Песни нашей молодости

У каждого человека, я думаю, есть своя любимая песня. У меня же их несколько. Это, во-первых, почти все песни из советских кинофильмов, комсомольские песни 60-70-х годов, старинные песни гор, дошедшие до нас.
Очень люблю слушать аварские песни, особенно мужские голоса. И еще одну - в женском исполнении. Я слушаю ее, затаив дыхание, хотя не понимаю ни одного слова. Здесь не слова нужно понимать, в этой песне важна сама мелодия. Песня как бы разливается соловьиной трелью, сопровождая видеоклипы дагестанского ТВ с изображением гор. Самого исполнителя не показывают. Это старинная песня. Её еще исполняли 2 - 3 женщины из моего села. Я помню еще с детства, как ее пели, когда серпами убирали урожай пшеницы. Нас, детей, водили собирать снопы, и мы с удовольствием слушали ее. С тех пор она надолго запала в мое сердце.
Но не об этом речь.
Я хочу сказать о песнях моей молодости, о песнях, которые я пою вполголоса или про себя почти полвека, даже тогда, когда иду с урока в учительскую. Это песни моих студенческих лет.
Самой любимой моей песней той поры (я уже писал об этом) была песня о моем городе у моря. Вот она:
Опустился туман с Тарки-Тау
И окутал мой город родной,
Наши парки, дома и бульвары
И тебя, дорогая, со мной.
Как правдиво, достоверно, без обмана показывает она мою студенческую жизнь! Мне очень часто бывало не очень комфортно при тумане, когда я, худой, одетый в тонкий лавсановый плащ, воз-вращался поздними вечерами в общежитие из парков и бульваров твоих, прячась от ветра за дома. На мне никогда не бывало головного убора, и поэтому мерзли уши. Я держал руки в карманах, чтобы как-то согреть их. Подталкивал в спину жутко холодный осенний ветер, он иногда бил в лицо и грудь, не давая ходить. Но в душе я пел:
Тарки-Тау, Тарки-Тау,
У подножий твоих город мой.
Тарки-Тау, Тарки-Тау,
Вечно юный и вечно живой.
Я понятия не имею, откуда приходит туман в наш город, с моря или с гор. Но мне очень нравится, что в песне он опускается с Тарки-Тау. В наш аул он приходит с моря, вверх по ущелью. Там он частый гость. Я и уехал оттуда из-за тумана: где туман, там сырость.
Мы пели эту песню везде, где только можно было петь. И никто не задумывался о том, кто ее написал.
Я до сих пор не знаю автора и следующей моей любимой песни. Это - «Горянка». «О, девушка стройная, склонилась у ручья. Скажи мне, черноокая, откуда ты и чья?» - так она начинается. Потом припев, где горянка сравнивается со снежными горами:
Горянка-горянка, веселая южанка,
Как наши горы снежные,
Прекрасная и нежная.
Зато мы хорошо знали авторов песни «Далалай» - на стихи Р. Гамзатова и на музыку, если я не ошибаюсь, Мурада Кажлаева. Полад Бюль-Бюль-оглы, как мне казалось тогда и кажется теперь, толь-ко испортил песню, ускорив ее темп. В первоначальном исполнении она нам нравилась больше. Там конец каждой строки на ударный слог и будто растягивается последний гласный звук, вот так:
Горский парень поет о девчонке одн-о-о-ой,
А в кого он влюблен отгад-а-а-ай.
Вместо имени милой звучит под лун-о-о-ой
Далай, далай, далал-а-а-ай.
Вот такое исполнение присуще нашим дагестанским песням. И оно нам больше подходило.
Часто пели тогда «Песню о Буйнакске». Ее пели в студенческих общежитиях. В нашем общежитии ее пел Алик. Я не называю фамилии героев моих воспоминаний. Не назову и его фамилии.
Впрочем, он пел еще про Гуниб «Аллаверди, Аллах с тобою…» Жив ли Алик? Если да, почему он до сих пор молчал при таком таланте исполнения лирических песен?  Может быть, отзовется.
Говорили, что «Песню о Буйнакске» написал русский солдат, который проходил срочную службу в городе. В таком случае сильно же он любил этот город! Например, так, как я люблю Махачкалу. Со мной понятно: у меня нет и не было других городов. У меня только мои горы и мой единственный на Земле город.
С этой песней в жизни моей был интересный случай.
Лет пятнадцать назад я был в Кисловодске. Друзья пригласили меня в загородный ресторан. Там еще показывали одну скалу, с которой будто бы девушка столкнула своего любимого, чтобы выйти замуж за богатого жениха, которого нашли для нее родители. Ресторан называется «Замок коварства и любви» по названию той скалы, на вершине которой бедный парень доверился коварной девушке. Они договорились прыгнуть вместе, раз родители девушки не дают им соединиться. Парень прыгнул и погиб, а девушка… «О женщины! Вам имя вероломство», как говорил шекспировский Гамлет.
В ресторане пели лица кавказской национальности и по заказу исполняли любую песню. Я почему-то решил, что они должны знать и «Песню о Буйнакске». Каково же было наше с товарищами удивление, когда один из певцов мало сказать красиво, скажем, божественно запел:
Городок мне близок этот,
Весь в весеннем цвету.
Близок горцу, певцу, поэту
За свою красоту...
И еще мы любили слушать песни Владимира Высоцкого. Все его песни! Гортанный голос вели-кого барда раздавался на автостанциях и базарах, в такси, в рабочих и студенческих общежитиях, из будок звукозаписи – во всех местах, где было много народу. Он пронизывал тебя от пальцев ног до последнего волоска на голове, но ты не уставал его слушать, слушать и слушать.
Мало было тогда студентов, которые могли позволить себе иметь магнитофон. Но были. Они переписывали песни друг у друга и с удовольствием включали магнитофоны, чтобы слушали все.
Я потом читал книгу Марины Влади о Высоцком, в которой она пишет, что на стадионах, где пел Высоцкий, слушая его песни, «плакали седые ветераны ВОВ». Украдкой вытирали слезы и мы, молодые и здоровые, еще не нюхавшие пороха и не видевшие никаких войн.
В. В. Маяковский написал в одном своем стихотворении, что «и песня, и стих – это бомба и знамя». Я же говорю, что они нечто большее, чем бомба и знамя, особенно песня. Может быть, она - жизнь?
2014 г.