Урок выживания

– Мастер Ли, – послушник высшего порядка Храма Семи Солнц Вун Чой склонился перед старцем почти касаясь выбритым лбом собственных коленей, – позволено мне будет говорить с Вами?
Учитель сидел на бамбуковой циновке в позе лотоса, не шевелясь. Узловатые сухенькие ручки, похожие на жгуты из перекрученных стеблей тростника, покоились на коленях. Со стороны могло показаться, что он спит, но Вун Чой прекрасно понимал, что тот медитирует – астральное тело старого мастера сейчас парит где-то над облаками, затянувшими высоченные пики Гималайских гор. Какие премудрости постигает гуру  сейчас, какие истины открываются перед ним в эти секунды – тайна даже для посвященных. Чой никогда бы не осмелился потревожить покой мудрого старца, если бы не крайне важные обстоятельства. Не разгибаясь, он ждал, когда учитель соблаговолит обратить на него внимание.
Прошло минут семь. Спина стала противно ныть – как бы хорошо небыли тренированы монахи, есть вещи, которые выше возможностей человеческого тела. Но не человеческого духа! Надо терпеть, нельзя резко выводить мастера из состояния транса – вдруг именно в этот момент тому открывается наивысшая мудрость.
По прошествии еще нескольких минут Вун Чой решил все же, что если впитываемая мудрость настолько необъятна, может ему зайти несколько позже? Но, право слово, полученные новости настолько важны, что решение по ним надо принимать в самом спешном порядке, как бы не стало поздно. Он кашлянул – неслыханная дерзость.
Старец вздрогнул, пергаментные веки затрепетали, глаза медленно открылись.
– Кто здесь? – был вопрос.
– Это я, учитель, – послушник, наконец, разогнулся, но тут же согнулся опять – маленькая хитрость, чтобы дать передышку спине.
– А-а, это ты, мой верный Вун Чой, – прошелестел сиплым голосом мудрец, – что заставило тебя нарушить мой покой? Я разговаривал с Богами и многие сияющие истины открыли мне бессмертные.
Он указал высохшей ладошкой место подле себя; послушник сделал три шага вперед и опустился на колени, поджав пятки под ягодицы.
– Простите меня, мастер Ли, но новости из долины столь тревожны, что решение по ним я не в силах принять единолично – здесь требуется мудрость Великого. Я прошу лишь простой совет, но готов выполнить и любой приказ.
Послушник опять коснулся лбом пола и замер в ожидании ответа. Мастер молчал. Монах покосился на лицо учителя – глаза были закрыты, казалось, он опять погрузился в медитацию. В этот момент резкий порыв ветра колыхнул белую бороду старика. Глаза открылись, но было заметно, что мысли Великого все еще витают где-то в заоблачных высях, у подножия трона Богов.
– Мастер Ли, – тихо напомнил о себе проситель, выпрямив спину, – я жду ответа.
– Ожидание подобно рассвету – жди, и твое Солнце взойдет! – изрек гуру премудрость, на которые был так горазд и которыми не раз приводил в восторг учеников и странствующих иноков, и продолжил уже более приземлено, – расскажи, какие сомнения мучают тебя, и я постараюсь дать тебе полезный совет. Но помни – советы, как горькое лекарство – давать легко, принимать трудно.
Послушник высшего порядка чистым бесстрастным голосом молодого человека озвучил плохие новости, которые ученики рангом пониже принесли с дальних подступов к горе, на которой располагался их монастырь.
– Японские самураи и их наймиты числом не менее десяти тысяч под водительством сегуна  Хиро Симада перевалили восточные рубежи Великой Стены и движутся в направлении Храма Семи Солнц, уничтожая все живое на своем пути. Они не жалеют ни женщин, ни стариков, ни детей. Все, что не может послужить им в пути, предается огню. Подобно стае саранчи, опустившейся на рисовые поля, после них остается лишь великая пустошь, но голод после нашествия насекомых убивает медленно, а сладковатый запах обгорелой плоти, что остается после прохода японцев, уже заволок восточные провинции страны.
Мастер Ли надолго задумался.
– Бог сказал: «Бойся слез обиженного тобой, ведь он будет просить меня о помощи. И я помогу». Зло всегда возвращается к тому, кто его сотворил, – загадочно произнес он после продолжительной паузы, – как далеко они от монастыря?
– Далеко, учитель, – был ответ, – не менее восьмисот полетов стрелы. Но если они будут продвигаться с той же скоростью, как и сейчас, не пройдет и одной Луны, как враг окажется у подножия Великой горы.
