Сара Бергман, Съевшие яблоко, рецензия

О русском романе замолвите слово (Сара Бергман, «Съевшие яблоко»)

Лет двадцать назад, в какой-то из статей, опубликованных в журнале фантастики «Если», мне встретилось меткое замечание: «Мейнстрим из основного потока давно превратился в тоненький ручеек». Под мейнстримом понималось, конечно, реалистическое направление в литературе. Спорить с этим утверждением едва ли возможно, достаточно взглянуть на полки книжных магазинов, если уж не на контент сетевых литпорталов. А во время учебы на филфаке меня познакомили с теорией, согласно которой литературные направления, родившись на свет, не умирают (как принято считать в отечественном литературоведении, например, конец романтизма у нас обычно привязывают к смерти М. Лермонтова).

Сама я склонна согласиться с данным подходом. Романтические тенденции обнаруживаются в творчестве многих современных авторов (к примеру, ранней М. Семеновой, М. и С. Дяченко), да если приглядеться, то и критический реализм никуда не делся. Как раз об одном из образчиков последнего мне и хотелось бы сегодня поговорить. Речь пойдет о романе Сары Бергман «Съевшие яблоко». Вот уж совсем реализм и совсем критический.

Впрочем, это шутки (да и вопрос в том, насколько уместные), а если говорить всерьез, перед нами драма о привязанности, а именно привязанности детско-родительской. Тема книги из разряда вечных, устареть не может и в то же время остро-актуальна, щемяще болезненна именно для нашего времени. Почему? Потому что жить нам выпало в постиндустриальную эпоху в урбанизированном мире, где общество очень атомизировано. Где разрушена традиционная семья, рождение детей в принципе не имеет особого смысла (много затрат, а выхлопа ноль), а люди, не имея четких ориентиров, зачастую не справляются с ролью родителей.

Рождались ли прежде нежеланные, ненужные дети? Безусловно. Но их в основном или примаривали в младенчестве, или уж воспитывали как могли. В обществе крестьянском, общинном, в том «мiре», о котором писал Лев Толстой, если ребенок был не нужен матери, его подхватывала бабушка, незамужняя тетка, старшая сестра – или все они вместе, потому что жили огромными, по современным понятиям, семьями. И ребенок рос – и социализировался. Он всегда был при ком-то, он почти никогда не оставался один. Нам трудно представить себе жизнь в этой скученности, но, наверное, люди, привыкшие к ней, мало ее замечали. В тесноте, да не в обиде. В «Записках из Мертвого дома» Ф. М. Достоевский рассказывает, что крестьяне переносили каторгу и казарменный строй жизни несравнимо легче дворян. И это естественно. Многие дома не имели того, что в неволе.

Но крестьянская община давно разрушена, а следом разрушена традиционная семья. Современный городской человек живет совершенно иначе. Он круглый год ходит на работу, причем, как правило, работает и отец, и мать, детей видит по вечерам и выходным дням. Большую часть времени они проводят в казенных учреждениях. Родственники из старшего поколения, а тем более дяди и тети, с которыми раньше часто жили одним домом, обычно где-то на периферии.

Роман «Съевшие яблоко» Сары Бергман – это роман о кризисе института семьи. О том страшном, что происходит с детьми в городском, высокобюрократизированном мире. Где очень многое стало лучше по сравнению со временами, в которые творили Лев Толстой и Достоевский, а что-то – гораздо хуже. Я думаю, проблемы детского одиночества в крестьянских семьях просто не могло быть. Сам уклад жизни не мог допустить ее появления.

Как свидетельствует аннотация, это роман «о детях нужных и ненужных». Эпиграф из «Братьев Карамазовых» к первой части задает тон всему произведению: «..большие съели яблоко и познали добро и зло и стали «яко бози». Продолжают и теперь есть его. Но деточки ничего не съели и пока ни в чем не виноваты. Если они на земле тоже ужасно страдают, то уж, конечно, за отцов своих, наказаны за отцов своих, съевших яблоко. Любишь ты деток, Алеша?»

Итак, о детях. В «маленьком, нищем и повально-пьющем городке» случается преступление. Зарезана сожителем «курва» и «алкашка» Анна, у которой имеется двое детей – тринадцатилетняя Лиза и трехлетний Ян. Прибывший на поминки дальний родственник, московский профессор, поддавшись порыву, решает забрать к себе сирот. Так закладывается главный конфликт романа – социальный. Дети из «неблагополучной семьи», из «пьющей провинции», оказываются в Москве, в приличном доме, приличной школе (девочка) и детском саду (мальчик). Ясно, что подобная ситуация не может разрешится легко.

