Отрывки воспоминаний. новые редакции

Я - гражданин и патриот России. Но на территории бывшей УССР могила моих родителей. Hasta la vista.




все совпадения имен и названий случайны





С иллюстрациями  здесь (раздел Файлы):   https://vk.com/club87908871



Из сборника «Отрывки воспоминаний» (в картинках)


Или хроники старого доброго Светловодска и не только

 

               
 

Начало

Началось мое увлечение индейскими делами, точно так же как и у многих других детей из разных стран с разными языками и цветами  кожи, с легендарного Гойко Митича. Благодаря ему я взялся за железо, поставив целью стать таким же мощным как и он.

Собственно, первым моим тренером был отец, и я еще не умел ходить, когда он меня ползущего подгонял к стулу и заставлял руками подтягиваться по ножке. Далее, держал меня за ноги и руками я ходил по комнате, позже было упражнение со стулом, который надо было научиться поднимать сначала за заднюю ножку, а потом и за переднюю. Отжимания от пола делал регулярно. А если ко мне приходил кто-нибудь из друзей, то гулять мы не уходили до тех пор, пока после команды отца «борьба!» не проводили в комнате на ковре пару-тройку схваток. Полы были деревянные, как и лестницы в подъезде.

Дед мой по отцу был силачем, в те времена мода на силачей еще держалась. Такие фамилии как Поддубный, Засс, Гаккеншмидт, Заикин и другие были еще на слуху. Брат мой Коля какой-то, не родной, ногтем большого пальца открывал бутылки с лимонадом, чего я никогда проделать так и не смог, хотя пальцы укреплял различными методиками и способами. Еще бил себя ладонью по груди и говорил «Запомни! Это место должно быть твердым!». Что он имел ввиду, не знаю. Но развитые грудные мышцы – они всегда твердые. Пока молодой конечно… 
Ну, видимо феноменальное силачество и моему отцу не передалось по наследству, потому что по жизни был он шахматистом, чемпионом, вся квартира была заставлена и завалена кубками и грамотами, медалями и разными ненужными подарками, из которых лично мне пригодился впоследствии лишь только фотоаппарат «Смена-6», с которого и началось мое увлечение фотографией.  Нет, батя занимался еще и классической борьбой (куда определил и меня чуть ли не сразу, как только я встал на ноги), йогой, постоянно бегал по утрам, был в активном движении до самого конца своей жизни

 

В Приморском (Комсомольском) парке. Отец на тренировке. 1980-е

          
                И. Поддубный

Еще он был спецом по народной медицине, определял болезни с помощью различных подвешенных на нитке предметов, в связи с чем у него на нелегальном подсобном хозяйстве за городом часто бывали посетители, которые приезжали буквально со всей территории бывшей УССРии. Отец собирал лекарственные травы, также был в курсе всех пчелиных дел, дома всегда была и перга и молочко и черт знает что там еще, всего и не упомнить. А еще мы с ним как-то раз в Средней Азии полезли на скалы собирать экзотическое мумие… В общем, как видно из всего, жилось нам не скучно.


 


Батя лечится пчелами. я тоже их ловил

Второй дед по матери был  военным, попал   под репрессии и сослан был в лагеря, где и скончался. Однако помню, что когда я был примерно в 4-5 классе, мать получила документ с реабилитацией, и сильно тогда плакала от счастья, а батя тоже слегка загрустил, но только совершенно по другой причине – ибо, одной из его милых домашних шуток (хотя настоящим шутником я бы его назвал с очень большой натяжкой), была «ты есть дочь врага народа», на которую мать даже не огрызалась, но теперь – то стало ясно, что никаким врагом мой дед не был, и пришлось папуле смириться с мыслью, что шутка эта более не уместна. Мать моя родилась в Харькове, про отца своего ничего не рассказывала, а я так и не успел спросить.
Отец же мой родом был из Сум.




 





Занимаясь самостоятельно с гирями и гантелями, я таки добился в те времена (в смысле без употребления всяких там специальных «пищевых добавок»), неплохих результатов, а еще  турник и брусья были моим хорошими друзьями. С кольцами работал редко, ибо висели они только в школьном спортзале. Также там провисал и мой любимый канат, на который я взбирался как тот волк их мультфильма, на одних руках. Учитель по физкультуре, который также являлся другом отца и одним из моих  личных тренеров, говорил что таких сильных рук как у меня он в своей жизни не видел. Что ж, утверждать конечно не буду, но не верить одному из моих самых лучших тренеров, знаменитому Василию Васильевичу Кузнецову (Вась-Вась в быту), я просто не могу себе позволить.

Официально я посещал несколько лет секцию классической борьбы, пока не сломал в школе ногу, неудачно приземлившись со второго этажа, и после этого меня от борьбы отстранили.  Повреждено в итоге осталось только одно левое ухо, можно сказать отделался легким испугом, так как изуродованные уши – это визитная карточка любого борца.
После занятий повторял все приемы со своим другом Вовой Заикой, в секцию он ходить не мог, и я сам стал его личным тренером. Это был мой самый лучший первый друг. Потом он переехал в Свердловск.

Также, по официальной линии, посещал очень упорно секцию легкой атлетики, подземный манеж которой находился в нашем Приморском парке (другое название Комсомольский). Там тренером был друг отца (так же как и в секции борьбы), жил который в соседнем доме. Бегом я заболел на всю жизнь, выяснив дотошно всю его анатомию.  Очень помогло это и на службе в Армии, и вообще в жизни.

Но все-таки самыми любимыми были посещения тира, куда я был официально записан, стреляли там из мелкокалиберных винтовок и пистолетов. Выигрывал на соревнованиях постоянно, и квартира начала пополняться уже и моими грамотами, кубками и значками. С тех времен начал собирать  литературу и по спорту  тоже. На фото лишь малая часть книг по разным спортивным направлениям, к которым был и есть причастен лично.
Не индейцами едиными, так сказать…

 
Официально еще посещал я кружок фотографии, а также…  авиамоделирования. Вот с этим-то, я так и не смог смириться. Да, прекрасно летали все эти самолеты, спору нет. Но черт забирай, прежде чем оно подлетит, надо долго и упорно его делать и клеить. Очень долго и сильно. А в итоге – здесь идет могучая народная ненормативная лексика -  когда красивый полет по большому небесному кругу завершается, мой любимый крылатик, на изготовление которого было потрачено бешеное количество труда и времени, при приземлении вдруг берет, и разбивается вдребезги. Ну, это дело я стерпел разок, потом второй, а когда наконец до меня дошло что мягкая посадка в этой игре не предусмотрена по определению, меня с этого дурацкого кружка просто как ветром сдуло.


 



Теперь из неофициального. Это конечно в первую очередь рисование. Мой учитель в школе всегда мне ставил отлично, потому что программа мне давалась легко, талант к этому был с детства.


Рисунки мои печатали в детских журналах, которые
присылали в подарок какие-то открытки, которых в итоге скопилось столько,
что я начал их просто выбрасывать, так же как и отец время от
времени рвал и выбрасывал
свои грамоты.


