В Севилье

Я умерла в долине мандаринок.
По мне трубач отпраздновал «отбой».
Мне было лишь семнадцать. В зной, суглинок
никак не смел принять меня. Покой,
обещанный на мессе добрым отче
остыл в руках с распятьем, лунной ночью.

Меня везли в телеге - тряско, долго.
Соседи плакали. И боль, что как иголка
засела меж лопаток вся ушла.

Я раздышалась. Грешная душа
расправила тонюсенькие крылья.

И было тихо, свято. Вся Севилья
заполонялась пряным ароматом -
бутоны лопались у восковых цветков.

**

Минуло время - робко, не спеша.
Печаль светла, и я давно крылата.

Но - накрывает. И мигрень - как вата.
В висках грохочет - «а итог каков?»
Мне чудится забытый вкус кумквата…

Как огненный накатывает раж.
О, этот вечный пьяный «fleur d’orange»!

**

PS..

Я родилась в долине мандаринок..
Их по весне свезут на ближний рынок.
Всё мимо кладбищ, где лежу в тени.
Грохочут грозы. Лики мироточат.
В графе «рожденье-смерть» - небрежный прочерк.
И шепчет пастор: «Помоги нам, Отче!..»
И вечность - рядом. Руку протяни..

**

PPS..

Я прожила в долине многоточий -
оранжевых, незрелых, кислых очень.
Семнадцать летних бурь и зимних снов.
Мой род угас. И мать моя доныне
всё предаётся скорби и унынью...
В лиловом платье, в шали тёмно-синей
превозмогает пустоту усилий
и ходит к мессе, у себя в долине.
Но не находит утешенья слов.