Малиновая горгона. Запах добычи

Фролов механически покачивается на заднем сиденье междугороднего автобуса. Это худой, затрапезный, необщительный человек. Среди сорока других пассажиров он ничем не примечателен и его внешность не заслуживает особого описания.

Дама, сидящая напротив Фролова, наоборот, достойна отдельного упоминания. Она разместилась на предпоследнем сидении, возле площадки задней двери. Кажется, эта женщина не хочет выделяться, но всё равно выделяется на фоне соседей. Крупная, неповоротливая, с кричащими малиновыми волосами, в короткой юбке, она бросается в глаза каждому входящему.

Наверное, в ней течёт немного башкирской или татарской крови. Густые брови, скуластое лицо, коренастая фигура. Из-за солидных габаритов женщина неловко сидит боком на тесноватом сиденье, выставив в проход плотное колено, облитое золотистым капроном и похожее на пузатый самовар. Колено лучится и сверкает, невольно притягивая чужие взгляды.
 
Малиновая женщина – далеко не красавица. Лицо у неё одутловатое, припухшее, недовольное, даже злобное. Напоминает лик мифической Медузы Горгоны. Тяжёлые азиатские веки, двойной подбородок-сумка, ягодные губы напитаны жидким блестящим гелем. Рот тоже припухший, воспалённый, словно искусан в порыве страсти. Женщина очень грудаста. Её мощное «молочное хозяйство» размером с аквариум задраено в ажурную блузку-сеточку, сквозь которую отчётливо читается архитектура лифчика. Бюст шестого номера выглядит сладким, огромным именинным тортом. Каждая грудь – чуть не с голову Фролова.

Легкомысленная джинсовая мини-юбка так стянула талию сидящей толстушки, что мешает владелице нормально дышать. Лицо малиновой пассажирки блестит от натуги и неудобства. Пуговка на животе напряжена до барабанного звона, деля женский стан поперёк на две бульдозерных складки. Упругий вал жира нависает над бёдрами, выдавленный тесным поясом. Джинсовый подол почти не прикрывает оплывших ляжек: кажется, в темноте между ног вот-вот дерзко мелькнут трусики – крошечный штрих, глубоко утопленный в монументальной капроновой плоти.

Горгона производит массу звуков и запахов. Она скрипит эластичными колготками, звенит серьгами, часто и громко облизывает губы. Шумно дышит и вытирает испарину на лбу. Фролов не любитель подсматривать женщинам под юбки, но почти хочет увидеть краешек её трусов. Интересно, какие они там? Шёлковые, склизкие, упругие... и невероятно сырые от жары?

Попутчица распространяет вокруг крепкий, настоявшийся запах самой себя. Пряности, косметика, пот. Тональный крем. Подопревшее нижнее бельё. Дешёвый кофе, выпитый в забегаловке. Жасминовая вода. Острый букет дополняется запахом несвежих золотистых колготок. Чтобы снять эти колготки, хозяйке, наверное, потребуются немалые усилия. Лайкра настолько плотно облепила ляжки, что впору скоблить её шпателем, как застывшую масляную краску.

Тучных, не по возрасту одетых баб Фролов не жалует. Он считает их неряшливыми, некрасивыми, смешными. Его жена Нурсале – стройная и тонкая. Молчаливая и спокойная, как подобает замужней женщине. Нурсале полный антипод этой размалёванной толстухи, но сейчас Фролов почему-то жадно пожирает глазами пышную, пахучую, вызывающую спутницу. В ней слишком много… чего?

Точного определения не подобрать. В малиновой пассажирке много  в с е г о. Много жира на талии и заду, много колен и губ. Много наглого телесного запаха, много бёдер в лоснящемся капроне. Много неприкрытой похоти, сулящей запретные удовольствия, чрезмерно наложенной косметики, сока и плоти. Эта женщина бальзаковского возраста выряжена, как восьмиклассница на дискотеку – вульгарно, откровенно, сексуально – но от неё трудно отвести взгляд. И Фролов исподтишка продолжает изучать могучие формы сердитой горгоны.

На вид ей лет тридцать. Мини-юбка, капрон и ажурная кофточка гротескно подчёркивают выпуклости, тяжести, крупности тела. Что-то подсказывает Фролову, что малиновая горгона вчера забыла помыться (или ей не дали)? От дамских бёдер и подмышек, от глубокого выреза на груди исходит волна жара, как от кастрюли с горячей картошкой. Попутчица беззастенчиво пахнет агрессивной самкой. Забористый дух беспокоит обоняние Фролова, но не отталкивает. Даже чем-то привлекает.

