В Стойле Пегаса дураков нет

Известно, что главенствующий образ в поэзии имажинистов, можно сказать ее эмблема — конь. И не просто конь, а кобыла, мерин, жеребенок, лошадь, битюг, пегас — целый имажинистический племенной конезавод. Конь этот влился в систему поэтических образов, через былины, народные сказки, предания, эпос о животных, прихватив по пути отдельные черты пегаса русских поэтов XVIII века: Тредьяковского и Ломоносова.
Не случайно место сбора и выступлений имажинистов на Тверской, 37 получило органичное название «Стойло Пегаса».
Осенью 1921 года, когда Иван Старцев (входил в группу имажинистов Мариенгофа в Пензе) окончательно переселился в Москву, у Мариенгофа зародилась мысль пригласить его заведующим «Стойлом Пегаса». Есенин эту мысль всячески поддерживал: самим поэтам было трудно каждый вечер присутствовать в «Стойле» — продавать билеты и контролировать посетителей.
Несколько слов о «Стойле Пегаса», наложившем немалый отпечаток как на личности, так и на само творчество имажинистов. До объявления НЭПа — «Стойло» — единственное в Москве место для сборищ богемы, вольной кафейной публики и проституток до двух-трех часов ночи: нагроможденные из-за тесноты помещения чуть ли не друг на друга столики, «румынский» оркестр, небольшая эстрада. На стенах лихие скачки — росписи художника Георгия — и стихотворные лозунги имажинистов, например, есенинский: «Плюйся, ветер, охапками листьев».
Кого только ни перебывало в «Стойле Пегаса»! На афишах, порою рукописных, того периода находим имена: Брюсова, Мейерхольда, Якулова, Есенина, Шершеневича, Мариенгофа и множество других.
Диспуты об искусстве, о кино, о театре, о живописи, о танце Дункан, чередовались с вечерами поэзии, под несмолкаемый говор за столиками. Публику, особенно провинциалов, эпатировала как сама обстановка кафе, так и имена выступавших в нем поэтов, художников и театральных деятелей. Есенин играл главную роль, как почти единоличный владелец кафе и наиболее кассовый из выступавших там поэтов.
Передавая руководство «Стойлом Пегаса» Старцеву, Есенин вводил его в мельчайшие подробности дела, требовал оберегать репутацию кафе, проявлять осторожность с пропуском в кафе подозрительной публики и особенно проституток, о чем неоднократно предупреждал административный отдел Моссовета, грозя в случае нарушений закрыть заведение.   
По заведенному порядку, при входе в кафе сидел «кассир», а рядом с ним в качестве контролера находились Есенин, Мариенгоф или Старцев.
Обязанность по составлению программы литературных выступлений в кафе лежала на администраторе, но каждый раз, когда Есенина вставляли в программу выступлений, он принимал в разговорах официальный тон и начинал торговаться о плате за выступление, требуя обычно втридорога больше остальных участников. Когда ему пытались объяснить, что по существу он не может брать деньги за выступление, являясь хозяином кафе, он неизменно повторял одну и ту же фразу:
— Мы себе цену знаем! Дураков нет!
Иногда он начинал упрямиться и обижаться, ссылаясь на то, что на нем отыгрываются другие, что он не хочет читать стихи перед б… и прочей сволочью.
В кафе он появлялся в ту зиму в цилиндре, который съезжал у него как-то набок, выпираемый непослушливо вьющимися волосами.
Обычный шум в кафе, пьяные выкрики и замечания со столиков — при выступлении Есенина тотчас же прекращались. Слушали его с напряженным вниманием, а чтение неизменно оканчивалось бурей восторга. На его вечерах публика, забив буквально все щели кафе, слушала поэта, затаясь при входе в открытых дверях на улице.
Излюбленными вещами, которые Есенин читал чаще других, были — «Исповедь хулигана», «Сорокоуст», «Песня о хлебе», глава о Хлопуше из «Пугачева», «Волчья гибель», «Не жалею, не зову, не плачу».
Поразительно, — как ни был пьян Есенин в вечера своих выступлений, даже с трудом стоя на ногах, он читал всегда без единой заминки, с тем же мастерством, как и трезвый, несколько только больше растягивая слова.
Информация о закрытии кафе в 1924, а не в 1922 году, как часто пишут в интернете, подтверждается документальными источниками (докладной о прекращении работы «Стойла», датированной 14 ноября 1924 года).