Камень. Оформление документации. 1933г. Колхоз Мог

Оформление документации
(глава из биографического романа «Камень», автор – Владимир Шабля).
1933 год, апрель. Колхоз «Могутня» Томаковского района.

Оказавшись возле конторы, мужчины некоторое время ожидали, пока Кузьма "припаркует" транспортное средство. Тот благополучно обеспечил стоянку, но намеревался во время разговора отсидеться на своём привычном месте на телеге. К его огорчению, Величко настоял на присутствии конюха, как полноправного члена комиссии, при проведении всех мероприятий по проверке.
Зашли внутрь здания. Там было пусто, темно и холодно. Завознюк достал из кармана спички, попробовал добыть огонь, но у него ничего не получалось.
– Вот чёрт, отсырели! – с досадой чертыхнулся он. – Видимо, на рыбалке вода попала на коробку.
– Возьмите мои, – Данил достал из кармана собственные спички и протянул председателю.
Тот чиркнул, и поместив мерцающее пламя в сомкнутые ладони, как Прометей, осветил гостям путь. Подойдя к одной из немногочисленных дверей, он отпер её, но внутрь зайти не успел: спичка догорела. В потёмках Клим наощупь вошёл в комнату и уже там отработанными движениями зажёг огонь в керосиновой лампе, находящейся на столе.
– Проходите, товарищи... Садитесь, – предложил он и указал на табуретки.
Члены комиссии расселись за столом. Демьян и Данил – по обе стороны от Завознюка, а Кузьма – поодаль.
– В этой комнате – контора нашего колхоза «Могутня», – продолжил председатель, когда гости немного освоились с обстановкой.
– А в остальных? – поинтересовался Данил.
– Сельсовет, партком, почта, магазин, клуб и библиотека.
– По-видимому, в настоящее время контора не работает? – спросил Величко.
– Так и есть,– ответил Завознюк, – работы здесь никакой, да и некому работать.
– Как так?! – удивился Величко.
– Да так! Секретарша, она же деловод, ещё среди зимы, когда поняла, что детям нечего кушать, собрала пожитки и куда-то рванула, – мужчина сдвинул плечами, будто прикидывая возможные действия женщины: – Может, решила просочиться в Запорожье, а может подалась к родственникам: кто её знает.
– А остальные? – поинтересовался Данил.
– Из остальных, кроме меня, был ещё дедушка бухгалтер, одинокий старикан. Но тот уже месяц как не может ходить. Пищу из-за старости самостоятельно добывать он не в состоянии, а пособить некому. Последний раз я забегал к нему дня три назад, заносил пару окуней. Но старик уже начинал пухнуть с голоду. Не знаю, жив ли ещё.
– Скажите, а кто находится в конторе днём? – попытался прояснить положение Демьян. – Райисполком почему-то не может с вами связаться ни телефоном, ни телеграфом, ни почтой.
– Весь световой день люди на Днепре промышляют, причём все, кто ещё может хоть как-то работать, включая детей и стариков. У кого недостаточно сил – трудятся по полдня или через день. Делают, кто на что способен. Некоторых горе-рыбаков самих приходится буквально тащить к реке и обратно. Но даже вместе с такими да с теми, кто участвует лишь изредка, вкруговую набирается не больше полсотни. А ведь ещё летом только в колхозе числилось 130 человек; плюс нетрудоспособные и малыши... Кабы не голод – собрали бы до четырёхсот рыбаков.
– И кто же так решил, кто позволил отменить плановые колхозные работы?! – Демьян, привыкший каждый день ходить на службу, был обескуражен. – А подготовка к посевной?!
– Я решил, – отрезал Завознюк, – сейчас главное – сохранить как можно больше людей, выжить в этой ужасной голодовке. Нужно продержаться ещё пару месяцев, а там пойдёт зелень и новый урожай. Даст Бог – полегчает.
В тусклом свете лампы Данилу удалось рассмотреть выражение лица председателя. Удивительно, но на людях решительный и бескомпромиссный, руководитель колхоза в этот момент напоминал затравленного зверька.
– Но сеять по любому нужно, – заметил Данил.
– Подготовкой к посевной займёмся, когда тронется лёд на реке, – сообщил председатель о своих планах. – Хотя самого главного – посевного материала – у нас, считайте, нету...
Тут Завознюка снова перемкнуло, какая-то отчаянная искорка мелькнула в глазах, и он с размаху хрястнул ладонью по столу.
– А вот вы – комиссия, приехали с проверкой, – вызывающе, сбиваясь на фальцет, завопил Клим. – А пойдёмте, я покажу вам наш семенной запас – и вы запишете в свой акт, что сеять-то колхозу «Могутня» нечем! Да приложите копии актов изъятия зерна буксирными бригадами! А почему бы и нет?! А коль так – пусть наше государство залезет в свои закрома и хоть раз сдержит слово да поможет колхозу, как и обещало! Пусть отдадут то зерно, что забрали!.. – Завознюк вскочил на ноги, широко расставил руки. – Ан нечем нам сеять – нет семян, хоть вы меня режьте, хоть убейте – негде взять! – выкрикнул он, запрокинув назад голову.