Багажа у малиновой пассажирки нет. Притворяясь, что дремлет, она зорко следит из-под ресниц за передвижениями в салоне, словно кого-то опасается. Пухлые руки с аляповатым розовым маникюром подрагивают на коленках, временами пытаясь одёрнуть книзу коротенький подол. Куда и зачем едет женщина с малиновой причёской – неизвестно. Об этом знает лишь водитель, проверявший билеты.   

Автобус мерно идёт по шоссе, люди спят, нахохлившись, или сидят в телефонах. Малиновая горгона, кажется, успокоилась. Расслабив грудь и плечи, приткнулась к окну, уронила голову набок и задремала по-настоящему.

***

Посреди шоссе автобус делает остановку. В переднюю дверь входят двое серых мужчин средних лет. Оглядев салон, замечают башню малиновых волос и торчащее блестящее колено (толстая пассажирка сидит спиной к водителю).

Каким-то шестым чувством Фролов вдруг понимает: эти типы пришли по душу яркой соседки. Её  и щ у т. Переглянувшись, мужчины скользят в заднюю часть автобуса. Один на ходу чем-то звенит в кармане – звук калёной стали, звеньев собачьей цепи или чего-то похожего. Встают вплотную к малиновой женщине, отрезая пути отступления, будто встретили старую хорошую подругу.

- Привет, Жанна Станиславовна, - тихо говорит один. – На телефон не отвечаешь… А нас в компанию примешь?

Сонливость с женщины как рукой снимает. Узнав пришельцев, она вскакивает – грузная, горячая, обтянутая масса – и пытается на ходу выброситься, протаранить запертые задние двери автобуса.

- А-а-а! Вот суки! А-а-а! – липкий рот перекошен, глаза горят яростью, блузка трещит на складчатом теле.

Сопротивление длится недолго. В следующий миг пришельцы повисли на плечах крупной Жанны, оттащили, вывернули локти самбистским захватом.

Хрусть! Хрусть! Трещат суставы, трещит до предела натянутая ткань, трещат колготки на неуклюже расставленных сдобных ляжках. Крик Жанны внезапно глохнет – один из мужиков оборачивает ремнями её искажённое лицо с потёками косметики. Беглянку согнули в проходе, зажали, заломили, потеснив скромного Фролова.

- Всем оставаться на местах! – бросает пассажирам один из нападающих. – Всем тихо! Идёт операция!

За спину пленнице надевают жёсткие наручники. Фролов видит их вблизи: хромированные зубчатые серпы, застёжки, четыре колечка цепи, скважины для ключа. Серпы смыкаются на бабьих запястьях с бессильно сжатыми кулачками.

Людям виден лишь колышущийся зад хрипящей Жанны. Джинсовая юбка воздета кверху, в объятиях молочных ягодиц сверкает белый отблеск эротичных плавок – шёлковый полумесяц, впившийся в женское мясо. От колготок в паху веет зноем, сыростью, ядрёной бабьей закваской.

- А! А! А!

Застегнув наручники на самое тугое деление, малиновую бунтарку силой заталкивают обратно на нагретое сиденье. Пухлый искусанный рот Жанны Станиславовны уже заткнут кляпом – специальной резиновой грушей, встроенной в собачий намордник. Пряжки ремней замкнуты на загривке, из-под груши на подбородок стекает слюна. Зелёные глаза пленницы зажмурены от боли и злости.

Что тут происходит? Арест преступницы или похищение невинной? А может, снимается кино? Кто-то из пассажиров неуверенно предлагает остановить автобус и вызвать милицию – драка в салоне, женщине скрутили руки! Но один из серых проходит к водителю.

- Спокойно, командир. Всё нормально, курс прежний, - и что-то сообщает на ухо.

Водитель поёжился, но кивнул. Не жмёт на тормоз, не сбавляет хода. Автобус продолжает свой путь, будто так и должно быть.

Публика разом успокаивается. Значит, ничего не произошло. Если на малиновую Жанну Станиславовну надеты наручники и в глотку вставлен кляп – значит, так положено. Видимо, серые хмурые мужики в своём праве. Паника соседей гаснет, не начавшись.

Все снова утыкаются в телефоны, отворачиваются к окнам с бегущими по ту сторону столбами. Ближайшие пассажиры (в том числе незаметный Фролов) с испугом и брезгливостью поглядывают на кипящую груду женского тела с оголёнными бёдрами и раздавшейся грудью. Соски Жанны проступили сквозь бюстгальтер. Из глотки рвутся всхлипы. Запах влажной женской промежности, духов и подмышек стал почти осязаемым. Сплошной резиновый кляп делает её толстощёкое лицо похожим на портрет лётчика-истребителя в кислородной маске.