– Но, что им здесь надо?
– Наш Храм, учитель, одна из целей их похода; по замыслу врагов, он должен быть стерт с лица земли.
– Разве они не знают, что мирская суета не интересует послушников монастыря? Дела на равнинах Великой страны лишь слабым эхом доносятся в наши высокогорные края. Имеющий уши, да услышит – мы не можем не знать о них, но мы никогда не вмешиваемся в дела мирян. Их быт, их войны, спекуляции и сам уклад жизни чужды нам; даже погода в горах не такая, как на равнине. Мы мирно сосуществуем, торгуя друг с другом на взаимовыгодных условиях, но не более этого.
– Микадо  это известно.
– Мало нам собственных гонителей, а тут еще эти… Так все же, что им надо от нас?
– Я знаю лишь то, учитель, что наш Храм Семи Солнц должен быть отмечен галочкой на карте их военного похода, как уничтоженная цитадель.
Гуру опять ушел в себя. По прошествии достаточно долгого времени он сказал:
– Храбрость – это терпение; терпение в опасности – это победа. Подождем, все приходит к тому, кто умеет ждать. Самураи далеко, если они так бесчинствуют, как ты рассказал, наверняка кто-то захочет отомстить. Люди ломают ноги о кочки, а не о горы.  Возможно, их остановят раньше, чем они доберутся до отрогов Великой горы. Хитрая обезьяна на горе ждет исхода схватки тигров в долине.
– Ты мудр, о учитель, – монах встал и отвесил очередной поклон, – наберемся терпения и подождем.
Он собрался удалиться, но старик жестом остановил его.
– Вот еще что: Вун Чой, прикажи послушникам спуститься в долину и пусть те расскажут крестьянам, что им лучше держаться поближе к монастырю – за этими стенами все же спокойней, чем на открытом пространстве. И пусть несут с собой припасы, если есть – оружие и пригонят скот.
– Я все сделаю, наимудрейший, – в который уже раз согнулся пополам послушник высшего порядка.
Он хотел было спросить на какую глубину долины монахам надлежит предупредить мирян, но мастер Ли уже погрузился в медитацию – его глаза были закрыты, губы плотно сомкнуты, дыхание было такое ровное, что казалось наставник не дышит вообще. Послушник не решился потревожить покой Учителя.
«Великий человек, – только и подумал он, пятясь задом к выходу, чтобы оставаться лицом к наставнику, – чтобы не случилось – спокойствие не покидает его никогда».
_____________________________________________________

– Мастер Ли, мастер Ли! – казалось, гуру так и сидел не шелохнувшись с последней их встречи семь дней назад, – позвольте потревожить Ваши мудрые раздумья и высокие помыслы, но дела земные складываются настолько плохо, что я дерзнул поставить их на первое место в выборе между небесными истинами и мирским существованием.
Вун Чой сразу повалился на колени и коснулся лбом земли.
На этот раз наставник отреагировал без промедлений.
– Говори, мой славный Вун Чой.
– Верные Вам фидаины  принесли новости из долины еще более горькие, чем те, что поверял я несколько дней назад, прося совета или приказа.
– Ни что не бывает так плохо, как кажется на первый взгляд, – изрек почтенный старик, – но я весь обратился в слух; так что докладывают фидаины?
– Японское войско движется с востока на запад почти не встречая сопротивления и значительно быстрее, чем мы могли предположить. Великий Дзин Хао Минь, собрав вокруг себя много воинов и согнав в отряды крестьян-мужчин в возрасте от четырнадцати до шестидесяти пяти лет, попытался было встать на пути Хиро Симада, но был смятен втрое превосходящей по численности и, несомненно, более умелой армией японцев – самураями и наемниками со всех концов света.
Монах перевел дух и облизал сухие губы.
– Вы мудры, учитель, и предвидели, что орду попытаются атаковать – так и случилось. Но это не остановило завоевателей, они задержались лишь на день, да и то, только чтобы добить поверженных, и сейчас маршевым шагом продвигаются все дальше и дальше вглубь страны.
– Как далеко они теперь?
– Если темп их продвижения не замедлиться, через восемь дней они будут здесь. Мы готовы принять бой, наставник. Нет более славной смерти, чем гибель в бою за свою веру, свои идеалы и свой дом.
Гуру поморщился.
