Сценарий Лилия Белая, 3 серия, сцены 1-6

3 СЕРИЯ. 
Действующие лица:
Марфа-ведунья
Кирк (говорящий ворон-пророк)
Ульяна Макарова (в девичестве Назарова)
Герман Мороз (нареченный Ульяны по предсказаниям Марфы)
Наталья Назарова (сестра Ульяны, безответно влюбленная в Тихона Баринова)
Тихон Баранов (односельчанин)
Филимон Назаров (брат Ульяны, любовник мачехи Аграфены)
Аграфена Назарова (мачеха Ульяны)
Фекла Макарова (свекровь Ульяны)
Трифон Макаров (муж Ульяны)


СЦЕНА 1.
Избушка Марфы. Ведунья в черном балахоне что-то варит в котле, произносит под нос какие-то заклинания. Рядом сидит Кирк, беспокойно стучит клювом по столу.

МАРФА (разводя руками над паром). Остынь, остынь горяча водица. Стань зеркалом – покажи, что в Михайловске происходит.
КИРК. Геррман! Геррман!
МАРФА. Погоди, не мешай, Кирюшка. Герман-то поправился…, а вот Улюшка… Плохо дело. При смерти она.
 
СЦЕНА 2.
Февраль 1918 г. Крохотная комнатушка деревенского дома в Михайловске, где проживает. Герман.
Утро.  В печи ярко горит огонь. Возле нее хлопочет Герман. На топчане в углу лежит Ульяна, заботливо укрытая стеганным одеялом. На ее бритой голове пробивается ежик светлых волос. Ульяна просыпается и ощупывает руками голову.

УЛЬЯНА. Ой! Ой! А где ж коса моя?
ГЕРМАН.  Очнулась, красавица голубоглазая…?
УЛЬЯНА (в ужасе). Какая ж красавица? С лысой-то головой…
ГЕРМАН (со смехом).  Ну, значит, дело на поправку пошло…, раз пришла в себя и о красе думаешь. А волосы скоро вырастут. И будут еще гуще и еще прекраснее, чем раньше. А косицу твою пышную я сохранил - на память. В сундучок припрятал… Давай-ка, болезная, травяной настоечки выпей для бодрости (подносит Ульяне расписную чашку с петухами).
УЛЬЯНА (слабым голосом). Спасибо… А долго я тут…?
ГЕРМАН. Да чуть не месяц с тобой вожусь, один - без Фаюшки. Царство ей небесное…(крестится). Думал, конец тебе, девица. Как звать-то тебя, напомни?
УЛЬЯНА (в растерянности). Так Ульяна я…
ГЕРМАН.  Ааа.  Бог милостив…, Улюшка, с его помощью справился я в уходе. И хворь твою победил.
УЛЬЯНА. Вы… ты мой ангел-хранитель, Герман…. Сокол мой синеокий. 
       ГЕРМАН (улыбаясь).  А говорила судьба… какую-то Марфу в бреду каждый день поминала… Что за Марфа-то такая?
УЛЬЯНА (смущенно). Одна очень добрая женщина…, живет в лесной чаще близ заброшенного монастыря у нас в Сорокино, в глуши, в дали от людей. А все знает, что на белом свете делается… Вот.  И вас…тебя моим нареченным назвала…
ГЕРМАН (насмешливо). Да ну?
УЛЬЯНА (убежденно). Да! Она каждого человека глазами черными просвечивает, душу его будто насквозь видит, и ведает, кто какой…А за это злые языки ее ведьмой прозвали. А она - хорошая, меня от смерти спасла. Я ей верю.
ГЕРМАН. От смерти, говоришь? Ну-ка, давай, рассказывай – что с тобой стряслось. Только сначала - кашки горяченькой поешь, что я тут сварганил.

Герман приносит миску с кашей и кормит Ульяну с ложки. Девушка послушно открывает рот.

