Толстый и тонкий

               
 
       Толстый сначала кочевряжился: и курить в такси нельзя, и   тесновато, но я понял его сразу – как не покочевряжиться, когда «авторитет» клиента так вызывающе торчит из расстегнутой   тужурки? И физиономия соответствовала брюху: сытый кругляш с запорожскими усами.
Приятель, тощенький мужичонка лет сорока пяти, выступать и не собирался. Поддёрнул болоньевую курточку к пояснице и сунулся в дальний угол «Волги».
- Гуляем, братан, гы-ы! – бухнул кулачищем по жирной коленке толстый. – Гони до микрорайонов!
Ну, «гони!», так гони…
- Чего гуляете? – спросил, пытаясь разрядить обстановку.
- Так пятница, - отозвался из своего закутка тонкий, - как не гулять?!
 - Не пятница, а питница! – поправил толстый. И добавил: - Всю жизнь отпахали на одном «Камазе». Сейчас-то порознь, а было… Чего только не случалось! Дальнобойщики, гы-ы!
Теперь у толстого своя фура. Рулит по заграницам, а Серега - на хлебовозке по Тюмени крутится. Но в пятницу, кровь из носу, а отрываются по полной программе!
Сейчас собирались было заглянуть в кафешку, да дорого! Поехали к толстому… Но сначала, мол, в лавку заглянем: водки купить. По литровнику, не меньше! Наш Ерошка не пьет понемножку!
Тонкий норовил осадить друга: по детской возьмем, да и только! По чекушечке.
- Ша! – осек толстый. – Не пляши…
И уже ко мне:               
- Брежнева хочешь послушать?
- Врежь, Гошка! – поддержал тонкий. – Про парад, про парад   скажи!
И будто бы вправду покойный Леонид Ильич важно заговорил  сытыми устами толстого.
- Как? – выпучился. – Здорово спародировал?
Но ответить я не успел: толстый и так уже был наслышан о   своих великолепных посмешках и поэтому довольно грохотнул:
- Теперь Горбача слушай!
И такую пулю отлил!  …А Путина он сможет спародировать? И повторил уже вслух:
- А под Путина подстроишься?
- Гы-ы! – гоготнул толстый и даже чего-то   булькнуло у него в пузе от того гоготка. – Ты чего? Я, братан, по заграницам гоняю! Они раз, – ткнул пальцем в крышу «Волги», - и кислород-то перекроют! Говоришь много… Пусть Серега под Путина чешет. И так тридцать три несчастья. Да, Серый? Гонщик, мать твою так…
- А как иначе-то ездить?! – ворохнулся тонкий. И   даже курточка у него вздулась, наполняясь возмущением. – Хлеб ведь вожу! Пустой я тихонечко еду… - И продолжил,   скорее для меня: - Заскочит работяга домой перекусить, а в хлебнице - ни крошки. Куда побежит? В магазин! …А там - пусто!
А месяц назад он спешил на окраину города и проскочил перекресток под жёлтый сигнал светофора. А гаишник глазастый оказался: «Иди-ка сюда, друг ситный!»
А вот ещё: торопился Серега через неделю, крутанул рулем раньше времени и переехал две линии дорожной разметки. А сзади гаишная машина. Все…
 - Ты лучше про бычок расскажи! – ворохнулся толстый. Надоело ему слушать про дорожные казусы, бытовухи захотелось. И уже ко мне: - Вот, чудило, гы-ы!
Тут уже и тонкий рассмеялся. Не так, конечно, весело, как толстый…
И выдал на-гора очередную зигзагу. Он ведь шел в те выходные городским садом, да и бросил на асфальт окурок. Бычок, проще говоря… А два милиционера увидели это и цоп за рукав: штраф, мол, с тебя, голубчик!
- Где, - спрашивают, - живешь?
- На Тульской… - отвечает и паспорт из кармана и достает.
А тут другая беда: прописан-то, оказывается, Серега в Южном микрорайоне. И вот за несоответствие регистрации месту жительства, ему, выходит, еще один штраф!
И возможно бы перечисление  напастей, свалившихся на тонкого никогда не кончилось, да раздался командный крик:
   - Ша! Тормози... - К толстому вернулся прежний задор и так как летели мы мимо торгового центра, то почему бы не осадить коней? – Кури, шеф! …В магазин заскочим.
                *   *   *
Пассажиров не было долго. Хрустя ледком, замирали рядом с «Волгой»  другие легковушки.  Хозяева их возвращались с пакетами покупок, а я всё стоял и стоял, как неприкаянный.  Наконец появился толстый и плюхнулся на прежнее место.