– Подожди умирать, неразумный. Готовность к самопожертвованию говорит о прекрасном воспитании и замечательных качествах человека, но еще более замечательно, когда дело поставлено так, что в этом нет необходимости. Сделай все возможное с твоей стороны, все невозможное сделает Бог. Предупреждены ли крестьяне в долине?
– Да, учитель. Послушники предупредили всех, кто находился в радиусе двух дней пути.
– Они пришли?
– Многие, но не все. Людям жалко оставлять насиженные места, дома, обработанные поля, пока они не видят реальной опасности.
– Тот, кто ничего не хочет удержать, владеет всем. Но я их понимаю… Пусть те, кто послушался голоса разума, поднимаются в горы, к монастырю – препятствий им в этом не чинить, наоборот, людям необходимо помочь. Время еще есть; по мере того, как оно будет таять, появятся еще желающие укрыться за монастырскими стенами – мы должны постараться разместить всех. Если осады не миновать, то припасы и скот окажутся весьма кстати, и каждый человек, пусть даже вооруженный обычной дубиной, будет задействован в обороне Храма Семи Солнц. Они будут защищать не монастырь, а прежде всего себя. Но мы не должны форсировать события; жизнь за пределами Великой горы – не наша жизнь, нам не надо вмешиваться в нее без крайней нужды. Делай, как сказано.
Наставник замолчал. Глаза опять закрылись, губы сомкнулись, дыхание выровнялось, потом замедлилось; ноги скрещены, тонкие руки покоятся на коленях. Уже много лет гуру не менял этой позы. Никто никогда не видел, как он ест, пьет, справляет нужду. Говорили, что за ним ухаживают специально для этого отобранные адепты, но если таковые и имелись, то в повседневной жизни монастыря никак себя не проявляли и ничем не выделялись.
Вун Чой постоял несколько минут и стал, как обычно, пятиться задом наперед к выходу. Под ногами зашуршали мелкие камешки. Учитель вздрогнул и открыл глаза.
– Боги сказали мне, – скрипучим голосом произнес он, – что монахи должны усиленно тренироваться в боевых искусствах, особенно тех, что учат владению оружием, а так же в стрельбе из лука и арбалета. И осмотрите стены монастыря, они должны быть крепки и надежны по всему периметру – крепость цепи определяется прочностью самого слабого его звена.
Он немного помолчал.
– И последнее: пусть разведчики из фидаинов постоянно контролируют обстановку на пути движения армии Микадо и докладывают тебе лично, мой верный Вун Чой. Ты достаточно опытен, чтобы принять правильное решение самостоятельно. Мое же астральное тело на какое-то время в поисках правильного решения перенесется на заоблачные вершины Тибета. Там, в тишине и покое, я сумею найти ответ, что делать монахам Храма Семи Солнц.
Мудрый старец замолчал. Выждав некоторое время, послушник высшего порядка удалился.
Мастер Ли приоткрыл глаза, он остался один.
– Трудновато, однако, принять правильное решение, сидя на одном месте, и не имея возможности оценить все собственными глазами, – проворчал он себе под нос, – неужели не найдется никого из этих трусливых наместников, кто смог бы остановить продвижение японцев на запад? Каждый сам по себе; и мы так одиноки на этой горе. Что ж, одиночество – изнанка свободы, оно того стоит. Посмотрим, время еще есть…
И он опять смежил веки.
_____________________________________________________

– Мастер Ли, – Вун Чой уже не считал бестактным прерывать раздумья наставника – дела складывались совсем скверно.
Учитель открыл глаза и воззрился на ученика. Было заметно, что, не смотря на то, что телесно он находится на земле, мысли его еще витают где-то в облаках. Послушник молчал. Наконец взгляд гуру обрел осмысленное выражение.
– Ты ли это, мой лучший ученик? – удивился мастер Ли, – ты так похудел.
– Слишком много забот и дел, нет времени ни на медитацию, ни на нормальное питание. Слишком о многих и о многом надо заботиться и думать теперь.
– Это не правильно, Вун Чой. Если от тебя кто-то зависит, то думать и заботиться надо прежде всего о себе, иначе подведешь зависимое лицо.
Послушник высшего порядка на мгновение задумался над услышанным и нашел эту мысль правильной.
– Докладывай, – коротко приказал учитель.
– Армия Микадо, возглавляемая сегуном Хиро Симада, находится в двух днях пути от Храма Семи Солнц. Более ни один из наместников не решился выступить против нее. Не встречая сопротивления, войска японцев двигаются чуть ли не вдвое быстрее, чем можно было предположить. Те из крестьян, кто не последовал нашему призыву укрыться за стенами монастыря, убиты, та же участь постигла их родных и близких; их дома сожжены, посевы вытоптаны лошадьми.
