Рассказ Ифе. Первый свиток

Предыдущая глава http://proza.ru/2024/05/23/1229

Примечание автора. Рассказ не содержит пропаганды наркотиков! Он объясняет, откуда взялась катха на территории Йемена. По официальной версии - из Эфиопии, как и кофейные деревья. Но этли знали эту культуру задолго до появления Сабейского Царства и ввели строгий запрет на его выращивание. Кое-какие фирмы на острове тайком производили успокоительные препараты и спортивное питание на основе алкалоидов катхи.

Шаммурат дала мне имя Ифе. Она также обучила меня чтению и письму. Хочется поведать папирусу о том, что я пережила в юности. После меня останутся только украшения и этот рассказ. Драгоценности достанутся дочерям, а свиток с записками запрячу подальше. Мои девочки выросли и стали женами вельмож. Они гордятся причастностью к роду владык Убара по отцу. Как постыдный секрет, скрывают низкое происхождение матери. Дочки не сохранят мою историю.

Я родилась в деревне, расположенной в окрестностях города Йеху, где отец продавал коз. Он произвел на свет так много детей, что на всех не хватало проса. Его бедность и жестокосердие определили мою судьбу. Ребенком я покинула Даамат, некоторое время жила в Марибе и Сана‘а, а остаток жизни провела на землях убаритов. Лишь в нашем поместье на юге от Убара я познала счастье.
 
У моего отца было очень большое семейство. Первая из жен папы умерла еще до моего рождения. Отец женился на моей матери, а затем взял в жены еще одну девушку. Возможно, тогда его дела шли лучше. Супруги родили ему больше двух десятков детей. Они все время были на сносях. Не могу посчитать точное количество моих сестер. Отца огорчало, что на такую ораву приходилось всего три сына. В раздражении он часто колотил нас, девчонок, а мальчиков никогда не трогал. Они питались и одевались лучше нас. Мама говорила, что двух старших сыновей родила первая жена, которая оказалась мудрее двух последующих. Она собственноручно душила всех дочек, которые рождались из-за того, что навлекла на семью гнев колдуньи. Из-за проклятия-де она не могла зачать сыновей. А муж не должен страдать из-за этого.

Многочисленные роды добили ее. Иссушенная изможденная женщина больше не привлекала моего отца. Где-то на севере он приобрел юную Хайаву себе для услады. У мамы были огромные глаза и правильный овал лица, как у сабеев. Более светлая тонкая кожа отличала ее от прочих крестьянок. Дети Альмаки приходили из-за моря в поисках благовоний для продажи развитым странам. Нередко оставляли потомство. К сожалению, красота моей матери быстро увяла. На барыш от продажи коз отец приобрел еще одну девчушку. Как все мы помещались в ветхой хибаре, я не разумею. И это притом, что малолетние сестры часто умирали от недоедания и болезней. Девочки старше двенадцати-тринадцати лет либо выходили замуж за таких же бедняков, как папа, либо исчезали. Я горжусь, что моя мать не убила в младенчестве никого из своих многочисленных дочерей. Помню, как Хайава корила себя за их рождение и приносила жертвы духам, чтобы они пожалели ее и послали сына. Высшие Силы смилостивились, и она наконец-то родила мальчика. Я запомнила его миловидным и добрым ребенком. Надеюсь, он вырос достойным человеком, в отличие от старших братьев.

Вспоминая свое бесправнее положение, я могу понять Шаммурат. Кроме басни о  чудесном происхождении от Альмаки, у госпожи была интересная особенность, которая подпитывала ее надежду превратиться в мужчину. Я жила в гареме малика Шеддада, в котором обитало больше двухсот женщин, и ни у одной из них не видела этого. С другой стороны, и шестипалые люди большая редкость. А бесправными мы, женщины, делаем себя сами, когда горюем, что родили дочь вместо сына, как моя мама, или пытаемся стереть свою женственность, как Шаммурат. Когда позволяем убить свою сестру за навет, что она какого-то мужика соблазнила, а не он посягнул на нее. Бескультурье, невежество и мракобесие – главные враги женщин. Мужчины тоже страдают от этого, но гораздо меньше. Мой любимый Арсу простил мне, что не он был моим первым мужчиной и никогда не упрекал за рождение дочерей. Он любит их, как любил бы сыновей. Мне просто невероятно повезло, что при таком начале жизни я обрела счастье в крепкой и дружной семье.

