Профессор- лопух и квартирка при нём

Сохраните наследие или профессор- лопух и квартирка при нём.


После смерти жены профессор жил одиноко и замкнуто, коротая старость в квартире, что в высотке на площади Восстания. Подводили глаза и память, но рук не опускал, продолжая трудиться над монографией. В свои восемьдесят три только этим и спасался, аскетично, по-стариковски ведя хозяйство. Не приспособленный в бытовом отношении, питался кашками, носил мятую одежонку и выглядел неухоженным.
 

Побороть необустроенность нежданно вызвался сосед снизу, которого по забывчивости слегка затопил старик. Оглядев неприбранное жилище, он присоветовал нанять домработницу и тут же порекомендовал хозяйственную девицу Оксану. Бедняжка провалилась на вступительных, домой возвращаться побоялась. Заверила, что умеет набирать текст на компьютере, и за приемлемую плату согласилась вести хозяйство.
 

Быт сходу упростился. Помощница быстро навела порядок, была скорой на дела, заботливой и услужливой в общении. Отпала нужда тратить время на походы в магазин и готовку. И окрыленный профессор с юношеским влечением окунулся в работу.


Думаю, вскоре бы и закончил, если бы «юношеское влечение» не огорошило собственной беременностью, подкрепив известие настойчивыми требованиями оформить прописку. Интересное положение насчитывало пять недель и, по заверениям будущей мамаши, проистекало исключительно от профессорской пытливости с остатками жизнелюбия. Размазывая скупые слезы, девица сходу заявила, что прерывать беременность не станет, опасаясь мести неведомого Ашота. И в село с таким «багажом» уж тем более не сунется. В ответ профессор растерянно пожимал плечами, монотонно опустошая флакон валидола.


Что тут скажешь, старость - штука коварная, того и жди подвоха. Но как могло произойти подобное, он не понимал. Вспомнить тоже не получалось. Забывая события дня минувшего, картину месячной давности начисто размывал склероз.

- Как? Как? Набросился и овладел. А мне теперь расхлебывать? - тыча в нос тест на беременность, не унималась заплаканная помощница.
- Возможно ли такое, детка? –  робко подвергал скепсису услышанное старик.
- Откуда же оно взялось, по-вашему? От святого духа? – намертво крыла жертва, утверждая, что в роли Донжуана он был вполне убедителен.


Сконфуженный, но привыкший верить на слово, профессор битый час протоптался в чем мать родила перед утыкающимся в пол зеркалом, тщетно пытаясь отыскать виновника содеянного. Надев очки и приговаривая: «Прям таки набросился?», даже ощупывал места его возможного пребывания, но быстро замерз, сведя поиски к полному нулю. Не найдя побуждающих мотивов, способных хоть что-то шевельнуть в тех краях, оставалось грешить на контрафактный валидол и неверно вставленные в кардиостимулятор батарейки. Других объяснений случившемуся его научный ум в купе с жизненной опытностью сформулировать не могли.


Благополучная молодость одарила профессора такой роскошью, как наивность. Всю ночь он вымаливал прощение у покойной жены и, приняв успокоительного, под утро смирился с непорочным отцовством. В ближайшие выходные, учтя положение невесты и преклонный возраст жениха, их без волокиты расписали в районном ЗАГСе.


С первого дня семейная жизнь молодоженов заиграла свежими красками и многоголосьем - съехалась многочисленная родня невесты, призванная, по ее заверениям, разделить счастье будущего материнства. Непосредственные от природы родичи отличались звонкоголосьем, лезли обниматься, одобрительно приговаривая «седина в бороду, бес в ребро». Комичное положение дряхлеющего папаши их душевно забавляло, делая притчей во языцех. О нем шутили, за него поднимали тосты, на него возлагали надежды, заставляя старика отбросить робкие сомнения в отцовстве. «На вид жиденький, соплей перешибешь, а туда же!» – придерживая профессора под локоток, уверяла дородная теща. Гости в ответ одобрительно чокались, с кряканьем опустошая налитое. «Оксанка наша- девка хоть куда. Незрячий не промахнется!» - поддерживал ее кум, привычно совмещая зевоту с икотой. «Да! Она ягодка ранняя. Там, куда не сунь…», - звонко хлопая ладонью об кулак, доходчиво характеризовала племянницу тетка с красным мясистым лицом и пережжённой химией. «И склероз этому делу не помеха! Каждый раз, как в первой!» - давясь отбивной, ржал долговязый кузен. «Нет уж, нет уж! Нам и одного хватило», - пресекала его намеки новоиспеченная профессорша. В ответ старик глуповато улыбался, опуская глаза.


