Люба:  Поросята! Поросята! Откормим их, а немцы слопают. Ганс, большевики нас обдирали меньше.
Ганс: (иронично) Любочка, приношу тебе искренние и глубочайшие извинения от имени Адольфа Гитлера.
Люба:  Ничего, настанет время, когда он сам прощения попросит, а мы его отправим в Забайкалье, лет на двадцать.
Ганс:  Действительно девчонка.
Люба:  В бабы не спешу.      
Степан:  А ну-ка, марш доить коров!
Люба:  По-жа-луй-ста! Ганс, дождись парного молока.
Ганс:  Увы, теперь уж недосуг: к семи часам мне надо быть на службе.
(Все выходят)
Акт 23
(Три дня спустя. Предрассветное время. В комнате полумрак. Входит Люба и зажигает лампу)
(Степан, Люба)
Люба: (стучит кулаком в спальню отца) Папа, пора доить коров!
Степан: (из спальни) Успеется!
Люба:  Не успеется! Надо ещё завтрак приготовить, а потом кур и поросят…
Степан: (выходя из спальни) Кур…, поросят…, ещё и завтрак…. Ишь, приспособилась.
Люба:  Не бунтуй, папа! Мне, после ночной разведки, положено семь часов сна.
Степан: (грозно) Сколько?!
Люба:  Ну, ладно, согласна на шесть. Папа, что будет на завтрак?
Степан:  Окрошка и каша пшённая.
Люба:  Не годится. Разведчик должен питаться по особому нормативу. Значит, приготовишь мне омлет и творог с мёдом. Овощной салат со сметаной – само собой.
Степан:  Любка, я завтра сам пойду в разведку, а ты тут по хозяйству….
Люба:  В нашем шпионском деле, каждый должен знать своё место: Ганс – командир, я – его заместитель, а ты – простой разведчик.
Степан:  Я – простой?! Ремня хочешь?
Люба:  Это не довод, папа.
Степан:  Нет, это довод. Весомый довод!
Люба:  Ну, хорошо, ты сменишь меня через неделю, хотя…
Степан:  Что, хотя?
Люба:  Ты не справишься.
Степан:  Почему?
Люба:  У тебя уж зрение не то. А память? Попробуй всё пересчитать и удержать в уме. Голова пухнет. Это тебе не корову за сиськи дёргать.
Степан:  Возразил бы, да нечем.
Люба:  Мне пора отдыхать. Значит, омлет, творог и ещё…, ещё…
Степан:  Ох, наплачется с тобой муж.
Люба:  Наоборот, он будет счастлив, угождать мне. Ты даже не подозреваешь, папа, что я красивее самой Марлен Дитрих.
Степан: (смеясь) Ну, коль так, то отдыхай сегодня до обеда, а потом будем копнить сено, шпионка.
Люба:  Папа, если тебе трудно, то я сама подою коров.
Степан: (ласково) Спи-спи, дочка. Только вот срамота будет, если меня увидят за бабским занятием.
Люба:  Скажешь, что я болею.
Степан:  Ну, что у тебя может болеть?
Люба:  Зубы (скривившись, хватается за челюсть) Папа, я думаю, что скоро изобретут доильную машину, а пока придётся потерпеть.
Степан: (смеясь) Завралась ты, Любка. Подведут, значит, корову к машине, а та схватит железными пальцами сиськи и давай дёргать. Любая корова окочурится от такой процедуры.
Люба:  У тебя садистское воображение, папа. (Уходит в спальню)
Степан: (подумав) А если на лапы машины надеть мягкие перчатки? Н-да…, а сиськи смазать солидолом. Тьфу, чёрт! Вазелином. (Выходит наружу)
Акт 24
(Входят Степан и Фёдор)
(Степан, Фёдор)
Степан:  Ты чего припёрся, Федька? Не мог дождаться ночи?
Фёдор:  Не мог. Ну, как, Стёпка, надои молока растут?
Степан:  Подсматривал из кустов, паршивец!
Фёдор:  Неужели я попёрся бы сюда, не убедившись в безопасности. Жирность молока соответствует норме?
Степан:  Ох, схлопочешь по сопатке, Федька! Любка болеет, а ты …
Фёдор:  Ну, извини, Степан Иваныч. Беда у нас в отряде, поэтому я здесь.
Степан:  Что случилось?
Фёдор:  Два дня назад немецкая авиация разбомбила партизанский лагерь. Мы потеряли четверть личного состава. Только враг, внедрённый к нам, мог точно указать координаты отлично замаскированной базы.
Степан:  Значит, агент и себя подставил под бомбы?
Фёдор:  Не думаю. Около сотни бойцов, выполняя задание, находились вне отряда во время бомбёжки. Гниду надо искать среди них.
Степан:  Наверняка вражеские агенты проникли к вам вместе с беглыми военнопленными из лагеря.  Значит бомбёжки могут повториться.
Фёдор:  Отряд сменил дислокацию, причём, разделившись на три части и маскируясь тщательнее прежнего.  С воздуха теперь мы менее уязвимы, а через болотистый лес они нас хрен возьмут! Всех упокоим!  Сейчас в отряде десятка три тяжелораненых, медикаменты на исходе, обе наши рации повреждены, а  шифровку в Центр нужно передать как можно быстрее, тут запрос на лекарства и рации  (отдаёт бумагу Степану). Завтра ночью приду за ответом.      
Степан:  А как там Игорь, жив-здоров?
Фёдор:  Здоров и даже вроде бы жив: пытается слепить из двух повреждённых раций одну рабочую. Теперь мы оказались в разных отрядах и на значительном удалении друг от друга. Игорь у нас сам по себе: подчиняется только контрразведке Центра. Кстати, он уже выявил двух вражеских агентов.
Степан:  Не забудь при встрече передать ему привет. Молоком парным подкрепишься в дорогу?
Фёдор:  А какой оно жирности? Нормативу соответствует? 
Степан:  Я так и зал, что будешь ехидничать!
(Выходят)
Акт 25
(Входит Степан и стуком в дверь будит Любу)
(Степан, Люба) 
Степан:  Люба, завтрак готов!
Люба: (из спальни) Ох, как спать хочется. Ешь без меня.
Степан:  Сейчас водой холодной оболью – взбодришься живо!
Люба:  Это не гуманно (выходит из спальни) А почему стол не сервирован?
Степан:  Позавтракаем на кухне.
Люба:  Ещё чего! Хочу – здесь.
Степан:  Любка, хватит выкобениваться!
Люба:  Папа, ты почти год гонял меня как служанку: Любка – туда, Любка – сюда, Любка – подай, Любка – убери; а я лишь три дня выкобениваюсь. Папуля, ну дай мне покомандовать немного. По-жа-луй-ста.
Степан:  Немного – можно, только не зарывайся. Люба, тут был Фёдор, у него плохие новости. Подробности – потом. После завтрака иди в село и пригласи сюда Ганса.
Люба: (радостно) Какой ещё завтрак?! Немедленно бегу (подходит к зеркалу) Как я выгляжу? Праздный вопрос. Как всегда – неотразимо! Правда, папочка?
(Входит Нина. Выглядит она усталой и испуганной)
Акт 26
(Степан, Нина, Люба) 
Степан:  Что случилось, Нина?
Нина:  Плохие вести, папа (всхлипывает) 
Степан: (усаживает Нину за стол и даёт ей воды) Ишь, как тебя трясёт. Пей-пей, дочка.
Люба: (нервно) Ну, говори же, Нинка! С мамой, с ребятишками беда?
Нина:  С ними, слава Богу, всё в порядке, но там такое творится …, такое …. Чуть свет нагрянули в село «не наши» немцы и устроили натуральное мародёрство. Освободители от большевиков, теперь освобождают село от скотины: свиней режут и разделывают во дворах, а коров и овец … кощунство-то, какое! Коров и овец, чтобы те не разбежались, загнали внутрь церковной ограды. Священник пытался помешать, но его сильно избили. Спасибо, майор Ланге вмешался. По его приказу, батюшку на носилках отправили в лазарет. Потом, между майором Ланге и командиром мародёров, чуть не случился мордобой. Тот, пришлый, грубо ругаясь, сунул в лицо майору какую-то бумагу; а Ланге взял мародёра за воротник, да так тряхнул … Скотину, всё же выгнали с церковной территории.
Люба:   Ганс тоже там?
Нина:   Ганс бегает по селу и предостерегает народ от опрометчивых действий. Бабка Конопляниха уже поплатилась жизнью: спасая единственную козу, она решила откупиться первачом; но солдаты, взяв самогон, скотину не вернули. Тогда Конопляниха, рыдая, схватила козу за рога и потащила обратно, за что получила прикладом по голове, а много ли старушке надо.
Степан:  Да, опустошается земля: миллионы душ виновных и невинных лавиной утекают в мир иной. У Небесных Врат теперь столпотворенье. Праведные – отмучились, другие же …. Помилуй их души, Господи.
Люба:  Папа, надо срочно прятать поросят.
Степан:  Глупо рисковать собой из-за скотины. Авось, грабители не попрутся к нам за три версты.
Нина:  Да, они торопятся: их ждёт товарняк у платформы.
Степан:  Нина, у вас-то что-нибудь осталось?
Нина:  Куры разбежались, а корову и овец забрали. Как будем жить теперь?
Степан:  Затянем пояса потуже, а хныкать не позволю. Нет! (Бьёт кулаком по столу) 
Люба:  Папа, я пойду в село.
Нина:  Сдурела, девка! Так приспичило?
Степан:  Да, Люба, обожди. Позавтракаем, дочки.
(Уходят на кухню)
Акт 27
(Вечер того же дня. Степан нервно ходит по комнате, часто останавливаясь у окна)
(Степан, Ганс, Люба)
Степан:  Уж пять часов минуло, как дочери ушли в село (Смотрит в окно) Пора б вернуться Любке. Идут! Слава Тебе, Господи. Идут.
(Входят Ганс и Люба)
Ганс:  Что за спешное дело, Степан Иванович?
Степан:  У партизан огромные потери, разбиты обе рации. Надо срочно передать радиограмму. Вот, принесли шифровку из отряда.
Ганс:  Отсюда выходить в эфир опасно.
Степан:  Засекут?
Люба:  Засекут? Эх, ты! Запеленгуют. Пеленгатор их шныряет непрерывно.
Степан:  Ох, выпросишь, Любка! Я – серьёзно.
Ганс:  Придётся уйти километров на пятнадцать в лес.
Люба:  Мы пойдём вместе, иначе ты утонешь в болоте или заблудишься без проводника: ведь обратно возвращаться придётся ночью.
Степан:  Она права. Ганс, твой мундирчик не годится для лесной чащобы. Каким, ты, явишься на службу? Люба, подбери ему одежду. А как быть с обувью?
Люба:  У меня есть отличные сапоги.
Степан:  Откуда?
Люба:  Полицаи расплатились за самогон.
Степан:  Ну, деляга! Возьми с собой еду.
Ганс:  Покажите, Степан Иванович, где спрятана рация.
(Все уходят)
(Занавес)
Акт 28
(Следующий день. Входит Степан, обтирая платком потное лицо. Выпив кружку кваса, устало ложится на диван. Из спальни выходит Люба)
(Степан, Люба, Марта)
Люба:  Ого, до полудня проспала. Почему не разбудил меня?
Степан:  Тридцать вёрст по лесу отмахала, умаялась, поди.
Люба:  Умаялась, но сено убирать надо: скотина-то уцелела.   
Вот полученный ответ из Центра на нашу заявку  (отдаёт Степану шифровку). Папа, обед приготовить?               
Степан:  Я наварил каши на целый день. Любка, признайся по совести, ты стянула сапоги с мёртвого Кнута?
Люба: (возмущённо) По-твоему, я мародёр?! Или мародерка? Кнут был разут в момент убийства; а его сапоги попросил сохранить Игнат. Папочка, ты не пугайся, но у меня вдобавок есть винтовка.
Степан:  Того же Кнута. Ох, доведёшь ты до беды, Любка.
Люба:  Она надёжно спрятана, и вообще, винтовка в такое время нужнее в хозяйстве даже чем …, чем корова.
(Входит усталая, расстроенная, подавленная Марта)
Марта:  Здравствуйте.
Люба:  Здравствуй, Марта. Извини, но выглядишь ты …
Степан:  Помолчи, Мурлена Дитрих! Выглядит она нормально, притомилась только.