От недоедания я росла хилой. Меня одолевали паразиты, которые жили в волосах. Наверное, они не могли насытиться моей жидкой кровью, раз доставляли столько неудобств. С раннего утра до позднего вечера я таскала воду из колодца, который располагался довольно далеко, пасла и доила коз, подметала дом и стирала пальцы до крови на зернотёрке. Не скажу, что работала больше своих сестер. Но я быстро выдыхалась в изматывающей жаре, получала тумаки за нерасторопность и попреки в том, что родилась слабой и глупой. Ночь не приносила облегчения. Мы спали все вповалку на циновках, которые плели сестры, в жуткой духоте и смраде немытых тел. Отец нас не стеснялся, когда похоть накатывала на него. А поскольку сыновья от первой жены уже подросли, но еще не женились, они приставали к девочкам. Нзама была моей любимой сестрой. Ее собирался взять в жены виноградарь из Аксмы. Хотя отец запретил сыновьям приближаться к ней, беда все же приключилась.

Помню, как мы с сестрой рыдали в объятиях друг друга. Виноградарю отдали сестру, сохранившую девственность. До смерти матери Нзама жила с нами. Отец лупил ее и ругал шлюхой за малейшую оплошность. День ото дня мама чахла и винила в этом распутство дочери. Даже на смертном одре она причитала, как ей стыдно за поведение Нзамы. После смерти матери сестренку выкупила хозяйка борделя. Нзама тоже наследовала сабейские черты лица. С тех пор отец протоптал дорожку на рынок живого товара и уже не сетовал, что у него родилось столько нахлебниц. Девочки продаются не хуже козлят.

Прошло время с той позорной истории, и отец надумал женить старшего сына. Денег на свадьбу у него не водилось. Поэтому папаша продал этой твари еще одну дочь. За седмицу до этого события у меня образовалась глубокая язва на бедре, которая становилась все шире и гаже. Я хромала, мало что видела своими загноившимися глазами. Видя, что я перестала приносить пользу, папаша на сдачу сбагрил меня хозяйке борделя, скрыв эту жуткую болячку на ноге.

Владелица борделя считала, что глаза можно подлечить настоем из трав, да и кто будет рассматривать лицо блудницы? В этом страшном доме не переводились клиенты. Мне было тогда лет восемь или чуть больше, я не ведаю точной даты рождения. Беспринципная жаба заставляла работать девочек, которые только начали созревать. Настои трав уменьшили воспаление моих век, зато язва начала нехорошо пахнуть и истекать гноем.

Я искала Нзаму, чтобы попрощаться с ней перед смертью. Увы, мне сказали, что ее уже год нет в живых. А с другой сестрой мы не ладили. Узнав о язве, хозяйка прокляла моего отца за то, что подсунул бракованный товар. Хозяйка выгнала меня на улицу, когда первый же клиент возмутился, увидев мой нарыв. И без того ее заведение слыло рассадников заразы. Я совсем изнемогла от голода и лихорадки, когда дядя Шенраб и Заири нашли меня. Генерала взбесил кутеж личного состава в столь злачном месте. Он грозился сжечь бордель вместе с хозяйкой, а блудниц угнать на строительство плотины.
 
Из рассказа Шаммурат я узнала, что тетя Заири отговорила его от этой затеи. Девушки казались истощенными и вялыми. На стройке от них пользы никакой, зато риск заражения рабочих очень велик. Отведя душу в брани, дядя Шенраб помиловал бардак за взятку. А меня эти двое забрали с собой из-за спора. Увидев умирающую девочку, Заири предположила, что я пропустила через себя больше мужиков, чем мне исполнилось лет, раз в десять как минимум. А дядюшка Шенраб посмеялся над ее цинизмом и заметил, что на пороге притона чаще всего умирает добродетель. Не все нагноения вызываются венерическими заболеваниями. Он ощупал меня между ног и объявил, что выиграл пари. Тетя Заири скорчила гримасу и проверила утверждение мужа. Мне было так плохо, что я даже не отреагировала на непристойные прикосновения этой пары.

По приказу Шенраба, один из мужчин в серо-сиреневом мундире с отвращением взял меня на руки и отнес на барку. Первым делом меня обрили и помыли с мылом, обработали рану. Конечно, тогда я не понимала ни слова из их разговора. Позже тетушка Заири рассказала мою историю Шаммурат, а та мне. До сих пор поражаюсь своему везению и благословляю доброту генерала Шенраба.

Я плохо помню, как мы пересекали Тростниковое море, а затем ехали на верблюдах в гарнизон. Я бредила и толком не могла открыть заплывшие глаза, когда приходила в себя. Мы держали путь в гористую местность, где ручьи дарят жизнь группам многоэтажных домов-башен из песчаника и базальта, вырастающих из скал. В узкой долине тоже было небольшое поселение, наверное, та самая Сана‘а. А дядя Шенраб называл эти горы Ашефул‘киш юбб, что в переводе с этли уш значит «Поле незаконного обогащения».