СЦЕНА 3
 Февраль 1918 г.  Окраина села Сорокино. Большая изба – пятистенок, где проживает семья Назаровых.
Утро. Просторная горница с русской печкой, где ярко полыхает огонь. За ситцевыми занавесками – спальные места для членов семьи. Оттуда доносится тихое посапывание.
 Средняя дочь Наталья Назарова хлопочет подле печи. Пыхтя и отдуваясь, печет караваи на всю семью. Месит и формует тесто, из-за маленького роста - стоя на табуретке. Снует туда-обратно между столом и печью. Готовые караваи складывает на длинном обеденном столе в центре горницы.
 
НАТАЛЬЯ (загрузив очередную партию в печь, отдыхает на скамье). Фу… умаялась.

Из-за ситцевой занавески появляется Аграфена в ночной сорочке.

АГРАФЕНА (зевая, злобно). А ты чего прохлаждаешься, паскуда…? О чем думаешь, уродина проклятая?
НАТАЛЬЯ. Так напекла уже караваи, Аграфена Платоновна. Сижу - передыхаю.
АГРАФЕНА.  Жду не дождусь, когда ты с моих плеч слезешь.  Так никто замуж тебя, карлицу малорослую, не берет... Какой из тебя работник…? Да и в любви, поди толку никакого.

Наталья отворачивается к стене, плачет.

АГРАФЕНА.  Еще реветь удумала, ленивица… Да хоть бы ты, в болоте утопла, как сестрица твоя, Улька порчена. Выгнал ее мужик ейный из дому! Так она с тоски и утопла… Уж как Фекла Устиновна-то радуется, что от невестки-ведьмы избавилась!

В горницу неожиданно заходит Тихон Баранов.

ТИХОН. Здорово живете, хозяюшки. Че-то дверь у вас не заперта…
НАТАЛЬЯ (утирая слезы). Здравствуй, Тишенька.
АГРАФЕНА (игриво). Эт чевой-то тебя, Тихон, к нам с утрева принесло? Че? Поди не спится нежанатому в холодной постели?
ТИХОН. Да я к Василь Иванычу – за инструментом. Работа – не спит.
АГРАФЕНА. А Иваныч наш еще почивает… Пойдем за мной в сарайку. Я тебе дам. Щас полушубок наброшу. На улице студено. (Идет в сени, повиливая задницей. Тихон нехотя плетется за ней).
НАТАЛЬЯ (глядя на Тихона влюбленными глазами). Погоди, Тиша. Вот каравай, возьми. Горячий.
ТИХОН. Спасибо, Натальюшка. Доброе у тебя сердечко. А хозяйка какая!
Жаль не сыскался для тебя жених по твоему росту. (Склоняется в три погибели, целует Наталью в лоб. Шепотом). - Нельзя тебе в этом доме оставаться. Изведет тебя стерва Грунька, бесстыжая. Вот уж ведьма, так ведьма.

Из сеней доносится голос Аграфены.
 
АГРАФЕНА. Тиша! Ты чаво застрял-то! Жду ведь. Застыла уж. Али инструмент табе не нужен?
ТИХОН. Иду.
 Наталья обхватывает голову руками и горько плачет.

СЦЕНА 4.
  Крохотная комнатушка деревенского дома в Михайловске, где проживает. Герман.
Утро.  В печи ярко горит огонь.  Герман в переднике, весь перепачканный в муке, неумело печет блины. Ульяна сидит на топчане, смотрит влюбленными глазами на суженного и хохочет. 

