Влюбленный Митрич - 1 -

                «Чтение книг — грех добродетельных женщин». - Этьен Рей.
               

   К нам в деревню приехала новая соседка. Купила полуразрушенный дом  довоенного времени, в котором лет десять уже никто не жил. Перевезла нехитрый скарб, наняла рабочих, чтобы сгребли наст из сухой травы вокруг крыльца и вырубили расплодившиеся  сорные кусты. С этого и начала хозяйничать.

   - Юлишна, - Митрич прихлебывал чай из «кобальтовой кружки», которую сам выбрал в моем буфете.
 
(Вообще-то эта чаша была для бульона, но размер моих крохотных  японских  чайных,  его не вдохновлял).

   - Юлишна, ты первая иди знакомиться.
 
   - С чего бы?

   - А мне что,  Ефросинью Ниловну вместе с козой к ней посылать?

   - Да никого не нужно посылать. Пообвыкнется, сама знакомиться придет. Не наседайте.

   - Ты думаешь?

   - Конечно. Людям время нужно, чтобы на новом месте в себя прийти.

   И в эту самую минуту в дверь постучали. Вообще-то у нас тут стучать не принято, посему Митрич замер в ожидании «случАя».

   Я встала и направилась к двери в память о бабушке. Гостеприимство, по ее мнению, это, прежде всего, вежливость. Она не признавала никаких  «Войдите!». Людей нужно встречать на пороге и с улыбкой.
 
   В проеме двери стояла красивая, высокая и статная женщина с букетом солнечных купавниц.
 
   - Проходите, пожалуйста. Здравствуйте. Присаживайтесь к столу.

   - Здравствуйте…

Она немного длила слова, растягивая их на гласных, улыбку не прятала  и мягким жестом протянула мне майский  букет. Мечта Бориса Михайловича Кустодиева…
 
    Потом так же неспешно остановила  взгляд на ошалевшем от этакой  заоблачной  красоты Митриче, подарив и  ему улыбку Джоконды и, наконец, плавно  опустилась на стул. Возникало странное ощущение, словно я снимаюсь в эпизоде  исторического фильма о конце девятнадцатого века.
 
   - Чаю?

   - С удовольствием.

Она с интересом разглядывала крошечный чайник и чашечки, но не сказала ни слова. Чтобы помочь гостье, я продолжила «чайную церемонию» и она, присмотревшись к тому, как пьют чай на Востоке, с легкостью вошла в непривычную для русской души культуру. С каждой минутой эта женщина нравилась мне все больше и больше. «Мы подружимся». Мысль пришла ниоткуда и мне понравилась.   Как вы уже, наверное, догадались, этой дивой и оказалась наша новая соседка  Полина Романовна.

    Если бы меня попросили одним словом выразить главную внутреннюю суть этой женщины, я бы назвала ее уютной. Она напоминала теплую, духовитую сдобу, которую только что печь превратила  в румяный и пышный пирог с ванилью и изюмом.  Полина Романовна была нисколько не похожа на моделей  нынешнего времени: ни внешне, ни внутренне.  От нее исходил купеческий  дух забытой России. Да, именно так.  В этой женщине   красота соседствовала с  особым простодушием и добротой. Я встречала много таких  русских женщин в наших глубинках с их  трогательной верой в Христа, непостижимым образом соседствовавшей со сказочным  миром  домовых, бесчисленных примет и всякой другой милой всячины, которую я помнила с детства по няне, по закадычным подругам моих бабушек.  В Полине Романовне  я сразу же уловила этот уютный дух. Он проявлялся  естественно, природно и, опять-таки, уютно.  Пока онемевший, даже слегка испуганный Митрич, не сводил с нее  глаз, как с диковины, неожиданно посетившей  Богом спрятанную от мира  деревню,  мы  неспешно пили чай, беседовали и наслаждались обществом друг друга.
 
    Спустя час, из своего личного кабинета (кладовки)  явился мой кот и грозным «мяфффф», нарушил идиллию  теплой компании. Он требовал котлету, внимания и прекращения банкета.  Кота я слушаюсь. Воспитывать давно не пытаюсь.  Себе дороже!
 