Минуту назад эта Жанна Станиславовна была рядовой пассажиркой. Яркой, пухлой, развратно одетой, но обычной. Однако с появлением на сцене двух мрачных мужиков она стала бесправной пленницей под конвоем – зафиксированная наручниками, с забитым ртом и размазанной помадой.
 
Междугородний автобус превратился для неё в автозак, в подвижную тюрьму на колёсах. Запястья стянуты зубчатыми серпами, рот наполнен пористой резиной, угрюмые охранники не дают шевельнуться в кресле. Жанна перешла в статус арестантки, изгоя, подозрительной личности. Пассажиры не знают её вины, но пытаются отодвинуться подальше. Показать свою непричастность к толстой бабе в мокрых колготках и металлических цепях.

В глазах Жанны – бессилие и ненависть к своим пленителям. Она пытается ворочаться в кресле, сучит ляжками, озаряя потолок колготочным блеском… но Фролов понимает, что нападение не стало для неё неожиданностью. Садясь в автобус, Жанна с малиновой гривой  ж д а л а  чего-то подобного. Поэтому она возмущена, разозлена, растоптана, но не удивлена.

«Птичка не из простых, - думает Фролов. – Другая бы звала на помощь, шумела – а эта трепыхнулась и сразу успокоилась. Значит, есть за ней грешок. Чует кошка, чьё мясо съела».

Род занятий серых мужчин определить трудно. Парни натренированные, упаковали злую бабу чётко и быстро. Кто они? Менты или бандиты? Или ревнивый муж с дружком, догнавшие бежавшую из семьи супругу?

Придерживая Жанну, один из конвоиров быстро набирает в телефоне сообщение. Если он полицейский, то, наверное, пишет: «Отбой всем постам, объект задержан!»

А если он бандит, то текст несколько иной: «Босс, лошадка на привязи! Как поняли?» Про себя Фролов решает: это всё-таки бандиты. Малиновая Жанна в мини – ихняя подельница. Или состоит в банде конкурентов. Бабы с такой сексапильной наружностью всегда вращаются в преступных кругах.

Возможно, Жанна скрысятничала или кинула бандитского босса. Неудачно пыталась смыться. Выбросила телефон, пряталась на чужой квартире… купила билет, рано утром села в автобус… но всё пошло не так. Вычислили, догнали и повязали. От мафии не уйдёшь.

Джинсовое мини заложницы бессовестно задралось. Ёрзая задом, Жанна по женской привычке пытается опустить юбку пониже, но попутчики в сером вдавливают арестантку в кресло, не позволяя возиться чересчур активно.

Всё это разворачивается на расстоянии вытянутой руки от Фролова. Конвоиры отгораживают пленницу спинами, однако Фролов сидит впритык и всё видит. Подол Жанны приподнят, вспученные ляжки вывернуты наружу. Тесёмка белых трусиков нахально мигает из-под живота, похожая на выпуклый осколок фарфорового блюдца. Сверху её туго, упруго стягивает шов колготок. По ожиревшим бёдрам струятся световые зигзаги, будто ноги отлиты из желтоватого хрусталя.

Фролов видит нечаянную пленницу до мельчайших подробностей. Замечает даже крохотную затяжку на её ослепительных колготках там, где она скрыта от всех – под юбкой, на внутренней стороне бедра, почти у самого паха. Маленький изъян на безупречной лайкровой глади выглядит неуместным, хочется прижать его пальцем, спрятать, заставить исчезнуть. Наверное, кто-то из громил во время свалки схватил её пятернёй за ляжку. Или Жанна случайно сама зацепила капрон розовым ногтем, поправляя трусики, пока ехала без наручников.

Вдыхая испарения женского тела, глядя на её затравленный вид, Фролов сочувственно думает, что вряд ли Жанну ждёт что-то приятное. Не зря мужики в сером с ней не церемонились. Скрутили при всём честном народе, сунули в зубы кляп, стерегут в четыре глаза. Значит, имеют на горгону большой зуб. Может, она похитила воровской общак или сдала кого-нибудь органам?

Автобус едет. Люди молчат. Малиновая Жанна неслышно скулит в резиновый намордник, прижатая к сиденью серыми конвоирами. Неожиданно Фролов осознаёт, что соседство жирноляжечной горгоны в наручниках и надорванных колготках его возбудило.