Признаюсь, при чтении у меня сложилось впечатление, что роман написан интеллигентом, вероятно, потомственным, который «пролетариат» не любит и, конечно, не понимает. «Простые люди» в книге совершенно отвратительны и как-то безлики, от многочисленной «родни» на поминках до технички-«каппы» в школе. Никто из них не вызывает ни малейшего сочувствия или симпатии. При этом сам текст сделан необычайно мощно, зримо, масштабно. Он как-то даже восхищает и придавливает, ощущение такое, что на тебя рушится какая-то глыба, чуть-чуть – и задохнешься, погибнешь под этой величественной стеной. Одним словом, дарование автора поражает (в данном случае я не иронизирую).

Эпизод с поминками и дележом оставшейся от покойной квартиры (которая ей не принадлежала) напоминает аналогичную сцену с разделом избы в «Матренином дворе» А. И. Солженицына. Судьба детей никого не интересует, волнует лишь наследство. Когда профессор решает их забрать, все испытывают только облегчение и радость.

Как и следовало ожидать, адаптация не проходит легко. С самого начала все идет не так, как представлялось Денису Матвеевичу: мальчик пачкает грязной ладошкой обои, девочка, не спросившись, идет гулять. Детали у Сары Бергман даются почти по-чеховски тонко. Комната, предназначенная для детей, кажется просто непригодной для жизни. Свернутые рулоном матрасы на кроватях, казарменная, стерильная обстановка. Сара Бергман почти всегда описывает декорации так, что узнаешь и видишь (за некоторыми исключениями, о которых будет сказано позднее).

Дальше – больше. В «приличной» школе, куда попадает Лиза, быстро выясняется, что она ничего не знает и не понимает. Учиться девочка не хочет, интересуют ее только «шатания» по улицам и особенно по базару. По контрасту с ней дан мальчик. В саду он делает необычайные успехи, обнаруживается, что он одаренный ребенок, отлично запоминает стихи и уже пытается писать и читать (молодая воспитательница уделяет ему много внимания, видимо, она и учит, не Лиза же, которая просто не стала бы таким «заморачиваться»). Правда, у него большие проблемы с общением, с ним никто не хочет дружить, он плачет и кричит по ночам.

Но самое главное – выясняется, что Денис Матвеевич не любит детей. И они ему не нужны. Совсем. Вот в чем ужас-то.

Все, что можно, он спихивает на девочку. Она сама готовит на себя и Яна (в основном жарит на скороде картошку с луком), у Дениса Матвеевича язва, он готовит на пару. Сама водит Яна в детский сад (что ей не нравится). Кстати, в общеобразовательном саду очень быстро избавляются от «талантливого» ребенка, рекомендовав перевести его в частный – и Денис Матвеевич безропотно соглашается.

Конечно же, это была глупость – бездетному, более того, неженатому немолодому человеку взять этих детей. Складывается впечатление, что он вообще не способен на любовь – у него и домашних животных-то нет. Любит Денис Матвеевич только себя.

Но и духу отказаться от детей, сдать их государству у него не хватает. Хотя, конечно же, он вскоре пожалел о том, во что ввязался, и, как только появилась возможность, вообще переселился на дачу.

А Лиза стала Яну и сестрой, и мамой. Так, как умела. Так, как могла. Этот образ – огромная удача автора. Противоречивую, яркую, очень живую Лизу не забудешь.

Несмотря, на казалось бы, тяжесть темы, роман читается легко и с неослабевающим интересом. Я не могла оторваться, а на меня трудно произвести впечатление. Отсутствие детективной или любовной интриги искупается глубоким психологизмом. Просто-напросто хочется узнать, что же будет дальше? Как решатся все эти проблемы? Будет ли свет в конце туннеля?

Книг, выстроенных подобным образом да еще на таком уровне, сегодня появляется очень мало. Тем они ценнее.

Видно, что написан роман очень умным человеком, который тщательно изучал материалы по теме и добросовестно подошел к делу. То есть здесь не будет никакой халтуры, попыток писать, чтобы набить объем, ничего подобного. Это серьезная, глубокая книга, в которой есть над чем подумать. Весьма вероятно, что читатель не согласится с какими-то вещами, захочет поспорить, это нормально. Но здесь просто есть с чем спорить, есть материал для дискуссии… Пища для ума.

Лично мной книга был прочитана как роман о разрушенной семье. О конкретной разрушенной семьи Лизы и Яна (Денис Матвеевич семьей для них так и не стал, оставшись формальным опекуном, дистанцировавшись от всего, что можно) и о разрушенной семье вообще. Кто знает, что творится во внешне даже благополучных квартирах, где коротают век наши атомизировавшиеся современники? Нормой стала нуклеарная семья, а родители, мама и папа, не справляются, третье поколение в воспитании детей участия почти не принимает. Браки разрушаются, естественно, начинаются поиски нового партнера, а ребенок становится ненужным. И все это так болезненно актуально именно для нас, нашего времени. Сара Бергман пишет о том, что болит, что просто вопит от боли.