Мою жизнь спасла водичка, которую вводили полыми иглами через кожу. Злючка из санчасти жалела ее для туземной замарашки. И без того придется запросить такое количество антибиотиков, что не скроешь эпидемию в гарнизоне, нудила она. На нытье толстухи дядюшка Шенраб отвечал, что ему доводилось подавать и более позорные рапорта, ничего такого тут нет. В юности он тоже доставлял проблемы начальству своим озорством. При воспоминаниях о былом на его симпатичном лице играла порочная улыбка, а в серо-голубых глазах плясали чертики. Я понимаю, что он спас меня больше из каприза, чем из соображений порядочности. И все же покровитель Мариба безотчетно нравился мне. Все на свете казалось ему забавным.
В те дни я была беззащитным перепуганным зверьком, оказавшимся в окружении странных чужеземцев. Благодаря Шаммурат и Шенрабу я быстро овладела языком Шебы, который похож на убаритский, поскольку оба они происходили от этли уш. Когда-то жители Этланти проживали в Благодатной, но их города погибли в Великой катастрофе.

Издали гарнизон этли казался одной из каменных деревенек, окруженной плантацией. Из груды белых камней рядом со штабом бил ключ. Студеная вода собиралась в небольшой водоем, из которого местные жители и наказанные воины поливали кустарники. В офицерские квартиры был проведен водопровод. Шенраб жил в отдельном доме с сынишкой и двумя женами – Заири и Альбикой. Одна из них произвела его на свет, но кто именно, я так и не узнала. Жены посмеивались над своим положением и шутили, что раз две бабы живут с одним мужиком, то они сестры по генеральскому причиндалу, и сын общий. Светловолосый мальчик, маленькая копия Шенраба, звал обеих женщин мамами!

После выздоровления я стала прислуживать в доме генерала. Иногда я помогала поварам кашеварить на гарнизонной кухне.

Семейство моего покровителя стеснительностью не отличалось. Как-то меня попросили принести шербет женам командира. Я вошла с подносом в холл и обнаружила, что Шенраб дома. Он отмечал с женами успешную отправку сухих веществ на остров, которые получали из листьев и побегов катхи в лаборатории гарнизона. Мне бы оставить шербет на столике у ложа и тихо удалиться. Но я почему-то остолбенела с приоткрытым ртом, как дурочка. Одно дело, когда так забавлялся мой отец. Этли мне казались существа высшего порядка. Неужели они тоже совокупляются?!

– Чего ты уставилась? Двигай отсюда, малышка! – заржал запыхавшийся дядя Шенраб. – Чай, не на плацу делаем это.
 
– А я могу и на плацу, - захихикала Заири. – Так хочется укусить тебя за ятра, когда ты орешь на бедных, обессиливших от жары солдатиков!

– Нет, на плацу нельзя! Там у меня моральные принципы опиумными маками расцветают, - с пьяным смешком заметил расхристанный генерал.

Жены рассмеялись. Альбика заявила, что хомячку с катхой за щекой не только маки повсюду мерещатся. Ее шутка вызвала новый взрыв смеха. Я выбежала на улицу с пылающим от стыда лицом. Позже Шаммурат рассказывала мне о деяниях богов египетских, и я поняла, что никто не выше этого. А какие «моральные принципы» расцветали в отношениях Сета и Гора! Жизнь – это череда курьезов, особенно там, где расквартирована иностранная армия. Какими бы ни были этли, они спасли меня от смерти. Я и сама поступила непорядочно, когда нашла ягненка.

После наряда на кухне я спала в гроте. Меня разбудило жалобное блеянье. Ножка малыша застряла в расселине. Мне бы опросить крестьян, кто его потерял. Знала же, как бедно они живут. Но я решила оставить ягненка себе, поскольку нередко испытывала одиночество. Ножку подлечила, и питомец рос мне на радость ласковым и игривым. Незадолго до отъезда в Мариб он пропал. Я обыскала всю плантацию, осмотрела большую пропасть под нашим гарнизоном. Нигде не было моего барашка. Позже я узнала, что его съели солдаты. Этого следовало ожидать. Надо было отыскать его хозяев и вернуть им ягненка.

Конечно, я никому не жаловалась. Боялась, что выгонят отсюда. Старалась добросовестным трудом заслужить свое место в гарнизоне. Я наводила чистоту в доме дяди Шенраба и в служебных помещениях. Часто работала в огороде, где этли выращивали овощи и зелень. Постепенно язва полностью излечилась, оставив на память о себе рубец. И воспаление глаз прошло, даже не ослабив зрение, что несказанно радовало меня.
 
Мне полюбилось это место. Жевание побегов, от которых раздавалась щека, вытеснило из памяти тяжелые воспоминания о нужде и моей злополучной семье. Я не знала, что это вредно для здоровья. Замечала, что бересклет умиротворения делает меня слишком расслабленной, а сознанием немного путаным. К сожалению, Альбика и Заири невзлюбили меня. Эти женщины заваливали меня поручениями, многие из которых, из-за слабого знания языка, я не разбирала. Нередко их указания противоречили друг другу. А они и не старались растолковать, что от меня требуется, чтобы был повод для затрещин и болезненных щипков. До сих пор не понимаю, если из крана течет вода, зачем для ванн этих женщин нужно приносить ее в кувшине.