Марта:  Как мне всё опротивело, хоть в петлю лезь. Лишь у вас нахожу душевное успокоение.
Люба:  Я понимаю тебя лучше всех. Причина, ведь …
Марта:  Не надо, Люба. Сегодня на моих руках скончался ваш священник (всхлипывая, закрывает лицо ладонями).
Степан:  Успокойся, Марта. Душа его предстанет чистой перед Богом. (Усаживает Марту за стол) Попей квасу (наливает квас в кружку).
Марта:  Степан Иванович, священник, умирая, сказал: «Господи, не суди их строго, ибо не ведают, что творят». Он – об убийцах? Да?
Степан:  Не это ль значит: возлюбить врагов своих?
Марта: (всхлипывая, надрывно) Степан Иванович, наверное, я глупая хуторянка, но мне всегда казалось, что война – сражение воинов, а тут …. Скот в Христианском Храме, убитая старушка, умерший от избиения священник. (Срывается на истерику) Не должна быть война такой! Нет! Нет! Нет! Где прежняя воинская честь?! Где былое благородство?!
Степан:  Пожалуйста, не делай обобщений, Марта.
Люба:  Её познанье о войне, наверное, из рыцарских романов.
Марта:  Да, война представлялась мне не столь грязной, поэтому я пошла на службу. Степан Иванович, позвольте мне заняться каким-либо делом.
Люба:  Пойдёшь с нами копнить сено?
Марта:  С удовольствием.
Степан:  Отставить! Марта, нам нужны медикаменты.
Марта:  Какие? Сколько?
Степан:  Для лечения раненых. Много.
Марта: (настороженно) Вы связаны с партизанами?
Степан:  Где они, партизаны-то? В полусотне вёрст отсюда.
Люба:  Никак не ближе.
Степан:  Марта, помощь требуется беглым военнопленным. Ты видела когда-нибудь узников немецких лагерей?
Марта:  Нет.
Степан:  И, Слава Богу. Кстати, среди военнопленных есть латыши. А вдруг и дядя твой …
Марта:  Степан Иванович, я всего лишь медсестра, но попытаюсь. Впрочем, мне врач однажды намекнул, что если на лекарства найдутся покупатели, то им не следует отказывать.
Степан:  А чем платить?
Марта:  Наверно, золотом.
Люба:  Да где же его взять?
Степан:  Минутку (уходит в спальню и вскоре возвращается). Тут Любино приданое (показывает кожаный мешочек).
Люба:  Ой, папа, покажи! Я ещё не видела его (развязывает мешочек). Ой, какая красота! Колечки! Цепочки! Серьги! Всё золотое! Вот это да!
Степан:  Посмотрела и довольно. Ну, что насупилась? Жалеешь?
Люба:  Конечно, жалко.
Степан:  Тогда оставим драгоценности себе?
Люба:  Ещё чего! (Решительно) Возьми, Марта. (Отдаёт ей драгоценности) Лекарства нужны немедленно.
Марта:  Понятно.
Люба:  Смотри, Марта, в случае чего не поздоровится твоим родным в Забайкалье.
Марта: (испуганно-возмущённо) Что?! Что ты такое говоришь? Люба, я и без того живу условно! Неужели ты меня считаешь …? (Нервно рыдает).
Степан:  Любка, извинись немедля!
Люба: (обнимая Марту, покаянно) Марточка, прости меня, пожалуйста. Я же без всякой задней мысли …, ради безопасности …, ну, прости, Марточка (целует её).
Марта: (вытирая слёзы) Ладно-ладно, прощаю.
Люба:  Спасибо. Папа, пусть она возьмёт себе на память любое украшение.
Марта:  Как можно, Люба? Нет, нет, нет … (улыбнувшись) Пойдём копнить сено.
Степан:  Время дорого, Марта. Иди в село и постарайся сегодня же добыть лекарства.
Люба:  А когда стемнеет, вынеси медикаменты из лазарета и иди через огород в кусты. Я буду ждать там.
Марта:  До свидания.
Степан:  С Богом.
(Марта уходит)
Люба:  Пойдём работать, папа.
(Уходят)
(Занавес)
Акт 29
(Поздний вечер того же дня. Степан, при свете лампы, читает книгу. Входит Люба с большой сумкой)
(Степан, Люба, Фёдор)
Люба:  Ох, умаялась. Сумка тяжеленная. Как её Федька попрёт в отряд?
Степан:  Он жилистый, дотащит. Поужинай.
Люба:  Некогда, папочка, надо идти на наблюдательный пост. Еду возьму с собой.
Степан:  Трудно тебе, дочка?
Люба:  Ничего, после войны отдохнём на морском курорте. (Слышен стук в окно. Люба открывает штору) Федька припёрся. (Фёдору, насмешливо) Милости просим.
(Входит Фёдор)
Фёдор:  Здравствуйте.
Люба:  Зд-рав-ствуй-те, Фёдор…р…р…, извините, отчества не знаю. До свидания, Фёдор…р…р… (уходит).
Фёдор:  Колючая девчонка.
Степан:  Шальная малость, но душою добрая.
Фёдор:  Есть ответ из центра?
Степан:  Да.
Фёдор: (расшифровав записку) Чёрт возьми! Медикаменты обещают только через три дня сбросить парашютом с самолёта. А рации связник пешком доставит. Степан, ведь это медленнее даже самолёта. Лекарства нам необходимы срочно!
Степан:  Пожалуйста. (Ставит перед Фёдором сумку).
Фёдор:  Что там?
Степан:  Посмотри.
Фёдор: (открыв сумку, радостно) Степан Иваныч, ты волшебник! Спасибо! По такому случаю, послевоенное квашение твоей физиономии отменяется.
Степан:  Радость-то, какая!
Фёдор:  Вдобавок, ящик водки поставлю после победы. Неужели это богатство тоже из твоих погребов?
Степан:  Иди-иди, там раненые ждут. Мёду-то для них возьмёшь?
Фёдор:  И мёд возьму, и сало, и…, и… самогон.
Степан:  Ловкач! Ну, с Богом.
(Выходят)
(Занавес)
Акт 30
(Несколько дней спустя. Вечерние сумерки. В комнату входят Степан и Ганс)
(Степан, Ганс, Люба)
Степан:  Любка, встречай гостя!
Люба: (выходит из спальни) Гутен абенд, лейтенант Штауб. А где же для меня цветы?
Ганс:  Извини, Любочка, я торопился застать тебя дома.
Люба:  Гансик, надоела мне такая разведка. Сегодня не пойду.
Степан:  Капризная ты, Любка: то хочешь, то не хочешь.
Люба:  Папа, я не капризная, а умная. Вот уж две недели наблюдаю, и что же получается? Зря трачу время.
Ганс:  Почему?
Люба:  Каждую ночь, в одно и то же время, на станцию прибывают по два эшелона с известным количеством единиц груза. Достаточно один-два раза в неделю, для контроля, проверять их движение.
Степан:  И суммировать грузы по количеству ночей?
Люба:  Проще перемножать, папа.
Степан:  Язва: чем ни чем достанет.
Ганс:  Люба, если бы каждый состав загружался всегда одинаково … 
Люба:  Так оно и есть: из ночи в ночь составы неизменны по количеству вагонов и платформ, по очертаниям и габаритам грузов под маскировочной сеткой.
Ганс:  Ого! Вот это фокус! Любочка, твоя информация бесценна!
Люба:  А ежели подробней?
Ганс:  Ты же очень умная: пошевели мозгами. Степан Иванович, давайте-ка проверим, кто из нас дальше своего носа не видит.
Степан:  Ладно, не тяни кота за хвост.
Ганс:  Плохая охрана военнопленных, изъятие скота у населения, эшелоны с одинаковым грузом ежедневно. Какие будут выводы?
Степан:  Вместе с беглыми к партизанам проникает разведагентура.
Ганс:  Верно, но поверхностно. Копайте глубже.
Люба:  Зачем немцы увезли отсюда скот, если здесь предстоит кормить большую армию?
Ганс:  Попадание в десятку! Снимаю шляпу, мадам. Но какие же из этого выводы? Я уверен, что в лесу есть скрытная дорога, параллельная – железной.
Степан:  Ганс, я понял твою мысль.
Люба:  Постойте, дайте и мне подумать.
Степан:  Думай-думай, это тебе не коров за сиськи дёргать. Лет восемь назад велись тут лесоразработки, а древесину вывозили к станции Озёрной лесной дорогой, но она уж заросла теперь.
Ганс:  Бронетехника пройдёт. Какое расстояние до той дороги?
Степан:  Вёрст семнадцать. Да, ловко нас водили за нос.
Люба:  Ясно. (Подумав) Нет, не ясно. Немцы могли бы совершенно незаметно перегонять сюда технику по той дороге.
Ганс:  А им надо, чтобы – заметно.
Люба:  Чепуха какая-то.
Степан:  Они хотят убедить нашу разведку, что здесь концентрируется мощная группировка, а на самом деле одна и та же воинская часть циркулирует по кругу.
Люба:  Ага, теперь я поняла. Только не по кругу, папа, а по периметру прямоугольника.
Степан:  Опять не так! Любка, у меня нервы не железные.
Люба:  Значит, разгрузившись тут, техника идёт просекой до той заброшенной дороги и возвращается по ней на станцию Озёрная, где снова грузится на платформы и опять прибывает к нам. И так далее, и так далее …
Ганс:  А тем временем настоящий удар готовится в другом месте.
Люба: (гордо) Только благодаря моей наблюдательности, мы раскусили обман.
Ганс:  Выходит, построенные нами объекты – декорации для дурней.
Люба:  Значит, немцы допустили промах, увозя отсюда скот.
Ганс:  Да, и майор Ланге понял это, но исправить ситуацию не смог.                Полагаю, Ланге скорее контрразведчик, чем строитель; и его задача – убедительно слить противнику дезинформацию.
Люба:  Только слабо ему нас одурачить.
Ганс:  Как знать? Любое умозаключение нуждается в тщательной проверке, без которой мы не имеем права отправлять сообщение в центр. Для подтверждения нашей гипотезы, придётся понаблюдать за старой дорогой. Пойду туда сегодня же.
Степан:  Впервые, ночью, незнакомым лесом, меж болот? Ребячество.
Ганс:  Необходимость. Кстати, Степан Иванович, теперь вы поняли, почему немцы так халатно относятся к поимке беглых военнопленных?
Степан:  Они их используют, как невольных распространителей дезинформации, а маломощные зенитки не достают самолёта-разведчика. Ганс, завтра я сам выйду пораньше, и часов за восемь доковыляю до старой дороги.
Люба:  На протезе не доковыляешь: тебе придётся много отдыхать.
Ганс:  Степан Иванович, мы справимся без вас.
Люба:  Мы? Ганс, я выросла здесь и знакома с особенностями болотистой местности. Какой смысл в твоём участии?
Степан:  Согласен с Любой. Ганс, кроме того, ты ограничен временем и просто не успеешь вернуться в срок. Просчитай. (Любе) Дочка, я начерчу маршрут, а ты пройдёшь его, для изучения, завтра днём.
Люба:  Вопрос исчерпан! На этом, общее собрание шпионского состава объявляю закрытым. Спокойной ночи, папа.
Степан:  Гоните старика? Ну-ну …. Проголодаетесь – еда на кухне. Спокойной ночи. (Уходит в спальню).
Люба: (игриво) Нагоним аппетит, Ганс Штауб?
Ганс:  Так точно!
(Уходят в спальню)
(Занавес)
Акт 31
(Пять дней спустя. Ранний вечер. Степан, раздетый по пояс, лежит на диване. Люба, сидя за столом, чинит его рубаху)
(Степан, Люба, Череп)
Люба: Ганса нет уж пятый день.
Степан:  Он человек служивый.
Люба:  Папа, эту рубаху выбросить пора: дырища-то, какая.
Степан:  Ишь, богачка! Там вовсе не дырища, а шов распоролся. Где сейчас новую одежду купишь?
Люба: У нас на всю войну хватит. (Приносит другую рубаху) Одень. А эту – постираю завтра.
Степан:  Расходуй экономней мыло. (Надевая рубаху, подходит к окну) Ого! Череп идёт.
Люба:  Будете пить самогон?
Степан:  Ну, если только помаленьку … 
Люба:  … и без сала. Нам бы прокормить своих едоков.
Степан:  Согласен.
(Входит Череп)
Череп:  Здравствуйте.
Степан:  Здорово, Макар.
Люба: (ласково) Добро пожаловать, Макар Кузьмич, только вот ужин не скоро. Даже не знаю, чем угостить тебя.