Тут мужчина понял, что наговорил лишнего, и замолчал, а затем стал растерянно переводить взгляд с одного члена комиссии на другого, пытаясь предугадать, какие последствия будет иметь его крамольная речь. Не найдя для себя возможности исправить содеянное, он сел обратно на табуретку, облокотился о стол и закрыл лицо руками.
Тем временем и члены комиссии тоже были ошарашены. Они не понимали, как вести себя в таких обстоятельствах.
– Да Вы успокойтесь, – первым опомнился Данил, – нам ведь просто поручено разобраться с ситуацией. Так давайте вместе подумаем, что можно сделать, чтобы наши действия пошли на пользу и колхозу и общему делу.
– Давайте, – ухватился Клим за возможность выйти из затруднительного положения.
– Прежде всего, ознакомьтесь, пожалуйста, с предписанием райисполкома, – Данил решил перевести разговор в официальное русло. – Демьян Степанович, – обратился он к своему коллеге, – пожалуйста, покажите распоряжение Климу... как Вас по отчеству? – опять повернулся к председателю Данил.
– Никифорович.
– Климу Никифоровичу, – закончил член комиссии.
На радостях от того, что можно уйти от проблемной ситуации, Величко бросился к своему стоящему у ног портфелю и долго рылся в нём, заодно пытаясь успокоиться. Наконец он вытащил папку, поместил её на столе и принялся перебирать находящиеся в ней документы.
– Вот, пожалуйста, ознакомьтесь, – Демьян Степанович протянул предписание председателю колхоза, с трудом возвращаясь к роли главы комиссии.
Завознюк трясущимися руками взял бумагу и долго рассматривал её при свете керосинки. То ли зрение у него было слабое, то ли в грамоте он был не силён, но спустя несколько мучительных минут, Клим отодвинул в сторону предписание и уставился на членов комиссии.
– Больно мудрено всё закручено; мне с моим однолетним образованием трудно понять, – Клим умоляюще свёл брови к переносице. – Скажите по-простому, что там написано, – будто взывая о помощи, пролепетал мужик.
– Самое главное – райисполком требует от колхоза погасить до конца месяца все задолженности по налогам и сборам, – размеренно произнёс Данил.
– А если нечем гасить, что делать? – доверительно попросил совета Завознюк, заглядывая в глаза мужчинам.
Клим Никифорович убедился, наконец, что приехавшая на этот раз комиссия состоит из таких же подневольных людей, как и он сам. А потому решил отдаться на их добрую волю.
«Они и сами чувствуют себя не в своей тарелке, – догадался Завознюк. – Расскажу всё, как есть, а там – будь что будет! Пускай делают, что положено».
– Как бы то ни было, мы обязаны вручить Вам предписание, а Вы – расписаться в его получении. Именно это мы сейчас и делаем, – подключился Величко, подталкивая ещё один экземпляр документа председателю колхоза. – Вот копия предписания; напишите внизу листа «Получил 3 апреля 1933 года. Председатель колхоза «Могутня» Завознюк К.Н.» и распишитесь.
Клим повиновался.
– Теперь поставьте колхозную печать и верните бумагу нам.
Завознюк послушно выполнил и это требование. Демьян взял документ, дотошно проверил написанное и печать. Затем, удовлетворённый, положил бумагу в портфель.
«Ну, слава Богу, полдела сделано», – обрадовался он и мысленно перекрестился.
– Ещё Вы должны написать гарантийное письмо, где нужно указать сроки, в которые обязуетесь погасить задолженность по налогам, – продолжил Величко бюрократическую процедуру, вошедшую, наконец, в конструктивное русло.
Клим Никифорович стал рыться в ящиках письменного стола, тщетно выискивая чистый лист бумаги. В конце концов, потеряв всякую надежду на успешность этого занятия, он вытащил пухлую папку с жирной надписью «1931» и принялся перебирать хранящиеся в ней старые документы. Спустя некоторое время, мужчина нашёл-таки то, что искал: на одном из заявлений о вступлении в колхоз оказалась исписанной лишь половина страницы. Мужчина перегнул лист, стараясь подгадать поближе к низу текста. Затем послюнявил изгиб и разорвал бумагу на две части. Одну из них он положил обратно в папку, а другую, чистую, разместил перед собой.
– Что нужно писать? – обречённо спросил председатель колхоза.
– Вверху справа сделайте запись: «В финотдел Томаковского райисполкома», – продиктовал Величко, указывая пальцем на место, где следует писать, – а ниже по центру – «Гарантийное письмо».
Клим принялся за дело; буквы он выводил, как первоклассник, – медленно и старательно. В трёх первых продиктованных Демьяном фразах мужик умудрился сделать не менее десятка орфографических ошибок, каждая из которых, как ножом, резала по прилежности Данила. Тем не менее бухгалтер решил не вмешиваться в процесс. «Пускай пишет, как умеет, – заключил он. – Понять написанное можно, а там – есть председатель комиссии, который отвечает за её деятельность».