Дядя Саша со мной занимался и в частном порядке, надеясь что захочу когда-нибудь учиться в художественном училище и его уроки мне пригодятся. Был он тоже другом отца, и они частенько зависали с ним у нас дома над шахматной доской.  Один из его уроков я запомнил на всю жизнь – вот они, все эти учителя, наставники  и тренеры по жизни – тем они и бесценны...

В общем, пыхтел я тогда (в натуральном смысле слова, ибо выжигал) над репродукцией картины «Конная охота на бизонов» из книги «Индейцы без томагавков», которую мог бы легко срисовать вручную, но в тот раз сфотографировал и просто обвел изображение карандашом на большой фанере под фотоувеличителем, сделав разворот со стола на пол. После выжигания для тонировки обычно  шли в дело цветные карандаши (это я взял от дяди Жени) , и в финале закреплялось все  бесцветным  нитролаком. 

         

 

Дал я ему тогда заценить свою работу, хоть она еще и не была закончена.

- Ну, отлично! – похвалил дядя Саша – а  оригинал есть? дай сравнить.

Я вытащил книгу из своей личной книжной антресоли и показал ему рисунок. Тут надо сказать, что выражение его лица из благожелательно сделалось сразу каким-то кислым.

- Известная ошибка – сказал он после недолгого размышления – вот смотри, у тебя просто лошадь, а в оригинале  лошадь имеет еще и определенное выражение лица. Видишь?
- Теперь вижу – ответил я присмотревшись – есть намек на испуг и все такое. Вроде смотрел внимательно, когда срисовывал, не понимаю.
- Запомни – выдал тогда Александр Степанович саму истину – «смотреть» и «видеть» - это две совершенно разные вещи.

Что ж, запомнил я это дело. На всю жизнь. Вот так вот от каждого наставника и приживалось все самое для этой жизни (и выживания) полезное и необходимое.

Далее, из неофициальных занятий это конечно запретные боевые по подвалам и нелегальным квартирам, поездки по разным городам на сборы и прочее, а после фильма «Пираты 20 века» с несравненным Тадеушем Касьяновым, ребята начали заниматься с нунчаку, к чему подключился и я, культивируя  это дело позже и в армии, где у меня была своя группа, и далее везде, где я жил и работал; и в Энергодаре, где я работал на строительстве ЗаАЭС, у меня тоже была своя группа, которая после моего отъезда навсегда из бывшей УССРии на Север, превратилась в полноценную команду, секцию.



 
ЗаАЭС. Энергодар

В Армии у меня тоже был личный тренер, Эдик (Эдем вообще-то его звали) Ниязов, который был старше нас всех, с 58-го года рождения. Тоже не брали его долго как и меня, но у него работа была поответственней. Сказал, что в итоге в армию «пошел сам» (та же история), а так бы и совсем не призвали. Был он спортсменом, на турнике крутился круче всех, был мастером дзюдо, с нунчаку работал легко двумя парами, кто знает тот понимает. Я же в основном только с одной, по многим соображениям. Так что, занимались мы с ним тоже, когда было время, ибо работал он на другой площадке, но жили конечно все вместе, в казарме так называемого «сокращенного расчета», но об этом речь как - нибудь потом. Армейская служба не сказать, чтобы «сделала меня человеком», как говорится, но конечно

 

   
                Эдик стоит с ремнем, я второй слева

закалила характер и многому научился. А надо сказать, что служба в те времена и порядки армейские были крайне жесткими, если даже не сказать жестокими. Иногда, для некоторых неудачников, даже  смертельно жестокими. Так что по крайней мере первый год службы приходилось просто выживать. Но да, про это тоже как-нибудь потом.


Разумеется, что если палками человек заболел, то здесь уже и все остальное подтягивается – мечи, шесты, тонфы, саи, куботаны и так далее. Самодельные деревянные боккены (или бокены; на собачьем: bokken) были у меня всегда, но в последние годы вполне реальны к приобретению и фабричные, благо ценовых категорий вполне себе предостатьчно, а занятия с ними, будь моя воля, заставил бы внести в обязательную школьную программу. Ну, опять же – кто знает, тот понимает…

За боккенами пошли и стальные катаны, китайские мечи цзяо и дадао, ножи, танто/вакидзаси… кто знает, тот …
Совмещение ндейского духа воина с путем самурая – вот это как раз то самое и есть, чем я всю жизнь занимаюсь.  Да, с финансами всегда было туго, так что для приобретения необходимых вещей часто приходилось влазить в долги и даже брать кредиты.



 

Боккены, саи и тонфа. Все фабричное, кроме тонфы. Нижний меч – комель белого японского дуба.



 

Не сувениры. Все рукояти собирал/оплетал сам. Скат везде натуральный. Только на нижнем танто фурнитура на рукоти из крашеного алюминия.



Совсем отдельная тема - это стреляющее оружие (пневматика в основном), ножи, сюрикены, томагавки, луки и стрелы. То есть все, что можно метать, и из чего можно стрелять, вплоть до пресловутых и совершенно незаслуженно обойденных вниманием рогаток.

 
из этого набора давно все продано


Также к неофициальным занятиям можно причислить и коньки, на которых меня научил кататься отец, а сами коньки брали мы напрокат в спорткомплексе, в котором у отца был свой шахматный клуб, и все его там знали, и коньки давали бесплатно. Вот так и брали постоянно, меняя только по мере роста меня размера ноги. 

 
Спорткомплекс

Слесарка всякая в доме была всегда, поэтому точил я их напильниками сам, зажав в тиси.
Точил и друзьям тоже.  Также играли в хоккей с парнями - во дворе на зимнем катке, или на льду нашего моря (водохранилища).  Клюшки батя мне делал сам, ибо на магазинных семья могла просто разориться. Кстати, друга Вову Заику кататься на коньках тоже обучал я, выходили мы на тренировки на Днепр. Меня же отец учил на озерах, далеко за городом; видимо он предпочитал сначала подольше походить пешком. Собственно, чем я и сам сейчас занимаюсь. Всякие там колеса – это не для меня (хотя, от хорошего самоката в хозяйстве не отказался бы).  Коньки были разные –   снегурки, канады, дутыши и пр. Одни выше (канады, их-то я и предпочитал), другие пониже. Ездил и на ножах беговых, но однажды споткнулся и упал, при этом стальной конец конька больно воткнулся мне в спину, так что охота кататься на ножахотпала навечно.
 
               

 
Далее по неофициальным занятиям проходят уже более приближенные к собственно индейской теме дела. Про луки говорить особо нечего, стреляли с друзьями  с детства, и до сих пор стреляю.  Луки были стальные под конец моего пребывания на территории бывшей УССРии, их я опишу потом.

Помнится, тренировались как-то мы с другом Жекой (сыном дяди Жени) в Приморском парке (Комсомольском), а задача была следующая: стрела, пущенная вверх, должна была падая поразить мишень внизу, на земле. Прочитал я об этом способе выбивания врагов из закрытых  укреплений в какой-то тонкой и мелкой книжке про южноамериканских индейцев, названия ее я не помню, но помню что была она именно на укро-мове.