Атмосфера благопристойного жилища кардинально переменилась: кухню забаррикадировали бутылями с домашними соленьями, балкон заставили кошелками с неощипанными куриными тушками, в ванну запустили перепуганного толстолоба. Все вокруг загремело, зашипело, переведя готовку на круглосуточный режим. Плюшевые портьеры с многотомниками классиков накрепко пропахли дешевым куревом, чесноком и шкварками. Цветущие азалии, сбросив бутоны, поджали листву. Сосед сверху, заслуженный академик, устав увещевать костылем по батарее, съехал на дачу.


Наглые и жизнестойкие, словно тараканы, родственники заполонили собой все, уплотнив профессорское жилище по нормам тридцать седьмого года. Под безапелляционные доводы будущей мамаши: «Нам с малышом так будет удобней!» старика весело, с прибаутками переселили в кабинет, освободив хозяйскую спальню. Далее -строго по ранжиру: в гостиной разместилась родня первой линии, кухню освоили кумовья, в коридоре на сундуке отсыпался нынешний сожитель тещи. На извлеченных с дальних антресолей раскладушках бок о бок с профессором соседствовали Оксанин дядюшка с беспрестанно чешущимся кузеном. Пряча под подушкой очки и вставную челюсть, старик не расставался с паспортом, храня его в нагрудном кармане пижамы.


Вооруженная природной пытливостью в вопросах освоения новых территорий, родня беззастенчиво шерстила отломившиеся закрома, демонстрируя сноровку, свойственную оперативникам, проводящим обыск на оптовой базе. В оголтелой махновщине сквозило нетерпение, свойственное разбойникам при дележе награбленного. Тащили все и отовсюду. Без остатка и стеснений. В комиссионке растворились коллекция курительных трубок, прабабкин клавесин и старинная китайская ширма. В расход пошли антикварные пепельницы, кузнецовский фарфор и подарочные напитки. Отснятые на видео фамильные драгоценности были выставлены на торги в интернет. Меха профессорши пришлись впору новым домочадцам и расползлись по чемоданам и кошелкам сельской интеллигенции.


Все происходящее походило на безумие, из которого выбраться не получалось. Логично рассудив, что теперь можно всё, и отбросив неуместный в подобных обстоятельствах политес, профессор с прытью хулигана-затейника принялся осуществлять запретные доселе желания. Чудил без размаха, но от души: трижды поджигал рулон туалетной бумаги, с балкона помочился на комплект летней резины сердобольного соседа снизу, декламировал оттуда Тютчева, строя рожицы обитателям московского зоопарка. Отказавшись от назначений врача, стал чаще причащаться к тещиной самогонке, засыпая прямо на кухонном табурете. Слезящиеся доселе глаза лукаво заблестели, на отдельных участках организма даже наладилось пищеварение. Получив кличку- «папаша», он быстро натаскался игре в очко, выучил парочку блатных куплетов и несколько раз ущипнул почтальоншу. Работа над монографией естественным образом приостановилась. Тайны геронтологии и предстоящее отцовство занимало его теперь куда сильнее. Навязчивая гипотеза, что после восьмидесяти жизнь только начинается, поглотила его без остатка. Терзая справочники с энциклопедиями на предмет продления жизни, он ночами зачитывался трудами Фролькиса и даже набросал статью для «Вечерки» в поддержку «Московского долголетия». Но вскоре скоропостижно опроверг изложенное в ней, перейдя в мир иной, так и не дожив до отцовства.


В отведенный природой срок Оксана разрешилась крепенькой черноволосой дочуркой. Родня к этому времени отволокла в букинистический профессорскую библиотеку, обустроив из кабинета детскую. А на сданную от незавершенной монографии макулатуру закатили вечеринку.


- Так выпьем же за новую москвичку Эльмиру… Как ее по батюшке? Ашотовна? За Эльмиру Ашотовну, наследницу заслуженного профессора, дочь кальянщика ресторана «Мимино» в Кузьминках и начинающей риелторши!* – под бурный гомон собравшихся огласил тост, обличенный нотариальными полномочиями, тот самый сердобольный сосед снизу.

- А мы на этом останавливаться не станем. Впереди новые высоты! Над нами чета необустроенного академика задаром пропадает. Нужно помочь старикам! - заверила маманя, водружая на стол блюдо с домашним холодцом.


*- реплика на фразу из х/ф «Москва слезам не верит»