Степан:  Хлеб и огурцы найдутся, а к ним … (достаёт не полную бутылку и стопки) … осталось малость.
Череп:  Да, много накосил ты сена, а копны далеко от дома. Тяжело носить вязанками.
Степан:  А что поделаешь? Придётся.
Череп:  Зачем? Я достану подводу, и всё сено за день свозим.
Степан:  Да?
Люба:  Вот, голова дырявая. У меня же сохранился кусок сала для особых гостей (Выходит из комнаты)
Степан:  Она частенько забывается (разливает самогон).
Череп: (чуть насмешливо) Понятное дело – возраст.
(Люба приносит закуску и снова садится за шитьё)
Степан:  Будем здоровы.
Череп:  Будем.
(Пьют, закусывают)
Степан: (берёт бутылку) Тут ещё на раз осталось.
Череп:  Потом-потом, Степан Иванович. Зайду после охоты.
Степан:  На кабана идёшь?
Череп:  Ну, если кабаном можно считать Игнашку …, хотя он просто поросёнок.
Люба:  Охота на человека? Ой, жуть какая.
Череп:  Тебе паскуду жалко?
Люба:  Не знаю.
Череп:  В кого он превратился? Алчность лишила его человеческого обличья. Замучил бабку своего кореша: это же, не в какие понятия не входит! Интересно, что гадёныш у неё выпытывал? Я вытяну из него правду, прежде чем замочу. Иваныч, я сам весь в грехах, но так не испоганил душу, как Игнаха.
Степан:  Да, пустоголовые людишки, алча ценностей бесовских, превратили Землю в чёрт те что: хоть на Луну переселяйся. А в Начале на Земле был Рай: Эдемом назывался. Там, до греховного падения, Адам и Ева общались запросто с Творцом; а ныне их потомки, большей частью, тайно или явно поклоняются Мамоне, стяжая блага для ненасытной плоти и пренебрегая участью испорченной души. Вот из чего произрастает Зло.
Череп:  Толково сказано, но я не теоретик; а без Игнашки Любе будет жить спокойней, Гансу – тем более.
Люба:  Да-да, за Ганса я особенно боюсь.
(Входит Марта)
Акт 32
(Степан, Люба, Марта, Череп)
Марта: (взволнованно) Что угрожает Гансу?
Череп:  Нехорошо подслушивать, фройлин Марта.
Марта:  Извините, но я невольно услышала последнюю фразу.
Степан:  Тут прячется в лесу один субъект, неравнодушный к Любке, но ты помалкивай об этом, Марта.
Череп:  И будь спокойна: сами разберёмся. Ауф видер зеен, фройлин Марта (уходит).
Марта:  Значит, полицай пошёл …?
Степан:  Куда надо. Садись за стол, Марта. Налить тебе немного?
Марта: (садится за стол) Ой, что вы, Степан Иванович, я не пью спиртное, хотя иногда пробовала домашнее пиво.
Люба:  Я принесу тебе из погреба холодного квасу с медком (выходит).
Степан:  Ты, Марта, не стесняйся: ешь и будь как дома.
Марта:  Спасибо, Степан Иванович. Крестьянский быт так очищает душу, что возвращается желание жить, несмотря на …
Степан:  Далее не надо, Марта. Жизнь, даже самая тяжкая, не может быть плохой, если душа здорова. Слабодушие – лазейка для бесов, а уныние – грех, ведущий к падению. Жизнь – бесценный Божий Дар, и каждый обязан разумно пользоваться им до последней возможности, выполняя своё предназначение в этом мире.
Марта:  А может ли быть смерть предназначением?
Степан:  Дурная – нет, но принятая за друзей своих или за Бога – да.
(Люба вносит квас в горшке; разлив его по кружкам, продолжает штопать рубаху)
Марта:  Спасибо (пьёт квас). Люба, мы говорили о предназначении человека. В чём, для тебя, оно?
Люба:  Наверно – в материнстве, хотя, я талантлива во многом.
Степан:  Материнство – общее природное предназначение всех женщин, обусловленное устройством их организма.
Люба:  Ага, а мужской организм приспособлен только для соучастия в размножении.
Марта:  Люба, ради спасения потомства, миллионы мужчин гибнут на полях сражений.
Степан:  Кроме очевидного, каждый человек имеет от Бога своё особое персональное предназначение; и порою исполняет его лишь в последний момент жизни. 
Люба:  Как наш священник, защищая храм от осквернения.
Степан:  Он прожил не напрасно.
Люба:  Кто теперь нас с Гансом обвенчает? Если только в городе?
Степан:  Пора бы, а то сожительствуете, как …
Люба:  Ну, и как же?
Степан:  Ладно, пойду за коровами, а ты накорми поросят (уходит).
Марта:  Я помогу тебе, Люба.
Люба:  Сиди, Марта. Сейчас управлюсь, и мы пойдём в лес за ежевикой. Хочешь?
Марта: (радостно) За ежевикой! Вот здорово! И за земляникой – тоже. Ой, как я люблю собирать лесные ягоды, грибы, орешки. Любочка, мне очень не хватает детства, и хочется вернуть его, хотя б на час.
Люба: (смеясь) Ты, Марта, чем-то на меня похожа (уходит).
(Марта берёт рубаху Степана и продолжает штопку. Входит Ганс)
Акт 33
(Ганс, Марта, Люба, Игнат)
Ганс:  Марта? Здравствуй.
Марта: (холодно) Спасибо, Ганс, я здравствую. Люба скоро придёт, а мне пора… (встаёт).
Ганс:  Марта, подожди. Со стороны нелепо выглядят наши отношения: мы нарочито избегаем встреч, а, встретившись, держимся излишне отчуждённо. Я понимаю, что простила ты меня формально, и всё же …
Марта:  Ганс, ты в праве требовать от меня большего? Я не могу вести себя непринуждённо в твоём присутствии.
Ганс:  Вряд ли я достоин твоего прощения, но …. Марточка, пойми, нас с Любой Небеса свели. Подобное слиянье душ бывает единожды в жизни, и у одной пары из миллиона.
Марта:  Вам в этом повезло, а мне …. Ох, до чего же хочется уйти в иное пространство. Навсегда.
Ганс:  О чём ты, Марта?
Марта: (неестественно смеясь) Да, так – о пустячке. Просто захотелось ежевички и капельку радости из канувшего детства. Только и всего. (Идёт к двери. Внезапно появившийся за окном Игнат, вскидывает винтовку) Ганс!! (Стремительно, закрывая собой, толкает Ганса. Он падает. Одновременно звучит выстрел. Марта, вскрикнув, оседает на пол. Игнат, истерично смеясь, снова вскидывает винтовку,  но чей-то опережающий выстрел валит его под окно)
Ганс: (поднявшись, бросается к Марте) Марта! Марточка! (Укладывает её на диван, щупает пульс) Марта, ты должна жить.
Марта:  Должна ли?
(Вбегает потрясённая Люба с винтовкой)
Люба: (истерично) Я убила человека! Понимаете? Вы понимаете? Я убила Игната! (Опомнившись) Марта! Что с тобой, Марточка? (Бросив винтовку, склоняется над Мартой) Кровь? Сейчас… сейчас перебинтуем и …(спешно ищет медикаменты) Ганс, снимай с неё китель.
Марта:  Не трогайте меня – всё бесполезно.
Ганс:  Марта, почему ты поступила так?
Марта:  Успокойся, Ганс. Я не жалею о своём поступке.
Люба:  Марточка, держись (смазывает рану йодом). Скоро пойдут дожди, и в лесу будет много-много грибов. Мы ещё побываем в детстве. Держись, Марточка.
Марта:  Спасибо, Любочка. Я вижу детскими глазами свой хутор, маму на лугу среди цветов …
Ганс:  Марта, я обязан тебе жизнью дважды. Жаль, что не могу отплатить тем же. Благодарю за всё.
Марта:  Живите счастливо, ведь вы одни на миллион; а я исполнила своё предназначение. Прощайте. (Умирает).
(Сильно хромая и тяжело дыша, торопливо входит встревоженный Степан)
Акт 34
(Степан, Ганс, Люба, Череп)
Степан: (гневно) Кто стрелял?! Ну, что уставились как сычи?! 
Люба:  Тихо, папа. Убита Марта.
Степан:  Да? (Подходит к убитой) Я требую объяснений, и немедленно!
Ганс:  Она прикрыла меня собой.
Люба:  Папа, я увидела в кустах Игнашку и побежала к тайнику за винтовкой, но малость не успела: мерзавец первым выстрелил, потом уж – я.
Степан:  Попала?
Люба:  Он под окном лежит, убитый.
Ганс:  Надо похоронить Марту.
Степан:  Есть тут, за пасекой, пригорок: могила будет сухой. Переоденься, Ганс, возьми лопату, и с Божьего Благословения … (крестится). В лучшие времена перезахороним Марту на кладбище.
Ганс: (срываясь) Любочка! Степан Иванович! Согласитесь, ведь не должно быть так: меня – мужчину, воина, защитника – прикрывает собой женщина. Жен-щи-на!!
Степан:  Хватит психовать, Ганс! Жертвенная смерть «за други своя» зачтётся Марте ТАМ, как подвиг. Иди копать могилу!
(Ганс уходит)
Люба:  Папа, перенесём Марту в лес.
Степан:  Да-да, конечно; и надо бы убрать Игнашку (подходит к окну). Чёрт возьми! Его уж нет. (Едко) Шустрым оказался труп, однако.
Люба: (подбежав к окну) О, Господи! Как это понимать? Папа, вон он уползает к лесу, а винтовка под окном осталась.
Степан:  Эх, ты, тетеря! (Берёт винтовку) Я его сейчас достану.
(Входит Череп, держа винтовку наготове)
Череп:  Кого ты собираешься достать, Иваныч?
Степан:  Чёрт тебя принёс не вовремя, Макар. Игнат, паскудник, Марту застрелил; смотри он, недобитый Любкой, к лесу подползает. 
Череп:  Далеко не уползёт. Доверься мне. 
Степан:  Нет, Макар! Это моя добыча! Добью паскуду  лопатой и зарою.  (Уходит)   
Череп:  За что её Игнашка …?
Люба:  Он хотел убить Ганса, а Марта прикрыла его собой, исполнив так своё предназначение.   
  (Возвращается Степан)
Степан:   Макар, поможешь мне управиться с делами?
Череп:  Помогу.  Марту будем хоронить без гроба? 
Степан:  Какой уж тут гроб. Хотя …, Любка, мы положим её в мой гроб. Чего он бес толку  на чердаке стареет? Добуду досок и сколочу себе новый.
Череп:  Домовитый ты мужик, Степан.
Степан:  Ну, ладно, взяли …
(Берут тело Марты и выносят)
(Занавес)
Акт 35
(Поздний вечер. В комнате тускло светит керосиновая лампа. Входят Степан, Ганс и Череп. Ганс одет в гражданское. Из спальни выходит Люба)
(Степан, Ганс, Люба, Череп)
Люба:  Похоронили Марту? (Прибавляет свет в лампе). А — Игнашку?
Череп:  Земля ей пухом. Могилу обложили дёрном так, что следов не видно.  А Игнашку просто закопали как собаку.
Степан:  Люба, приготовь чего-нибудь.
Люба:  Уж всё готово. (Выходит)
(Степан достаёт из буфета самогон и стопки. Люба приносит закуску)
Череп:  Ого, шикарно для теперешних времён.
Степан:  Поминовение – молитва к Богу о прощении души, представшей перед Ним; а застолье – лишь прилагаемое действо. (Оборачивается к иконам; остальные – тоже) Упокой, Господи, душу убиенной рабы Твоей, Марты, и прости ей вся согрешения вольная и невольная, и даруй ей Царствие Небесное.
(Перекрестившись, все садятся за стол. Степан разливает самогон) 
Ганс:  Вечная ей память.
(Пьют, едят).
Люба:  Папа, а разве в первый день поминают покойников?
Степан:  И не хоронят – тоже; но в данных обстоятельствах … (берёт бутылку)
Ганс:  Мне не наливайте.
Люба:  Да, нам хватит.
Степан:  Выпьем с тобой, Макар. (Выпив) Дай Бог, чтоб и нас было, кому помянуть.
Череп:  Ага, лишь бы не дурным словом. Пожалуй, я ещё стопку опрокину (наливает себе), а остальное возьму с собой.
Ганс:  Не слишком ли бесцеремонно, герр полицай?