Так-то вроде все было и хорошо, но только до той поры пока не поднялся дикий ветер, порывы которого стали сносить стрелы в основном своем черт знает куда, но одна стрела вдруг воткнулась в аккурат за спиной у решившей не вовремя подышать свежим воздухом бабульки, чего та слава богу не заметила, а вторая просвистела возле моего уха, слегка оцарапав его оперением, и мило так привоткнулась прямо в мою любимую правую ступню, которая была тогда обута в не менее любимый новый вельветовый мокасин (были они очень популярны в те времена, правда очень быстро стаптывались), пригвоздив меня намертво к Матери-Земле.



    

Легендарные вельветовые мокасины СССР




Вот такие были тренировки. Шрам конечно остался, но почти незаметный. В другой раз, тренировались мы уже с Игорьком, моим соседом снизу (1-й этаж), метали ножи в старую иву, а камни и стрелы - друг в друга, конечно же стрелы на первых порах пускали «навесиком», не в полную натяжку тетивы. Задача была понятная – увернуться. От стрел я в тот раз увернулся, а вот камень один пропустил прямо в голову. Это когда проделываешь много раз одно и тоже упражнение, то начинаешь уже работать на автомате и отвлекаешься, «зымыливаешься», что очень опасно. Череп был пробит, больница и все такое. Запомнил навсегда ту мерзкую даже не боль, а – жесточайшая нецензурная лексика, как и было обещано – хрен его знает что, когда врачи отдирали усохшие повязки от той дыры в голове. Как будто вырывали сами мозги вместе с бинтами.  Ну или  х… то его знает, что  у меня там тогда вместо них находилось. Как сказал один шутник (вообще то, это был Петросян), некоторым достаточно нитки в голове – чисто для поддержки ушей, чтобы не отвалились.

Шутки конечно шутками, но насмотревшись фильмов со всякими там
Фанфан - Тюльпанами, дурачками-мушкетерами и неугомонными до сих пор псами
(в натуре) – рыцарями,  пошла в одно время мода –
в нашем дворе по крайней мере – на фехтование всем, что только похоже было на шпагу. У меня тоже одна была, в виде куска проволоки с гардой из консервной банки, а на роль щита вполне сгодилась большая кастрюльная крышка. 
Итог наших дворовых фехтований – два несчастных случая со смертельным исходом,
и при одном из них я был свидетелем: убили моего друга.
Минус глаз = минус жизнь. Ни больше, но и не меньше. Ровно.


Тоже всегда об этом помню и стараюсь не упускать из виду мелких, если только это представляется возможным.  Детские игры – это вам не это. Глаз да глаз за клопами. Они все поголовно очень хитрые и коварные. И это еще очень и очень далеко не факт, что девочки ведут себя лучше мальчиков (сейчас начинаю машинально щупать ребра, которые – и не только - усиленно пыталась отбить младшая внучка,
подкрадываясь ко мне лежачему на любимом четырехногом друге (диван), мирно читающему книжку, и прыгая с диким боевым  воплем на грудь коленями. Ну да просто золото не ребенок, что тут еще скажешь? и кто же, интересно знать, ее этому безобразию обучил,скажите мне на милость? точно не я..)

 

 

Здесь лук сувенирный, делал сто лет назад, из березы, но стрелы боевые.
 

Китайский боевой, мой любимый.

Луков в течение жизни накопилось много, стрел еще больше, плюс атрибуты там всякие, напальчники, кольца, тетивы, наконечники, запасные оперения… и т.д. 

 


Из сборника «Отрывки воспоминаний»
(другие времена - другая редакция)


Изначально этот очерк  готовился для книги А. Ветра (Нефедова) «Голоса»



Жизнь и увлечения.

Началось моё индейское детство не с книг, по большому счёту, а со старших парней из нашего двора, которые таскали нас, мелких, за город и учили стрелять из самодельных луков; также мы принимали участие в разных военных и не только играх, выполняя по ходу ту или иную роль. Среди больших ребят были уже известные воины – Макемота (Саня Мусиенко, отец его был моряком, ходил в красивой форме) и Дакоты (Славик-старший и второй Витя-младший), которым мы старались во всём подражать. Это было в середине 60-х годов 20 века, когда мне уже перевалило за пять.


Но я хорошо помню видимо самый первый урок в своей жизни,
когда меня еще совсем мелкого, важно гуляющего с соской во рту возле родного подъезда нашей 2-хэтажной хрущевки, один из парней вдруг пристыдил,
типа что ж ты, такой здоровый мужик, а до сих пор сосешь соску!
Что тут сказать… С того дня я соску больше не сосал, чему мать
моя конечно была просто поражена. Много лет спустя я ей рассказал
про тот случай; мы хорошо тогда посмеялись.


Надо сказать, что парни эти были вполне себе здоровые, то есть в физическом плане очень даже неслабо развиты. Макемота вообще был гигантом, силачем. Были у них дома книги про индейцев и не только, которые иногда выносили для просмотра, и сидя у подъезда ихней соседней сталинской 4-хэтажки, на лавке под длинной аркой из виноградной лозы с ласково шелестящими листьями, мы аккуратно листали страницы и затаив дыхание разглядывали рисунки. Некоторые книги были старинных изданий и возможно отцы наших первых наставников тоже в детстве болели индейцами. Насколько я помню, по рукам эти книги не ходили.

Так что можно сказать, что с луком я дружу с детства, и на сегодняшний день имею их несколько заводских, внешне они разные, но все традиционного типа, ибо всякие хитрые блоки новомодные  и прочие навороты - это не для меня. Кроме того, многие парни работали на заводах и делали там втихаря ножи, которые также, вместе с нами детьми, метали в цель. Томагавков было поменьше в те времена, а единственная заводская конструкция, которая впоследствии изготавливалась и мной лично, это была стальная трубка с разрезом, в который вставлялось лезвие и прихватывалось с боков сваркой, либо крепилось заклёпками. Мы их называли «железными» томагавками, потому были уже и с деревянными ручками.

 
На фото я возле Лесничества. Железный томагавк друга Жеки.
 

Фото с вышки (1974). Внизу коричневая черепица (сегодня железо) крыши моего дома. 1 – подъезд друга Вовы. 2 – Славик 3 – Макемота
(С вышки снимал на малоформатный аппарат «Вега-Киев», который живой до сих пор).
 
Вега-Киев

               
Вышка возле дома. На бетонном основании когда-то я рубил дрова для титана.

 
Мои окна и основание вышки
 
Типичный дровяной титан с печкой


Топоры эти были неплохие, хорошо работали и не ломались, но лично я сплющивал чуток рукоятку в месте хвата, чтобы не крутилась. Было у нас за городом, в районе Днепра и пляжа, место по названию «пески», представлявшее собой большие горы песка, оставшиеся после работ земснаряда, когда рыли котлован для лодочной станции. В их высокие песчаные стены можно было спокойно стрелять из самодельных деревянных луков и метать ножи, а также можно было разогнаться на плоской вершине и прыгнуть оттуда вниз, в качестве дополнительных нагрузок и преодоления чувства страха, ибо было там довольно высоко, а сверху был перед глазами меня бегущего лишь край обрыва и прыгать, по сути, приходилось в неизвестность. С этих песчаных гор я прыгал долго, до самой армии.
 
Тренировки на песках.

А по вечерам, во дворе на «столике», парни учили меня играть на гитаре, хоть родители и были против. Играть научился, но давно уже не практикую, гитары больно дорогие стали, да и времени на это нет.

