Я и Андреа

В один из дней мой старый знакомый по институту, близкий друг, с которым мы не один год продолжали поддерживать контакт, позвонил мне. Его звонок не был для меня удивлением - вот уже как несколько недель мой закадычный приятель переехал из нашего шумного города в не отдалённый поселок, и я со дня на день ждал от него вестей.
"Я здесь нашел необыкновенное вдохновение,"- сказал он мне. Это было вполне ожидаемо для меня: даже самому обычному современному человеку резкая перемена образа жизни со всей этой бесконечно движущейся городской суеты на уединение принесёт немало положительных эмоций. А уж для моего товарища, кто был живописцем - тем более. Я высказал пару таких мыслей, отмечая попутно вслух, что меня радует слышать о поднятии его духа.
"Дело мне кажется не в природе, ну, или не только в ней, я нарисовал кое-что странное."- Андреа, сколько его помню, отличался ужасной упертостью в своей жизни, и выражалась она прежде всего в том, что рисовал он исключительно пейзажи. Ни во время учебы, ни после на заказ, ни в какой другой момент периода, который я его знал, который я его знал он не нарисовал ничего, что не выглядело бы как разнообразные речушки, горные мысы, лесные чащи.
Иногда я серьезно думал, что в этом крылась причина всех его карьерных неудач: в современной Европе в мире большого искусства ценились совершенно другие вещи, и Андреа, продолжающий писать свои моря, леса и чащи - не повестка современного дня.
"Портрет что-ли?" - спросил я, гадая, что же могло изменить обычный уклад рисования моего друга.
"Нет,"- ответил он,-"Я увидел кое-что на небе,"- он остановился на секунду,-"Сложно объяснить, это символы, но не как буквы. Это красные круги или шары. Был бы у меня сейчас компьютер, я бы прислал тебе фотографии набросков, однако, как помнишь, он сломался. Я думаю прислать тебе почтой зарисовки, у меня странное ощущение их важности."
"Красные круги? Летательные аппараты или планеты?" - я заинтересовался, вспомнив наше прошлое увлечение всем, связанным с астрономией. "Нет, не думаю. Конечно, им должно быть какое-то объяснение, но они совсем не были похожи на спутники, а для планет были уж слишком близко."
Всё это было совсем странно, я даже задумался, все ли хорошо у моего знакомого, потому что поразмыслить тут было над чем. Все-таки он уехал в село из-за очень сложной ситуации, устав от безденежья и огромного количества подработок, невозможности продать свои картины, всего прочего. Последний раз, когда мы виделись, он сказал мне, что переезд - жизненная необходимость, поскольку так он сможет работать на ферме, жить там же бесплатно и заработать какое-то количество средств хотя бы на пару месяцев жизни.
С другой стороны, подозревать кого-то в сумасшествии из-за безденежья и того, что он видел некие красные круги на небе? Да и творческие натуры, что с них взять, может это и правда какой-то астрономический объект, который подошел достаточно близко к земле, а Андреа очень впечатлился.
Так или иначе, мы закончили разговор, а я решил подождать письма с набросками.

Прошла неделя, в которую я почти забыл про эту историю . Нет, конечно, пару раз я задумывался об Андреа, селе и красных кругах. Однако кто в своей повседневной рутине думает о другом человеке, даже с такой загадочной историей? Поэтому когда в почтовом ящике я обнаружил конверт, внутренне почти даже удивился этому как событию, которое вдруг нежданно настало.
Вскрыв конверт, внутри я обнаружил несколько сложенных пополам листов. Темное ночное небо, облака и рядом три красно-бордовых круга размером больше чем луна, которая тоже была нарисована. Края кругов были наложены друг на друга, все три объекта пересекались между собой. Я задумчиво разглядывал их.
У Андреа всегда были очень особенные цвета в картинах. Тут они тоже были такими же: красно-бордовые оттенки смотрелись почти гипнотически. Что это могло быть такое? И правда, слишком большие для планет или звезд. Совсем не похожие на механизмы с земли. Ладно бы это был бы один шар или два на
расстоянии, можно было бы это как-то еще объяснить.
Но три шара, два из которых пересекаются боками с тем, что по середине и расположены так симметрично? Андреа всё же не зря назвал это символами.