– В феврале и марте 1933 года, – между тем продолжал декламировать Величко, – колхоз не внёс государству причитающиеся налоги по причине…
На последних словах Демьян сделал ударение и выжидающе посмотрел на Клима, как бы приглашая его самостоятельно продолжить изложение начатой мысли. Но Завознюк, записав продиктованное, только преданно уставился на членов комиссии. При этом всем своим видом он напоминал ягнёнка, которого ведут на заклание.
– Ну же, Клим Никифорович, укажите далее причину невыполнения колхозом его долга перед государством, – Величко попытался подтолкнуть председателя к самостоятельным действиям.
– Причина одна – нечем платить, – заявил Завознюк, вопросительно, но с вызовом взирая на членов комиссии.
Услыхав эти слова, да ещё произнесённые бескомпромиссным тоном, Демьян стушевался. Ему показалось, что своим заявлением Клим ставит крест на самой возможности успешного выполнения комиссией задания. А озвученная формулировка причины неплатежа и вовсе представлялась недопустимой для официального документа.
«Этого нельзя писать… обвинят в саботаже и их, и нас, – затмила Демьянов мозг назойливая мысль, – но как в такой ситуации поступить?»
Мужчина ощутил, как его бросило в жар. От этого стало неловко, ведь он глава комиссии и должен держать марку при любых обстоятельствах. Первым порывом было как-то скрыть от окружающих эту свою слабость. Однако уже через мгновение Величко утешил себя, рассудив, что в потёмках его растерянное состояние вряд ли кто-то заметит. Окрылённый этой догадкой, он глубоко вдохнул, приготовившись по обыкновению выплеснуть на подчинённых скопившиеся внутри эмоции.
Отчасти председатель комиссии правильно оценил ситуацию: действительно, большинство присутствующих не заметили критичности положения. А точнее – все, кроме Данила. Последний же, в силу своего солидного опыта, сразу почувствовал, что дело пахнет керосином: если Демьян сейчас сорвётся и, как обычно, начнёт кричать, то может испугать Завознюка и завалить так бойко и результативно начавшийся процесс.
– Послушайте, – в экстренном порядке вклинился в разговор Данил, примирительно обращаясь к председателю колхоза, – давайте сформулируем это не как Ваше утверждение, а как установленный комиссией факт. Например, напишем, что проверкой выявлено наличие на складе запаса зерна, недостаточного даже для посева, приложим акт, где укажем фактические цифры – сколько имеется семян и сколько нужно на посевную. Зафиксируем фактическую сумму наличных оборотных средств. А дальше Вы дадите гарантию, что колхоз обязуется в течении недели погасить недоимку, например, за февраль, а остальное – с нового урожая.
– Да как же я такое напишу?! – вдруг взъерепенился Завознюк. – Вы же сами видели: люди мрут с голоду! Если есть нечего, то с каких шишей отдавать налоги?!
– А это – ваши проблемы! – всё-таки не утерпел Величко, давая волю сдерживаемым некоторое время эмоциям. – Имеете обязательства перед государством – извольте выполнять!
Он ни под каким соусом не признался бы самому себе в том, что в данном случае в нём взыграло обычное чванство. Наоборот, мужчина ощущал себя в этот момент представителем власти, выполняющим ответственную миссию.
Теперь настала очередь пугаться Данилу. Несмотря на то, что ему удалось несколько смягчить градус дискуссии, последняя выходка Величко ставила под сомнение благоприятный исход мероприятия.
– А знаете, – поспешил он спасать ситуацию, – я считаю, что до проведения проверки фактического состояния колхоза мы не имеем права принимать какие-либо решения. Поэтому предлагаю сделать перерыв до завтра. А пока устроимся на ночлег и отдохнём; ведь утро вечера мудренее.
– Это правильно… И коня надо бы покормить… – неожиданно обозвался не подававший до того никаких признаков жизни Кузьма.
– И правда, чего это мы бежим впереди паровоза, – пошёл на попятную Демьян, сообразив, что повёл себя не лучшим образом. – Давайте перенесём составление бумаги на завтрашний день или вечер, когда закончим осмотр хозяйства.
Он поднялся с табурета и стал натягивать на голову шапку. Тут же его примеру последовали и Данил с Кузьмой. В такой ситуации Климу Никифоровичу не оставалось ничего другого, как присоединиться и начать хлопотать насчёт постоя.
– Одного я могу поселить у себя; и для лошади у меня место найдётся, – предложил свои услуги председатель колхоза. – А по остальным – поищем варианты… Только вы уж не обессудьте: особых разносолов мы предложить не сможем, – проговорил он после некоторого замешательства. – Чем богаты… Голод, знаете ли…
– Ничего страшного, – успокоил Величко, – главное, чтобы ночлег был.