 
1979 (УССР)  и 1984 (ХМАО)

Первая прочитанная мной книга «по теме», была собственно говоря даже не про самих индейцев, а про первобытных людей, «Борьба за огонь» Рони-старшего; запах у той книги был специфический, очень приятный, никогда его не забуду. Видимо с той поры у меня утвердилась привычка нюхать новые книги. Читать я кстати умел уже в садике, так что практика в этом плане накоплена огромная. За той книгой последовали другие. Я ходил сначала во взрослую библиотеку вместе с матерью (в любимый городской ДК им. Ленина), а позже записался во все  детские.

 

 

 


 

 

Под ДК на фонтане, возле нижнего малого  кинозала (за спиной фотографа). Перед сеансом.
Серега Мананников/Манан, я, Саня Фадеев/Писатель, Игорь Белоус/Белый (сосед снизу)

 

 
Редкое цветное фото нижнего фасада с каменной облицовкой. Сегодня нижняя часть обрушается.
Легендарный малый кинозал внизу.

 

 


 


 

 
 

 

 
ДК на заднем плане

 
Выпускной  какой-то школы (в городе их было 10). Возле ДК Ленина. 1970-е

 

 


В этом знаменитом ДК кроме библиотеки было два кинозала (второй - малый - находился внизу), городской музей с праздничным военным мундиром моего знакомого генерала, археологическими находками и пр., также было несколько кружков и секций (фото, танцы, гимнастика и другие.  В настоящее время здание конца 1950-х  годов постройки начало проседать и начались обрушения

 


               


    
                фойе
 
Старая (1960) фреска в фойе

 
фойе

 
большой кинозал с еще одной старой фреской на стене

 



А ещё позже я был записан практически во все библиотеки нашего города, двух соседних городов и в пару библиотек Киева, где бывал постоянно у родственников и даже жил там.

Мой киевский дядя, брат матери, жил и работал тогда за границей, в Сирии и Египте. Помню, что был он энергетиком и строил ещё Асуанскую ГЭС, а жил в Алеппо, куда мы и отправляли письма. Он со своей женой Вандой, которая была полькой (полячкой? полёвкой?..), объездил весь мир в путешествиях, и бывало баловал меня всякими мелочами, в качестве подарков. Книги я ему не заказывал, но игрушечный ковбойский револьвер он мне однажды привёз. Как сейчас помню, какая это была для меня, ну просто неземная радость. На нём виднелась надпись «Colt mustang», был он металлический (видимо силумин) и в никеле, полноразмерный и увесистый, а стрелял ленточными пистонами.
 
Киевский дядя с женой

 

 

 
Игрушки из той же серии.

Кольт этот был очень знаменит не только в нашем дворе, но и далеко за его пределами. Мы с ним таскались в походы, устраивали фотосессии и всё такое. Потом сломался УСМ и уже не стреляющий, висел он на стене некоторое время, пока у меня его не выпросил мой друг Жека, который был «болен» оружием намного больше, чем индейцами, хотя любил и стрелять и метать, так же как и я, поэтому мы с ним часто, уже будучи в годах, выходили в поля на тренировки и курсы по выживанию. Револьвер я тогда обменял у него на книгу «Харка – сын вождя».

   

А Жека его разобрал, чуток «состарил», две половины закрепил на красивой резной доске и повесил на стену, добавив там ещё всякого, для композиции. Мне конечно было грустно видеть своего стрелявшего пистонами дружка в таком плачевном виде, но он уже своё «отработал», в моём понимании, а книга эта редчайшая была намного нужней. Отец Жени, Евгений Александрович, тоже любил индейцев и хорошо рисовал. Однажды нарисовал он большой цветной портрет Гойко Митича, который провисел на стене большого зала ещё много лет после его смерти. Также, висели и цветные рисунки, которые дядя Женя делал с фронтовых фотографий, а был он во время Великой Отечественной Войны разведчиком, отработал по этой специальности всю войну. А специализировался он на снятии часовых и захвате вражеских «языков». Мы были с ним напарниками по походам за грибами и не только, он много чему научил меня, и я никогда его не забуду…

 


Отрывки воспоминаний

…Как-то в детстве, во время очередного нашего пребывания в Киеве, выклянчил я с большим трудом у матери книгу, ставшую знаковой в моей коллекции. Это была книга Лизелотты Вельскопф-Генрих «Сыны Большой Медведицы» (перевод самого первого варианта текста), на украинском языке. Родился я в 1961-м, а книгу купили в 1972-м; помнится, стояла она такая вся красивая на полке книжного киоска, в районе «Главпочтамта». Матушка усиленно упиралась, видимо потому что укро-мову мы знали плохо, а может и из-за достаточно высокой цены (1 руб. 44 коп).

 

Главпочтамт. Киев 1960-е годы.

 

Именно эта книга и сгорела в том самом типичном титане,
фото которого представлено выше.
А история была такая.
Торчали мы с другом Вовой Жарко (Жарыся) в школьной библиотеке, листая журналы, когда вдруг попалась ему страница с дырой вместо фотографии Сат-Ока.
- Твоя работа! – похвалил Вова, что само по себе было приятно, но ужас заключался в том, что расслышал его наш лютый враг по кличке Колобок, стоявший в аккурат с другой стороны стеллажа. Разумеется, что известие о моей любви к вырезанию Сат-Оков из журналов мгновенно дошла до начальства, поставили меня на всякие там смешные пионерские «линейки», врисовали мгновенно во все позорные стенгазеты и все такое прочее… Но. я конечно же стойко все это дело стерпел и перенес, прекрасно понимая что вскоре отметится кто-нибудь другой и про меня сразу забудут, по принципу «новенький-готовенький», и лениво перебирал в голове способы мести мелкому засранцу Колобку, пока все вокруг махали крыльями и пытались меня всяческт оскорбить, опозорить и унизить (в том-то именно и заключалась мерзкая суть всех этих СССРовских  пионерских и комсомольских линеек, собраний, стенгазет и прочего. Но это все-таки было воспитание, хоть какое, а сейчас ведь вообще никакого нету). 
Но хуже всего было то, что вызывали и мать мою на разборки, вот после этого-то она и вспомнила вдруг про эту мою наилюбимуйшую в те времена книжку.
- Ага! – прошипела она злорадно – Индейцы опять полезли! Ну я тебе дам индейцев, вот придем домой. Отобью охоту!
И таки да, домой мы дошли и моя книга сразу, прям с порога,  была довольно-таки профессионально взлохмачена, засунута в печку и поджарена. Мать терпеливо сидела рядом с титаном, шевеля горящие мои любимые страницы старинным штыком от «мосинки» (который в будущем будет перекован моим другом в японский танто).
 
На другой день я повытягивал оставшиеся непрогоревшие кусочки и
надежно их втихаря припрятал, и очень долго потом хранил как какую-нибудь священную реликвию. Конечно же, это чрезвычайное происшествие меня не избавило от  моих увлечений. Но да, слегка подзакалило и добавило
опыта – прежде чем рот раскрыть, хорошо подумать и посмотреть внимательно по сторонам. Ибо ухи – они везде. Вражеские ухи. Колобку по зрелом размышлении я решил не мстить, этому мелкому стукачу-гаденышу и без меня регулярно доставалось.
Но друг Вова по шее получил. За базар ответил, как говорится.

