Шофер

               
                Шофер


      Андрей Геннадьевич Аристов, главврач городской психиатрической больницы, поставив свой мобильный на беззвучный режим, сосредоточенно разбирал накопившиеся за неделю бумаги.

      Это был высокий пятидесятилетний мужчина в безупречно белом халате с аккуратной бородкой. Он руководил больницей восемнадцатый год и считался одним из ведущих психиатров области.

      В дверь постучали. Андрей Геннадьевич недовольно вздохнул: "Войдите!"

      В кабинет несмело вошел посетитель, неопрятный лысый мужчина маленького роста с потертым портфелем в руках.

      — Панюшкин Семен Аркадьевич, общественник, краевед, — представился он.

      — Да-да, мне звонили из администрации, просили посодействовать, — кивнул главврач и, сложив документы в папку, завязал на ней ровный бантик. — Присаживайтесь, пожалуйста! Чем могу?..

      Общественник быстро присел на край дивана, но тут же вскочил:

      — Андрей Геннадьевич! Вы же знаете, что ваша п-п-псих... то есть, ваше заведение находится на территории бывшей усадьбы Воропаевых! Нашей, так сказать, архитектурной жемчужины девятнадцатого века! Конечно, с тех пор многое утрачено... Но... У меня огромная просьба: мы готовим выставку ко дню города, позвольте провести фотосессию в ваших интерьерах!
 
      — Пожалуй, это возможно, — подумав, согласился доктор. — Только, как вы понимаете у нас... гм... своя специфика.
 
      — Конечно! — поклонился краевед. — Это понято! Что ж тут...

      — Давайте, так! — перебил его Андрей Геннадьевич. — Съемки в помещениях больницы с половины одиннадцатого до половины двенадцатого, а в парке с полудня до двух. Кстати, завтра было бы очень удобно.

      — Отлично! Просто отлично! — обрадовался общественник.

      — И разумеется, — повысил голос главврач, — перемещения по зданию только в моем сопровождении, — он чуть помедлил и грустно добавил: — Жаль, что подлинных интерьеров практически не осталось, разве что лепные потолки, часть анфилады первого этажа и центральная зала с камином — у нас там сейчас общий зал. Впрочем, этот кабинет время пожалело. Даже стол, — главврач провел ладонью по резному краю, — сохранился. Говорят, сам граф за ним работал.

      Панюшкин с готовностью кивнул:

      — Да уж, граф Воропаев человек презанятный был, — увлеченно начал он, жадно оглядывая кабинет. — И хозяйство крепко вел и для города много сделал. Вот только кончилось все прискорбно: после смерти жены граф в оккультизм ударился. Почти все состояние на эту ересь спустил. А дальше и вовсе... Выписал из-за границы автомобиль пассажирский и приказал в парадной зале поставить. Мало того, стал вечерами по округе бегать, прохожих уговаривать уехать куда-то, в жизнь другую. Бывало, приведет дюжину душ к себе, усадит в автомобиль, а сам за руль. И фыркает, вроде как едет, везет их куда-то. Нравилось ему очень. А пассажиры должны были его шофером называть!

      — Шофером? — переспросил вдруг Андрей Геннадьевич — Надо же! Занятно... Очень. Я, смотрю, Семен Аркадьевич, вы действительно вопросом владеете.

      — Архивы, знаете ли, старые газеты... там много чего... — опустил глаза польщенный краевед и снова присел на диван.

      — И чем вся эта вакханалия кончилась? — с интересом спросил доктор.

      — Вы не поверите! — вскинул голову общественник. — Собрал граф очередной раз двенадцать человек, рассадил в автомобиле и уехал!

      — Как уехал? Из парадной залы? Куда? — чуть растерялся главврач.

      — Кто ж знает?! — развел руками довольный краевед. — Только ни машины, ни графа, ни этих несчастных больше никто не видел!
 
      — И что, действительно пропали? — не поверил доктор.

      — Как есть! — гордо заключил общественник. — У меня копии наших «Ведомостей» за август 1916 года имеются, тогда об этом случае только ленивый не писал. Кстати, там еще одна странность была — все семейные фотографии графа то ли засвеченными оказались, то ли изменились как-то...

