Лекция для одного студента или еще раз о родном яз

Недавно я был свидетелем того, как хорошо, тепло говорил о людях бывший ректор ДГУ Омар Алиевич Омаров. Говорю от сердца: я очень обрадовался, увидев его в добром здравии. Хотел подойти к нему поздороваться, напомнить ему один случай из моей студенческой жизни, вероятно, забытый им давно, поделиться своими мыслями о поднятом им тогда вопросе и, наконец, поблагодарить его за лекцию лично для меня.
Но не подошел. Не столько потому, что побоялся «а вдруг не узнает», а сколько потому, что спросит, чем занимаюсь сейчас. Мне бы тогда пришлось ответить, что пишу понемногу. Он, конечно, обязательно спросит, на каком языке пишу. Я бы не смог соврать и ответил, что на русском…
Как я уже писал однажды, когда Сулейман Рабаданов подвел меня к Расулу Гамзатову и сказал, что я тоже пишу стихи, великий поэт спросил у меня, на каком языке пишу.  Я и тогда не смог соврать и ответил поэту, что пишу на русском языке.
Знаете, что сказал Расул Гамзатов? Он положил мне руку на плечо и сказал: «Писать надо на своем родном языке. Если хорошо будешь писать, тебя будут читать все и везде».
Да, Расула Гамзатова читают «все и везде». Он своими стихами прославил Дагестан на весь мир.
А Гамзатов писал стихи только на своем родном аварском и до безумия любил этот язык:
Здесь в Европе под звуки наречья чужого
Все поет мне в сердце знакомый родник,
Всюду слышу хунзахский отрывистый говор,
Схожий с лязгом кинжалов гортанный язык.
И еще Расул Гамзатов сказал уже не только мне, а всему миру:
Если завтра язык мой исчезнет,
То я готов сегодня умереть.
В самом начале семидесятых годов прошлого века мне пришлось обратиться к вам с просьбой, многоуважаемый Омар Алиевич. Вы тогда были проректором ДГУ. Со второго курса факультета иностранных языков я добровольно ушел в армию: тогда студентов не отрывали от учебы. Отслужив два года и вернувшись домой, решил продолжить учебу уже на вечернем отделении филологического факультета.
Конечно же, я мог обратиться к вам и без посредников. Я мог бы сказать, что раньше учился в Сергокалинском педучилище у вашей матери – незабвенной Анны Николаевны – и вы бы мне не отказали в моей просьбе. Кстати, Омар Алиевич, о первых русских учителях-«светоча лучах», как ваша мать, я уже говорил в своей статье «20-тысячный учительский десант». Вы можете прочесть ее в Интернете.
Я нашел отличного посредника, как считал тогда и считаю теперь, через сорок и более лет. Это был Габиб Наврузов – писатель, поэт, драматург, бывший артист Даргинского театра и, наконец, мой односельчанин. Он тогда работал директором Бюро пропаганды художественной литературы при Союзе писателей ДАССР. Я решил, что он должен знать вас хорошо. И правильно ре-шил. Я ему так, мол, так… рассказал о том, что мне нужно восстановиться в университет и далее. Только откуда я мог знать, что Габиб написал вам записку на родном языке. Не буду же я читать чужие записки.
И вот захожу в кабинет проректора ДГУ и, поздоровавшись по-русски, робко подаю записку. Вы прочли ее про себя, подняли на меня глаза и спросили на нашем с вами родном языке: «Ты разве не даргинец?» Я ответил утвердительно. Потом вы привстали со стула, уперлись руками о стол и довольно громко сказали: «Почему же ты говоришь по-русски?!»
Потом немного успокоились, велели мне сесть и… минимум полчаса читали мне лекцию о даргинцах на чистом даргинском литературном языке. Откуда же я мог знать, что человек, у которого мать русская, так хорошо говорит на отцовском языке?
Из вашей лекции я многое узнал об Алибеке Тахо-Годи, обо всех знаменитых урахинцах с фамилией Далгат и многих других.
Кое-что о них я, может быть, до этого знал. Когда учился в педучилище, некоторое время директором был и Муртазали Далгат. Я читал книгу другого Далгата. Кажется, Абдурагима. Она называлась «В огне революции» и долгое время была у меня дома. Я слышал, что Гамид Далгат был комендантом Кремля. Только точно не знаю до сих пор, так ли это. Говорили, что он был после революции первым комендантом Кремля. Я знал, как он мужественно держался на изнурительных допросах и геройски погиб в тюрьме, отвергнув сфабрикованные против него обвинения.
Много интересного я слышал и о другом даргинце - Алибеке Тахо-Годи. Он как-то выступал то ли в Москве, то ли в Ленинграде, как мне рассказывали. Как только он кончил говорить, из зала поднялся на сцену один русский профессор филологии, пожал ему руку и сказал: «Спасибо за хороший урок русского языка». У меня есть сборник избранных повестей «Русская сентиментальная повесть», изданный в петербургском университете, когда там учился Тахо-Годи. Среди фамилий членов редколлегии университета есть и фамилия Тахо-Годи.
Я внимательно слушал вас и запоминал все, что вы говорили. Потом много раз рассказывал товарищам, как мне читал часовую лекцию проректор университета. Правда, я очень гордился этим.
Может быть, обо всем этом мне рассказали вы, и я по истечении времени перепутал ваши сведения со своими? Может быть.
Я неплохо усвоил содержимое вашей лекции и всегда стараюсь говорить на родном языке, где только его хоть немного понимают. А вот писать на даргинском мне трудно, хотя в свое время написал несколько стихотворений, посвященных хорошо вам известным моим односельчанам, и поместил их на страницах газеты «Замана».  Стихи свои я посвятил Сулейману Рабаданову, Габибу Наврузову, Магомеду Кадиеву. Я еще являюсь соавтором, скажем, Гимна Дахадаевского района. Был объявлен конкурс на лучшие слова песни о районе (не будем говорить «гимн»). Участие приняли более пятидесяти человек. Много же в нашем районе поэтов! Комиссия выбрала наш вари-ант.
Вот так вот, Омар Алиевич! Неплохим же я оказался студентом.