Старик

     — И, конечно, он приехал на сорок минут раньше! — Вика закатила глаза. — Я ему говорю — пап, ну зачем? Если мы договорились на девять, мне ехать три минуты от дома, зачем? Улыбается виновато и молчит. Он всегда так делает.
     — Возраст, что ты хочешь, — многомудрая Надя взяла печенье и долила себе чаю. — Не хочет никому быть в тягость. Вдруг ты раньше приедешь?
     — Да я приехала раньше, потому что знала, и что? Говорю — стой на остановке, я подъеду и тебя заберу. Он стоит. Знаешь где? Там, где стекло-отбойник, в самом начале. Я ему говорю — пап, ну как я здесь остановлюсь? Здесь вообще нельзя останавливаться, снесут. Но это все ничто по сравнению с тем, что он вычудил до этого. Мы в поликлинике уже были, я его спрашиваю, пойдет он в туалет перед обратной дорогой? А он и говорит, мол, мне не надо, я со вчерашнего дня ничего не ел и не пил, боялся, что в туалет захочу. Я охренела, говорю ему: «И что? Зашли бы в поликлинике, вон он, бесплатный». Опять молчит. Я ему велела домой ехать и как придет, позвонить мне, а потом тут же поесть и попить. Вроде отзвонился, что поел.
     — Офигеть. — Надя оторвалась от чая. — Сутки не ел и не пил?
     — Он раньше по три дня ничего не ел и не пил, — вспомнила Вика. — Организм чистил по какой-то своей шарлатанской книжонке, которую купил хрен знает где, и которую я велела выбросить. Так и сказала ему: трехдневное обезвоживание может вызвать обморок, ты в метро упадешь на рельсы — и кранты. Чтобы я эту книжную дрянь больше не видела.
     Она посмотрела на Надю, ожидая ее одобрения и поддержки, все-таки врач, дождалась кивка и продолжила:
     — У него целый шкаф этого барахла, еще с девяностых. Помнишь, когда полезли все эти нетрадиционные? Медики, шаманы, кедры поющие и прочая хрень.
     Надя хихикнула в чашку.
     — Заря коммерческого книгоиздания? Помню одну до сих пор, авторша признавалась, что больна сифилисом, но не лечится, потому что ее какие-то внеземные голоса учат обходиться без лекарств, и вот-вот научат, о чем она тут же поведает читателям. Четыре книжки выпустила, пятую — нет, видимо, госпитализировали — на останках Союза еще следили за психами. Это сейчас вся психиатрия в интернете на литпорталы перелезла и нафиг никому не сдалась.
     — Ну и вот, мама тогда очень увлекалась, все покупала, от контактеров до дневников Клеопатры. Но она это читала как художку, ничего не делала, а папа у меня все за чистую монету принимает. Он до сих пор считает, что если напечатано, то прошло какую-то проверку или цензуру, представляешь? Я под это дело купила ему распиаренную серию про какого-то космодесантника, думала, увлечется, а он полистал и сказал, что читать не будет, потому что это все вранье. А голодать по какому-то жулику — не вранье. Восемьдесят семь, вот что с ним сделаешь?
     — Да уж, — Надя снова потянулась за печеньем, но подумала и почему-то не взяла, положила обратно в вазочку. — Восемьдесят семь? Надо же, ровесник моим родителям. Только моих уже двенадцать лет как нет.
     — Мамы тоже два года нет.
     Они посмотрели друг на друга, после чего Вика взяла телефон
     — Пап, ты эту свою энциклопедию молодых сурков, по которой лечишься, выбросил уже? Не выбрасывай.