Череп:  Герр лейтенант, я знаю себе цену. Теперь вас не замочит падла. Будьте здоровы (пьёт).
Люба: Ганс, Макар Кузьмич лучше, чем ты думаешь.
Череп:  Вот уж и помянула добрым словом. Спасибо, Любочка. Степан Иванович, мне уходить пора.
Степан:  Да-да, Макар Кузьмич, я кое-что тебе соберу. Пойдём.
(Уходят)
Ганс:  Люба, мы не виделись пять дней. Какие новости?
Люба:  Наша версия подтвердилась: бронетехника действительно возвращается лесной дорогой на станцию Озёрная.
Ганс:  Мы обязаны немедленно связаться с центром.
Люба:  Да, сегодня же.
(Входит Степан)
Ганс:  Степан Иванович, полицай ушёл?
Степан:  Ушёл.
Люба:  Отдыхай, папа, а нам предстоит ещё сеанс радиосвязи.
Степан:  С Богом. (Провожает Ганса и Любу за дверь)
(Занавес)
Акт 36
(Предрассветное время, полумрак. Входят Ганс и Люба. Ганс зажигает лампу. Из спальни выходит Степан)
(Степан, Ганс, Люба)
Степан:  Управились?
Люба:  Так точно!
Ганс:  Я переоденусь. (Выходит).
Люба:  Папа, мы решили съездить в город и обвенчаться в храме.
Степан:  Вряд ли найдётся священник, готовый обвенчать католика с православной.
Люба:  Папуля, если наш союз угоден Богу, то такой священник обязательно найдётся.
Степан:  А как же без колец?
Люба:  Не беспокойся, папа. Оказывается, Ганс купил обручальные кольца уже на следующий день после нашего знакомства. Знаменательно?
Степан:  Да, факт положительный.
(Входит Ганс, переодетый в свою форму и с сапогами в руках)
Ганс:  Этими сапогами расплатились полицаи за самогон?
Люба:  В чём дело, Ганс? Они тебе понравились? Дарю.
Ганс:  Степан Иванович, пощупайте голенище. (Подаёт сапог Степану).
Степан:  Пощупал, ну и что? (Возвращает сапог Гансу)
Ганс:  Теперь пощупайте этот. (Подаёт Степану другой сапог)
Степан: (недовольно) Чудишь, зятёк? (Щупает сапог) Постой-постой! У второго – голенище толще. Здесь, за подкладкой, что-то есть. (Берёт нож).
Люба:  Папа, не испорти сапог! По шву распарывай: потом зашьёшь.
Степан:  Ага, учи отца! (Распарывает голенище изнутри и достаёт сложенный лист бумаги. Разворачивает) Ого! Чертёж какой-то. Неужели…?!
(Все с интересом рассматривают бумагу)
Люба: (радостно) Да! Да! Да! Папулечка, пересечение пунктирных линий обозначает место клада.
Ганс:  Что за вздор?
Люба:  Гансик, это сапоги Кнута.
Ганс:  Так-так …. Люба, и винтовка у тебя, его же? Что ты скрываешь от меня?
Люба:  Погоди, Ганс! Узнаешь всё потом. Смотрите, тут указано расстояние от каких-то объектов до тайника. На местности будет проще сориентироваться.
Ганс:  В точке пересечения линий стоит число – сто.
Люба:  Значит, там спрятано сто килограммов драгоценностей!
Степан:  А если сто пудов?!
(Все напряжённо замирают)
(Занавес)
Акт 37
(Три дня спустя. Входят Степан и Анфиса)
(Степан, Анфиса)
Анфиса:  Стёпа, они сегодня вернутся?
Степан:  Кто знает? Ганс отпросился на два дня. Думаешь, легко найти священника, который согласится обвенчать их. Нинка почему не пришла? Торжество, как-никак.
Анфиса:  Вместе с ребятишками? Да они разнесут на всё село, что наша Любка вышла замуж за немца.
Степан:  Ты права. Ну, а что там на селе?
Анфиса:  Не дай Бог такого (крестится). Ой, Стёпа, сегодня утром губошлёпый Отто, видимо, доведённый бесами до нетерпёжу …, ну, в смысле …
Степан:  Ага, на почве половой ущемлённости.
Анфиса:  Как складно ты умеешь выражаться. Ну, значит, этот жеребец ущемлённый впёрся в дом бывшей библиотекарши …
Степан:  … Варвары Павловны?
Анфиса:  Ага, и попытался изнасиловать её. А четырнадцатилетний сын библиотекарши, Максим, схватил топор, ну и …. Отто, истошно воя и придерживая расстёгнутые штаны, выскочил наружу с воткнутым в спину топором. Максимка догнал насильника, выдернул из спины топор и всадил его в затылок немца. Отто испустил дух. Оказавшийся поблизости патруль, изрешетил мальчишку пулями. Увидев такое, Варвара Павловна, взяла винтовку, оставленную Отто, и открыла из окна огонь по солдатам: одного убила, другого ранила, а третий – швырнул в окно гранату.
Степан:  Обломают немцы зубы о Россию, коль наши женщины и дети погибают по-воински.
Анфиса:  Ну, вышибут коммунисты клыки фашистам, а нас-то законопатят в Забайкалье.
Степан:  Ничего страшного: вместе с роднёй жить будем. В глуши, поди, вольготнее, чем здесь.
Анфиса:   Стёпа, а там крещёные народы обитают?
Степан:  Всякие, но разве в этом дело. Германцы, вот, крещёные …
Анфиса:  Их бес попутал, а вообще-то они толковые, работящие и дисциплину любят.
Степан:  За это – уважаю. Ну, Анфиска, начнём готовить свадебный ужин?
Анфиса:  А если они сегодня не вернутся? Погодим, Стёпа. Да, я ещё не всё рассказала. Марта – чухонка …
Степан:  Просто Марта.
Анфиса:  Марта, как сквозь землю провалилась. Одни говорят, будто она в лесу заблудилась и утопла в болоте. Другие болтают, что вместе с полицаем, любовником своим, сбежала.
Степан:  Даже так?
Анфиса:  Вот именно. Той же ночью, Череп связал немецкого часового, заткнул ему рот кляпом и обчистил гарнизонный склад. Тушёнки, по -слухам, увёз двадцать ящиков, а шнапса и какавы сколько…, и оружие ещё?!
Степан:  На чём увёз?
Анфиса:  На угнанной подводе. Некоторые бабы говорят, что Марта уехала с ним, соблазнившись сладкой жизнью.
Степан: (зло) Говорят! Говорят! Плетут, чёрт знает что, а ты разносишь! Марта – порядочная женщина. Понятно?!
Анфиса:  Стёпа, я же не сама придумала.
Степан:  Ну, ладно, извини (обнимает жену). Анфиса, меня осенила идея, от которой ты придёшь в восторг.
Анфиса:  Порадуй.
Степан:  Анфиса, давай, родим ребёнка.
Анфиса:   Что-что?! Ты спятил, Стёпка? Мне уж сорок пять, идейщик!
Степан:  Подумаешь! Мне – сорок шесть, и то не паникую.
Анфиса:  Тебе что ли рожать? Давай готовить ужин.
Степан:  Да не вернутся они сегодня. (Обнимает жену) Анфиса, женщины рожают и в более позднем возрасте. А ты баба статная и крепкая: тебе больше тридцати пяти не дашь. Серьёзно.
Анфиса:  Умеешь ты будоражить чувства. Только к чему всё это?
Степан:  Анфиска, народу гибнет тьма; а пополнению, откуда взяться? Неужто мы слабаки?
Анфиса: (прижимаясь к Степану) Ну, что с тобой поделаешь?
(Уходят в спальню)
(Занавес)
Акт 38
(Следующий день. Степан, сидя за столом, протирает полотенцем тарелки, стопки и прочее. Входит Анфиса)
(Степан, Анфиса, Ганс, Люба)
Анфиса:  Неужели, и сегодня не приедут? Время-то обеденное уж.
Степан:  Ты стряпай, Анфиса, стряпай. Карпов поджарила?
Анфиса:  Душа болит, а ты с карпами …
Степан:  Сегодня веселиться надо. Хлебнёшь пол стопочки?
Анфиса:  Да ну тебя …! Стёпа, давай проверим приданое.
Степан:  На кой оно им сейчас? После войны получат.
Анфиса:  Стыдно отдавать дочку бесприданницей.
Степан:  Бесприданницей?! Да такая невеста стоит сотни Марлен Дитрих.
Анфиса:  Чего-чего?
Степан:  Ничего. Карпов жарь. Я уже надраил до сияния посуду, а ты …
(Входят радостные Ганс и Люба)
Люба:  Папа, мамочка, поздравьте нас с законным браком.
Анфиса:  Неужто обвенчались?
Люба:  Разумеется.
Анфиса:  Будьте счастливы.
Степан:  И многодетны.
Люба: (смеясь) Принимаем оба пожелания.
(Смеются, обнимаются, целуются)
Анфиса: Ой, мне же стряпать надо.
Люба:  Я помогу тебе.
(Анфиса и Люба уходят на кухню)
Степан:  Ганс, вы задержались в городе из-за тайника?
Ганс:  Так точно. Тот дом по-прежнему пустует. Дождавшись темноты, мы незаметно проникли на участок, сориентировались, нашли в сарае лопату и …  Степан Иванович, сколько, по-вашему, пудов драгоценностей там оказалось?
Степан:  Подначиваешь? Если – ни хрена, так и скажи.
Ганс:  Вот (открывает портфель)
Степан: (заглядывая в портфель)  Здесь фунтов двадцать. И это всё? А где же…?
Ганс:  Сто пудов?
Степан:  Да иди ты…! 
Ганс:  Степан Иванович, не беспокойся! Все драгоценности на месте, и их надо вернуть государству.
Степан:  Как? А ежели Хорёк жив? То нам достанется лишь кукиш вооот такой — без масла.
Ганс:  Хорёк давно в трясине. Тем утром я шёл сюда, а за мной от самого села увязался полицай и держался метрах в ста всё время. Приближаясь к вашему хутору, я решил проверить что же будет дальше, и свернув внезапно в лес, укрылся от него. Хорёк тоже свернул в лес и наткнулся прямо на меня. В моей руке уже был нож и полицаю не повезло. Почему он так вёл себя я не знаю. Может заподозрил меня в чём-то? Труп надо было срочно закопать, но чем же вырыть яму? Пришлось идти на поиски трясины. Вот тут Хорька и обнаружил Череп. А когда он вновь с тобой пришёл, труп уже в болоте был утоплен. К вам не заходя, я в гарнизон вернулся.
Да, а клад отсюда не изъять без серьёзной подготовки и привлечения спецподразделения. А то-что в портфеле, передадим в партизанский отряд, с соблюдением особой секретности.
 Степан: Согласен. Я с Игорем свяжусь по этому делу.
(Анфиса и Люба вносят какую-то еду)
Анфиса:  Проголодались, мужики?
Степан:  Слюной изошли. Запах-то, какой! А, Ганс? (Достаёт из буфета самогон, разливает) Прошу за стол. Ну, что же вам сказать, молодожёны? Пожалуй,  … Горько! Горько! Горько!
(Люба и Ганс целуются под возгласы: «горько»)
(Занавес)
Акт 39
(Раннее утро следующего дня. Полумрак. Степан и Анфиса выходят из спальни)
(Степан, Анфиса, Ганс, Люба)
Анфиса:  Опохмелишься?
Степан:  С чего? Много ли вчера я выпил.
Анфиса:  Более бутылки.
Степан:  Надо же.
Анфиса:  Стёпа, мне пора идти в село.
Степан:  Отставить! Анфиска, мы, для надёжности, должны ещё две ночи постараться, ну, в смысле продублировать …. Соображаешь? 
Анфиса:  Нинке и внучатам надо отнести угощение.
Степан:  Не суетись. (Стучит в спальню Любы) Любка, Ганс!
Анфиса:  Пусть ещё понежатся.
(Ганс и Люба выходят из спальни)
Люба:  Ага, понежишься тут: куры не доены, огород не …
(Все смеются) 
Степан:  Огород не кормлен. Анфиса, набери гостинцев: пусть Люба отнесёт их Нине, и отдохнёт там два дня, а огород мы сами прополем.
Люба:  Ура!
Степан:  А сейчас, дочка, займись скотиной.
Ганс:  Любочка, я помогу тебе.
Люба: (смеясь) Да уж, потом ещё тебя отчищать? Сиди. Когда управлюсь, вместе пойдём в село.
Степан:  А чего ему попусту сидеть? Давай-ка, Ганс, порыбачим до завтрака; я покажу тебе места, где водятся карпы по десять фунтов!
Ганс:  Отлично! Мы отнесём рыбу вашим внучатам.
Люба:  Гансик, я отгоню коров в лес, и тоже приду к вам на озеро.
Анфиса:  Про завтрак не забудьте, рыбаки.
Степан:  Желудок напомнит.
(Степан, Ганс и Люба уходят)
Анфиса: Уж если убедил меня Степка рожать, помолюсь чтобы родился мальчик. 