 
В обнимку со школьным другом Вовой Жарко
Как раз в то время шел в советском прокате фильм «Сыновья Большой Медведицы», сделанный именно по этой книге. Гойко Митич, снимавшийся в главной роли, подтолкнул меня кстати к спортзалам, я начал работать над собой и всегда имел крепкий вид, хотя в ВДВ так и не попал, не хватило 1 см роста, как ни тянулся. А Игорька, соседа снизу, с которым мы нашли когда-то дохлого индюка, взяли как раз в ВДВ, хоть он туда и не рвался, и был он в аккурат ровно на 1 см. выше меня. И прослужил он два года в… столовой!


          
                Гойко                я в лесах. 1978

Чуть позже мои родственники подарили мне книгу «Индейцы без томагавков» М. Стингла, которую до того я видел в телевизоре, в руках Сенкевича, и фотографировал с экрана. Можно сказать, что в 1970-х я заимел уже много разных книг, включая и «Мой народ Сиу» Мато Нажина, и книги Шульца, и всякие прочие типа Купера, Эмара и т.п… Выискивал по книжным атласы и карты Америки и приобретал их сразу, как только они попадались. Читал всегда книги, сверяясь по картам, непонятное записывал, а потом изыскивал информацию в библиотеках, в разных справочниках и энциклопедиях.

К примеру, когда читал (вместе с соседкой Наташей, которая была постарше и знала укро-мову лучше меня) украинский вариант «Сыны Большой Медведицы», то не знал ещё значение слова «резервация», ну и так далее. К некоторым книгам претензий не было, но Джек Лондон все тесты завалил, и не только по картам, поэтому ушёл в утиль навечно. Сат-Ок тоже меня очень сильно расстроил, однако, учитывая его благие намерения, а также истинно индейское сердце, на полке остался, и стоит там до сих пор.
               

 
Этот атлас был куплен в Киеве в 1975 г.

С экрана телевизора я постоянно переснимал разные фильмы и передачи про индейцев, разобравшись в плёнках и прочих специфических нюансах. Впрочем, кроме всяких других, посещал я еще и «кружок фотолюбителей», обучался ремеслу.  Первым аппаратом была у меня «Смена-6», которую отцу подарили на каком-то очередном шахматном турнире. В кинозалах тоже фотал (но это уже был зеркальный «Зенит»), тот же фильм «Золото Маккены» был у меня в итоге отснят почти весь. Да, где кадр неподвижнее, там получалось лучше, а плёнки были с наибольшей чувствительностью. Использовал также «позитивную МЗ-ЗЛ», для пересъёмки книг и прочего, с помощью установки УРУ-1 (или 2), покупал я её и тащил домой из Киева (360 км. по суше). Были у меня и специальные «удлинительные кольца», так что получалось всё просто отлично, приятно вспомнить. Переснято этой установкой было очень много всего полезного, вещь была просто золотая.
         

Во время учёбы в школе у меня были друзья по интересам в нашем городе, а также в Киеве и Вышгороде, и я к ним ездил время от времени в гости, а они – ко мне, и продолжалось это до самой армии, то есть до 1981 года (а забрали меня на службу аж в 20 лет из-за отсрочек, ибо были тогда вечные «переборы», призывали в первую очередь бездельников и хулиганов, чтобы уберечь их от тюрьмы; я же учился в училище и проходил сначала практику, а затем и работал на заводе, и таких как я оставляли всегда «на потом»). 

 
Армейская идиллия: проводы, служебка… (ЛВО/ЗРВ/ПВО)

В основном, всё у нас крутилось вокруг книг – покупка/продажа/обмен - конечно, на всякие другие полезные в индейском хозяйстве вещи. Знакомые старшие ребята - моряки привозили кое-что по мелочам из «загранки». В Германии жил ещё один товарищ, который тоже неслабо помогал, но к сегодняшнему дню у меня от него осталось только несколько открыток с видами экспонатов музея Карла Мая.
 

В Киеве были магазины иностранной литературы, где можно было, хоть и не всегда купить, но по крайней мере хотя бы просто подержать в руках и полистать, разные книжки про индейцев. В основном это были вестерны на разных языках бывшего «соцлагеря». При возможности покупал конечно (деньги которые мать давала мне на еду, кино и пр., я экономил). Были у меня книги с замечательными иллюстрациями на польском, немецком, венгерском и чешском (в будущем, когда уже сам зарабатывал на жизнь, обносил все книжные в Москве и Питере, приобретая большие иностранные  альбомы и прочие книги. На сегодня от них мало что осталось).

               

Польский и чешский языки можно было понять хоть как-то, а с венгерского очень трудно было переводить даже со словарями, каковых всяких-разных до окончания 10-ти классов у меня скопилось приличное количество. Также наезжал временами в Ленинград к родственникам, и поездки те тоже сопровождались рейдами по книжным и «букинистам». Из старинных книг были у меня Шульц, Капитан Мэрриэт, Густав Эмар и другие, включая и иностранные букинистические. На сегодняшний день, из тех книг осталась только одна – «Схороните моё сердце у Вундед-Ни», на английском языке, малого формата, она мне особо дорога как память, покупал я её тоже в одном из киевских букинистов.


 

Есть еще книги по теме на иностранных языках, но они не в счет.  Из магазинов с литературой стран так называемого «соцсодружества» выделялся конечно шикарный «Дружба» (аналогичный был открыт и в Москве).

 
 

Киевский книжный «Дружба»

 
Московский

Вообще, охота за книгами в те времена – это было особое занятие. Что-то по индейцам удавалось купить в магазинах, но случалось это крайне редко. Так что приходилось реквизировать книги из библиотек, отдавая взамен другие, либо расплачиваясь деньгами. Не скажу, что библиотекаршам это сильно нравилось, потому что подобная литература пользовалась довольно-таки повышенным спросом. С вырезками из газет и журналов было проще – пошёл в «читальный зал» и вырезал спокойно всё, что надо. Вырезок всяких-разных и статей накопилось у меня со временем огромное количество, было 6 толстых альбомов, включая все хроники Вундед-Ни, Алькатраса и многого другого, но как только я уехал из дому, так отец сразу отнес все мое добро в гараж, где оно благополучно мокло под дырявой крышей, так что в итоге пришлось почти все выбросить (некоторые из жалких остатков на фото).

    
         

               


            

               

 
 

У моего друга Вовы Заики из соседнего дома был огромный сундук со старыми газетами и журналами, к которому я получил официальный допуск… Потрачено было огромное количество сил и времени, но и найдено было много интересного.
 
В иностранных книжных постоянно лежали стопки всяких журналов на разных языках, по теме кино. Как раз в те времена был популярен Гойко Митич, да и просто фильмы вестерны вообще, так что редко я выходил с пустыми руками. Это были просто замечательные времена, без вариантов. Уже будучи на Севере, я все свои старые книги поменял на такие же новые (не по годам, а по внешнему состоянию), отыскав их в интернет-магазинах. Я имел практически все книги про индейцев на русском и украинском, которые издавались в Советском Союзе.