Первым делом я попробовал узнать что-то в интернете и потерпел крах. Ничего похожего на глаза мне не попадалось. Следом я незамедлительно позвонил другу. "До меня дошли твои символы,"- без предисловий начал я,-"они выглядят действительно странно." В отличие от моего настроения, настрой Андреа оказался умиротворенно-спокойным: "Знаю. Я достаточно счастлив встретить их. Ты не представляешь, как давно меня мучало отсутствие некоторого муза в моей жизни. Теперь я могу рисовать их. Мне долго не хватало этого. Кто бы не говорил, ни отсутствие денег самое страшное - за годы моего художества я потерял страсть к рисованию природы, а ничего иного не имело для меня никакого смысла. А теперь. Я ведь продолжаю их рисовать. Я пришлю тебе ещё почтой. У меня скопилось столько листов с ними, а показать тут совсем некому."
Почему-то меня несказанно обрадовало то, что Андреа решил мне прислать ещё рисунки кругов.
Возможно, мы оба просто устали от обычной серой жизни и вот теперь отдыхали сознанием благодаря тому, что внезапно ударились в приключенческо-романтическую-околомистическую историю, в которую не то чтобы нельзя верить. Ну вот кому повредит странная увлеченность красными кругами на небе?
Мне сразу вспомнились все около эзотерические опыты в моей жизни, которые ни к чему не приводили: и какие-то предчувствия, и шуточные гадания по молодости. Стало немного ностальгично грустно от того, что ни одна из таких историй достаточно не развернулась, чтобы иметь хоть какое-то продолжение в жизни. Поэтому я решил внутренне унять всю эту увлечённость и не особо подыгрывать Андреа и его проснувшейся музе. Он художник, ему полезно эмоциональное восприятие, я же совсем другая история. Так порешив, я занялся своими повседневными делами.

Ночью мне вдруг приснился Андреа. В моем сне он судорожно рисовал, но никак не показывал мне, что именно он рисовал. Он почему-то весь сон упорно скрывал картины от меня, хотя мне ужасно хотелось на них взглянуть. Увидеть тянуло с неимоверной силой. Я просто сгорал от нетерпения. "Покажи мне эти планеты,"- просил я во сне, но Андреа просто продолжал рисовать. Когда мое терпение подошло к концу, я вырвал из его рук листок и заглянул. Листок вдруг оказался пустым. "Ты спрятал их от меня!" - я очень разозлился во сне и стал отбирать у него краски и кисти. В руках у Андреа появлялись новые принадлежности для рисования, и он как ни в чем ни бывало продолжал свои зарисовки.
Проснувшись я понял, что все разговоры с Андреа производят на меня очень большое впечатление, по всей видимости. В шутку я подумал, что теперь опасаюсь и за свое ментальное здоровье тоже, а также решил рассказать другу о сне при следующем созвоне, найдя его забавным. Посмеивась над собой, засобирался скорее на работу.
За весь мой рассказ, я так и не упомянул ни о своей деятельности, ни о том, как через эту деятельность мы с Андреа и познакомились. Дело обстояло очень просто: когда-то мы учились в одном институте. Я на истории искусства, он на художественном факультете. Мы нашли друг друга на одном из семинаров, вступив в дискуссию о каких-то нюансах, казавшихся на тот момент нам обоим невероятно важными. А дальше сошлись характерами, как говорится. Наша дружба была тесной в студенчестве, менее тесной после выпуска, что уж говорить-то теперь. Пожалуй, история красных кругов нам дала некоторый повод пообщаться снова.
Сейчас я был преподавателем, как раз обучая новых студентов истории искусств.

Конечно, моя работа была весьма и весьма хорошей. Я старался вести лекции в свободной манере, поощряя дискуссии, делясь с классами какими-то недавно вычитанными мной вещами. С удовольствием рассказывал им о трагичных судьбах всевозможных художников и литераторов. Моим профилем были лица искусства двадцатых веков. Мне всегда нравилось то, что это был близкий к современности отрывок времени, успевший однако стать историей. Также мне нравилось, что я видел, как биографии, которым я посвящал лекции мало отличались от реальных историй художников сейчас. Этим меня так тянуло продолжать контакт с моим другом все годы, этим ранее меня тянуло общаться не столь с моими коллегами, изучающими искусства как науки, сколько заводить знакомства с настоящими театралами и художниками. Мне казалось, что таким образом я смогу увидеть то что читал в книгах наяву. Вместе с тем же самому стать одним из таких - такого рода мысли меня и притягивали, и пугали. Всё же я не человек с предначертанной ему драматичной судьбой, а там где настоящие страсти по произведениям искусств, там много настоящей драмы. Я более обычный профессор, подстрекающий молодых к знанию и собственной страсти. Из искусств я разве что напишу пару романтичных или немного скучных приключенческих книг об исканиях людей или философский труд.