УЛЬЯНА. Давай, подмогу.
ГЕРМАН.  Не, тебе пока вставать нельзя. Сам управлюсь. Я тебе еще и бульбы сварил. (Приносит Ульяне котелок, ложку и садится рядом).
УЛЬЯНА. А эт что ж такое - бульба?
ГЕРМАН. Так у нас в Белоруссии картошку называют. Как – вкусно?
УЛЬЯНА (с набитым ртом). Угу... Так ты из Белоруссии? А родители у тебя кто?
ГЕРМАН. Нет у меня боле родителей, Улюшка. Письмо от брата-близнеца Артемки получил – убили их, а храм подожгли. Безбожники!
УЛЬЯНА (всплескивая руками). Бедный мой, бедный! Вот безбожники! Как же можно не верить в Создателя? Да живых людей убивать!
ГЕРМАН. Течение у них такое…, атеизм называется… Только зачем творение рук человеческих - храмы прекрасные, да священников губить, не пойму. Вера – она ведь душу людскую чище делает.
УЛЬЯНА (крестится). Царство небесное твоим родителям-великомученикам. Так твой тятенька священником был?
ГЕРМАН (печально). Да. Ксендзом. За то и убили… Так что… нет у меня, кроме тебя, Улюшка, ни единой родной души на этом свете.
УЛЬЯНА.  А брат? Ты ж сказывал, что навроде от брата-близняшки страшну весть получил?
ГЕРМАН. Артем, как батюшку с матушкой схоронил, в Америку, на чужбину далекую, подался. Пока его, как поповского сына, большевики тоже не расстреляли.  Знаю точно, не свидимся мы с ним никогда боле…
Ешь давай, моя нареченная. Как поправишься, поедем в Сорокино – развод у твоего мужа Трифона получать. Лилия моя… Белая (Гладит Ульяну по отросшим светлым волосам, целует в губы).

СЦЕНА 5.
Светелка новобрачных в доме Макаровых на втором этаже. В простенке - большая разобранная кровать. В печи ярко полыхает огонь, жадно пожирает хрупкие поленья с еще живыми зелеными ветками.
Ночь. На постели сидит Трифон с бутылкой самогона в руке. Пьет жадно из горлышка. Под ногами валяется несколько опустошенных бутылок.

ТРИШКА (осоловело). Эх, Улька, Улька… На кого ж ты меня покинула… Приворожила ты меня навеки, ведьма проклятая. С тобой было худо, а без тебя - еще горше. Никто мне из баб сорокинских немил, да и жизня така немила. Кажный день тебя вспоминаю и вижу, будто живую. Лицо твое белое, глаза синющие, бездонные, шею точеную, да косу русую…  Через то и пью, как скотина последняя. Сердце давно у меня захолонулось… А смертушка все не берет…

За окном слышится зловещее воронье карканье. Трифон распахивает окно. Ему мерещится сначала Ульяна в лунном сиянии, потом ее сменяет фигура в черном балахоне, не плече ее сидит ворон. Призрак протягивает костлявые руки, словно хочет задушить Трифона. Ворон отчетливо произносит:
Карр! Карр ! Смеррть! Смеррть! Уррод! Уррод! Иррод! Иррод!
Трифон в ужасе отшатывается.

ТРИШКА (истошно). Отринь, отринь, сатана. Убери от меня пальцы свои жалезные. Я еще пожить хочу. Ох, б-больно. Ддышать нечем… (падает замертво).

СЦЕНА 6.
Опочивальня Феклы и Дементия в доме Макаровых.
Ночь. Дементий, накрывшись с головой одеялом храпит на кровати. Фекла стоит на коленях перед образами с зажженными лампадками. Крестится и бьет поклоны.

 ФЕКЛА (елейным голосом). Благодарствую, пресвятая Богородица, что избавила нас от ведьмы проклятой. Благодарствую. Благодарствую.

Встает с колен и направляется в светелку Трифона.

ФЕКЛА. Я уж Тришеньке другу невесту приглядела – Маруську Баранову.  И работяща, и красой лепа, не то что Улька, лядащая… Норов, правда у ентой перестарки крутой, но моему мягкотелому Тришеньке таку и надобно.  (Услышав воронье кар-кар, принимает его за одобрительный знак с небес). -Благодарствую, благодарствую, пресвятая Богородица, что одобрила мое решенье материнское.

Входит в спальню сына, видит его лежащим у окна. Подбегает и с душераздирающими криками трясет бесчувственное тело.
.
ФЕКЛА (в исступлении). Аааа! Тришенька! Сыночек родной! Убила! Убила! Утащила за собой ведьма проклятая! Евсеич! Евсеич! Сюда! Улька Тришеньку нашего сгубила! За собой увела!

Продолжение http://proza.ru/2024/05/24/516