Жила-была девочка

Жила-была девочка, и звали её… Пусть будет, Настя. Почему, пусть будет? Потому что вариантов по мере ожидания прихода в этот мир нового человека было несколько: старший брат Толик хотел, чтобы сестрёнку звали Каролина, как его голубоглазую соседку по парте. Папе, по многим, глубоко личным причинам, нравилось имя Анжела, но какая-то неизвестная сволочь написала на стене парадного между первым и вторым этажами « Анжела – шлюха», тем самым зарубив на корню его мечту. Бабушка со стороны отца мечтала, чтобы внучку назвали Ксения, в честь святой блаженной Ксении Петербургской. Но кто в наше время считается с тем, что хочет бабушка? Да ещё со стороны отца. Поэтому девочку назвали Анастасией, как принцессу в мультфильме. Ну, или как известную актрису. Это уж кому как нравится, ведь всем доподлинно известно: как корабль назовёшь, так он и поплывёт.

Настя росла послушной девочкой, ела с аппетитом до чистой тарелки, слушалась взрослых, хорошо училась и пела в третьем ряду справа в детском хоре «Капелька» при Доме культуры работников водного хозяйства. И, как все девочки, мечтала – в детстве о новой кукле, подростком - о новом айфоне и Даниле Козловском, к окончанию школы – стать знаменитой. Причем, совершенно неважно, чем. Важно, чтобы её узнавали на улице, просили автографы и показывали по телевизору. Только так она представляла счастливую жизнь.

На прослушиваниях в театральный институт Настя не прошла во второй тур с искренним пожеланием членов комиссии попробовать себя в чём-то другом, например, в строительстве дорог и туннелей.

Следующей попыткой обрести счастье стало объявление о наборе солисток в женскую поп-группу. Настя была очень неглупой девочкой и знала, что, для того, чтобы стать солисткой в женском музыкальном коллективе требуются по списку: грудь не меньше размера С, а ещё лучше D, ноги от ушей, кружевные трусики, желательно от Gucci или La Perla, и некоторое чувство ритма.

С грудью у неё было не очень, генетика подкачала, но пару ухищрений, известных всем обладательницами размера А, как по –новому назывался бывший «нулевой», без труда помогли Насти исправить этот недостаток, что и подтвердил изумлённый взгляд старшего брата.

С ногами было получше, особенно, если встать на цыпочки в любимую позу Дженнифер Лопес: вполоборота, руки на талии, слегка откинувшись назад и выставив вперёд левую ногу.

А изделия лёгкой промышленности, призванные произвести впечатление на продюсера группы, в избытки имелись на ближайшем рынке- там были и Gucci, и La Perla, и даже Agent Provocateur.

- Какой мрак, - грустно вздохнул продюсер, не дослушав до конца в исполнении Насти „Притяженья больше нет“.

Он почесал стильную трёхдневную щетину с сединой и жирно зачеркнул Настину фамилию в списке претенденток.

Настя не сдавалась: она ходила на кастинги, посылала свои резюме и портфолио, звонила по объявлениям, но всё безуспешно.

Она чему-то училась, что-то оканчивала, где-то работала, куда-то выходила, с кем-то разводилась, а слава всё не приходила.

***********

В последний рабочий день уходящего года Настя брела домой, стараясь не поскользнуться на отполированном до блеска ледовой арены спорткомплекса «Юбилейный» тротуаре. Брела и чувствовала себя самым несчастным человеком во вселенной.

Вот если бы можно было, как в детстве, написать письмо Деду Морозу или, на худой конец, Санта Клаусу, и попросить его исполнить самое её заветное желание. Или купить счастливый лотерейный билет, где главным призом станет главная роль в долгоиграющем сериале. Или превратиться в Золушку, чьи желания исполняются по мановению волшебной палочки спустившейся с неба феей-крёстной. Но родители Насти были убеждёнными атеистами, поэтому надежд на крёстную не было.

Она ждала Настю на заснеженной скамейке у парадной. Невзирая на нахальный минус на уличном термометре, там, где обычно в тёплое время года пасутся соседки пенсионного возраста в ожидании свежих сплетен, восседала Фея, во всём великолепии ярких красок раскрашенной киноплёнки: розовые бантики и золотые цветочки на пышной юбке из тюля, на голове - серебряный полумесяц из играющих в свете уличного фонаря кристалликов и длинный шлейф то ли накидки, то ли фаты.

- Здравствуй, Настенька, - ласковым голосом Лисы, караулящей Колобка, сказала Фея. – А я жду тебя.

- Да, ладно, - буркнула Настя. - И чего это?

- Скоро Новый год, моя милая, - продолжила Фея. – И я решила исполнить твоё желание – ты станешь знаменитой.

- Да, ладно, - повторила Настя, но уже мягче. – Надеюсь, мне не придётся для этого поджигать Казанский собор.