Сегодня мои студенты откровенно засыпали. Я вещал об открытии феномена перфоменса, однако сам не был вдохновлен темой и говорил рассеянно, что сказывалось на атмосфере в классе. Причина, конечно, была в ужасной ностальгии по прошлому, которую вызвали все недавние события и размышления. Поэтому я сам себя удивил, когда заговорил с классом на отвлечённую тему.
"Что вы думаете о страсти человека искусства к объекту этого самого искусства?"- спросил я,-"К наличию музы в жизни творца и вообще наличию смысла?" - Студенты как и обычно высказали свои рассуждения на тему того, какие деятели чем вдохновлялись, какие люди или предметы были основой их работ и почему это все необходимо. Все эти биографические данные были неплохи, но отдельные примеры чужих вдохновений не касались того вопроса, который мне хотелось обозначить.
"Как думаете, каким образом все эти люди находили нечто их волнующее? Всё-таки в жизни людей должно было что-то возникать, что являлось бы настолько удивительным для них, а ещё продолжаться годами, чтобы они творили дальше. Я о том, что для того, чтобы рисовать что-то желать это рисовать, важно обладать к самому объекту достаточным чувством. Фактически прежде всего необходимо найти само это чувство и объект. Или не найти, быть может такие вещи должны случиться с человеком. " Я знал, что с одной стороны мой вопрос звучал идеалистично, а с другой неопределённо-размыто, однако всё же в истории были созданы удивительные шедевры, раз кто-то был в силах создать нечто такое прекрасное, значит что-то прекрасное существовало в жизнях этих людей. Или начинало существовать.
"Я думаю,"- ответила мне одна из студенток,-"Это более обыденный процесс, чем может показаться. Не в том смысле, что человек не вдохновлен по-настоящему и не бывает ярких впечатлений или они редко. Нет, всё это бывает. Просто человеку свойственно интересоваться чем-то прекрасным и быть любопытным. Многих людей тянет совершенно по-разному к вещам. Например, даже сама грусть того, что не можешь создать что-то уникальное - уже вид страсти.
Другими словами человек уже наделён способностью что-то переживать. Это такая же способность как способность к наблюдению, её просто нужно развивать. "
Согласился бы с ней Андреа? Вероятно, он бы сказал, что есть ещё нечто большее. Что она, безусловно, права, но что страсть и муза - куда более и дисциплинированное понятие, и вместе с тем оно отличается от обычной повседневной развиваемой способности к ощущению. Но истоки её зарождаются в этом первом, что она обозначила.
Я не стал проговаривать ей это вслух.
Молодые студенты очень часто напоминали мне себя самого. Не только в молодости, да и сейчас тоже. Они озвучивали мысли, давно уже мне
известные, однако это было для меня важным. Как напоминание о значимом, неожиданно прозвучавшее и внушившее вдохновение. Я позволил остаток лекции обсуждать всем то, что им хотелось обсуждать, поддерживая дискуссии, которые возникали. Как всегда после своей работы ко мне пришло приподнятое настроение.
Дома меня неумолимо потянуло связаться с другом. Однако я всегда не любил собственное нетерпение. Почему просто нельзя дождаться присланных им зарисовок или его собственного звонка, вместо того, чтобы звонить самому и выдавать собственную излишнюю заинтересованность?
Я разложил еще раз листы перед собой на столе, начал разглядывать их. Нет, не буду звонить. Лучше приеду к своему другу на выходных, придумав своей поездке какое-нибудь оправдание в виде, например, передачи ему своего старого ноутбука на пользование, раз уж его сломался. А до тех пор никаких звонков.