      Доктор внимательно слушал, откинувшись на спинку стула. Потом прикрыл глаза и, сложив пальцы рук «домиком», замер. Прошло несколько минут. Краевед задвигался на диване и решился напомнить о себе:

      — Так значит завтра, Андрей Геннадьевич?

      — Да-да! — очнулся тот и резко встал, протягивая руку: — До завтра, Семен Аркадьевич, был рад знакомству!

      После ухода общественника доктор еще пару минут сидел неподвижно, напряженно о чем-то думая. В его обычно усталом отстраненном взгляде светился живой интерес. Андрей Геннадьевич потянулся, стряхивая оцепенение и достал из ящика стола медкарту больного, отложенную им для работы. Доктор пролистнул несколько страниц и начал читать, профессионально отмечая нужное:

      «...в июне... года... обнаружен в районе северной аллеи парка, на территории психиатрической больницы...

      ...при расспросе выясняется, что имеет место периодические слуховые псевдогаллюцинации («все на местах, пора ехать», «эта жизнь не ваша».)
 
      ...о «поездке» пока говорить не хочет. Просит называть его «шофер». Сказал, что устал и хочет полежать... полная амнезия... спутанное сознание...
 
      ...дезориентирован во времени. Поведение неадекватное. Эмоциональный фон скудный. На поставленные вопросы отвечает невнятно. Контакту доступен, мышление ускоренное, бредового содержания. Госпитализацию расценивает как отдых. В беседе формален, жалоб не предъявляет. Критика своего состояния полностью отсутствует. Поведение: держится обособленно от больных, ко всем приглядывается, насторожен и подозрителен...»

      В поставленном диагнозе доктор не сомневался, но время от времени что-то его настораживало. Он хорошо помнил тот день, когда Шофер поступил к ним в отделение. Тот был совершенно невменяем и о своем прошлом не мог сообщить ничего. Объявленный розыск также результатов не дал — ни настоящего имени, ни родственников, ни знакомых. Андрей Геннадьевич с самого начала заинтересовался пациентом. Неделю назад он даже набросал черновик статьи из собранного анамнеза для "Вестника психотерапии".
 
      Согласно наблюдениям лечащего врача, пациент первые недели был крайне замкнутым, но впоследствии его состояние поменялось. Он стал активно беседовать с другими пациентами отделения, как бы собирая сведения, изучая каждого и быстро завоевывая авторитет. Но настоящий поворот в поведении больного случился месяц назад, когда один из санитаров, шутя, вручил ему игрушечный руль: «Нельзя шоферу без баранки!». После этого Шофера словно подменили. Каждый вечер, после ужина, он деловито расставлял в общем зале шесть пар стульев в два ряда, как в автобусе, садился отдельно впереди, громко фыркал, изображая мотор, и приглашал всех «прокатиться». От желающих не было отбоя! При этом те, кому не хватило места в «салоне», спокойно ждали, сидя за столами. Санитарам затея Шофера поначалу не понравилась. Но со временем, увидев образцовый порядок в отделении, все понемногу успокоились. А через пару недель даже появилось выражение: «Пока Шофер народ катает, можно и чаю».

      Андрей Геннадьевич закрыл историю болезни и несколько минут отрешенно смотрел в окно. «Снова август, — тоскливо подумал он. — В конце недели годовщина... Двадцать лет... Надо на кладбище... цветов... Сыну сейчас было бы... А может и дочкам... Ольга всегда о троих мечтала...» Перед глазами доктора все расплылось. В груди сильно кольнуло. Андрей Геннадьевич промокнул салфеткой глаза и посмотрел на фотографию в рамке, стоящую на столе. На фото — молодой, полный счастливых планов Андрей обнимал свою беременную жену. «Двадцать лет... чужих прожитых лет... Жаль, что я тоже в той машине не остался...» — прошептал он про себя, механически потирая глубокий короткий шрам у виска.

      Резкой трелью зазвонил городской телефон. Доктор вздрогнул и еще раз протер глаза. Потом глубоко вздохнул и решительно взял трубку: «Аристов!» Больничные заботы снова закрутились спасительной каруселью: планерки, отчеты, справки, выписки и еще... и еще...