- Быстрее нельзя, что ли? – недовольно буркнул ему.
- Так вон, - мотнул пассажир башкой в сторону магазина, - из-за Сереги! …Сейчас к механику домой побежал, - башка мотнулась чуть левее.
К какому ещё механику? …Все глаза проглядел, а жданки, выходит, и не думают кончаться!
- Работали раньше вместе, - угадал мои мысли толстый. И неожиданно выдал: - Во был зануда, так зануда! Лампочку такусенькую, - распял большой и указательный пальцы правой лапы где-то на полвершка, - фиг со склада даст! Неси, говорит, взамен   сгоревшую. …Экономист! – добавил зло и с удовлетворением заключил: - Вот Бог-то и наказал!
Теперь механика, выходит, радикулит грохнул.  Лежмя лежит. И курит, главное, только «Беломор», который редко где бывает. Сейчас Серега увидел те папиросы, набрал целую авоську и побежал к нему домой.
- Слышишь, шеф! – спохватился. - За простой-то тоже сдерешь?
 Ну и гусь…
Толстый матюкнулся, выскочил из такси и, приложив пятерню козырьком ко лбу, принялся вглядываться в вечернюю темень.
Откуда-то сбоку появилась щуплая фигурка и, так как руки ее были свободны, понял я, что «Беломор» бывшему механику тонкий всё-таки вручил. …Шастнул в свой закуток:
- Х-хо! - раздалось запыхавшееся. – Устал, как собака! …Аккурат к Михалычу поспел, в самую пору! Дохожу, говорит! Уши пухнут, а сигареты курить не могу: кашель от них. …Папироски много короче!
Мудер! Так что угодно обосновать можно… И чего тонкий к нему привязался? Ушло старое время – значит, и дружба врозь. Верно?
- Х-хо! – тонкий даже привстал на сиденье: так удивился он моему вопросу. – Да Михалыч  во какой мужик! – и вертанул голову на удаляющуюся  стоянку. За ней, выказывал всем своим видом пассажир, был и всегда будет дом его старого друга. – Спас меня!
Давно это было. Пришли они с толстым из рейса   и стали по какой-то гаражной надобности перегружать один из контейнеров с запчастями со своей машины на другую. А водитель погрузчика,   Генка Ренёв, пьяный был. Выскочил из кабины и машет тонкому: сдавай, мол! Тот и «сдал... Прижал   бедолагу к забору.
И начальник мастерской тот случай видел, и механик, только вот начальник на суд не пришел: ну, говорит, вас! Не знаю, и знать не хочу! А Михалыч пришел и всю правду рассказал. Хороший мужик - в беде не бросит!
- Дурак ты! – оборвал рассказчика толстый. – Генка   в мастерской числился и напился, стало быть, в рабочее время! …Вот и не пришел шеф: зачем башку подставлять?
- Башку… - эхом повторил тонкий. Но вяло повторил: расталдычивание той истории происходило между ними уже, наверное, в сотый раз. – А Михалыч свою подставил!
- И он дурак! – сочно обозвал нелюбимого им  механика толстый. – Выговор и получил. …Все одно бы тебя не посадили!
- А если бы посадили? Пашке вон Гущину три года дали! Также   было…
- Бы, да бы... – передразнил его толстый. – Если бы не клин да не мох, и плотник бы издох! - и выдал бы, поди, ещё чего-нибудь, да не успел: в кармане кожанки зазвонил мобильник.
 Выискал телефон и сунул к уху.
 - Да… – донеслось до меня его почтительное. Затем над спинкой сиденья вздыбился кулачище и грозно помаячил в воздухе: тихо, мол!
- Баба трезвонит! – шепнул мне тонкий. Кому-кому, а ему  было всё известно о бывшем напарнике.
- Понял, конечно… - послушно обронил тот в ситечко мобильника. – Никаких посиделок! Как штык… - Спрятал телефон в кожанку и звучно поскреб затылок: - Вот ведь падло какое… Не идет моя Файка сегодня в ночную! Сломалось что-то у них на работе… - И бабахнул: - Тогда к тебе поедем, гы-ы!
Тонкий непроизвольно сопнул носом и промолчал. Знать, и предыдущие посиделки догуливались в его квартирешке, и то воспринималось им, как нечто логичное.
Потом я услышал раскатистое:
- Ше-е-еф, гони на Тульскую! …Чего?
- Ничего… - Как только тонкий его терпит?
- Вот и рули! Твое дело слушать да выполнять. …Вертай, говорю!