– Скольким удалось спастись?
– Не многим, о, мудрейший, но те, кто избежал смерти, пришли сюда. Они пылают от ненависти к завоевателям и готовы мстить, не щадя своих жизней.
– Если ты ненавидишь, значит, тебя победили, – сказал мастер, – не их месть нужна теперь, не готовность умереть во имя нее, а умение выжить и уничтожить как можно большее количество врагов. Трагедия жизни не в том, что она быстро проходит, а в том, что человек долго не начинает жить. И не будь так наивен,  Вун Чой, говорить – это одно, делать – совсем другое: даже те, кому уготовлены небеса, не хотят умирать ради этого.
Фидаин поклонился, как бы говоря этим, что он, если и не постиг полностью, то принял всецело мудрость наставника.
– Каковы будут твои приказания, Великий? Что должно делать нам, простым монахам? Может быть, стоит отступить в горы – там тропы так узки, что один человек, вооруженный луком с достаточным количеством стрел, сможет сдержать целое войско?
Гуру покачал головой.
– Не стоит убегать от волка – умрешь уставшим. Если у Хиро Симада приказ Микадо, они найдут способ добраться до всех, кого решено уничтожить, не считаясь ни с какими потерями. К тому же, оставив монастырь, мы лишимся его навсегда – он будет предан огню, и не факт, что останется кто-то, кто сможет отстроить его заново.
– Так что же делать, учитель, так трудно найти правильный путь.
– В самом центре трудностей сокрыта возможность, – таинственно изрек мастер Ли, и добавил не менее загадочно, – однажды в правильном месте наступит нужный час.
– Наставник, – впервые в жизни адепту высшего порядка стало скучно рядом со стариком, если в его словах и был скрытый смысл, то Вун Чой его не понял, а недоумение, как известно, ведет к бездействию, – я не в состоянии постичь и десятой доли твоей мудрости, но за стенами этого зала живые напуганные люди, а за стенами монастыря, всего в двух днях пути – орда, несущая им смерть. Что делать мне с их страхами?
– То, чего ты боишься, призвано быть тебе учителем. – Гуру не спешил облечь в конструктивизм мудрость тибетских лам.
– Мастер, – плаксивым голосом вопросил Вун Чой, – мастер, что нам делать? Скажи – это конец?
– Все имеет свой закат… И только ночь заканчивается рассветом.
– Сейчас только начало дня, учитель, до ночи еще далеко. Что нам, что мне делать, ответь?
Мастер Ли вздохнул и возвел очи горе.
– Ступай к людям и постарайся укрепить их дух в соответствии с услышанным сейчас; обучите крестьян, на сколько это возможно, рукопашному бою с оружием и без такового; еще раз проверьте и при необходимости укрепите стены монастыря. Пусть те из пришедших, кто еще не поднялся на гору, начнут это делать. Особо позаботься о продовольственных запасах – учитывая расположение Храма Семи Солнц и его трудно доступность – осада может быть долгой. Но ничто не вечно – не видя способов к разрешению проблемы, ты обязательно увидишь, как она разрешиться.
– Вы думаете, они уйдут, если не смогут одолеть нас с наскока?
– Ничто никогда не уйдет, пока оно не научит нас тому, что нам нужно знать. Ступай, я утомлен и мне необходимо подумать. Что-то подсказывает, что все еще может измениться к лучшему.
Фидаин поклонился и направился к выходу. На этот раз он не пятился задом, а повернулся спиной к мастеру Ли.
«Утомлен он, – думал про себя Вун Чой, – а я так прямо наотдыхался за последние две недели, старый козел!» Он ужаснулся своим мыслям и ускорил шаг, при этом, опустив голову и пряча лицо, боясь, как бы Мудрейший не прочел на нем истинный ход его помыслов.
Но Мудрейшему был не до этого. Он действительно устал и, погружаясь в сон, вспоминал фразу про ночь, заканчивающуюся рассветом.
– Ай-яй, – проворчал он, – нет ничего более досадного, чем видеть, как удачно сказанное слово, умирает в ухе дурака, которому его сказали. Что делать, что делать? Я скажу ему, что делать, но не раньше, чем дилемма превратиться в проблему. Иногда, чтобы сделать выбор, надо совсем его не иметь.