Понятно, что индейская жизнь требовала и наличия определённой атрибутики. Первый свой головной убор из перьев индюка, сделал я где-то в 5-м классе. Это были хвостовые перья, а делал по руководству из прижившейся библиотечной книги Сетона-Томпсона (имя которого везде кроме России  Эрнест Томпсон Ситон), на укро-мове, которая живая до сих пор.

 

 
Надо отметить, что с детства я постоянно был с фотоаппаратом, поэтому все свои работы запечатлевал, но не все снимки сохранились, не говоря уже о плёнках. Химикаты поначалу (4-5 класс) приходилось делать из порошков, которые приносила мать с работы, в магазинах не покупали, поэтому качество и негативов и отпечатков редко получалось хорошим.

В общем, этот головной убор попутешествовал со мной и моим другом, когда мы ходили по плавням и лесам. Потом был второй убор, тоже из индюшиных перьев, а саму мёртвую птицу эту мы нашли с товарищем, когда шли с пляжа домой, в посадке за городом. Друга я отправил дальше, а сам не успокоился до тех пор, пока не ободрал с тушки всё, что можно было – и пух, и перья. Второй убор вышел получше первого, было это в 8-м классе. С этим убором тоже ходили на природу, было нас тогда трое.

               

Если говорить конкретно по детству, то много рисовал индейцев, выжигал на фанере, делал и на заказ, даже большие картины. Также, занимался и занимаюсь иногда по необходимости резьбой по дереву, даже лепил из глины, шил, и так далее. К 10-му классу у меня уже был большой хороший фотоувеличитель («Ленинград-4у»), в который я вставлял негатив с картинкой, делал проекцию на пол, развернув его на столе и в качестве противовеса установив на станину гирю. Таким способом обрисовывал то что надо либо на фанеру, либо на ватман. В основном это были портреты известных вождей. Хотя если на заказ, то делал и обложки разных конвертов от зарубежных пластинок. Одну только обложку от «Назарет» делал столько раз, что уже позже, будучи на службе в СА, воспроизводил этого товарища с бритвами по памяти нашим офицерам и прапорщикам, выжигал на фанере или рисовал на бумаге.

 

Будучи пацанами и насмотревшись фильмов, ну и начитавшись книг тоже, старались мы подражать индейцам и в разных делах, таких как испытание на боль, и прочее. В этом плане, модно было резать руку лезвием и не кривить лицо при этом. Многие ходили со шрамами на руках, мы с другом Славиком тоже практиковали это «испытание мужества». У Славика была кличка Дакота, а в соседнем «стрелецком» дворе было ещё два Дакоты – старший, который был в пару раз старше нас и все его очень уважали, и младший – его брат. У старшего Дакоты рот был разрезан с двух сторон, после того как его в драке полоснули ножом. Ребята рассказывали, как однажды пили они воду у уличного автомата с газировкой, и кто-то говорит Дакоте, мол, хорош брызгаться, а он отвечает, что это из дырки в щеке льёт струя газировки, и все парни довольно скалятся… В общем, будучи уже лет по шестнадцать-семнадцать, мы с другом – Славиком (Дакотой), который был моим лучшим другом всю жизнь, даже побратались, как в тех фильмах, опять порезав себе руки при этом.

         
Со Славиком (Дакота)
Но «вершиной» испытания на боль, были не порезы, а огонь. Для этого насыпалась горка серы на руку и поджигалась. Другой мой друг-индеец Вова, делал это дважды при мне. Но я сам не мог так сделать, ибо боялся отца, который драл меня вполне себе нормально, а такие шрамы скрыть было невозможно. Думаю, что подобное могли себе позволить ребята из неполных семей, потому что над ними не было строгого надзора.

В 1979-м я уже работал на заводе и вовсю делал «индейские» ножи, благо  для этого были все условия. С рукоятками в форме орлиных голов и так далее. Когда мне исполнилось восемнадцать лет, я решил побрататься с Матерью-Землёй и выйдя с другом на природу в Приморский парк, сделал на предплечье два разреза, полив землю кровью. Два – потому что это ровно вдвое круче, чем один. Я собирался уезжать из дома, и понимал, что уже не вернусь. Те два шрама оказались очень глубокими и никак не заживали, так как я работал всё время. Дошло до больницы и до милиции, однако я выкрутился. Эти метки остались на всю жизнь, но я не сильно жалею, что смог пройти через это. Не Танец Солнца, конечно, но… тем не менее.  Гравий с того места всегда путешествует со мной, в особой баночке.
 
Вид на Приморский парк из балкона Славика.

 
Вид из Приморского парка на балкон Славика. Слева видна вышка у моего дома. Справа вторая вышка.

 

 
Приморский парк. В кружке место, где я братался с Матерью-Землей в 1980 году.

 
В Приморском парке
 
Собственно, и само море. искусственное.

Бывая в лесах, в походах, мы старались не портить природу, а костёр всегда был в ямке, которую потом закапывали. На каждом из наших мест имелся тайник с консервами и прочими необходимыми атрибутами, так что, в другой раз выходили в поход просто налегке, часто бегом, взяв с собой только луки и стрелы. Луки наши были стальными, а делали мы их из дуг, которые таскали с завода. Ручки на луках были деревянными. Чаще всего ходили в лесничество, как летом, так и зимой.

 
 

 

         
                В Лесничестве с Жекой.  1978                С ним же.   2010-12  г.
Тетиву каждый подбирал по своему усмотрению. Лично я покупал крепкий кручёный шнур, такой, чтобы вошёл в него хвостовик стрелы, потом его вымачивал и подвешивал с грузом, чтобы полностью его вытянуть. Стрелы делались из алюминиевых трубок, к которым сложно было приделать оперение, но зато наконечником был простой гвоздь, который просто вбивался в трубку, а затем обтачивался на точиле. Луки эти были очень мощными, к тому же – совершенно «неубиваемыми», а стрелы – вполне боевыми. Делали мишени, ставили их на поле и начинали метания и стрельбы. Стрелы также запускались и вверх, с таким расчётом чтобы падая, они поражали мишень внизу. Это было опасно, так как луки били с такой силой, что уходящую в небеса стрелу просто не было видно, а там её запросто могло подвинуть в сторону ветром… Ну да, однажды и подвинуло, да так, что чуть мне по голове не задвинуло.

Тренировались мы тогда в городской черте, в Приморском парке, а первой под стремительно падавшую сверху стрелу, чуть было не угодила древняя бабуля, но ей, видать, была ещё не судьба. Вторым оказался я: оперением мне оцарапало ухо, и нога моя правая пригвоздилась к Матери-Земле так, что было не отодрать… Выводы сделали, стали чуток повнимательней после этого. Кроме прочего, изучали следы животных, вели дневники, собирали литературу по теме. Обязательно этюдник, рисовал я постоянно.