А еще это роман о том, как мужчины не справляются с детьми. Чего-то им для этого не хватает. Чего-то, что есть у женщин и то не у всех. Как совершенно не справился Денис Матвеевич. Как не справился попытавшийся заменить его Мезенцев.

Кажется, попадись на пути Лизы и Яны сердобольная, действительно добрая женщина, и все было бы иначе. Но, к сожалению, этого не произошло… Денис Матвеевич и не хотел стать отцом. А Мезенцев и хотел, да не смог – что было совершенно предсказуемо.

У него просто не было на это времени. У молодого работающего человека, живущего в городе, не было времени на то, чтобы заменить ребенку родителей. Нужна была женщина. А женщины не нашлось.

Когда Лиза говорит опекуну «Ты нам всю жизнь испортил», это звучит совершенно справедливо. Действительно, что ждало бы их, окажись они в детдоме? Хоть Лиза и говорит про себя, что она «конченая», я думаю, это не так. Оказавшись в среде себе подобных, она могла бы найти друзей – в «приличной» московской школе дружить ей было не с кем. Ее никто не брал в компанию. Возможно, ей помогла бы советом – просто по-человечески, по-житейски – какая-то сердечная воспитательница, учительница в школе-интернате, и она бы не скатилась, получила профессию и в дальнейшем смогла бы жить нормальной жизнью. Нужен был кто-то из ее среды, говоривший на понятном ей языке, как парикмахерша из «Людочки» Астафьева, у которой снимает комнату главная героиня (эта повесть вообще часто вспоминалась мне, когда я читала «Съевших яблоко», у данных произведений много общего).

А Яна, как справедливо говорит Лиза, могли бы усыновить. И он жил бы в нормальной семье, где его бы любили. А если даже нет, если бы он рос в детдоме, рядом с Лизой, он бы точно ничего не потерял.

В общем-то, даже и Мезенцев мог бы справиться и не совершить второе и ставшее фатальным предательство (первое – в отношении Лизы, когда они были еще подростками), если бы ему кто-то помог. Просто помог. И такой человек в его окружении был – его собственная, скучающая на пенсии мать. Почему он к ней не обратился? Он ведь понимал, что утрачивает контроль над ситуацией. В таких случаях вспоминают о родителях.

Да, понятно, что она не была бы рада, что она категорически возражала бы против опеки над Яном («лишние заботы»), но такие женщины живут не умом, а сердцем. И со временем, начав ухаживать за мальчиком, она бы привязалась к нему (и скорее всего, перенесла на него собственную любовь к сыну). Ведь она страшно тосковала по своему выросшему и отдалившемуся Никите. Лизу мать Мезенцева никогда не смогла бы полюбить, она была для нее конкуренткой, а вот Яна, талантливого, положительного, послушного – вполне. От него не шло никакой угрозы, он был еще ребенком – его не то что можно, но и должно было любить.

Финал книги показался несколько литературным. Такое ощущение, что жизнеподобие вынуждено было подвинуться, уступив место концепции. Могло ли в принципе быть так, как описано в романа? Могло. Но все же – очень маловероятно. Скорее всего, в жизни все так бы и тащилось ни шатко ни валко, Ян бы рос с опекуном, Мезенцев, может быть, изредка его навещал… Безусловно, автор вправе выстраивать книгу так, как считает нужным, это всего лишь мнение.

Что не совсем понравилось в романе (как и любой большой текст, он не может быть во всем хорош)?

Первое. Отсутствие нормальных матерей. Положительных примеров нет. Про мать Лизы и Яна и говорить нечего, мать Мезенцева душит его заботой, не хочет отпускать от себя в своем эгоизме, мать Киры тоже, кажется, любит дочь, пока ей удобно. Когда случается несчастье, и муж уходит из семьи, она только говорит по телефону с подругами, истерически рыдает и забывает про девочку.

Второе. Отсутствие действительно хороших, чувствующих педагогов и воспитателей. Они или бездушные бюрократы, или выгоревшие, думающие только о пенсии неумные старухи. Исключение – классная Мезенцева, но она не контактирует с Лизой и даже косвенно толкает его самого на предательство, посоветовав подумать, с кем ему по пути, а с кем нет… Ну не может такого быть, что за время всего обучения в школе не нашлось ни одного учителя, который бы отнесся к детям по-человечески.

Третье. Есть проблемы с пониманием того, как работает детский сад. По закону лицам до 18 не дают забирать детей. Следовательно, Лиза не могла сама водить Яна. Конечно, можно написать, что удалось как-то договориться, администрация вошла в положение, но пока этого нет. А тем более что девочка приходила пьяной. Тут бы уж забили тревогу, и дело не ограничилось бы одним разговором с опекуном. Могло бы дойти и до полиции. Точно так же, воспитатели никак не могли сами надеть какой-то костюмчик на Яна, откуда они его возьмут? Такие вещи готовят родители. То есть надо пойти в магазин, померить, купить… А кто бы этим занялся? Денис Матвеевич? Лиза?.. Родителям никогда не звонят, приглашая на утренник, у воспитателей нет времени на это. Обычно просто вешают объявление.