    А вечером, когда дачное пространство на улице было отдано комарам,  привычно  уселась дома  перед  ПК (глупейший ритуал). Текст проявился весьма странный…  Поначалу мне показалось, что он не связан  с новым знакомством,  с влюбленным  Митричем,  с котом-волюнтаристом. Но на самом деле…

 

 
   Который день пытаюсь вспомнить название  старого фильма, снятого в середине прошлого века. Не получается. Ни фамилии актеров, ни режиссера память не сохранила. Сюжет, и тот не расскажу. Хотя я смотрела его в повторе   уже в осознанном возрасте.   А вот фраза, произнесенная одним из героев фильма, осталась в памяти до сего дня.  В небольшом  эпизоде, руководитель читает анкету специалиста, присланного к нему на должность и говорит (не дословно):

   - Много у нас вопросов  задают: где родился, кем был, как работал, есть ли награды… А я вот все бы их вымарал и оставил главное: порядочный человек или не порядочный.
 
   Сегодня я думаю, что эта фраза довольно долго вела меня по жизни. От одних людей потихоньку забирала, других решительно отстраняла, а с третьими берегла дружбу годами.  Внутри никак не складывалось, почему в обществе одного человека дышалось легко и свободно,  а рядом с другим будто искусственно перекрывали кислород. Каким-то шестым чувством я понимала, что дело не в моем характере, не в предвзятости, не в моих капризах.

   Однажды у профессора Осипова Алексея Ильича спросили:

   - Почему на отпевании  душ появляются прямо противоположные ощущения?
 
И он ответил, что за человеком, прожившим чистую и светлую жизнь, приходят Ангелы, чтобы проводить его в Царство Небесное. Ангельское присутствие, мы, души живые, чувствуем, как благодать. А когда за душой являются демоны, то пространство наполняется тенями, тревогой, страхом, тяжестью, болью. Он говорил, что по чувствам, которые мы испытываем, можно понять, в чьих  руках находимся. И мне это понятно. Хорошо известны случаи, когда на прием приходит человек и я быстро и точно узнаю, в каком пространстве  пребывает его душа, какими сущностями он окружен, кому подчиняется. Психологи, которые  давно работают в своей профессии,  понимают, что некоторым пациентам нужна духовная помощь Церкви, а не медикаментозное вторжение в организм.  Свет благодати  - самый главный, единственный оберег против мусора, заполонившего сегодня доброе пространство планеты.
 
   Отец архимандрит говорил:
   - Крестишь младенца – льется свет Божий. А иного крестишь и вся твоя забота, чтобы он из рук не выскользнул, так извивается, сопротивляется  и кричит.
 
   - Младенец-то в чем виноват, отче?

   - Не знаю, - смиренно отвечал батюшка.
 
Потом вздыхал:

   - Родители, родители…

А что родители? Дальше – ни слова.

   Однажды  я где-то услышала (или прочла?)  такое:

   - Батюшка, освятите нам квартиру, только полным чином, как следует, чтобы в нем ничего нечистого не осталось.

   - А вы-то где жить собираетесь?

   И вот на дворе теплый майский вечер, горит настольная лампа, кот уже ушел на ежедневный  обход вокруг деревни, окна открыты, за сетками  зудят недовольные комары… О чем я думаю? Может быть о том,  что ни высокий чин, ни интеллект, ни особый талант и даже ни могущество мастерства   для меня  уже не имеют значения при восприятии человека? Я, как тот руководитель из старого черно-белого  фильма,  нашла для себя  единственную графу, которую оставила бы в анкете: добрый человек или нет. Потому что опытным путем узнала, что если внутренней доброты нет, то рано или поздно  веселая ирония может  превратиться в сарказм, живопись в ядовитые карикатуры, писательство в критиканство, одним словом, карета – в тыкву…
 
   А доброта, которая не от мира сего, как и любовь,  всех зовет вверх, обнимая. Она не льет каждодневный елей в чьи-то уши, не играет в  задушевность. В фотошопе душу не отретушируешь: программа, к нашему общему  счастью над душой не властна.

   Вызревает ли доброта со временем? Опыт показывает, что да. И у всех это происходит по-разному. У кого-то через страдание и болезни, у кого-то спустя долгие годы работы над собой под присмотром Царствия Небесного.

   Конечно, мои размышления  подойдут не всем работникам  помогающих  профессий.  Так я и не настаиваю…

   Когда ложилась спать, улыбнулась Митричу и Полине Романовне. Завтрашний день обещал быть наполненным событиями.

   Так  и случилось…

 Продолжение следует…