_____________________________________________________

– Мастер Ли, – Вун Чой низко склонил голову перед старцем, перегибаться пополам на этот раз не стал, – дольше ждать нельзя – враг у ворот.
Гуру смотрел на лучшего своего воспитанника и помощника с интересом. «Как изменили его последние две недели жизни, – думал усталый старый человек, – возмужал он что ли? Поумнел? Если это так, то какого приемника я приготовил себе!»
– Говори, – приказал он.
– Армия сегуна Хиро Симада у подножия Великой горы. Они не стали подниматься наверх и атаковать сходу – разбили лагерь внизу. Вероятно, это вызвано тем, что стремительный маршевый бросок измотал воинов; к тому же, как Вы и предсказывали, произошло нечто, что сильно сыграло нам на руку.
Мастер Ли встрепенулся – на самом деле, он ничего не предсказывал, просто пару дней назад сказал какие-то слова успокоения взвинченному и растерянному послушнику высшего порядка. А они, оказываются, стали пророческими. Интересно!
– Что же случилось? – спросил он.
– Во-первых, начну с того, что разведчики-фидаины раздобыли информацию, из которой стало ясно – японцев изначально было не десять тысяч, а всего семь с половиной.
– У страха глаза велики, – кивнул Мастер – это мало что меняло, все равно цифра очень большая по сравнению с численностью монахов, населяющих Храм Семи Солнц, даже с учетом пришедших крестьян из долины.
– Во-вторых, стычка с Дзин Хао Минем – да упокоится с миром этот храбрый военачальник – хоть и окончилась его поражением, но далась армии Микадо не так легко: как минимум тысяча воинов с их стороны никогда уже не выступят единым строем с оставшимися в живых.
Наставник невидящими глазами смотрел перед собой, что-то прикидывая в голове. Шесть с половиной тысяч, конечно, существенно меньше, чем десять, но все еще достаточно много, чтобы враг мог не сомневаться в своей победе.
– Что же в-третьих? – тихо спросил он.
– А в-третьих, неизвестная болезнь поразила воинов японской армии, за два последних дня она как косой срезала до трети оставшихся после боя с наместником Дзин Хао Минем. По не уточненным данным болезнь настигла и самого сегуна Хиро Симада, он жив, но чувствует себя крайне плохо; вполне вероятно, что в ближайшее время смерть настигнет и его. Теперь я смиренно жду твоих указаний, о, Великий.
«Нет, не поумнел, – подумал мастер Ли».
– Не я ли говорил, что все приходит к тому, кто умеет ждать?
– Ты, мудрейший.
– Стало быть, сейчас самураев не более четырех с половиной тысяч?
– Да, учитель.
– Они настолько утомлены с дороги, что не решились не только атаковать с ходу, но даже подняться на гору?
Послушник кивнул в знак подтверждения.
– Болезнь косит их ряды?
– Так и есть.
– Их военачальник находится при смерти?
– Все так, Мудрейший, но что делать нам?
– ИДИОТ!!! – не выдержал мастер Ли.
Вун Чой вздрогнул, как от удара хлыстом – такие слова Великий Учитель никогда не произносил, а уж услышать их в свой адрес фидаин не ожидал вовсе.
– Ты был готов умереть, сражаясь со свежим десятитысячным войском врага, а теперь, когда оно уменьшилось более чем вдвое численно, валится с ног от усталости после длительного перехода, когда его ряды косит смертельный недуг – не знаешь, что делать?!
Гуру задохнулся. Несколько секунд он приводил свои нервы в порядок, наконец, это ему удалось, и он продолжил более спокойным голосом:
– Семьдесят лет назад я перешагнул порог этого монастыря молодым и неопытным щенком. Двадцать мне понадобилось, чтобы постичь все премудрости жизни монахов и стать их верховным наставником. Уже пятьдесят лет я обучаю послушников и адептов высшей мудрости Богов, которую черпаю из многочисленных свитков нашей библиотеки, а то, чего не нахожу там, добавляю сам.
Когда был помоложе, то учил стратегии и тактике ведения сражений, искусству владения мечом, стрельбе из лука, бою без оружия. Ты помнишь, как я перерубал ребром ладони стебли бамбука толщиной в руку?
Послушник кивнул и проглотил комом застрявшую в горле слюну.
– А как кулаком в пыль разбивал метровую стопку кровельной черепицы? На высоте почти трех метров ногой в прыжке вдребезги размолачивал глиняные сосуды с водой? Двумя пальцами щелкал грецкие орехи, словно это были божьи коровки? Отжимался на одном пальце десятки, а то и сотни раз? Сутками бежал без остановки, не делая перерывов даже на еду и сон? Попадал стрелой в мелкую монету со ста шагов?