Прислушавшись к себе, он убеждается, что так и есть. С чего бы это? Фролов обычный человек. Он не страдает половыми девиациями и никогда не занимался сексом со связанными женщинами. Тем более с толстыми бабами бальзаковского возраста, одетыми как восьмиклассницы.

Может, всё дело в её зверином запахе? В её потухшем и злобном взгляде? В маленькой затяжке на капроне и поблёскивающем язычке белых трусов? Этого Фролов понять не может, но в мозгу у него сама собой рождается картина…

***

Он, Фролов – бандитский босс. Повелитель криминала и вершитель судеб. Пред его ясные очи доставляют стукачку Жанну Станиславовну, пойманную в автобусе – тридцатилетнюю круглую бабёнку в мини-юбке, с резиновым кляпом и в наручниках. Она лежит у его подошв, трясётся и рычит. Она беспомощна, доступна, открыта для любых форм казни. Что он велит с нею сделать?

Ломать кости или жечь пленницу огнём Фролов не стал бы. Это примитивно, грязно, грозит необратимыми последствиями для жертвы. Ни к чему уродовать цветущее женское тело. Он бы выбрал ослушнице суровую, но бескровную кару.

Фролов вспоминает виденные в молодости порнофильмы с японскими пытками. Для начала он приказал бы связать подлой стукачке ноги и руки за спиной и оставить «дозреть». Пусть горгона лежит червяком, страдая от страха и неизвестности. Вертится, бьётся и крутится. Пытается освободиться, пока юбка у неё не скатается выше трусиков, а шестиразмерный торт груди не выпадет наружу. Пока невольница вся не увлажнится, не натрёт себя бельём и верёвками до мозолей.

Потом Жанна будет усажена по-турецки и связана в лучших японских традициях шибари. На горло ей наденут ошейник и притянут цепочкой к скрещенным жирным лодыжкам, чтобы пленница сидела в жёстком загибе, уткнувшись себе носом в груди, и не могла распрямиться.

В кляп ей проденут металлическое кольцо и тоже привяжут верёвкой к ногам. Покрепче стянут толстые локти за спиной и привяжут к локтям пышные малиновые волосы, стянутые в хвост. Теперь Жанна не сможет повернуть или поднять голову, зафиксированную спереди кляпом, а сзади – связанными волосами. Сможет смотреть только в пол, хрипеть и ронять слюнки на свои капроновые сладкие ляжки.

Фантазия Фролова незаметно разгорается. Он вспоминает другие подробности из порно. По его приказу Жанне крепко свяжут все пальчики на руках между собой. Хорошенько скрутят ремнями обнажённые груди-торты, чтобы соски раздулись как спелые ягодки и увеличились от возбуждения вдвое. На соски нацепят резиновые прищепки и пристегнут их цепочками к кляпу.

Чуть не забыл главное! Через пах малиновой пленницы надо продеть несколько тугих верёвок, закрепить на животе и связанных руках, чтобы они пилили, возбуждали, рвали и сдавливали Жанне Станиславовне самое уязвимое женское место. Чтобы из-под уздечки брызгал интимный сок, если дёрнуть чуть посильнее!

Итак, виновная неподвижна как мраморная статуя. Сидит китайским божком с подвёрнутыми капроновыми ножками, с петлёй в промежности, согнутая пополам, с оттянутыми сосками. У неё связаны руки, ноги, груди, пальцы, ягодицы, малиновые волосы. Заткнут рот. Ни одно неосторожное движение арестантки не остаётся безнаказанным – везде сразу становится мучительно больно от узлов и верёвок.

А поскольку пухлая Жанна не только связана, но и плотно задраена в колготки, бельё и эластик, она страшно потеет, испуская букет восхитительных ароматов – сырого капрона, возбуждения и злобы... Прямо как сейчас.

Связанная и скрюченная заложница будет дышать носом и хлопать глазами. Если повалить её набок – Жанна останется лежать в той же позе. Если посадить обратно – будет покорно сидеть дальше.

Как Фролов поступит с беспомощной добычей, которая находится в его полном подчинении, знает, что виновна, и не имеет иного выхода, кроме как плеваться в кляп и ждать наказания? Можно вообще ничего не делать. Оставить как есть, любоваться Жанной издали и смотреть, как она краснеет от похоти, бледнеет от злости, скрипит колготками и верёвками, и бесполезно мечет молнии взглядом.