Да и вообще, детский сад – это не просто «увести-привести», как в тексте. Это куча дел. Нужно разучивать с ребенком стихи (опять – кто это делал? Лиза?), покупать канцтовары, одежду, обувь (сандали, чешки). Нужно каждую неделю приносить новую чистую одежду и забирать грязное. Кто стирал на Яна? Кто за всем этим следил? Денис Матвеевич? Но тогда он должен был «вникать», хоть как-то входить в курс дела, заниматься ребенком. Лиза? Но ведь она сама ходит с постоянно грязными волосами и не убирает дома. В этом есть какое-то глубокое логическое противоречие.

В реальности, мне кажется, у Дениса Матвеевича не получилось бы так легко «соскочить», как это показано в книге. Его бы дергали воспитатели, учителя, и он хоть из чувства стыда должен был бы выполнять функции родителя. Даже чисто формально. А он как-то легко отделался.

Четвертое. Лиза «как-то» заканчивает школу, но как это может быть? Это какие-то воспоминания из 90-х. Так было до введения ГИА, но сейчас школы очень боятся, и таких учеников просто не допускают до экзаменов. Если Лиза вообще ничего не знала, ей не дали бы сдавать, никому не нужно портить статистику. Тут могло быть два варианта, ее или отправили бы в класс коррекционно-развивающего обучения (но вообще для тринадцати лет это поздно), или в какую-нибудь вечернюю школу или центр для трудной молодежи, где сразу дают профессию. А там она попала бы совсем в другую среду.

Просто когда видишь такое, создается впечатление, что читаешь про какую-то «альтернативную реальность». Все вроде так и в то же время совсем не так, а роман заявлен как реалистический.

То же самое можно сказать про базар, куда ходит Лиза, и шалман, где их с Мезенцевым заметают менты. Давно я такого не видела. Рынки повсеместно закрывают. А ведь действие происходит в наше время?

Пятое. Неестественно выглядит отношение Лизы к матери. В тринадцать лет уже должна быть сформирована привязанность, а ее нет. Я сама дружила с девочками из таких семей, как Лиза (одна даже стала проституткой), и все любили мать, несмотря на обиды. Даже дети из таких семей больше тянулись к матерям, чем из благополучных, потому что были неизбалованы. Лиза же мать только обвиняет. Когда она говорит «Зачем она нас таких родила?» – это звучит как декларация, это возмущение автора, а не девочки. К тому же ведь мать Лизы не была совсем пропащей, говорится, что она работала. Вообще она не должна вызывать настолько негативное отношение у соседей, как это показано, потому что все они живут примерно так же, она равная в своей среде.

Если бы, конечно, было сказано, что она не работает, что она живет только на детские пособия, то это была бы другая картина. Но я говорю о том, что есть.

Шестое. Не показано ни одной попытки Лизы выбраться, уйти с того гибельного пути, на который она встала, а этого просто не могло быть, не клиническая же она идиотка. Она очень сильная и умная практическим, жизненным умом, хотя и не тянет программу общеобразовательной школы.

Седьмое. Не замечание, а просто наблюдение. Все негативные картины даны сильнее, чем хорошее. И отрицательное всегда идет через описания, через визуализации, а хорошее – через действия, глаголы. Квартиру Дениса Матвеевича видишь, школьный двор видишь, базар, шалман – очень мощно. А хорошее нет (парк). Только действия: ели мороженое, смеялись, бегали, дрались подушками. Или вот квартира Мезенцева, Ян бегает, осматривает, радуется. Но картинки нет. Почему так, не знаю, видимо, это связано с глубокими внутренними причинами, самими принципами работы мозга.

Что в итоге? В итоге у нас хороший роман с несколько спорной концепцией. Книга написана на уровне наших лучших прозаиков, работающих в реалистическом направлении. На мой взгляд, она гораздо сильнее многих произведений Алексея Иванова, Дины Рубиной, Людмилы Улицкой и, будучи доработанной, обязательно должна быть издана на бумаге.

Несмотря на неоднократно упоминаемого в тексте Достоевского, роман гораздо ближе к Тургеневу и Гончарову. К Тургеневу – стилистически, к Гончарову – композиционно. Но это из дальних, а если говорить о более близких, то генетически роман, видимо, восходит к прозе В. Астафьева и В. Распутина. В целом же перед нами книга сильного и самобытного автора, который не стремится кому-либо подражать, но в своей работе явно опирается на опыт отечественной классической литературы.