   Акт 40
(Две недели спустя. Входят Степан и Люба)


Степан:    (глядя в окно)  Люба, появились облака, да и нога заныла  препротивно.  Похоже, сменится погода, а сено пора бы в стог укладывать.
Люба:  А Черепок, вместе с обещанной подводой, уже недели две как сгинул. Вот и верь людям после этого! Вязанками будем таскать? Там же восемь копён!   
Степан:   Придётся. А Макара Кузьмича ждать глупо: возможно его нет уже в живых.  Передохнём часок после обеда — и за дело. 
Люба:  А полтора часа вздремнуть было б ещё приятней. Ганса бы привлечь к работе, а то шпионить он мастак … 
Степан:  А как мужик? Ну, в смысле …  как супруг?
Люба:  Папа, тебе не стыдно вникать в ...? Впрочем, в этом деле тоже молодец! А вот сгодится ли таскать вязанками сено … 
Степан:  Да, не шпионством единым определяются достоинства главы семейства. Он придёт сегодня ночевать?
Люба: Не знаю.   (смотрит в окно, тревожно)  Папа, в лесу кто-то прячется и наблюдает за нами. Это Федькина привычка: полчаса сидеть в кустах прежде чем к дому подойти.  Сколько он уже там отсидел? Выходит! Папа, это Черепок! Ну, Макар Кузьмич. Ура! Горбатиться не будем! Самогон нести и сало? Папа, при нём три винтовки и сумка тяжёлая.
Степан: А, ну-ка, Любка, накрывай на кухне стол!