            

Индейское детство закончилось в 1979-м году, с окончанием средней школы. Потом – училище и работа в цехах, на заводе, дальше – армия и Север, где живу и поныне. Библиотеку я собрал огромную, но сейчас книг намного меньше, остался сам «костяк», плюс новые, которые время от времени появляются. Первые вырезки из газет и журналов начал собирать примерно в 1973-м году, после событий в Вундед-Ни. До окончания школы имел уже несколько толстых альбомов, но к сожалению всеони сильно пострадали в гараже отца, из-за протекающей крыши. Часть того, что смог с них забрать, представлена выше. Также, потеряны и все альбомы с фотографиями наших походов и прочего, ну и семейные альбомы тоже пропали, что конечно очень плохо.
В них были просто бесценные фотографии…

 

 

 

 
Кабаны.

В новой  редакции. Из старого сборника
«Отрывки воспоминаний».  2010-2017

 

Частенько мы с дядей Женей, отцом моего друга детства Жеки, бродили по нашим УССРовским лесам. Ну, главной целью тех брожений были грибы, конечно.  Наши маленькие и вкусные друзья. И еще красивые. Но не только. Евгений Александрович тоже был одним из моих жизненных учителей. Воевал он во время ВОВ в  разведке, в какой-то до сих пор еще секретной штурмовой бригаде, много чего интересного знал и не только рассказывал, но и наглядно демонстрировал. А был он не кем попало, а узким специалистом по часовым и языкам.

В дебрях непролазных, в долах и полях он показывал мне совершенно, казалось бы, несъедобные виды объектов «тихой охоты», которые на деле оказывались  вполне  себе съедобными. Просто надо было об этом знать.
- Чтоб не сдохнуть - говорил он вспоминая отдельные моменты войны – то приходилось и это брать, когда ничего получше  не попадалось, и показывал мне вообще черт знает что, растущее просто на дереве.

             


Однажды с добычей нам не повезло, и возвращались обратно домой почти пустые. Я замахнулся палкой на огромный, как мне показалось, мухомор, но Александрович остановил мою руку, нагнулся и аккуратно снял с высокой ножки гриба его огромную, слегка лохматую по краям шляпу.
- Зонт - сказал он и подержал грибную голову перед моей головой, чтобы я получше усвоил урок.


 


- Жрать можно. Но только шляпу, обрезав все лишнее.
- Черт забирай. Так это же вылитый мухомор! мать бы его…
- Ну да. Потому-то их тут и полно. Что никто не знает. Сейчас придем, приготовим на закуску,  и сам убедишься.
- А когда шли туда, мимо этих зонтов, почему сразу не брали?
- А зачем? Мы же шли за белыми. А раз их еще нету, то зонтики я просто приметил, на всякий случай.
Вот так вот.

Кроме тихой охоты, владел дядя Женя очень многими полезными в жизни, а точнее – в выживании, навыками. О самой войне рассказывал не часто, ссылаясь на дурацкую в моем понимании «подписку». Вспоминал мрачненько так ухмыляясь, как брал «языков», к примеру, или про японские ножи, которые наши снимали с немецких трупов, в качестве боевых трофеев… (не попадались мне в Интернете такие фрицы, но допускаю, что это были и не совсем японские изделия). Так же, очень сильно уважал он и индейскую тему, а будучи хорошим художником, иногда выдавал на-гора картины и рисунки различной тематики.

Все стены его зала были ими обвешаны, но мне запомнился большой портрет Гойко Митича – Зоркого Сокола в головном уборе из орлиных перьев, который Лександрыч изобразил в пастельных тонах. Также, имелся и большой цветной портрет товарища Сталина, обрамленный в раму.  «За Сталина!» – повторял  бывало дядя Женя – так кричали, когда шли в бой. Не «за Родину», как в кино показывают…  А в торце зала, у балконной двери, висел на стене в рамке неслабых размеров и сам наш ветеран, крадущийся с недобрым лицом из кустов, на полусогнутых и с пистолетом ТТ в руке. Эту картину он сделал по мотивам фронтовой фотографии…
 
- Но в принципе нас, разведку - уточнялл он время от времени, любовно глядя на весь этот грибной ужас на деревьях –  вообще-то неплохо кормили... 

А в тревожные годы перемен (конец 80-х и девяностые), глядя по сторонам, бывало сокрушался «Нет, не за это мы воевали». И ругался, что немцы, которых он победил, живут почему-то лучше чем он… При этом поносил поляков на чем свет стоит, чего я не мог понять тогда. Но не сейчас.

Ну, да ладно. Суть не в этом, а в том, что маленькое месторождение с белым грибом - вождем всего грибного племени - мы все-таки обнаружили, и обозначили. И даже немного замаскировали, чтобы никто не заметил, мало ли что? Вдруг кто-нибудь да совершит несанкционированное, так сказать, нападение на подрастающее семейство братьев наших белых. Грибочки только, что называется, вылезли и поэтому мы решили дать им немного окрепнуть и набрать побольше вкусного веса. А вырастали они там у нас, если погода не подводила, до огромных размеров. Оба мы, про себя, крепко запомнили координаты и особые приметы места, а также, тоже каждый про себя, примерно подсчитали, через сколько дней можно смело возвращаться за богатым урожаем. На слух же озвучена была твердая цифра в пять дней ровно. По пути то и дело попадались густые заросли орешника (лещина), сквозь которые приходилось с большим трудом продираться.

 

Знали мы прекрасно, что жили в тех местах очень злые кабаны, от которых уже многие если и не пострадали, то настрадались. Кабан – зверек злой и страшный, мозгов у него – ноль и поэтому, не боится эта животинка вообще никого. Даже мишка ему по барабану. Рассказывали мужики, нервно хихикая и подергиваясь при этом, как сидели на деревьях в тех самых местах, через которые мы пролазили, а кабаны их родимых, весело щебеча, подрывали. Милые истории. Так что, были мы на стороже. Лесничество, как-никак, кабанчики там живут, а мы у них в гостях. Такое дело…

Пришли, в общем, к Александровичу домой, посмотрели и заценили  пройденный путь на его легендарном шагомере, отварили и поджарили зонтики, сняли очередную порцию дегустации с его самодельного домашнего коньяка, а о заветной плантации с подрастающими дружками больше и не вспоминали.

 
 
УССРовские кабаны.

Умело отводили грибную тему и казалось бы, что вообще о ней забыли, не считая неожиданного и строгого замечания дяди Жени о том, что нельзя его домашний коньяк, по идее, закусывать грибами. Немного я тогда подивился, ибо вечно после грибной охоты только ими мы и закусывали. Но тут же его заверил, что никогда грибами, в принципе, и не болел. Подножный корм… по самой своей примитивной сути...