В субботу первой электричкой выехал из города. Дорога заняла два с половиной часа. За время до выходных от моего друга вестей не было, я позвонил ему накануне, однако Андреа трубку не взял. На самом деле такое было в его стиле - он мог пропасть со связи на несколько месяцев в период плодотворной работы над чем-то. Я некоторое время сомневался насчет собственной поездки, однако я не мог удержаться от неё и был бы полностью разочарован, если бы мне пришлось отказаться от планов по посещению. Адрес у меня был, а свой визит не нужно было бы даже оправдывать: я был единственным, кто посещал Андреа и между нами была неформальность двух людей, знающих друг друга сто лет, а также всегда радостно относящихся к спонтанным пересечениям в жизни.
Я вез с собой ноутбук и что-то к чаю. Место жительства Андреа оказалось невзрачной общагой с маленькими комнатками на двоих. Найдя нужную, я постучал. Мне не ответили. Я постучал снова. Тишина.
Я сразу подумал о собственной непродуманности: Андреа, вероятно, целыми днями работал на ферме, рисуя лишь вечерами и ночами, и я приехал очень рано. Мне не захотелось разыскивать его на работе, отвлекать, и оказываться в его глазах непродуманным и мешающим. Я выключил мобильный телефон, желая сохранить его заряд, и решил убить время, прогуливаясь по округе.
Село где-то на пару сотен домов. Почти сразу я нашёл ферму, но специально не стал к ней подходить, не желая заранее встретить приятеля. Вместо этого я пошел ближе к лесу. Я осмотрел небо, думая о том, какое именно место Андреа мог рисовать. Конечно, все облака и пространство неба были максимально не похоже на небо с тех зарисовок. Вообще мне всегда казалось, когда я сидел рядом с рисующим Андреа, что я вижу любые объекты иначе, чем он. Очень часто, смотря на его рисунки, я не мог найти общие черты в предметах и на листах. Особенно в процессе рисования и эскизах. Готовые долгие работы постепенно принимали видимые мной вокруг черты, и в это даже не верилось: каким образом такое другое пространство такими простыми линиями и оттенками становилось вдруг чем-то действительно перед нами находящимся?
От нечего делать я записывал какие-то мысли в ежедневник, придумывал кусочки к лекциям на следующей неделе, а ещё медленно поедал всё сладкое, что привёз сюда к чаю. Часы как нарочно тянулись медленно.
Наконец, начало темнеть. В общаге в каждой третьей комнате уже был включён свет. Моё сердце стучало, я ждал целый день, а до этого почти неделю. Я торопливо нажал на звонок. Послышались шаги, и дверь отворилась. Андреа стоял на пороге, казалось совсем не удивлённый моему приезду. Я смутился, мне почему-то всё-таки захотелось оправдаться и как бы заверить его, что я здесь не из-за больших красных кругов, а просто как иногда делают люди, знающие друг друга долго - приехал на новоселье немного запоздало, а ещё привез ему в помощь нужную технику. Я протянул ноутбук, заходя во внутрь.
В комнате было ужасно холодно, так что Андреа был одет в верхнюю одежду и обувь. Я тоже раздеваться не стал.
"Решил вот навестить и посмотреть твои картины,"- картин было много. На стене был натянут большой холст, очевидно, основная картина, над которой он работал, по всему полу лежали листы разного размера с зарисовками, ряд был приклеен на стену рядом с холстом. И везде три красных больших круга.
"Проходи, как твои студенты? Работа? Ещё не нашёл себе любовь всей своей жизни?"- он спросил меня с глуповатой улыбкой на лице, вероятно, забавляясь ведением светской шуточной беседы. На удивление, сейчас Андреа не рисовал, возможно, только пришёл с работы.
"Да всё как всегда, а про любовь даже не говори. Я ещё не отошел от своей прошлой истории, чтобы начинать что-то новое,"- я тоже улыбнулся,-"работа как обычно. Ну, ты знаешь. Наш институт вроде как поменялся, а вроде как и нет, только мы выросли." Он усмехнулся, кивая.
"Ну, что же, профессор Искусств, посмотри на то, чем я занят. Оно всё ещё слишком... свежее." - Я смотрел на большой холст. Тёмное небо, луна и силуэты трех кругов. Они
как будто рвано выделялись и выглядели не природно. Как это было всегда в процессе его больших работ, картина выглядело уже достаточно сильно, но, на смотренный его рисованием, я знал, что это совсем ещё "не то самое". И в этот раз я почувствовал разочарование от того, что это "не то самое", что работа еще не закончена. Сам не знаю почему я внезапно расстроился. Просто значимость этой истории как будто стала преувеличенной.