      Пятничным вечером в кабинете главврача было тихо. На диване удобно устроился дежурный доктор, Владимир Петрович Савельев, старый друг своего начальника, спокойный, худощавый, с живыми, острыми глазами, которые участливо смотрели на Андрея Геннадьевича из-за модных очков.

      — Ехал бы ты домой, Андрей! Намотался за неделю, выглядишь уставшим.

      — Не хочется, Володь. Я б лучше вместо тебя подежурил.

      — Всегда до работы жадный был, — улыбнулся Владимир Петрович. — Помню, ты еще в ординатуре легко на внеплановые дежурства оставался. Пока не женился... Черт! Прости старина... — сконфуженно проговорил он. — Прости, что напомнил.

      — Ничего, — болезненно скривился Андрей Геннадьевич. — Завтра, кстати, годовщина будет...
 
      — Прости еще раз! Хочешь, завтра к тебе заеду... помянем.

      — Не стоит, от этого еще хуже.

      Повисла пауза. Владимир Петрович неловко пошевелился на диване. Аристов, жалея друга, нарочито бодро спросил:

      — Ну? Как дежурство сегодня?

      — В моем отделении спокойно! — с облегчением выдохнул Савельев. — К тому же... — он посмотрел на часы: — сейчас Шофер народ катает.
 
      — И как он там? — оживился главврач. — Новенького ничего не придумал?

      — Ты не поверишь! Еще вчера собирался тебе рассказать!

      — И?.. — нетерпеливо качнулся на стуле Аристов.

      — Шофер со своими пассажирами определился! — заблестел глазами Владимир Петрович. — И я понял в чем дело: он все это время нужных отбирал!
 
      — Отобрал?

      — Ага! И знаешь, что удивительно?! Там только пациенты 7-й и 8-й палат.

      — Те, кто с неврозами?

      — Именно! Включая обоих наших суицидентов! — радостно кивнул Савельев.

      — Интересно... очень интересно, — прошептал главврач.

      — И это еще не все! — не унимался Савельев. — Он и уборщицу нашу уговорил!

      — Э-э... Филатову? Которая постоянно заявления на матпомощь пишет?

      — Она самая. Валентина Ивановна. Ее вся округа жалеет! Неудивительно — родная дочь из дома выкинула, как собаку, еще и кредитов заставила набрать!
      — Ясно... И что, Шофер только этих теперь катает?

      — Сейчас не катает. Рассадит всех, а один стул свободным оставляет. Ждет кого-то.
 
      — Кого? — сдвинул брови Андрей Геннадьевич.

      — Спрашивал я его вчера, для кого, мол, место? А он посмотрел на меня да как брызнет слюнями: «Для такого как ты!»
 
      Главврач качнул головой и, помолчав немного, поинтересовался:

      — Говоришь, он и сейчас там сидит?

      — Ну да! Хочешь, сходи посмотри. Все-таки прав ты был! Шофер — случай не частый. На статью в приличном журнале точно тянет!

      — Я, пожалуй, на мониторе у охраны посмотрю.

      — Не получится. В общем зале обе камеры вчера сдохли. Я с нашим техником уже поругался, но все-равно раньше понедельника не сделают.

      Главврач помолчал, потом вдруг решительно поднялся:

      — Ты, Володь побудь здесь, а я схожу посмотреть на ваш веселый автопарк.

      — Хорошо! Только санитаров не ругай, они отпросились чаю выпить, пока Шофер там контингентом рулит, — улыбнулся Савельев своей шутке.

      — Это, если порядок будет, — кивнул главврач.

       Через пять минут Андрей Геннадьевич вошел в зал и внимательно осмотрелся. Большинство больных сидели за столами по четверо. «Тридцать шесть», — быстро посчитал про себя доктор. Еще десять занимали места в «автобусе», Шофер сидел отдельно, впереди. «Итого: сорок семь. Все на месте», — удовлетворенно подумал главврач. Среди «пассажиров» оказалась и уборщица. Она устроилась в последнем ряду и испуганно мяла платок в руках, пытаясь не смотреть на доктора. Одно место за спиной Шофера пустовало.