Когда я рассказала об этом Шаммурат, она со смехом заметила, что из одной лишь ревности генеральские жены стремились выжить меня из Ашефул‘киш юбб. Я больше походила на сабейку, чем на негритянку, хотя оттенок моей кожи был темнее, чем у жителей Мариба и Сирваха. Но светлее, чем у Заири, которая была черна, как кровь Земли.

Когда волосы немного отрасли, Альбика снова обрила меня, причитая, какая я же уродина и неряха. Почему она вынуждена изо дня в день терпеть такое страшилище? Как бы сын не стал заикой при виде такой образины! Вшей у меня не водилось, с тех пор как я покинула Даамат. Она неоднократно просила мужа избавить семью от нерадивой служанки, которая не слушается благодетельниц, и постоянно жует хат. По ее словам, вся плантация обслуживает мой неумеренный аппетит. А ведь именно Заири показала мне эти кустарники, и научила расслабляться с их помощью. В две глотки эти женщины жаловались на меня. На командира излияния жен не производили впечатления. Однажды Шенраб добродушно потрепал меня за щеку и сказал, что мы поедем в Мариб.

– Не понимаю, что вообразили о себе эти дамочки, объезжая генерала, - усмехнулся он, когда мы вышли на улицу. – Хайа… Хойя… как тебя звать-то, твои барыни сами вытащены из разных неприятных мест. Альбику я хоть девушкой купил на невольничьем рынке в Вабаре. Тогда это был занюханный оазис в Руб-эль-Хали с задиристым малым на троне. А бедняжка Заири и вовсе была… мда. К черту прошлое, за которое стыдно! Во всей истории с гибелью цивилизации радует только то, что антибиотики снова стали эффективными. Правда, теперь они есть только у нас.

Шенраб сорвал ветку хата, сдул белесую пыль с листочков, разжевал их и отправил жвачку за левую щеку.
 
– Плохо, что эта культура требует так много воды. В Мариябе она тоже будет расти, если решить вопрос на очень сложном участке вади Зана. Ты подружишься с Шаммурат, Хия. А заодно она подучит твой дааматский диалект. Я хочу, чтобы принцесса знала как можно больше наречий. Если мы потеряем Зуфар и Восточный Хадрамаут, твоя страна станет основным поставщиком благовоний.

– Но я же неграмотная, как же я буду учить, - робко заметила я.

– У Даамата нет собственной письменности, но есть язык. Ладно, собирайся, деточка. Твоя варварская страна оказалась богаче, чем я предполагал. А что население дикое, так это даже хорошо. Не будете качать права, когда мы будем вас грабить.

Мы без приключений добрались до Мариба, который был больше и чище Йеху. Мукарриб Амлак с помощью пленных и свободных мужчин из племенного союза ремонтировал старую дамбу, дабы спасти страну от сокрушительных наводнений. Два раза в год в горах шли дожди, которые и были причиной стихийного бедствия. К сожалению, плотина была довольно хрупкой и примитивной. Не решала проблемы орошения многочисленных полей, на которых строили небольшие святилища с просторными овальными дворами. Здесь было принято молиться за пределами города.

Мои родители поклонялись каким-то духам. А в этих храмах были представлены серьезные боги – Альмаках, Астар, Вадд, Хаубас, Амм. Астара почитают все племена, ведь он божество дождя и каратель богохульников и гробокопателей. Но Альмаках, его сын, первый из богов Шебы. Символизируя собой мужскую мощь, он порождает властителей Шебы, покровительствует работам по искусственному орошению, а значит, всем строителям плотины. Сама богиня-солнце Шамс взяла его в супруги, но Альмаках продолжает приходить к знатным женщинам, дабы зачать с ними детей.
 
Шаммурат считалась порождением Быка Небес. Элишва, матушка Шаммурат, родила сына от Йануфа Байана, одного из вождей. Лютая свекровь, решив, что клану не нужен ребенок от чужестранки, выбросила его в вади Зана, разбив материнское сердце. Когда прекратились дожди, и большая вода покинула город, жрец Замархуму принес скорбящим родителям годовалую девочку и приказал считать ее тем самым мальчиком, которого утопила старуха в грязном потоке. В юности эта нескладная история поразила меня в самое сердце.  Во все глаза я пялилась на Шаммурат при нашей первой встрече, поражаясь удивительному цвету ее миндалевидных глаз и необыкновенной красоте.

Продолжение следует http://proza.ru/2024/05/26/1560