На каждый вопрос мастера фидаин отвечал молчаливым кивком. Никогда в жизни он не был так смущен; сейчас многочисленное войско врага, разбившее лагерь под горой, не казалось ему уже таким важным событием в жизни монастырской братии. Самое важное происходило здесь и сейчас. Он инстинктивно чувствовал, что получает самый мудрый, самый главный урок в своей жизни – урок выживания.
– К моменту, когда ты родился, – продолжал гуру, – я уже почти состарился, но продолжал обучать монахов-воинов как боевым искусствам, так и духовной мудрости. На тебя я потратил почти тридцать лет! Как заботливая сука выкармливает своих щенят, оберегая и защищая их от опасности, так и я растил тебя под своей незримой опекой, выделив из многих, может и незаслуженно забытых мною, и все только потому, что полюбил тебя, как сына. Я передал тебе все, что знал и умел сам, научил драться и не просто драться, а побеждать! Научил правильно и красиво мыслить и говорить, научил сострадать ближнему, чувствовать чужую боль, но никогда не воспринимать ее как свою, дабы не терять головы, а хладнокровно найти решение, как избавить человека от нее. И сейчас, в минуту величайшей опасности, ты спрашиваешь меня, немощного старика «что тебе делать?»
Фидаин стоял потупившись, он уже понял, в каком направлении ему надлежит действовать, но боялся самостоятельно принять решение.
– Я страшусь не правильно истолковать твои слова, учитель.
– Иногда свернуть не туда, единственный способ попасть куда нужно! Дорога возникает под шагами идущего.
– Женщины и дети плачут, глядя на дым от костров японского лагеря.
– Вместо того чтобы утирать эти слезы с лиц, сотрите из жизни людей, которые заставили их плакать. У тебя четыре сотни монахов, великолепно обученных искусству ведения боя, каждый из которых стоит десяти японских солдат. Вооружите крестьян и, не давая передышки врагу, атакуйте его – теперь самое время.
– Мужчины из кули полны решимости, но они не воины, им страшно.
– А ты скажи им, что трус умирает при каждой опасности, грозящей ему, а храброго смерть настигает только раз. Да будь я всего на десять лет моложе, я бы сам повел в бой свою паству! Но, увы… Ты думаешь, что я проявляю чудеса концентрации и сосредоточения, сидя годами на этой циновке? Нет, просто от старости у меня отнялись ноги, а моя медитация – это просто сон сильно пожилого человека. И никакие Боги не нашептывают мне подсказки для решения проблем. Так что, ради всего святого, прекрати спрашивать  у немощного старца «что делать?» Иди и передай этим сынам Восходящего Солнца от представителей Храма Семи Солнц такой привет, чтобы до конца дней своих те, кто останется при памяти, вспоминали о нем с содроганием. Какие еще советы нужны человеку, который на прошлогодних состязаниях в Кантоне убил семисоткилограммового быка одним ударом, а после последовательно победил двенадцать претендентов на звание Главного Мастера в искусстве борьбы? Одним словом, спускайся с горы и выпиши им трендюлей  по первое число! Натяни глаз на жопу!! Расхерачь к едрени фени!!!
Старому мастеру в молодости приходилось бывать в Гардарике, как он до сих пор именовал Русь, и некоторые обороты речи варваров глубоко запали ему в память.
 – Нечего ждать, когда они поднимутся сами и начнут рушить нашу святыню. А если придется туго, помни – искушение сдаться будет особенно сильным незадолго до победы.
Вун Чой слушал монолог наставника стоя, а потому ему оставалось только поклониться. Поклон получился таким, каким был две недели назад – выбритый лоб коснулся коленей фидаина.
– Я… Нет – мы, выпишем им трендюлей, – немногое он понял из речи старого гуру, но направленность действий уловил правильно, а это словосочетание хоть и было для него новым, но ему понравилось, – так, что некому будет поведать Микадо о бесславной гибели его войска.
Послушник высшего порядка спешно покинул залу.
– Так-то лучше, – проворчал довольным тоном мастер Ли, – школота, всему учить надо. Теперь все будет нормально.
Через минуту Великий Учитель спал сном человека, не только исполнившего свой долг, но и сделавшего все возможное, что только было в его силах для спасения Храма Семи Солнц.