  (Входит Череп)

Акт 41
(Степан, Люба, Череп)

Череп: Здравствуйте Степан Иваныч и Любаша. (ставит к стенке винтовки и сумку) Сено пора уж складывать в стог. Надеюсь, за сегодня свозим всё. Ну что вы пялитесь на меня как на марсианина из Млечного Пути? А за две недели я трезвенником не стал, и деликатно намекать не разучился. 
Степан: Ну, ты огорошил нас, Макар! Любка, накрывай стол здесь!
Череп: Любаша, ты не суетись особо (достаёт из сумки банки с тушёнкой)               
Люба: Трофейные, Макар Кузьмич? 
Череп: Свиные — Любочка.
Степан: Как ты, Макар, решился на такое?
Череп: По состоянию нетрезвости, Иваныч. От твоего же самогона. Поэтому теперь ты мой сообщник. Я всегда машинально и профессионально подмечаю, где и что неправильно лежит или охраняется хреново, а лошади в нашей роте свои — вот и сложилось всё за раз в пасьянсе.
Люба: Надо же! Немцев ограбил по-пьяни! Восторг! Спасибо за тушенку.  Кузьмич, винтовки тоже с того склада? 
Череп: Винтовка в наше время может быть дороже даже коровы.
Люба: А я что говорила, папа!
Степан:  Макар, уж не для обмена ли ты их привёз?
Череп:  Да, Иваныч — точно так. Мне нужен разный инструмент для строительства жилья в лесу. Успеть бы до холодов, а у меня всего одна лопата. Сгодится всё, что ты уступишь. Тушенку не предлагаю — самому на зиму вряд ли хватит. Есть у меня ещё гранаты и патроны - по сотне на каждую винтовку.
Люба:  Папа, давай поможем Макару Кузьмичу.
Степан: Согласен. Макар, ты хоть место выбрал надёжное?
Череп:  Степан, не беспокойся — отсюда далеко. До вас едва добрался на подводе по лесному бездорожью. Немцы никогда не осмелятся сунуться в ту глушь. На партизан бы не нарваться в этой полицайской форме. Мы одинаковой комплекции с тобой …
Люба:  Папа, у тебя полно всякой одежды. Пусть он сейчас же   переоденется, а его форму немедленно сожжём.
Степан:  Да, для него так будет безопасней. Подберу ему полный комплект
(уходит в свою комнату и возвращается) Макар, я на скорую руку собрал тебе одежду там, а после подыщу ещё. Иди переодевайся. (Череп уходит в комнату Степана).  Любка, ты ещё не накрыла на стол?!
Люба:  Долго ли? Сала нарезать?
Степан:  Жирно будет — достаточно тушенки, а сало мы своим в село передадим — теперь им без скотины трудно. Хорошо хоть разбежавшихся кур собрали.   
Люба:  Скоро с огорода урожай получат. И может Ганс поможет чем-нибудь.  (подходит к окну) Папа, к нам Федька прётся!  (подбегает к двери Степановой комнаты) Кузьмич, сиди не шевелясь! Папа убери тушенку со стола! (засовывает винтовки под диван. Входит Фёдор).

        Акт 42   
   (Степан, Люба, Фёдор, Череп)

Фёдор:  Здравствуйте. 
Люба:  (насмешливо) Здравствуйте, дядя Федя. Опять за мёдом пришли? А в кустах не досидели до нормативного получаса?
Степан:  Ох, дождёшься ты от меня, Любка! Здорово, Фёдор!
Люба:  Папа, пить будете чай с сухарями, или …
Степан:  … или, понемногу - и с картошкой. Фёдор, а мёд ты возьмёшь?
Фёдор:  Возьму. Степан, (достаёт и разворачивает  большой лист бумаги) это план вашего села. На нём необходимо указать расположение подразделений немецкого гарнизона, все посты и огневые точки — точно и срочно! 
Степан:  Федька, я не бог, а хромоногий инвалид, живущий в трёх верстах от села.
Фёдор:  У Любы муж немецкий офицер.  Любочка, потолкуй с ним, чтобы он отметил всё на плане. Иначе нам придётся захватить его и допросить как следует. Он ведь один ходит сюда через лес.
Люба:  (что-то раскладывает на столе) Вот только посмей тронуть Ганса! Пристрелю тебя! А дислокацию гарнизона ты завтра же получишь. Нападение готовите в месть за бомбёжку?
Фёдор:  Считай, что я не слышал твоего глупого вопроса! Степан, чаепитие с картошкой и квашеной капустой отменяется, а за планом приду завтра (уходит).
Степан:  Выходи, Макар!
Череп:  (входит переодетый в одежду Степана) Спасибо, Иваныч! Ну и дела творятся тут! А Ганс знает, что вы работаете на партизан?
Степан:  Считай, что я не слышал твоего глупого вопроса, а ты не слышал  разговора здесь! Любка, возвращай на стол тушенку!
Люба:  Папа, не спеши. Макар Кузьмич, а ну взгляни на план и нанеси сюда точную дислокацию гарнизона. Ты ведь не откажешь нам?
Череп:  Теперь мне некуда деваться. Одному в лесу не выжить; накроют немцы — все по одной статье пойдём.   А чаепитие с картошкой и тушенкой придётся передвинуть на потом. Степан, мне зачтётся помощь партизанам? (начинает наносить на план дислокацию гарнизона).
Степан:  Макар, я поручусь за тебя, но только там не натвори делов … 
«по-пьяни». А то ты машинально и «профессионально» … 
Люба:  Сено-то свозить успеем за сегодня? Война-войной, а для коров это не причина голодать зимой.   
Череп:  Я могу и ночью поработать: так мне даже привычней будет.
Люба:  Если Ганс придёт, он тоже нам поможет. Ты, Кузьмич, его не бойся, он тебя не выдаст немцам. 


