Круг. Этюд 4

Круг
Этюд 4
Поселок «Институт пути», одноименная остановка электрички в три вагона от станции Лосиноостровская до станции Бескудниково. Квадрат улиц из двух, трех послевоенной постройки домов — «круг». Каждый вечер юноши и девушки не спешно бредут один два круга, девочки впереди, мальчики за ними, шариками ртути стекаются в группу одноклассников в кусты сирени на площади перед центральным корпусом научно-исследовательского института, усаживаясь на две, сдвинутые друг против друга типовые парковые скамейки. Девочки неловко кокетничают под взглядами робкого интереса бахвалящихся планами на жизнь мальчиков. И так почти каждый вечер с девятого по одиннадцатый класс.
— Когда-нибудь я напишу книгу, — повторяет отличник, серебряный медалист Коля Андреев. И Олег Бирюков лучший математик школы в распахнутых перед ним дверях мехмата МГУ, и в лучах влюбленности всех мальчиков класса золотая медалистка Лариса Пономарева, умница и красавица, и из параллельного класса молчаливый в себя Саша Викорук, и Шурик Шепелев, рассказывающий, казалось всем, но лишь ей, скромно потупившейся Вале Сапрыкиной  о том, какие мосты он построит через Обь и Лену …
Закончили школу, поступили в институты и, в восторге от одержанной победы, пришли на первый курс, безжалостно смешавшись с такими же — любимыми, талантливыми, умными, красивыми…
Вечерами продолжали ходить на «круг», говорить, не вслушиваясь в речи друг друга, и незаметно разбивался шарик ртути на мелкие шарики по двое, трое и стало хватать одной скамейки на всех, а потом и вовсе другие юноши и девушки, оканчивающие школу, завладели «нашими» скамейками и кустами сирени.
Прошли годы, вырубили кусты сирени, убрали скамейки, расчистили перед научно-исследовательским институтом площадь конечной остановки автобуса 183 взамен отмененной электрички до станции Лосиноостровская, юноши и девушки закончили вузы, женились, вышли замуж, появились новые институтские друзья и из одноклассников осталось по два-три друга, с которыми редко встречались, чаще перезванивались и о жизни других одноклассников узнавали при случайных встречах. Коля продолжал грозить, написать книгу, но не писал, упокоил мечту о книге женитьбой на отчаянно сопротивлявшейся, влюбленной в Олега, Ларисе, равнодушно согласившейся выйти замуж, «годы уходят», и Олег, спивающийся тунеядец, уже вышел из лечебно-трудового профилактория (ЛТП), а Саша Викорук по окончании Московского энергетического института окончил Литературный институт и затерялся в литературных коридорах. И юноше, не решавшемуся высказать друзьям желание украсть Колину мечту, не удавалось написать задуманную повесть «Круг» с заготовленным эпиграфом из собственного стихотворения - «Я хочу идти по звездам, как по плитам тротуаров!», как не удается взлет самолету, разгоняющемуся по кругу.
И, что осталось из текста той повести? Ожидание освобожденного из ЛТП Олега на маленькой кухне в тусклом свете засиженной мухами лампочки без абажура со скорым распитием с Шуриком бутылки портвейна, чтобы не травмировать бутылкой психику вылечившегося, закодированного Олега, как выяснилось, рас кодировавшегося сразу же советом опытных друзей, как только за ним закрылась дверь ЛТП, потому и опоздавшего к школьным друзьям, ожидавшим его за столом покрытым местами потертой клеенкой с порезами, тарелкой крупно нарезанных помидор, хлебом кусками и торопливо опорожняемой бутылкой портвейна.
— Ощущать время, — говорит Шурик, — это понимать отсутствие будущего, когда не скажешь, я буду, но можешь сказать: я есть или я был.
Громко чокаемся. Он продолжает:
— Природа поступает мудро: в молодости смерть далеко, но мы ее боимся, в старости — близко, но мы в нее не верим.
Закусываем помидорами. Молчим.
— Вот, он и вернулся, — говорит Шурик.
— Он умер, — отвечаю.
— Он вернулся, — повторяет Шурик, разливая в стаканы портвейн.
— Он умер, — повторяю. — Он другой человек. Он умер, — и, не чокаясь, залпом выпиваю портвейн.
Олег прожил еще почти сорок лет и умер дворником, пациентом психоневрологического диспансера. Но талантливый математик, выпускник мехмата МГУ, любимиц девушек умер, в день, когда он вышел из ЛТП, а мы с Шуриком его не дождались, потому что были ему не нужны, он навечно остался с теми, кто встретил его у ворот профилактория и научил: «глоток пива и лимончик» и еще «глоток пива и лимончик» и рассосется торпеда. И рассосалась торпеда в первый же день обретенной им свободы.
Лариса развелась с Колей, отбыв двадцать пять лет супружеской повинности, объяснила усталостью выслушивать планы написать книгу от лежащего на продавленном диване суженного в то время, как она меняет прокладку в кране-смесителе и ремонтирует бачок унитаза.
 Увы, «Круг» написан великим Чеховым, и попытка — повторить щемящую горечь разочарования человека, прикованного к мерно вращающемуся маховику кормушки, мечтами прокладывающего путь в бесконечность поля, зеленеющего в горизонте голубого неба, была обречена. Ибо списывалась с событий и людей любимых, но живых, во плоти. Потому и не писалось.
Что останется после нас, тех мальчиков и девочек, любимых, восторженных, талантливых, уносимых водоворотом времени и памятью наших бренных тел. Что останется от всех нас, когда:

Учитель губкой формулы сотрет с доски. Волна залижет раны, что нанесли песку босые ноги.
И солнце скроется и небо упадет в объятья звезд. И поздно или рано век отойдет.
И нас помирит смерть одной эпохой. Не свершить обмана, не избежать, не вымолить.
Грядущий человек лиц наших не увидит. Нас не будет.  Одно лицо в пыли страниц
Из з наших лиц, неповторимых лиц, одно лицо-эпохи лик… А нас не будет.