      Андрей Геннадьевич в полной тишине невозмутимо прошел в «салон» и сел на стул. Прошла минута. Ничего не происходило. В взгляде доктора мелькнуло разочарование. Он раздраженно выдохнул, собираясь встать, но услышал скрипучий голос Шофера:

      — Заждались мы вас, Андрей Геннадьевич. Пора отправляться.

      - Куда?! - разозлился внезапно доктор. Потом помолчал, и успокаиваясь усмехнулся: - К черту поедем? В другую жизнь?.. Куда отправляемся, Шофер? А может ты и есть Воропаев?.. Граф свихнувшийся?
 
      Шофер снисходительно улыбнулся и громко фыркнул, «заводя мотор».

      Из Протокола осмотра места происшествия:

      "...больничное помещение общего зала квадратное, 66 кв.м., потолки высокие (4,5м), освещение достаточное. У восточной стены расположен мраморный камин. Мебель в зале находится на местах, кроме тринадцати стульев. Данные стулья расставлены отдельно в два ряда, друг за другом (схема прилагается) с проходом между рядами. Один стул находится в начале прохода.

      ...на момент осмотра больницы отсутствуют одиннадцать пациентов (список прилагается), а также уборщица: Филатова В. И. и главный врач: Аристов А. Г...

      ...несанкционированного нарушения периметра здания осмотр больничных помещений не выявил...

      ...принимаются следственные действия для выяснения фактического местонахождения сотрудников и пациентов больницы, а также обстоятельств их исчезновения..."

      Первая после скандального происшествия и министерской проверки планерка проходила нервно. Новый «главный», Комов Владлен Игоревич, молодой карьерист, сынок краевого начальника, кипел негодованием:

      — Как это вообще стало возможным?! Развели, понимаешь, бардак и панибратство! Не зря облздрав на вашу богадельню зуб точил! В нормальной клинике такого никогда бы не случилось!

      Врачи предусмотрительно хранили молчание, спокойно пережидая начальственное обострение. Спустя четверть часа тот, наконец, выдохся и хлопнул руками по столу:

      — Пока все свободны! К вечеру жду доклады!

      Белые халаты потянулись к выходу.

      — Владимир Петрович, задержитесь! — окликнул он Савельева.

      Доктор остался в кабинете и прикрыл дверь.

      — Владимир Петрович, вы же были близки с Аристовым... э-э... были его правой рукой. И я, как новый руководитель... рассчитываю на вашу лояльность, — неприятно улыбнулся Комов.

      — Я подумаю, — сказал Савельев.

      Комов недовольно пожал плечами:

      — Вряд ли мы увидим здесь вашего Аристова. Плохой конец карьеры. Некрасивый, — он сделал паузу. — Кстати, я тут в коробку вещи его собрал... дипломы там... часы настольные, фотографию... Заберите, передайте семье.

      — Хорошо. Только отдавать некому. Андрей Геннадьевич один жил. Родители умерли давно, братьев-сестер нет, а жена в аварии погибла. Беременной. Больше он не женился...

      Комов замер, лицо скривила злобная гримаса. Он вдруг вскочил со стула и закричал, срываясь на визг:

      — Что вы мне здесь... лапшу вешаете! Святошу из него лепите! «Не женился!» «Беременной!» А это кто, по-вашему, довольный, как кот?! С тремя, мать его, детьми! — и, дрожа от возмущения, вытянул из коробки настольное фото: — Держите! И не бесите меня, без вас голова кругом!

      Савельев стоял у окна в своем кабинете, не в силах оторвать взгляда от фотографии в знакомой рамке. На него смотрел улыбающийся немолодой Андрей и его пополневшая, приятно изменившаяся Ольга. Рядом с ними — взрослый парень, копия Андрюхи, и две девчонки-близняшки с Ольгиными ямочками на щеках. Владимир Петрович глубоко вздохнул и с нежностью погладил пальцами снимок: «Ты... не забывай нас там... удачи... и твоим всем... теперь...»