А можно дать себе волю – пороть узницу плёткой, таскать за волосы, дразнить, мучить, истязать, щекотать… Пленная потаскуха будет всё безропотно сносить и тихонько течь себе в колготки. И когда Жанна совершенно лишится сил, босс Фролов встанет над нею…

схватит руками за пропотевшие ляжки…

ладони скользят по капрону, как по тонкому стеклу…

он ощущает под пальцами студенистые бока, рыхловатую плоть…

вцепляется в малиновый хаос на голове униженной шлюхи…

с треском вырывает из ягодной пасти мокрый кляп…

видит её дрожащий язык, видит искусанный, обветренный рот, смазанный блестящим гелем…

Жанна согласна, она сама подаётся к нему, скрипя ремнями и наручниками…

Замечтавшись, Фролов внезапно извергается себе в брюки. Вздрогнув, испуганно косит глазами по сторонам, ощущая стыд и потрясение. Одёргивает куртку. В паху растекается липкость. Чёрт побери, он кончил, как пубертатный подросток! Хорошо, что никто этого не видит.

Да, вокруг спокойно и сонно. Серые конвоиры по-прежнему загораживают свою малиновую пленницу в джинсовом мини. Водитель ведёт автобус, а скованная Жанна Станиславовна беззвучно стонет в кляп, распространяя вокруг крепкий, настоявшийся запах самой себя. Запах тонального крема, подопревшего нижнего белья, дешёвого кофе, жасминовой воды. И острый запах несвежих золотистых колготок с затяжкой на правом бедре, у самого паха.

***

Путешествие в компании с Жанной продолжается недолго. Спустя некоторое время конвоиры вынимают стальные кандалы для ног и сковывают воющей заложнице толстые щиколотки, окончательно исключая возможность побега из-под стражи.

Делают знак водителю – тот с облегчением тормозит и выпускает странную троицу на глухом лесном перегоне. Две серых мужских фигуры тащат между собой неуклюжую женскую тушу со скованными руками и ногами. В последний раз мелькает малиновая башня волос – пленницу вталкивают в стоящий на обочине джип вместе со всеми прелестями, огромным бюстом и затяжкой на колготках.

Автобус с Фроловым уходит своим маршрутом. Пассажиры молчат. О непонятном похищении (или аресте?) и загадочной пассажирке напоминают лишь вмятина на сиденье и витающий в воздухе запах. Запах женской физиологии, пряной косметики, секса, пота и лайкры, который так постыдно повлиял на маленького человечка Фролова.

- Номер ихнего джипа кто-нибудь запомнил? – спрашивает очкастая тётка в правом ряду. И гордо прибавляет: – Я запомнила, если что…

Реплика очкастой остаётся без ответа.

***

Кем была жирная испуганная Жанна Станиславовна? Что она натворила? Почему люди в сером открыто надели ей наручники, что они шепнули водителю и куда потом увезли жертву – ничего этого Фролов не узнал, да и не пытался.

Он был обычный мирный человек, далёкий от расследований и криминальных разборок. Но втайне Фролов надеялся, что неведомые боссы разобрались и отпустили бабу восвояси. Убивать или калечить такую живую дерзкую женщину было бы жестоко. Лично сам Фролов не стал бы. Помучил бы, наказал, сделал строгое внушение, изнасиловал – но оставил жить. Пусть Жанна и дальше трясла бы ведёрными грудями и шокировала окружающих короткими юбками, Фролову не жалко.

Фролов часто вспоминал злые зелёные глаза, резкий запах духов и прелого капрона, загнанное дыхание и пузыри слюны на двойном подбородке. Дома он ничего не рассказал, но той же ночью вдруг попросил жену надеть бежевые колготки и джинсовую юбку. Попросил, чтоб жена разрешила связать ей руки за спину обрывком шнура и заткнуть рот кожаной перчаткой.

Тихая Нурсале удивилась: ничего подобного они с мужем не практиковали. Но позволила Фролову сделать то, чего он хотел.

Фролов крепко связал жену, долго возбуждал её, везде гладил. Потом задрал ей юбку, спустил колготки и занялся любовью… представляя на месте жены потную, мясистую горгону с малиновыми волосами и свирепым бессильным взглядом. Это был не его тип женщин, но сейчас он страшно хотел именно Жанну!

- Было хорошо? – спросила жена, когда муж освободил ей рот. – Тебе понравилось?

- Конечно, - сказал Фролов. – Мне с тобой всегда хорошо. Спи.

Но в глубине души он понимал: вышло не совсем то, чего он желал. Фролов долго ломал голову – а потом понял.

Ему не хватило того, что в избытке было у пленной Жанны в автобусе. У верной супруги не было  з а п а х а   д о б ы ч и.