"Красиво,"- смог только сказать я, не зная, что ещё добавить. Я подумал, что вот оно и всё. То за чем я приехал. Как-то глупо.
Нет, конечно, не глупо. Я приеду еще через месяц, посмотрю как тут всё продвигается, а ещё потом, как он всё закончит. Я взял наброски с пола и сделал вид, что сконцентрированно рассматриваю их, в пол уха слушая комментарии Андреа.
Перебирая его эскизы в руках, я вдруг заметил кое-что. На листах стояли даты, а если внимательно присмотреться, то можно было предположить, что это круги с разных ракурсов.
"Андреа, подожди,"- перебил я его и стал раскладывать рисунки перед собой по датам. Как знакомый с рисованием, я мог сказать, что это несомненно выглядело как рисунки с натуры и с разных мест, будь то кто-то менял локацию каждый день и рисовал круги в этой локации с разных ракурсов и разных размеров,-"Это всё рисунки с натуры?" Андреа кивнул. "Ты рисуешь в темноте их?"- "У меня с собой лампа."
Моя голова пошла кругом. Судя по датам, мой друг уже больше двух недель рисовал где-то огромные красные светящиеся круги на небе.
"Я как раз собирался туда,"- Андреа кивнул на лампу, альбом и карандаши. Он встал, я машинально поднялся за ним. Мы вышли, Андреа закрыл дверь, и мы пошли вдоль улицы к лесу. Это было так странно. Я заволновался. Теперь я мог идти вместе с Андреа к ним, а потом я написал бы книгу, настоящую книгу о художнике, его прекрасном произведении и том, что увидел бы. Это стало бы самым важным трудом моей жизни. Наверное, я впервые должен был увидеть что-то важное.
Мы шли в чащу леса, а потом к скале, а там дальше в темноту пещеры. Андреа освещал нам путь, я следовал за ним. Стоило столько времени дружить с художником, чтобы однажды увидеть его мир.
И вот мы прошли в ущелье и вышли на поляну. Андреа остановился как вкопанный у выхода. Он смотрел вверх. Он пошел вперед, продолжая смотреть вверх. Я тоже вышел на поляну и посмотрел. Наверху ничего не было. Никаких красных кругов. Они ещё не появились? Я вдруг почувствовал себя глупцом. Андреа дошёл до края поляны, сел и начал рисовать, продолжая пристально поглядывать на небо. Нет, они не не появились.
Разочарование и злость затопили меня. Что я должен был написать в своей книге? То что увидел? Погруженного в собственную фантазию или иллюзию художника, вдохновлённого чем-то, что доступно лишь его разуму? Не знаю, что насчёт его гениального шедевра в искусстве, но у меня никакой книги об этом точно не получится.

Я шагнул обратно в темноту, нашел в кармане телефон, включил его и воспользовался фонариком. Мне не было разницы заблужусь я в этом чертовом лесу или нет, я вообще ни о чем не хотел думать.
Подходя к дому, я понял, что, конечно, пропустил вечернюю электричку, а ключи от общаги остались у Андреа. Бывают же в жизни такие ситуации.
Выбора не оставалось, я сел на ступеньки неподалёку от комнаты. Было адски мёрзло, в лесу у меня немного промокли ботинки. Я обхватил ноги руками. Честное слово, ситуация глупая, а я чувствую себя не лучше, чем когда бывал раздосадован и растерян в юношестве. Для полного счастья меня только ограбить и убить, и всё.
Я зашёл в приложение по вызову такси, но через минут тридцать стало очевидно, что никто не хотел тащиться в такую даль даже за хорошие деньги. Оставалось только ждать Андреа. Я потеплее закутался и решил подумать о ситуации здраво. Конечно, я расстроился. Можно было бы оправдаться, что меня очень покоробило сумасшествие Андреа, но положа руку на сердце я должен был признать, что дело было в отсутствии красных кругов. А точнее том, что то что начиналось как невероятно многообещающее приключение оказалось бесконечно разочаровывающим. А ещё мне расхотелось видеть Андреа. Но вместе с тем и наоборот - захотелось видеть сильнее, чтобы не смиряться с тем, что оно заканчивается так.
Задумавшись я вскоре задремал.
Андреа появился спустя пару часов. Он отворил комнату и спросил у меня: "Почему ты ушёл?"