Послушали пластинки с Высоцким, которых у Лександрыча была целая коллекция, включая и импортные, затем тепло попрощались,  и я выдвинулся в сторону своего дома. Потирая руки. Хорошо - думал я - что дядя Женя передумал закусывать коньяк грибами. Стало быть, грибной сезон для него уже закончился. Ждал я не пять дней, как оно и было решено ранее, а ровно три. Предварительно прозвонил своему учителю и прозондировал обстановку. В те дни он был сильно занят на стеклозаводе, где пока еще трудился, хоть и в начальстве. Значит – тем более, решил я, даже и напоминать не стоит. Не судьба, что тут сделаешь? Занят сильно напарник мой и наставник, что конечно же очень плохо. Для него. Ибо, придется мне поднапрячься и заставить себя наведаться на заветное вкусное место в гордом одиночестве. Скучно конечно, одному-то, но… да, – просто необходимо было себя заставить. Через силу. Что я и сделал, без малейших при том угрызений совести. Против судьбы, как говорится, не попрешь. Встал с утра пораньше, еще в темноте, захватил с собой все что необходимо, а точнее – нож, флягу и пакет побольше, и практически еще в темноте взял ускорение в сторону Лесничества…

 


События, произошедшие вслед за этим, будучи пока еще в мозгах, забыть просто невозможно…

Так вот, дошел до лесов, выбрал нужное направление и стал продвигаться к плантации. Предстояло мне опять продираться через буреломы, густые заросли орешника и прочих природных насаждений, но иначе к тому месту было просто не попасть. Помаленьку рассветало и видимость улучшалась с каждой минутой. Все шло нормально, строго по заранее намеченному плану... Но вдруг, совершенно неожиданно в тот шум и грохот, которые я поднял в тех непролазных дебрях, вмешался какой-то новый, очень подозрительный звук. Сразу до меня это дело не дошло, но потом я встал как вкопанный и навострил уши.

Видно сквозь дебри было плохо, но оно, как говорится и слава богу, что не видно. Потому что грохот еще громче моего исходил из кустов слева и спереди от меня. Это был просто тихий ужас, не иначе. Первой и последней мыслью, разорвавшей мои мозги как разряд молнии была, разумеется: «Кабаны!!!» Вот они, заразы, достали-таки меня! Одно дело – выслушивать веселые или не очень истории, но совсем другое дело – вот она! безжалостная реальность! Кабаны в таких зарослях – это верная смерть, до нормального дерева добежать можно и не успеть. Долго я не думал, все было ясно: надо рвать когти! Резкий разворот, скомканный пакет прочь и сквозь дебри вперед, вперед и только вперед, царапаясь об ветки, спотыкаясь, падая, кувыркаясь и снова и снова мощно толкая ногами землю и вспоминая почему-то песню Высоцкого всю дорогу, летел я с бешеной скоростью.

 

А бегал я тогда очень быстро, мало кто мог за мной угнаться на всяких там разных соревнованиях (только однажды словил меня один прыткий мент, да и то не в счет, потому что я тогда просто споткнулся в темноте и продажная ментяра позорная меня тупо накрыла лежачего), но с дикими и кровожадными лесными свиньями соревноваться в скорости мне еще, до того злого утра, не доводилось…

Домой добрался весь мокрый от пота, но зато живой. Повезло! – подумал, это вам не шутка – от кабанов удрать, это уметь еще надо… Прикинув все «за» и «против», решил я все-таки наведаться к Лександрычу и рассказать ему всю правду про эту страшную историю. Ближе к вечеру позвонил ему, договорились. Захватил по пути кусок зельца, очень мы его уважали, да и стоил недорого, а также бутылочку сливянки, и вскоре оказался в его пенатах. Первый вопрос дежурный: дома ли его сын, мой друг Жека? Нет, не дома. Ну, и чуднейшенько, чего уж там, ибо очень он не любил эти наши посиделки, потому что был он радикальным спортсменом, самым что ни на есть настоящим, не пил, не курил и так далее... (нет, ну девчонок там всяких, и жен и детей было у него всегда много…)

Ну, а мы позволяли себе время от времени присесть и отдохнуть немножечко. Когда уставали. А уставали всегда, когда работали. А работали…  В общем, проходило все у нас культурно, в полезных разговорах и прослушивании пластинок с концертами Владимира Семеновича.


Александрович брал нож и показывал приемы. Уважал книгу Богомолова «Момент истины», но про загадочное упражнение «маятник» ничего определенного сказать не мог.
- Ну, у нас такого не было, не знаю, но смотри, сам подумай: если шевелишься – а жить захочешь – зашевелишься – то по любому врагу будет трудней в тебя попасть. Вот тебе и маятник.


Вид дяди Жени в тот неважный вечер мне показался странным, какой-то он был весь загадочный и нервный. Ну да ничего, пока резали – жарили – готовили закуску, я уже созрел к изложению пережитого ранним утром кошмара. Сели,  хряпнули  ровно по 20 грамм как обычно, но только не принесенную мной сливянку, а опять же домашнего коньяку, и начал я во всех подробностях излагать о происшествии. Евгений Александрович слушал меня очень внимательно, задавая лишь иногда совершенно ненужные вопросы, типа «во сколько вышел из дому» и прочее тому подобное...

 

Но, чем ближе подходило мое повествование к страшной и очень опасной развязке, тем выше он нависал над столом медленно вставая с табуретки, и пристальней меня разглядывал. Рот у него широко раскрылся, но я решил было, что он просто собирается что-то в него засунуть и пожевать. Но… не тут-то было! Сразу же после моего торжественно сказанного «кабаны!», разразилась  такая буря страстей, и такие я вдруг услышал новые, совершенно мне ранее не знакомые слова и выражения от своего учителя по тяжелой жизни, что до сих пор еще очень сильно ему благодарен! Ну, тут уже были и смех и слезы, а дело оказалось вот в чем: дикими кабанами оказались мы сами, друг для друга. Хитрый мой товарищ по тихой охоте тоже не стал долго ожидать, пока братья наши белые дорастут до взрослого возраста, разбудил себя в то утро еще раньше, чем я себя и, испытывая всякие там иллюзорные угрызения какой-то там непонятной и неправильной «совести» еще меньше меня, поспешил к нашим вкусным замаскированным красавчикам. Но, следует тут признать, что учитель – на то оно и оно, урожай он хоть и небольшой, но все - таки собрал. Ну, а когда уже, с чувством выполненного долга, бодро развернулся в сторону дома, то пришлось ему стать еще в сто раз бодрее, ибо услышал он страшные звуки прущих прямо на него сквозь дебри диких вепрей! А мысль о них и только о них родимых, тоже самая первая возникла у него в голове. Сумка с деликатесами улетела в сторону, потому что очень сильно тормозила движение, цепляясь за кусты лещины, а разведчик наш дорогой ломанулся со всех ног в другую, противоположную от лесных убийц - то есть от меня - сторону.

Понятное дело, что пришлось ему делать порядочный крюк, чтобы уйти от погони и, представляя  из себя более чем жалкий вид, попасть наконец-то в такие родные, знакомые и  любимые стены. Памятуя о легендарном «шагомере», который он постоянно таскал на ноге в специальном кармане, я просто постеснялся спросить у напарника, сколько лишних километров он намотал в то нездоровое и чрезвычайно бодрое утро…  Это – да! было что-то! Смеялись мы тогда друг над другом очень долго, ползая на карачках по крашеным в коричневое половым рейкам и стукаясь лбами! Однако, стало нам и полегче. От осознания того приятного факта, что кабанов-то, возможно, в тех краях уже и не водится вовсе.... Тут же, однако (каждый про себя), взяли мы это дело на заметку. 

Ну так… на всякий случай.

А уроки Александровича дополняются по ходу жизни, и передаются дальше, детям и внукам.
Так что, не всё потеряно, пока есть память. И никто не потерян.
Спасибо моему другу и наставнику, Евгению Александровичу, и вечная  ему память…