Акт 43 
(Пять часов спустя. Степан, Люба и Череп ужинают за столом)

Степан:  Объявляю ударной бригаде часовой перерыв. 
Череп:  Люба, посмотри есть ли ещё тушенка в сумке? 
Люба:  (копается в сумке и достаёт гранату, разочарованно) Тут одни гранаты.
Череп:  Кстати, давайте я обучу вас деликатному обхождению с немецкими гранатами. При некоторых катаклизмах они могут быть питательней и полезней даже свиной тушенки. (Обучает Любу и Степана применению гранат в бою) 
Степан:  А Ганс свою пайковую тушенку отдаёт Нинкиной семье.  Придёт ли он сегодня? Дочка, к окончанию работы нажарь нам картошки побольше, да сало к ней подай, да грибков солёных, да квасу холодного, да я добавлю горячительного … . Однако уж стемнело и пора идти работать. (Слышен стук в окно. Степан, подойдя к окну, разглядывает пришельца и жестом приглашает войти.  Входит Игорь) Опоздал ты к ужину, Игорёк. Люба, может состряпаешь что по-быстрому?
Люба:  Запросто! Яичницу с салом. Сгодится, Игорёк?
Игорь:  Отставить! Любочка, не суетись — я тут не визитёр на званный ужин. Лучше познакомь с вашим гостем.   
Люба:  Он дальний родственник — Макар Кузьмич. Вызвался помочь нам свозить сено … 
Игорь:  Кузьмич, говорят что на болотах здешних водятся призраки?
Череп:  Я в эту хрень не верю! Степан, мне надо ещё лошадь напоить, и работу там без вас продолжу ( выходит).
Люба:  Парашютист, его не бойся,  для немцев он вражина.
Игорь:  Откуда у него лошадь? Ведь их сперва конфисковали наши, а уцелевших — потом немцы.
Степан:  Макар изъял коня у полицаев, и добычей плотно загрузил  телегу! Со знанием дела! Гордиться можно таким списком конфиската! Теперь в немецком гарнизоне он враг смертельный. Игорь, а у тебя какое дело к нам? 
Игорь:  Мне нужно встретиться с Призраком. Вот я и подумал сходу, что продувной ваш родственник и есть тот самый Призрак. Кстати, будь он уголовником (смеётся), ему бы непременно дали кличку «Череп». Вы со мной согласны?
Люба:  Ещё бы!  (Степан и Люба гомерически смеются)   
Игорь:  Люба, когда я жил на чердаке у вас, то дважды видел через щель сарая немецкого офицера, приходившего сюда; позже Фёдор мне сказал, что это переводчик Ганс — толи твой жених, а толи — муж.  Почему же партизанам запрещено его трогать?  Неужели он и есть … тот самый …   
Люба:  (тревожно) От меня ты не узнаешь ничего! Папа, мы должны ему доверять? 
Степан: Теперь уж и не знаю.
Игорь:  Иваныч, я остался без связи с Центром. Мне очень нужна ваша рация хотя бы на сегодня.   
Степан:  Сам я не могу тебе помочь.
Игорь:  А этой ночью у меня сеанс.
Степан:  Сиди и дожидайся тут: другого ничего не остаётся, я же пойду Макару помогать (уходит).
Люба:  Игорь, я накормлю тебя. А если Ганс придёт, веди себя прилично! (входит Ганс. Люба обращается к нему) Ганс, его зовут Игорь. Он ищет встречи здесь с каким-то призраком. Чудит?
Ганс:  Разве призраки тут водятся?
Игорь:  Пожалуй их надо искать на болоте.
Ганс:  Как здоровье Егора Николаевича?
Игорь:  Я из бригады Николая Егоровича. 
Ганс:  Любочка, всё в порядке. Игорю можешь доверять безусловно. Игорь, пойдём подышим лесным воздухом (выходят).
Люба:  Секреты видите ли у них! И от кого? От меня! А если так положено? Ладно, пойду поджарю им яичницу. (Уходит на кухню)   

Акт 44 
(Три часа спустя. Люба жарит картошку, мужики укладывают сено в стог, а ушедший с рацией в лес Игорь может вернуться в любую минуту. Входит Степан)
Степан:  Любаша, мы вот-вот уложим сено в стог; ты с застольем тут  не опоздай.
Люба:  (тревожно)  Папа, прошло уж три часа. Игорю оставалось до сеанса связи  лишь немногим больше часа. Далеко ли уйдёшь от хутора за такое время по лесному бездорожью. Пеленгатор же работает, меняя экипажи, непрерывно. 
Степан:  Мне самому тревожно, дочка. Как бы всё село не запылало. Ведь Фёдору неспроста понадобилась детальная дислокация гарнизона. 
Люба:  Видимо партизаны решили отомстить за бомбёжку.
Степан:  Теперь они разделились на три отряда, и надо думать нападут на село с разных сторон, причём — в дневное время, чтобы в темноте не перестрелять своих же. Это я так рассуждаю, а там … 
(Входит Игорь)
Игорь:  Иваныч, рацию я отдал Гансу. Он её спрячет и придёт сюда, а Кузьмича я попросил ещё раз лошадь напоить и в случае опасности подать нам сигнал. Займусь пока расшифровкой радиограммы из Центра (садится за стол, и пользуясь блокнотом пишет что-то). Ну вот — готово.
(Входит Ганс) 
Ганс:  Всё! Выложили стог, Степан Иваныч. Ну до чего картошкой аппетитно пахнет!
Люба:  Сейчас ужарится - немного потерпите. Ганс, вот план села с местами размещения подразделений гарнизона. Всё ли тут правильно указано?
Ганс:  Да, так и есть. Игорь вы нападение готовите?
Игорь:  Мы к этому уже готовы. В данной радиограмме (показывает расшифровку) Центр даёт своё согласие на удар по гарнизону. Вот почему мне было важно выйти вовремя на сеанс связи. Ещё здесь сообщение для разведгруппы Призрака: за разгадку вражеской дезинформации и за обнаружение тайника с драгоценностями вы — Ганс, Степан Иванович и Любочка - представлены к высоким воинским наградам, с чем вас и поздравляю.
Ганс:  Спасибо, Игорь. Степан Иванович, коль бой начнётся в гарнизоне, селяне тоже могут пострадать. Может ваших привести сюда?
Степан:  Кто знает чем всё обернётся? 
Люба:  Там можно отсидеться в погребе, взяв с собой еду и воду. А если честно, я сама не представляю где будет безопасней. Может им просто в лес уйти подальше?
Степан:  Да, вот так, пожалуй, будет лучше. Только когда случится нападение? Федька лишь сегодня придёт за планом. Игорь?
Игорь:  Я не знаю. В отрядах сейчас жуткая секретность, и это оправданно, поскольку в последнее время к нам много беглецов из лагеря влилось … Может Фёдору известно - он там главный разведчик.
Люба:  (3акончив сервировку стола)  Кушать подано и приятного аппетита. (все садятся за стол) Ой, а про Макара Кузьмича забыли.
Степан:  Пригласи его Любаша; но при нём лишнего не болтать! (Люба выходит)  Однако, уж светает — поспать бы хоть немного.
                (Входят Люба и Череп. Садятся за стол) 

Игорь:  На шухере не будет никого?
Степан:  Обойдёмся. Немцы здесь бывают редко: иногда тут появляется пеленгатор, при жизни губошлёпый Отто приезжал за молоком и яйцами, теперь отъездился придурок. Хреново, что не у кого менять самогон на бензин. Мужики, вы не обижайтесь, что застолье «на сухую», но обстановка тут тревожная сегодня. А тебе, Макар, выдам продукт «навынос» за особые заслуги перед бурёнками. Спасибо всем за оказанную помощь.
Ганс:  (Поднимается из-за стола) Мне пора на службу. Любочка, давай простимся.
Люба:  Ганс, не смей! Что за слова такие? Нам жить ещё и жить, а ты прощаешься!
Ганс:  Любимая, я в долг живу, благодаря другому человеку; и в любой момент может исполниться главное предназначение моей жизни. Каково оно? Марта узнала о своём лишь в последнюю минуту жизни. Кто из вас выживет, перезахороните её на кладбище. Любочка, иди за мной (уходят в комнату Любы).