Я замялся, не зная как лучше ответить. В его руках была бумага с новой порцией зарисовок. Он протянул их мне.
"Андреа, я ничего не видел там,"- мой голос звучал глухо. Почему-то мне показалось, что это всё напоминает какой-то кризис, хотя с чего ему и между кем он мог возникнуть? Андреа не опускал зарисовки, ещё протягивая их мне. Он высился надо мной как будто сдержанно. "А что ты видел?"- голос звучал ровно и не дрогнув. "Ничего,"- я выдохнул,-"Я весь продрог, ты тоже, давай я сделаю чай."
Я отошёл к стене взять электрический чайник с пола, налить в него воды из пятилитровой бутылки, а потом вскипятить, грея руки.
"Андреа, я очень устал, извини. Давай попьём чай, если ты захочешь потом рисовать - рисуй, я посплю при свете, если ты не против,"- я чувствовал себя как натянутая струна. "Нет, я тоже лягу спать, всё равно не могу рисовать при посторонних. Даже при спящих,"- он улыбнулся ко мне, подойдя,-"давай пить чай. А потом посмотри зарисовки и ложись."
Перед сном я всё-таки бегло осмотрел листы. "Очень красиво,"- прокомментировал я. Боюсь, это не та тема, на которую я смогу когда-либо говорить с ним. Он похлопал меня по плечу, поблагодарил, и выключил свет.
Утром нам обоим пришлось встать ни свет, ни заря. У нас не было времени на хорошее прощание, но это было и хорошо. Солнечный свет придал мне сил. Мое безнадежное чувство почти прошло, ночной пессимизм оставил меня, хотя грусть всё же была. Я отдалялся от дома Андреа. Проходя около леса на секунду остановился. Это было то самое место, в котором проходила тропинка, ведущая к пещере. Почему то меня ещё раз потянуло в ту сторону. До электрички оставалось ещё около сорока минут, билет покупать не надо было. Одну прогулку я мог себе позволить. Быстрым шагом я дошёл до пещеры и пересек ее. Поляна. С ясно чистым небом. Красиво здесь правда.
Я шагнул обратно в пещеру. Что-то блеснуло в дали пещеры. Я остановился, нашёл фонарик. Что же это там? У задней стены пещеры было что-то красное.
Я подошёл ближе. В осенней опалой листве лежали красные крупные бусы. Я присел на корточки и пошарил в листве и нащупал ещё что-то. Каменные красные бусы и ткань достаточно большого размера. Я поднял её, отряхнул и вышел на свет. Красный, почти бордовый плащ. Я надел плащ на себя, думая, что стоит его постирать.
Бусы машинально опустил в карман. Странное чувство находки порадовало меня. Я вспомнил мои вечные мечтания о находке клада. Тем более, что найденные мной вещи обладали большой красотой.
Я скоро вернулся к дому друга и решил остаться здесь до вечерне
й электрички. Работа Андреа в воскресение длилась до 12 часов, так что мы сумели бы поговорить обо всём вдоволь.
"Андреа, это твоё?" - спросил я у него, протягивая плащ. Он нахмурился. "Нет, где ты всё это взял?"- я изложил свою часть истории. Мы сидели на улице, на траве, взяв зарисовки Андреа и мои находки. "Понятия не имею, откуда все взялось, друг мой. Одно ясно, мы понятия не имеем, как все функционирует. Я всю пещеру от и до исследовал за время, и никакого плаща и бус не нашёл. Твои сокровища либо совсем недавно появились, либо я даже не знаю,"- Андреа крутил бусы в руках, рассматривая
их цвет и переливы на солнце.
"Мне даже хочется устроить какую-нибудь засаду в нашей пещере, чтобы увидеть этого незнакомца, оставляющего бусы и плащ,"- рассмеялся я,-"жаль, в институт завтра."
"Так ты приезжай через неделю, можешь даже в пятницу приехать, как отработаешь,"- Андреа явно был воодушевлён.
"Приеду, куда я денусь,"- ответил я.
Домой возвращался я с лёгким сердцем. Через неделю, конечно, навестил Андреа. Мы устраивали засаду, и так ничего и не узнали. Андреа продолжал видеть свои прекрасные круги, я продолжал их упорно не видеть. Однако с тех пор я носил с собой в кармане красно-бордовое, а мой дом был увешан множеством зарисовок.