- Ну что ты, - успокоила её Фея. – Всё будет законно. Увы, в наше время нельзя стать кем-то, не делая ничего. У тебя не получилось стать актрисой или певицей, но у тебя есть талант, который обязательно принесёт тебе известность.

- Да, ладно, - неоригинально повторила Настя в третий раз и, отряхнув снег со скамейки, присела рядом с Феей. – И какой же?

- В четвёртом классе ты написала рассказ о ёжике для школьной стенгазеты, - Фея погладила Настю по руке. – Он потерял свои иголки, и его лесные друзья помогли ему их собрать. Помнишь?

 - С трудом, - призналась Настя.

- Это был прекрасный рассказ, тебе дали за него грамоту на конкурсе новогодних рассказов. Ты будешь писать, - сказала Фея. – Сначала рассказы, потом повесть, потом роман, по которому снимут сериал.

- Сколько сезонов, - деловито спросила Настя.

Фея на мгновенье задумалась и уверенно ответила:

- Три.

- Конечно, писательница – это не то, что актриса, - продолжила Фея. - Но у тебя будет всё, чтобы сделать тебя счастливой: автографы, телевидение, гонорары. Ты довольна?

- Как бы, да, - задумчиво произнесла Настя, слегка расстроившись, что всё-таки придётся трудиться, а не только попой вертеть, но, как говорится, за неимением гербовой…

Она встала и, забыв поблагодарить Фею, открыла дверь парадной.

- Простите меня, - окликнул её появившейся ниоткуда кудрявый мальчик, похожий на маленького Ильича с маминой октябрятской звёздочки, которой та заменила недостающую пуговицу на домашнем халате.

- Ты ещё кто? - опешила Настя, увидев перед собой полуголого ребёнка в коротких штанишках без положенных шубки, шапки, варежек, шарфика и ботинок на меху.

 - Я не волшебник, - проникновенно сказал ребёнок. – Я только учусь. Выслушайте меня. Я хочу дать Вам совет - Ваша фамилия…

- А что моя фамилия? - обиделась Настя. – Хорошая фамилия – Свительман.

- Хорошая фамилия, - согласился мальчик. – Но не очень подходит для славы. Вам надо бы взять псевдоним. Например, Светлова – Анастасия Светлова. Звучит?

- Но уже есть автор с такой фамилией, - засомневалась Настя.- Михаил Светлов.

- Я Вас умоляю, - с интонациями одесской торговки рачками сказал мальчик. – Вообще-то, он русский поэт Мотл Шейнкман . «Гренада, Гренада, Гренада моя…» И кто теперь его помнит?

Он чихнул, высморкался от души в кружевной платочек, взял Фею за руку, и они растворились в морозной дымке.

***********

Настя была прилежной девочкой: устроившись у окна в своей комнате, каждый вечер после работы она бойко стучала по клавиатуре, мастеря рассказы, как заправский акын – что вижу, то пою. Про таксиста, слушавшего Третий концерт Рахманинова, про малышку, потерявшую на автобусной остановке бабушку, про врача, уснувшего после операции прямо на полу операционной, про замерзших снегирей и заблудившихся щенков.

Настучав четыреста страниц печатного текста, она отправила их в издательства и стала ждать. С таким же успехом она могла ждать у моря погоды. Но Настя была девочкой целеустремленной и упорной и, вспомнив про гору и Магомета, взяв ноги в руки, она отправилась брать штурмом неприступные бастионы современной литературы.

Быстро поняв, что современные офисы охраняются лучше, чем Кремль, а получить личную аудиенцию можно только после дождичка в четверг, она пошла на военную хитрость – купив три коробки пиццы «Маргарита», Настя, под видом разносчицы этого деликатеса, проникла, минуя зазевавшуюся секретаршу, в святая святых – кабинет главного редактора издательства под названием, состоящим из трёх букв. Но не подумайте плохого.

Оторопев от такой наглости, пока Настя давилась сухой булкой, испачканной томатным соусом и умершим своей смертью сыром, запивая нелюбезно предложенным чаем, главный редактор, тяжело вздыхая, по диагонали пробежал глазами страниц сто пятьдесят, вспоминая свою первую любовь, повторявшую при виде его: «Зануде легче дать, чем объяснить, почему его не хотят».

- Какой мрак, - с тоской вздохнул главный редактор, глядя на лозунг на стене кабинета: «Автор, не можешь не писать – не пиши!». И посоветовал Насте найти себя в чём-то другом. Например, в строительстве дорог и туннелей.

Кудрявый мальчик поджидал её на старом месте, сидя на спинке скамейки. Снег уже начал таять, превращая пушистые сугробы в отвратительную грязную кучу, и Настя испытала непреодолимое желание сунуть этого Мальчиша-Кибальчиша туда головой.