Акт 45 
           (Час спустя. Комната пуста. Из спальни выходят Ганс и Люба)
Ганс:  Любочка, каждый раз ухожу от тебя как будто навсегда.
Люба:  Ганс, мы вместе уйдём отсюда рука об руку по Млечному Пути в Неведомую Вечность.
Ганс:  Нет, любимая, сначала я уйду, а твоё предназначение вырастить нашего будущего сына, которого ты назовёшь Степаном, а если дочка родится, назови её Любашей.
Люба:  (смеясь)  А коль родятся двойня или тройня?
Ганс:  (смеясь)  Глядишь - и четверня. Вот радости привалит! Ну, ладно, мне пора идти.
Люба:  Гансик, ты только не говори: прощай.
(Входят Степан и Фёдор)
Степан:  Спокойно, Федя! Не психуй! Ганс наш человек, и это всё, что тебе дозволено знать о нём. 
Фёдор:  (подаёт руку Гансу) Ганс, я верю словам Степана.
Люба:  Дядя Федя, ты прости меня за всякие насмешки — я была тогда девчонкой несмышлёной …
Фёдор:   …  и неожиданно вдруг стала поразительно смышлёной замужней дамой (все смеются). Не переживай, Любаша — я сам не прочь поюморить, но только не сейчас. План дислокации гарнизона покажите.
Люба:  (отдаёт план Фёдору) Дядя Федя а когда всё начнётся? У нас родня с детьми в селе, за них тревожно.   
Фёдор:  Вот я доставлю этот план в отряд, там согласуют все детали и лишь тогда начнут движение к селу. Так что примерно - через сутки. Всё, мне некогда болтать. Не прощаюсь — до свиданья (уходит).
Люба:  Папа, а где Кузьмич и Игорь?
Степан:  Пошли изучать возможные подступы к селу. Ночевать они останутся у нас, так что еду готовь и на их долю. Ганс, ты вечером придёшь?
Ганс:  Не знаю (уходит).

Акт 46

(Вечер того же дня. В комнате Степан, Череп, Игорь. Люба накрывает стол)

Игорь:   Иваныч, в доме есть оружие?
Степан:  Четыре немецкие винтовки, а гранат не знаю сколько. Они в той сумке. Посчитать?
Череп:  Их там двенадцать.
Степан:  Любаша, после ужина возьми еду и уходи подальше в лес.
Люба:  Папа, ты, инвалид, останешься, а я молодая и сильная буду прятаться в лесу? Не выйдет! (достаёт из-под дивана винтовки) Одна из них моя! (выкладывает из сумки гранаты) Три из них мои! 
Степан:  Любаша, как считает Ганс, вы с ним одна на миллион такая пара! А если тебе тройню суждено родить, но их на свете никогда не будет из-за упрямства твоего?! Понимаешь? Ни-ко-гда! Разве  тебе ведомо твоё предназначение? 
Люба:  Ладно, я подожду Ганса до полуночи, и лишь потом уйду в лес. 
Игорь:  Из дома есть другие выходы?
Люба:  Да, через окна наших с папой комнат. Причём там лишь три метра до спасительных кустов. Однако, … (после паузы, задумчиво)  до ВЕЧНОСТИ гораздо ближе:  может быть всего полшага или полминуты …
Степан:  … или жизнь до старости глубокой. Дочка, курс держи по Млечному Пути на воспитанье будущих детей, и дай Бог, чтобы твоё предназначенье на Земле длилось десятки лет.
Люба:  Спасибо, папа. А сейчас нам ужинать пора. Прошу к столу. Кузьмич, на этот раз без горячительного.
Череп:  Степан Иваныч, ты же обещал «на вынос».
Степан:  Коль обещал, то …  Люба, выдай Кузьмичу бутылку первача «на вынос».
Череп:  (взяв самогон и закуску) Я это вынесу и положу в телегу. Ещё гранат возьму пяток на всякий случай (выносит всё и возвращается).

(Ужин проходит в тишине)
Степан:  Теперь, пожалуй, можно и вздремнуть в полглаза. Макар, ты на диван ложись. Игорь, а тебе поставлю раскладушку.
Череп:  Нет-нет, Иваныч! Я буду спать в телеге: там воздух свежий, и вообще …, как говорится …, доброй ночи. На шухере ведь тоже кто-то нужен  (уходит).

Акт 47

(Тот же вечер, к полуночи ближе. Игорь спит на диване. Люба читает какую-то книгу. Входят Череп и Фёдор)

Череп:   Вот, Любаша, задержал подозрительного типа. Получай.
Фёдор:  Это он меня задержал? Ну и ну! (смеётся вместе с Любой, просыпается Игорь, из спальни выходит Степан)
Люба:  Спасибо, Кузьмич. Я его сейчас обязательно допрошу.
Игорь:  Кузьмич, ты ещё раз напои лошадь, да как следует.
Череп:  Для «как следует» нужна ещё бутылка, а сало для неё я прихвачу пожалуй (берёт со стола закуску и выходит).
Степан:  Фёдор, произойдёт ли что сегодня? Нам тоже важно знать. Мы  здесь не развлекаемся и у нас имеется оружие. 
Фёдор:  Так вот (смотрит на часы). Через двадцать две минуты отряды двинутся сюда и перед рассветом займут позиции в лесу для нападения на гарнизон. Степан, хоть ты и кавалер двух «Георгиев», но лучше уходи с Любашей в лес подальше.
Степан:  Федька, я этого не слышал! Да, Любочка сейчас уйдёт, а я останусь «кавалером», покинув в опасности своих соратников?

(Входят Ганс и Череп. Ганс в полевой форме, при нём два автомата, пистолет, подсумок с гранатами, штык-нож: вообще оружием обвешан)
Люба:  (радостно обнимая его) Гансик, наша любовь одна на миллион такая?
Ганс:  Одна на миллиард!  А может даже — на два. 
Люба:  Или на три миллиарда! Ганс, до чего же грозно выглядишь ты, интеллигент, в этом облачении.
Ганс:  Милая Любочка, я подготовился к любым событиям сегодняшнего дня. Один автомат принёс тебе, уйдёшь с ним в лес, спасая нашу потом родившуюся тройню (отдаёт ей автомат).
Люба:  Да — Стёпу, Любочку и … Гансика?
Ганс:  Согласен. Теперь о деле: видимо в гарнизоне о чём-то пронюхали, усилили посты, всем запретили покидать село, я скрытно выбрался, на площади появились три пустых грузовика для транспортировки солдат. Куда их собираются везти?
Игорь:  Если сюда, то дороги дальше нет, а значит им мы нужны.
Степан:  Или хотят устроить засаду партизанам?
Череп:  Пожалуй я пойду на шухер, или на пост? Возьму ещё гранат, и для лошади на закусь кое-что (берёт что надо и уходит). 
Степан:  Дочка, тебе идти пора (обнимает Любу), а заодно угонишь в лес коров.
Ганс:  Да, Любочка, настало время прощаться. Я провожу тебя немного (выходят из дома).

Акт 48 

    (Спустя три часа. Лампа в комнате едва светит. Напряженная тишина)
(Степан, Фёдор, Игорь, Ганс)

Фёдор:  Все помнят свои огневые позиции у окон и дверей? 
Степан:  Что-то Макар давно не заходил.
Игорь:  Вот голова дырявая: мне же сегодня тридцать три исполнилось!
Степан:  Поздравляем. Отметим после боя.
Ганс:  Да, человек не вправе выбирать когда ему рождаться, и персональное предназначение всей жизни скрыто от него.
(Вблизи хутора слышен выстрел и частые разрывы гранат. Фёдор подаёт команду «к бою». Возникшая стрельба быстро прекращается).
Степан:  (глядя в окно)  Макар идёт. Хромает сильно: наверно ранен в ногу.
Ганс:  Я помогу ему  (выбегает и доводит до дома Черепа и укладывает на диван).
Степан:  Макар, что там произошло? (достаёт самогон и готовит перевязочный материал)
Череп:  Когда Ганс рассказал о машинах на площади села, я подумал, что они сюда  поедут, поэтому поставил телегу поперёк дороги в узком месте, а деревья подступают близко — хрен объедешь. Машин с солдатами оказалось две; в первой я убил шофёра из винтовки и две гранаты бросил в кузов, там все упокоились надёжно. Моментом забросал гранатами вторую машину. Солдаты в панике бросились в лес, вопя «партизанен» и стреляя куда попало. Ну вот мне и попало в ногу.
Степан:  Опять затеял разухабистый налёт «по-пьяни»?  (перевязывает рану)
Череп:  Глупей вопроса не слыхал. Ты же дал мне не молоко «на вынос».  Самогон не слишком трать на рану — без слёз нельзя смотреть на это действо.
Фёдор:  Когда немцы прочухаются от испуга, то привалят сюда по-крупному.
Игорь:  На шухере стоять теперь необходимо. Партизаны тоже скоро подойдут — рассвет кровавым будет  (выходит из дома).

   Акт 49 последний

(Начинает рассветать. Лампа потушена. Полутьма. Степан, Фёдор и Ганс, со своих стрелковых позиций наблюдают за наружным пространством. Череп лежит на диване, обнимая свою винтовку Мосина. Вбегает Игорь).

Игорь:  Идут! Не меньше роты.
Фёдор:  Приготовиться к бою! За Родину! За Сталина!
Степан:  За Веру и Отечество!
Череп:  (ковыляя, занимает боевую позицию) За Волю!
Ганс:  За всех лишенных жизни ещё до своего рожденья!


Автор:  Через минуты грянет бой, но я не знаю с кем и что случится.
Мне не ведомы глубинные секреты бытия и в частности предназначенье
Индивида