И этот влюблен или чужая, но все же

Когда бы я ни читал стихотворение А.Блока «В ресторане», вспоминаю ее. Это просто какое-то наваждение, иначе не назовешь. Но злые силы здесь не играют присущую им отрицательную роль. Они приносят приятные воспоминания. И за это им огромное спасибо.
Я заходил в аудиторию почти всегда последним и садился один за свободный стол. Студен-ты-вечерники редко вступают в дружеские отношения между собой, потому и я не был исключением: я даже имени ни одного из парней, учившихся со мной на вечернем отделении, не помню, будто их не было вовсе. Я и девушек плохо помню. Пришел на занятия после работы, просидел две пары уроков, сделал кое-какую запись и ушел. Вот и студент–вечерник.
Я помню только ее и двух-трех ее подруг. Они все вместе сидели на занятиях, вместе и уходили. Иногда уходил с ними и я, если они изъявляли желание побыть со мной.
Вот и сейчас, перелистывая сборник стихотворений Блока, я вспомнил ее. Мысленно сижу за ее спиной, закрываю глаза и читаю Блока:
Ты рванулась движеньем испуганной птицы,
Ты прошла, словно сон мой легка…
И вздохнули духи, задремали ресницы,
Зашептались тревожно шелка.
Вы, может быть, и не поверите мне, но я до сих пор помню запах ее духов и шепот шелкового платья. Закрываю глаза, вдыхаю воздух и уношусь в мои почти позабытые, ни с чем не сравнимые воспоминания. И говорю за это «спасибо» поэту: поэты для того, наверное, и созданы, чтобы молодость людям возвращать и делать в жизни что-то невозможное. Писал же Е. Евтушенко: «Поэт в России - больше чем поэт».
А ведь она была замужем. Я знал об этом с первых дней знакомства. Я и мужа ее видел однажды. Вот как это было.
В один из вечеров они, она и три ее подруги, пригласили меня в ее квартиру. В самое интересное время, когда мы уже порядком выпили и натанцевались, появляется ее муж. Не помню уже, кем и как они меня ему представили, но очень хорошо помню одно: он сразу определил, ради кого я находился в его квартире в первом часу ночи.
У меня, когда еще служил в армии, был точно такой же случай. Я зачастил ходить в библиотеку в военном городке. Перелистывал книжки, вел по их поводу беседы с заведующей. Короче, заведующая библиотекой, молодая и очень красивая женщина, скоро поняла, что я начитан и очень интересен. Меня предупреждали, что у нее есть муж, высокий здоровый старший лейтенант. И однажды к вечеру он появляется в библиотеке… И он моментально определил, из-за кого его молодая жена не сразу после работы приходит домой..
Еще Маяковский в свое время сказал в одном из своих стихотворений (дословно не помню), что много охотников на чужих жен ходят на нашей земле и вокруг. Наверное, он одним из таковых считал себя. Должен был считать. И дарил чужим женщинам целые поэмы. Посвятил же он Лиле Брик поэму, загадочно назвав ее «Про это». И Лиля Брик была для поэта в самом прямом смысле «чужая, но все же жена». А Татьяна Яковлева? Маяковский собирался ее в Москву взять «вдвоем с Парижем».
Помните его такое выражение: «У меня на шее воловьей потноживотые женщины мокрою горою сидят. Это сквозь жизнь я тащу «миллионы огромных чистых любовей и миллион миллионов маленьких грязных любят»? Не помните? А они, «любови» и «любята», все помнили и гордились этим.
В шестидесятые-семидесятые годы того века в Сергокалинском педучилище учительницей русского языка работала одна старая русская женщина – Евдокия Михайловна. Она любила рас-сказывать нам, своим ученикам, как гуляла с Маяковским и «ходила с ним в кино» и в конце признавалась: «Я, дети, его любила. Сказать, любил ли он меня, не могу». И мы верили ей и считали себя причастными к чему-то великому.
А какие стихи посвятил Маяковский совсем еще молодой Марии Денисовой (потом она ста-нет известным скульптором и вылепит бюст Маяковского) в одной из лучших своих поэм. Я говорю о поэме «Облако в штанах» Вот они:
«Имя твое я боюсь забыть, как поэт боится забыть какое-то в муках ночей рожденное слово, величием равное богу. Тело твое я буду беречь и любить, как солдат, обрубленный войной, не-нужный, ничей, бережет свою единственную ногу». Надо же: такое сравнение!
Был такой аварский поэт – Садрудин Чанка. Говорят, он писал по просьбе друзей их любимым письма в стихах (стихотворение «Любимая Далгата» и другие). Он же написал и такие стихи: «Если имя твое даже шепотом произнесут, вздрогнет сердце мое и невольно ускорит свой бег, оттого что надежда дает моим думам приют, и в разлуке с тобой я могу находиться весь век. По всему моему несмолкающему телу давно растеклось твое имя, и я не таю от людей, что по жилам моим растеклось дорогое оно, как по стеблям ромашек, весенняя влага дождей». Как они созвучны со стихами Маяковского! А написаны, наверное, тоже чужой любимой.
А Махмуд из Кахаб Руссо? Этот поистине «дагестанский Блок»? Я думаю, не очень ошибусь, если скажу, что он все свое творчество посвятил одной женщине, чужой жене. Говорят, Марьям не очень-то любила Махмуда, как и Лиля Брик Маяковского. Бог им судия, если они на самом деле смеялись над поэтами. Но об этом только говорят. И я ничего не утверждаю.
Но вернемся к Блоку:
Ты взглянула. Я встретил смущенно и дерзко
Взор надменный и отдал поклон.
Обратясь к кавалеру, намеренно резко
Ты сказала: «И этот влюблен».
Как сказано: «И этот влюблен»!
Так что же стало с моей однокурсницей? Наверное, и она не раз говорила своим подругам, указывая на меня: «И этот влюблен». Слышал, что она развелась с первым мужем и удачно вышла замуж за второго и даже фамилию нового мужа стала носить. И, наверное, читает ему в постели мои стихи и говорит: «И он был влюблен» Пусть читает. Я даже их ей напомню, если забыла. Вот они:
Каждый раз я стою за столом у тебя за спиной
И с улыбкой гляжу на бушующее море волос.
Ведь я море люблю, дай обняться с волной.
А тебя, чужая жена, не моя,
Я тебя ненавижу до слез.
Не очень зрелые стихи, особенно последний стих, но для записи в альбом кисейной барыш-ни и постельного чтения на ночь грядущую сойдут.
Почти все поэты посвящали стихи чужим женам, называя их своими любимыми, а те, наверное, говорили в один голос уже другим мужчинам: «И этот влюблен».
2014 г.