- А где бабуля? –поинтересовалась Настя.

- Я за неё, - мальчик-недоучка закинул ногу на ногу, достал из ниоткуда сигарету, с удовольствием затянулся и философски заметил. – Видишь ли, Настя, твоя неудача – целиком твоя вина.

- Да, ладно, - бытовой словарный запас у Насти не претерпел кардинальных изменений.

- Ты всё время пишешь одно и то же, всё ту же сказку о бедном ёжике, но под разными приправами, - продолжил мальчик. – О нравственных ценностях, о любви, верности, преданности и так далее. А это несовременно, неактуально, пахнет нафталином и подходит в основном для женщин с ПМС или в менопаузе. Они прочитают, поплачут, хлебнут красненького и пойдут спать. Тебе надо написать что-то кардинально другое, какую-нибудь хрень.

- Что написать? – переспросила Настя.

- Хрень, откровенную хрень, - мальчик спрыгнул со скамейки и бросил окурок в лужу из талого снега. – Но есть один лайфхак. Я ещё не волшебник, я только …

- Короче, -прервала его Настя.

- Так вот, - не смутился начинающий Гэндальф. – В аннотации должно быть сказано, что эта книга – не для всех. То есть, типа только глубоко мыслящие и умные люди поймут, о чём базар. И как ты думаешь, кто-нибудь захочет выглядеть непонимающим мудаком? Все сразу найдут в твоей хрени глубокий смысл, подводные течения, скрытые символы и нестандартные повороты сюжета. Впрочем, тебе не нужны все. Для начала пара-тройка надутых критиков, и дело в шляпе. Продумай название. Например, роман об игроках.

- «Игрок», - не задумываясь, выпалила Настя.

- Фи, - скривился мальчик. – Банально, скучно, предсказуемо. И потом, кто-то уже такой роман написал, если мне не изменяет память. Ещё скажи «Геймер»… А если «Ушедшие в никуда»? Или «Слуги ада»? И поработай, наконец, над своим словарным запасом, побольше слов непонятных, ведь никто из «не для всех» ни за что не признается, что он этих слов не знает. Учись у Владимира нашего Владимировича, я имею в виду, естественно, Маяковского: задолицая, дрыгоножество, испавлиниться, мочить в сортире. Ой, извини, это не его. Есть ещё зелень сугробов, пышная грудь утёса, ноздреватый хлеб от Гюльчатай Мыхиной. За это нынче и премию «Большая книга» можно отхватить! Не бойся мата, анатомических подробностей, натурализма,  короче, всякой хрени.

- Думаешь, поможет? – Настя была девочкой не очень доверчивой.

- Не сомневаюсь, - кивнул головой мальчик. – Или вот ещё совет. Используй необычные эпитеты и аналогии. Тебе надо описать положительного героя, в меру симпатичного, бритого под Котовского, - мальчик поймал недоумённый взгляд Насти и поправился, - под Нагиева. Вместо того, чтобы писать десятки избитых слов, пиши просто – он был похож на колоитцкуинтли.

- На коло… что? – закашлялась Настя, которая слышала похожее слово от бабушки перед походом к гастроэнтерологу.

- На колоитцкуинтли, - скучно повторил мальчик. – Это мексиканская голая собака: умная, спокойная, коммуникабельная. Опять же, надо быть полным мудаком, чтобы не знать эту породу.

- Ты, давай, поаккуратнее, - рассердилась Настя.

- Не сердись, - мальчик погладил Настю по руке.

- У меня вопрос, - Настя задумалась. – А про секс можно?

- Можно, - важно ответил мальчик. – Лучше про нетрадиционный, но крайне толерантно. И есть личная просьба: собак не трогать!

Новым учителем словесности для Насти стал сантехник Жора. К счастью, у неё в квартире потёк унитаз, и Настя, следующая за Жорой по пятам с блокнотом в руках, не успевала обогащать свой словарный запас со скоростью, неведомой ни студентам филологических факультетов, ни их преподавателям. Сложносочиненные словесные композиции отличались образностью и этимологической таинственностью, то есть, было совершенно непонятно, как они рождаются в на совесть проспиртованном мозгу этого работника востребованной рабочей специальности.

Вторым наставником Анастасии стал сосед, врач-проктолог, который, выйдя на пенсию, охотно консультировал сидящих на лавочке кумушек, проводя экскурсию по всем частям их стареющих тел с откровенностью профессионала.

Что же касается супер-современной лексики, неоценимую помощь Насте оказал её собственный старший брат, ветеран компьютерных игр с большим стажем, начиная от «Аллоды II. Повелитель душ» и заканчивая «Spider Man» - аддон, аркада, сейв, слэшер, рэспаун, стрейф, бафф, дэш и так далее, потому как, сплагиатив у волшебника-недоучки идею, писать роман она решила о геймерах и об их тяжёлой жизни- зависимости, взяв в качестве главного персонажа Толика, бросившего на игровой алтарь образование, карьеру, жену и двух маленьких детей.

Процесс пошёл довольно быстро, и вскоре Настя уже кидала в ЖЖ отрывки романа. Она особо не заморачивалась характерами и сюжетом, густо удобряя написанное не совсем цензурной лексикой, предельным физиологизмом и спецификой виртуального мира, неведомого большинству адекватных людей. У неё появились читатели, поклонники и критики, впрочем, довольно доброжелательные.

И тут раздался долгожданный звонок – звонила сама Алёна Мехова, владелица издательства имени себя, которая наловчилась открывать новые имена и лепить лауреатов всевозможных литературных премий так же быстро, с какой расторопная хозяйка печёт блины одновременно на двух сковородках.

Мехова была предельна лаконична:

- Вы нам подходите, договор скинем на мейл, полный эксклюзив, право на экранизацию, первый тираж к Новому году, с нас реклама, раскрутка, продвижение, СМИ, телевидение.

«Вот оно, счастье» - думала Настя, глядя на себя, любимую, на растяжках, постерах, экранах, в интернете и глянцевых журналах.

«Новое слово, прорыв, настоящий писатель, формирующий реальность, неподражаемые эстетические достоинства романа, отвечающие на актуальные вопросы современного российского общества, жанровая гибридность», - заливалась прикормленная Меховой критика не хуже курских соловьёв, насчитывающих в своей песенной палитре до двадцати четырёх колен.

Не хватало, конечно, широкой популярности: в метро по-прежнему не узнавали, несмотря на то, что она всегда ездила со своей книжкой в руках, заднюю обложку которой украшала её фотография. Но это, не сомневалась Настя, дело наживное.

Презентация романа с «Вдовой Клико», канапе с чёрной икрой и десертом из мороженого из красной фасоли с кусочками дуриана, желе на основе агар-агара и клубничного сиропа состоялась тридцатого декабря в Доме архитектора: Настя что-то говорила о главной идее романа, строго следуя выданной в издательстве инструкции, отвечала на вопросы, подписывала книги, вкусно пахнущие типографской краской и славой. Вокруг толпились люди, узнаваемые и не очень, шумели, смеялись, обменивались светскими сплетнями, и стоял приятный ненавязчивый гул сродни жужжанию пчёл, слетевшихся на мёд из клевера. Насте показалось, что в толпе она заметила Фею в платье с жуткими розочками и мальчика с кудрявой головой, отсалютовавшего ей пустым фужером.

Вдруг шум затих, толпа расступилась, как Красное море перед Моисеем, и к Настиному столу прошествовал кинорежиссер, известный своей фамилией, в сопровождении холёной жены, похожей на породистую скаковую лошадь, пришедшую к финишу первой. Шею супруги украшала бриллиантовая сбруя, ценой в годовой бюджет Бурунди. Отполированная лысина мэтра где-то на уровне оттопыренной нижней губы спутницы сияла не меньше драгоценностей.

«Колоитцкуинтли», - подумала Настя, никогда не жаловавшаяся на память.

- Прочитал, зачётно, - промямлил себе под нос режиссёр, взял со стола книгу и протянул Насте для автографа. – Несомненно имеется кинематографический контекст. Можем поработать.

- Сколько? – пролепетала Настя севшим от восторга голосом.

- В рублях? – мурлыкнул режиссёр.

- В сезонах, - проблеяла Настя.

- Это надо обсуждать со мной, Федот, простите, не помню Вашего отчества…- к столу протиснулась сама Алёна Мехова, цепко схватила своей лапкой гиганта современной российской киноиндустрии и поволокла его прочь.

Настя хотела ещё что-то сказать, но в этот момент у неё в сумке запиликал телефон. «Притяженья больше нет», - заливался очередной шедевр продукции недружественной страны, становясь всё громче, перекрывая клёкот толпы гостей, заглушая шум машин за окном, грохот взлетающих самолётов, завывания урагана Агата над Тихим океаном, гул вулкана Фаградальсфьядль, рёв Иерихонской трубы.

Настя лихорадочно рылась в сумке, пытаясь укротить взбесившийся гаджет, звук которого летел по всей вселенной, с трудом нашла, жала на все кнопки, трясла, стучала по экрану, и, отчаявшись справиться с адской машинкой Стива Джобса, на словах «Сто шагов назад тихо на пальцах, лети, моя душа, не оставайся…» со всей силы швырнула сорок пять тысяч рублей на мраморный пол. Телефон умолк, и наступила блаженная тишина.

- Настя, Настя, - позвала её мама. – Вставай, опять проспишь на работу.